О Гурджиеве
Моего отца многие знали как «ашшёх», так всюду в Азии и на Балканском полуострове называли местных бардов, авторов и исполнителей стихов, песен, былин, народных сказаний и сказок. Многие, знавшие моего отца, часто приглашали его на званые вечера, чтобы послушать его рассказы и пение. Иногда, чтобы закончить такой рассказ, не хватало ночи, и слушатели собирались опять на следующий вечер.
Георгий Иванович Гурджиев родился у отца-грека и матери-армянки в Малой Азии, в регионе, являвшемся, плавильным котлом разных национальностей и религий. Он был старшим из шести детей, у него был брат и четыре сестры, одна из которых умерла ещё в юности. В детстве он с семьёй жил в Александрополе и Карсе в Армении, но дата и даже место его рождения так и остались неизвестными. Его сочинения обладали двусмысленностью и неопределенностью, а иногда и противоречивостью относительно того или иного материала, что показывало его желание перевести внимание от себя и сосредоточить на передаче знания, собранного им.
Погружение в мир народной мудрости, поэзии и музыки с помощью таланта его отца было разнообразным и глубоко впечатляющим. Кроме этого постоянного воздействия, впитанного дома, было ещё и другое. В детстве отец несколько раз брал его на соревнования ашугов, которые приезжали из Персии, Турции, с Кавказа и даже из Туркестана. На таких мероприятиях, длящихся неделями и иногда месяцами, соревнующиеся должны были придумывать вопросы и ответы в стихах и песнях на религиозные и философские темы или значение и происхождение одной из хорошо известных легенд.
Таким наиболее естественным путём Гурджиев рано проник в мир музыки, поэзии и философии. Он перенял от своего отца в большой степени живость ума, хорошую память и любовь к собиранию традиционных знаний о древних.
Желая, чтобы сын вырос свободным от обидчивости, отвращения, робости и страха, отец Гурджиева прививал ему равнодушие к этим качествам, используя для этого любую возможность.
Иногда… он незаметно подкладывал мне в постель… лягушку, червяка, мышь и т. п., и заставлял меня брать в руки неядовитых змей и даже играть с ними… Он обязательно заставлял меня вставать рано утром, когда детский сон особенно сладок, идти к фонтану окачиваться холодной ключевой водой и после этого бегать нагишом, и если я противился этому, то он, несмотря на то, что был очень добрым и любил меня, в этом никогда не уступал мне и наказывал без жалости.
Впоследствии я не раз вспоминал его за это, и в такие моменты всем своим существом благодарил его. Не будь этого, я бы никогда не смог одолеть тех препятствий и трудностей, которые вставали передо мной в последующей жизни во время моих путешествий[2].
Семья переселилась в Карc после того, как Россия освободила его от Турции в 1878 году. Там Гурджиева выбрали петь в хоре Русского Православного Кафедрального Собора. Его сильный чистый голос и исключительный разум привели к тому, что его заметил отец Борш, настоятель собора, который стал заниматься дальнейшим обучением Гурджиева и открыл ему мир науки, включая медицину, астрономию и химию. Отец Борш хотел помочь ему стать «физиком для тела и духовником для души»[3].
Ведомый жаждой знаний, Гурджиев ещё с детства пытался понять «смысл и цель человеческого существования». Вместе с ещё несколькими мужчинами и женщинами, которые стремились к тому же и называли себя «Искатели Истины», он пытался собрать везде, куда бы ни вел их путь, знания о том, каким образом внутри себя можно развить нечто «высшее».
Для этого ему пришлось найти и получить доступ во многие, иногда секретные, школы древнего знания со всего Ближнего Востока, а также за его пределами, в Индии и Тибете. Из наиболее заметных была школа ессеев, считалось, что она существовала во времена Иисуса Христа. В исламском мире он учился у многих суфийских орденов и побывал в Мекке.
Чтобы получить доступ в один из монастырей в Кафиристане, в стране, где иностранцам угрожала немедленная смерть, он и его друг Скридлов, профессор археологии и член «Искателей Истины», решили переодеться как «Саид» и «персидский дервиш». Для совершенствования своих ролей они целый год отращивали волосы и изучали необходимые священные песни, упражнения и поучительные речи давних времён.
Постепенно с помощью учений и практик различных школ, Гурджиев нашёл подлинные ответы на вопросы, которые так сильно волновали его. Во многих из этих школ Гурджиев нашёл «священную гимнастику», танцы, ритуалы и другие формы движений, использовавшиеся в качестве средства для самопознания и саморазвития. Их изучение стало одной из главных основ его собственного учения. Также он познакомился со священной музыкой, ведущей происхождение из подобных школ, и которая иногда могла коснуться и пробудить внутреннюю сущность и помочь ей достичь контакта с «Высшей сущностью».
После двадцати лет поисков и собирания древней мудрости из живых источников, Гурджиев начал создавать своё собственное учение, намереваясь сделать его доступным для людей Запада. В 1913 году он появился в Москве и организовал собственную школу, позже учредив её также в Санкт-Петербурге. Он начал объяснять свою систему идей, ту же истину всех времён, но связанную в единую ветвистую структуру, легче воспринимаемую умами, воспитанными в западных шаблонах. Все идеи концентрировались вокруг одной центральной: полная эволюция возможна для человечества и для отдельной индивидуальности. Вселенная представлена как упорядоченный организм, чьё функционирование основано на взаимодействии двух фундаментальных законах: Законе Семи (или Законе Октав) и Законе Трёх (или Закон Триад). Единство Вселенной принимает форму убывающего порядка миров-внутри-миров, развивающегося, как ноты в гамме, от галактик через звёздные скопления и солнечные системы к планетам и их спутникам. Это падение ветвится в строго возрастающее многообразие, «механичность» и ограничение.
Внутри этой упорядоченной системы каждая «нота» высшей октавы распадается в целую «внутреннюю октаву», как белый цвет («нота» на электромагнитной «гамме») распадается на цвета радуги. Этот универсальный образ не взят из музыки, наоборот: музыка – это одна из форм выражения базовых универсальных законов.
С таким диапазоном глубины идей и связанных с ними упражнений Фома и Ольга де Гартман столкнулись лицом к лицу, встретившись с Гурджиевым зимой 1916–1917 годов. Что это значило для них, они расскажут сами.
В 1932 году Гурджиев закрыл Институт, который он создал недалеко от Фонтенбло во Франции и снова некоторое время путешествовал. В середине 30-х годов он вернулся к работе с группами в Париже и продолжал эту работу всю Вторую мировую войну и после неё. Он умер в Париже 29 октября 1949 года и похоронен в Авоне возле Шато де Приоре.
Фома Александрович де Гартман
Ольга Аркадьевна де Гартман, 1920
Ольга Аркадьевна де Гартман, 1921
Фома де Гартман и Ольга де Гартман вскоре после свадьбы
Слева направо: Ольга де Гартман, Василий Кандинский, Фома де Гартман
Василий Кандинский (сидит), Фома де Гартман (справа), Мюнхен, 1919; также на фотографии, слева направо: Мария Марк, Франц Марк, Бернхард Кёлер, Генрих Кампендонк
Фома Александрович де Гартман, 1921
Фома де Гартман и Борис Ферапонтов в Приоре, 1923
Фома и Ольга де Гартман
Георгий Иванович Гурджиев с учениками в Приоре
Фома и Ольга де Гартман
Фома де Гартман в кабинете
Ольга и Фома де Гартман