Удивительно, но первые несколько дней прошли спокойно.
Клаус, сразу без стеснения выразивший не самое лестное мнение о попытках отца отстроить в скромном пригороде Тарасова мрачный готический дворец, предпочел запереться в своей комнате.
В это прекрасное время, наполненное тишиной и гармонией, мне даже невольно начало казаться, что задание по опеке над богатым отпрыском действительно будет относительно простым даже при всех сопутствующих ему экзотических декорациях.
Мальчишка наказал Игнату не беспокоить его уборкой и даже еду приносить прямо к двери, и не показывался нам на глаза.
За этот промежуток времени я отлично научилась различать все малейшие шорохи, доносящиеся из-за плотно прикрытых дверей его спальни, его голос, когда он с кем-то созванивался по скайпу, практически всегда общаясь с собеседниками по-английски.
Я мысленно разделила его контакты на две категории: друзья, с которыми он разговаривал более непринужденно, постоянно прибегая к использованию сленговых словечек и довольно простодушной матерщины; и, вероятнее всего, репетиторы или, быть может, все-таки очень умные друзья, с которыми и алгебру с физикой обсудить увлекательно.
В любом случае, эти слабые попытки Клауса продолжать учебу даже во время вынужденной самоизоляции вызвали во мне волну симпатии к мальчишке за проявленную сознательность.
По большей части я была предоставлена сама себе и с легкостью нашла довольно большое количество занятий, которые предоставлял мне оснащенный всем необходимым для счастья особняк.
Со стороны могло показаться, что я полностью расслабилась и потеряла сноровку, но, даже занимая себя мелкими приятными делами, я все равно находилась в напряжении. Все-таки старая привычка постоянно контролировать окружающую меня действительность много раз спасала мне жизнь. И конечно, вызывала волну праведного возмущения у моего мануального терапевта, которого я изредка посещала по настоянию тети Милы.
Врач любила повторять, что все это постоянное напряжение скапливается у меня в позвоночнике, и если не принять вовремя соответствующие меры, то к тридцати пяти я обзаведусь остеохондрозом и буду ходить скрюченная, как старая бабка. На мою беду, сама терапевт плотно дружила с моей тетушкой и пересказывала ей все свои наблюдения, отчего я слышала их куда чаще редких сеансов у врача. Из-за этого любимым развлечением у тети Милы стало пугающе неслышное появление у меня за спиной во время работы за ноутбуком, со всеми вытекающими последствиями.
Я не один раз пыталась объяснить тетушке, что, учитывая специфику моей профессии, у меня уже выработался определенный набор рефлексов на случай появления опасности сзади и, не дай бог, как-нибудь продемонстрировать ей возможное развитие событий.
Вспомнив обо всем этом в один из тихих, спокойных дней в особняке, я убедилась, что Клаус по-прежнему постигает азы геометрии в своем убежище социофоба, и спустилась во двор, чтобы хоть немного позаботиться о своем позвоночнике.
Последние полгода я регулярно планировала приобрести абонемент в бассейн, и теперь жизнь сама предоставила мне подходящую возможность.
К счастью, маниакально заботливый Игнат, или какой-то другой невидимый домовой, наполнивший особняк всем необходимым, услужливо предоставил к моим услугам в шкафу скромный закрытый купальник и набор ослепительно белых и благоухающих свежестью альпийских лугов махровых полотенец.
Белый мажорский халат я предпочла оставить в шкафу, чтобы не слишком увлекаться ролью гостьи знатного благородного семейства.
За все минувшие дни я практически не сталкивалась с Игнатом, чему была несказанно рада, ведь неловкость первого дня нашего знакомства не успела исчезнуть окончательно. Он не приносил мне еду в комнату, как Клаусу, но деликатно оставлял ее в просторной столовой.
Нужно отдать должное, готовил он очень даже неплохо. И все равно я заклеила все найденные камеры в комнате жвачкой и почувствовала себя намного приятнее и от обозначения четких границ личного пространства, и, конечно, от лишней возможности подразнить этого напыщенного индюка.
Апрель был холодным, но вода в бассейне действительно поддерживалась на максимально комфортном уровне – недостаточно холодная, чтобы замерзнуть, но и не слишком горячая, чтобы обессиленно лежать на воде, предпочитая физической активности спокойное времяпровождение ленивого тюленя.
Я успела вдоволь насладиться свежим воздухом и успокаивающим контактом тела с водой, когда заметила на горизонте Игната. К счастью, направлялся он не ко мне, а к своим обожаемым розовым кустам. Вероятно, пришло время каких-то садоводческих ритуалов, в суть которых я предпочитала не вникать, несмотря на все старания тети Милы.
Когда только начались первые тревожные звоночки происходящего в мире эпидемиологического кризиса, тетушка целый вечер посвятила рассуждениям о том, как было бы славно уехать на дедушкину дачу, посадить там все необходимые продовольственные культуры и стать полностью независимыми от общества.
Я не встретила эти разговоры с должным восторгом, сразу представив себе затекшую от неудобной позы спину и палящее солнце, расплавляющее меня прямо по заросшим сорняками неумелым грядкам.
Да, я умела многое и разбиралась в растениях, но больше внимания уделяла вопросам их целебных или ядовитых свойств, часто сталкиваясь с очень изобретательными в этом вопросе отравителями.
За время моей блистательной карьеры я могла бы составить целую антологию самых странных ингредиентов для ядов, которыми пытались накормить моих подопечных.
Раздумывая об этом, я завершила десятый круг брасом и остановилась, чтобы перевести дыхание.
Мрачная фигура Игната тут же нарисовалась прямо надо мной. Видимо, все свои манипуляции с розами он благополучно произвел и перешел к следующему любимому занятию маньяков – молчаливому и пугающему наблюдению. Но обошлось: он вдруг заговорил:
– Извини, что отвлекаю, – прокашлявшись, начал он, – но вечереет и становится прохладно. Тебе стоило бы отложить водные процедуры на завтра, чтобы…
– Спасибо, мам, – буркнула я и нехотя вылезла из бассейна.
Игнат стоял так близко, что капли, стекавшие с меня, упали на его идеально-чистые лакированные ботинки.
«Очень подходящая обувь для садоводства, если ты закапываешь свежий труп», – подметила я.
Мужчина учтиво протянул мне полотенце.
– Клаус только пытается усыпить твою бдительность, – прямо сказал Игнат, – он в любой момент может взяться за свои выходки и лучше бы, чтобы к этому моменту простуда не сказывалась на твоей работоспособности.
Я понимающе кивнула, завернулась в полотенце и пошлепала к дому босыми ногами.
Мне мучительно хотелось обернуться, подняться в беседку и полюбоваться видом вечерних огней в спускающихся сумерках, но я спасалась бегством от дальнейших неприятных разговоров.
И все-таки они были неминуемы. Игнат последовал за мной.
– Я хочу тебе кое-что показать, – сказал он, понизив голос.
– Хорошо, только я сначала переоденусь, – нехотя согласилась я.
– Я буду ждать внизу.
Вернувшись в комнату, я специально не торопилась возвращаться на первый этаж особняка – долго смывала с себя слегка хлорированную воду в теплом душе, долго сушила волосы и выбирала изо всех своих футболок с ироничными надписями самую ироничную, пока не остановилась на самой любимой, черной, с желтыми буквами: «A film by Quentin Tarantino».
Привычка одеваться слегка по-мальчишески и отдавать предпочтение комфортным вещам, главным изыском которых были понятные практически мне одной шутки и отсылки к фильмам.
Строгая военная форма и вся связанная с ней атрибутика вызывали неприятные ассоциации со временами строгой муштры в военном училище; женственные и заведомо неудобные вещи со всеми кружевами и рюшечками оскорбляли мою маленькую внутреннюю пацанку, тщательно воспитанную отцом с малым участием в том матери.
Конечно, отыскав в просторах гардеробной своего временного места пребывания купальник, я ожидала встретить там еще и парочку мрачных готических одеяний, подготовленных незримым хозяином для особых случаев. Например, как этот.
Даже имея довольно богатую и бурную фантазию, я абсолютно не могла представить себе того предмета, который собирался показать мне Игнат. В голову лезло что-то вроде системы потайных ходов, предусмотренных в доме, или подземелье, украшенное черепами и идеально подходящее для совещаний масонских лож со всеми вытекающими последствиями.
Игнат покорно дожидался меня возле нижних ступеней лестницы. Никаким образом он не выдавал недовольства по случаю моей задержки, хотя любой нормальный человек уже давно обрушил бы на меня неоднозначно красочную тираду. Точно я не была в этом уверена, так как военная подготовка сделала меня исключительно пунктуальным человеком, являвшимся на любую встречу четко в назначенное время – не минутой позднее, не минутой ранее. Но в этом заколдованном доме даже я изменила своим обычным привычкам.
Игнат молча пошел передо мной, кивком пригласив следовать за собой. В его руках позвякивала связка ключей.
Проведя меня через анфиладу комнат, он остановился перед маленькой неприметной дверью, которая не особенно привлекла мое внимание во время прошлой экскурсии. Логичнее всего было предположить, что за дверью скрывается кладовка или чулан, но, к моему величайшему удивлению, внутри оказалась комната с очень скромным убранством – стол с компьютером и креслом перед ним, кровать и шкаф.
Запоздалое осознание того, что место, где я сейчас нахожусь, является не чем иным, как жилищем Игната, сделало ситуацию еще более неловкой.
Я серьезно задумалась, что из моих поступков могло дать повод для таких неоднозначных выводов, и пришла в тупик.
Но Игнат вовсе не планировал предлагать мне что-то, находящееся за пределами приличий. Он пригласил меня сесть на стул и включил компьютер, быстро щелкнул мышью, открывая единственную на рабочем столе программу.
Конечно, программа была мне знакома и предназначалась для сведения видеотрансляций с камер наблюдения.
Следом Игнат водрузил мне на голову наушники и усилил громкость воспроизведения звука.
Я невольно вздрогнула от его случайного прикосновения к моим волосам во время этого действия, взбудораженная своими недавними подозрениями на его счет.
На экране была комната Клауса. Парень сидел, развалившись на кожаном диване, и играл в видеоигры в наушниках.
Я не сразу поняла, на что именно Игнат хочет обратить мое внимание в довольно невинном времяпрепровождении мальчишки. Только присмотревшись и прислушавшись, я заметила лежащий на кровати ноутбук, в котором транслировалась запись урока с репетитором по скайпу.
Я нахмурилась, стянула наушники и обернулась на Игната.
– Я слишком давно его знаю, – с каким-то трагичным вздохом прокомментировал он, – Клаус очень изобретателен. Нам повезло, что пока ему не наскучили игры и он не предпринял попытку сбежать…
– И куда он побежит в Тарасове? Тут мало развлечений для избалованного подростка, – не удержалась я от желания поспорить со слишком серьезным тоном Игната.
Все-таки это всего лишь ребенок. Ребенок, все друзья которого живут в тысячах километров отсюда, пока он заперт в скучном захолустном городишке.
– Он всегда находит себе приключения, – беззлобно откликнулся Игнат, которого совсем не задела моя попытка развенчать его убежденность, – и здесь тоже найдет. Не расслабляйтесь, Евгения.
От этого официального обращения мне стало холодно и неприятно.
Конечно, я была благодарна за проявленное содействие в выполнении моего задания, но что-то в этом разговоре задело мое чувство собственного достоинства. Как будто, по мнению Игната, я приехала сюда, чтобы нежиться в бассейне и смотреть фильмы на большом телевизоре, наслаждаясь приготовленной им стряпней.
В действительности больше всего на свете я не любила ждать, находясь в вялотекущем постоянном напряжении. Задания, в которых все было просто и понятно, были для меня в приоритете. И в конце концов, я была обучена устранять реальную угрозу, а не быть нянькой для капризного мальчишки, если вдруг ему задумается нарушить папочкин указ сидеть дома.
Игнат словно заметил перемену в моем лице и смягчился, насколько это было возможно при практически полном отсутствии разнообразия его мимики.
– Мне жаль, что заставил вас… тебя думать, что подглядываю за тобой, – поделился он, и я усмехнулась тому, что за небольшой промежуток времени получила рекордное количество извинений от разных людей, и что важнее – извинений, в которых не особенно нуждалась.
Мы все-таки с Игнатом не пытались стать закадычными друзьями. Даже представить себе не могу обстоятельства, чтобы по прохождении приличного отрезка времени после окончания этой миссии я позвонила ему и спросила, как дела.
Конечно, получив в ответ: «Да, вот розы удобрил. Сижу тут один в мрачном доме, пыль стираю с рояля, а ты как сама?»
Более бессмысленной и странной перспективы в моей жизни еще не представлялось. Но пока я думала обо всем этом…
Игнат продолжил:
– Камеры – необходимость. Особенно учитывая характер Клауса.
Я немного остыла. Все-таки в большинстве элитных домов и квартир, где мне доводилось бывать по долгу службы, я так или иначе имела дело с видеонаблюдением, к которому мне обычно предоставлялся доступ. Но злилась я не потому, что каморка с трансляциями не была продемонстрирована мне во время первой экскурсии. Сама не знаю, почему я злилась.
– Зачем здесь я, если ты и так отлично справляешься с присмотром за мальчиком? – ляпнула я, проклиная собственную прямолинейность.
Но я испытывала невероятный азарт и всеми силами желала вывести этого истукана из равновесия.
– Не справляюсь, – вздохнул Игнат с плохо скрываемой грустью в голосе.
Я пожалела, что завела этот разговор, предчувствуя новую сентиментальную историю.
– По причинам, от меня не зависящим, я способен только приглядывать. – Я вспомнила его рассказ о том, что начинал свою карьеру он в качестве телохранителя, и совсем запуталась в версиях. – В случае реальной угрозы я абсолютно бесполезен.
Теснота маленькой комнаты без окон искрила от напряжения. Мне хотелось отсюда сбежать, потому что я невольно надавила человеку на больное место, о существовании которого абсолютно не имела представления и догадок, и меня посетило невольное чувство вины. И при этом я не была готова сдаться и умерить свой натиск, я была откровенно зла. Я привыкла к прямоте: мне давали конкретную задачу, я выясняла все подробности и выполняла ее. А этот загадочный персонаж выдавал одну за другой загадки, постоянно что-то недоговаривал и был уверен в том, что я восприму это как должное, включившись в эту идиотскую игру в готический роман.
– Почему? – как могла мягко спросила я, не в силах удержать своего любопытства.
– Проблемы со здоровьем, – однозначно ответил Игнат, и я поняла, что этой фразой он попытался отмахнуться от крайне неприятного разговора. И словно подтверждая мои подозрения, он предложил: – Не составишь мне компанию за ужином?
– Неужели надоело одиночество? – насмешливо откликнулась я.
Игнат уже было открыл рот, чтобы ответить, но промолчал и быстро удалился из комнаты, оставив мне право выбора.
Я не могла ничего поделать с собой, но так или иначе все-таки чувствовала себя виноватой. Именно это обстоятельство заставило меня согласиться на предложение совместного ужина.
Я устроилась за длинным обеденным столом и терпеливо дожидалась возвращения Игната, отправившегося к Клаусу с подносом еды.
Через некоторое время наверху хлопнула дверь, а затем послышался звон посуды и грохот металла. А следом возмущенный голос Клауса:
– Мне надоела твоя стряпня! Хочу пиццу! Закажи где-нибудь… В этой дыре вообще есть нормальная пиццерия?!
Я не слышала ответа Игната, потому что не в его манере было повышать голос даже в неприятных ситуациях, но вернулся он довольно раздраженным, по пути отряхивая со своего безупречного черного костюма ошметки китайской капусты.
Проигнорировав мое присутствие, он поставил поднос с остатками разбитой посуды на дальний край стола и принялся быстро искать что-то в телефоне.
Как я могла догадаться, он подбирал пиццу, которая удовлетворит каприз маленького принца.
Когда заказ был сделан, он уселся на соседний от меня стул и повернулся в мою сторону.
– Его высочество изволят желать пиццу, – сказал он весело и вдруг рассмеялся.
Я даже опешила, потому что за все время, проведенное в этих мрачных стенах, толком не видела этого человека даже нормально улыбающимся.
Нужно отдать ему должное – у него был очень славный смех, и искаженное им лицо стало более простым и человечным, сразу располагая к дружескому общению.
Я с трудом подняла упавшую от удивления челюсть и тоже изобразила подобие улыбки.
– Началось, – торжественно объявил Игнат, и до нас донеслись шумные шаги Клауса, спускающегося по лестнице.
Клауса интересовали вовсе не мы, и я отнюдь не была разочарована таким поворотом событий. Мальчик направлялся в сторону кухни и какое-то время грохотал там посудой и хлопал дверцами шкафов. Затем он снова поднялся на второй этаж.
Все это время мы с Игнатом сидели в напряженном молчании, словно два хищника, преследующие общую жертву и вынужденные соревноваться за то, кому она в итоге достанется.
Со стороны эта картина, вероятнее всего, выглядела довольно сюрреалистично. Впрочем, практически все происходившее в этом особняке было вполне достойно такого определения.
В конце концов я все-таки решилась перевести взгляд на Игната, чтобы сказать что-нибудь едкое. После его довольно бурной реакции на выход мальчишки из комнаты должно было последовать действительно грандиозное событие – я была уверена, что Клаус возьмет и выкинет что-то, чего мы все так долго ждали.
Через небольшой промежуток времени в прихожей раздалась трель звонка – так жители дома оповещались о том, что какой-то грязный простолюдин стоит у ворот, нуждаясь в их благосклонности. Конечно, мы же ждали курьера. И снова топот по лестнице.
Игнат вдруг весь напрягся, стряхнул тень недавней улыбки с лица и ринулся в прихожую.
Заинтригованная тем, что наконец-то увижу Клауса в действии, я, конечно же, последовала за ним. И очень кстати.
Зрелище, которое меня ждало, было действительно феерическим, хотя на первый взгляд не представляло ничего особенного – мальчишка забирает у курьера коробки с пиццей.
Важно было то, как именно он их забирал.
Клаус явно нарушил не только допустимо безопасные меры социальной дистанции, но просто беспощадно пересек все границы личного пространства курьера. Более того, он вцепился в плечо несчастного и оглушительно кашлял какой-то коричневой жижей прямо на коробки с пиццей.
Курьер был напуган, ошарашен и всеми силами пытался вырваться из хватки подростка, чтобы убежать к брошенному в траве старенькому велосипеду.
– О боже! – через кашель хрипел Клаус. – Я заразился! Помогите!
Игнат среагировал молниеносно – оттащил мальчишку в сторону, извлек откуда-то из недр своего идеального костюма белый платок (конечно же, он у него был, я почему-то совершенно не удивилась) и принялся оттирать забрызганную непонятной субстанцией форму курьера. После он сунул бедняге скомканную купюру и вытолкал наружу, захлопнув перед ним калитку, и обернулся к Клаусу.
– Ты совсем охренел, – резко сказал он, не повышая при этом голос.
Я с трудом сдержала смешок от того, как подобная простая человеческая речь контрастировала с его обычной вычурной манерой выражаться.
– Может, я правда заразился! – заявил Клаус и демонстративно харкнул на идеально подстриженный газон.
Я наблюдала эту сцену и почему-то представляла Игната с газонокосилкой, часами трудящегося над тем, чтобы каждая травинка имела одинаковую длину.
– Клоун, – фыркнул Игнат и за локоть потащил мальчишку к дому.
– Если я не болен, почему не могу выходить на улицу? – по пути возмущался Клаус. – И ты тоже поверил во всю эту чушь с эпидемией? Я думал, у тебя больше мозгов…
Игнат не реагировал на его бурные речи, а мальчишка не унимался:
– Эта пицца – полный отстой, отвези меня в нормальную пиццерию… она как ботинок, сам жуй ее… Эй!
Клаус резко остановился, словно молодой конь, который противился погонщику, тащивщему его за поводья, и обратил внимание на мою скромную персону:
– Ну скажи ему, Никита! – с надеждой обратился ко мне он. – Это же отстойная пицца…
– Нормальная пицца, – пожала плечами я.
«Ох, дружок, поживи в Тарасове с мое и поймешь, что нужно довольствоваться тем, что в этой дыре вообще есть пиццерии с доставкой на дом».
Конечно, привык к огромному разнообразию в своем Лондоне или где он там учился.
Клаус довольно долго вглядывался мне в лицо, после чего презрительно скривился и задрал нос.
– Да что ты понимаешь! – выдохнул он разочарованно. – В своих армейских казармах одну кашу жрала?
Я задумчиво почесала переносицу, даже не зная, стоит ли отвечать на его реплику или благоразумнее будет промолчать.
Конечно, он меня совершенно не задел этим выпадом, и было наивно полагать, что подобная ерунда в принципе кого-то может выбить из равновесия. Но что-то язвительное в ответ так и вертелось на языке.
– Это ты одну кашу будешь жрать теперь, – осадил его Игнат и рванул мальчишку за плечо в сторону дома.
Я так и осталась стоять на улице, не в силах отказать себе в искушении подышать свежим вечерним воздухом.
К несчастью, находясь в особняке, я была вынуждена отказать себе в любимых вечерних пробежках – отлучаться надолго с территории было нельзя, а наворачивать круги вокруг дома под пристальным наблюдением Игната представлялось не самой лучшей перспективой.
Воздух был таким пьяняще свежим, что хотелось просто заночевать на улице, быть может, в беседке или у бассейна.
Одним из безусловных плюсов середины весны было отсутствие надоедливых комаров и прочих ночных насекомых, всегда норовивших испортить единение с природой.
Я слушала приглушенные звуки спящего поселка и доносящуюся из дома перепалку Клауса и Игната.
На втором этаже хлопнула дверь. Через некоторое время рядом со мной нарисовался Игнат, и я испугалась, что сейчас услышу очередную лекцию об угрозе простуды, но ее не последовало.
Игнат молча остановился рядом и какое-то время задумчиво вглядывался в темнеющее небо, оттирая пальцы от коричневой жижи уже не таким уж безупречно белым платочком.
Мне стало как-то неловко от его присутствия и захотелось уйти в дом, но в то же время это слишком показательно говорило бы о том, что он мне неприятен.
– Кленовый сироп, – сказал Игнат, и я не сразу поняла, что речь идет о грязи на его руках, – он смешал кленовый сироп с вареньем.
– Ну… это хотя бы не мерзко, – усмехнулась я, – но курьера он все равно напугал. Здесь довольно простые люди, они быстро начали паниковать так, словно в городе самый центр эпидемии. Спорим, побежит искать платную клинику, чтобы сделать тест?
– Потому я и дал ему еще денег, – спокойно откликнулся Игнат, – ну, и за беспокойство, конечно…
– Босс выдает щедрые чаевые для таких случаев? – зачем-то спросила я. – И часто приходится за ним «прибираться»?
– Я откладываю на это с зарплаты, – честно ответил Игнат, не заметив ироничного тона моего голоса, – ее размеры вполне позволяют…
– А… Тебе еще и платят? Я думала, у тебя какой-то зловещий контракт за собственную душу или что-то типа того, – не удержалась я от ехидства.
Игнат грустно улыбнулся в ответ и ушел в дом.
Конечно же, очень в его стиле. Многозначительно дал понять, что в моей шутке доля правды. Ну и жуткий же тип!
– Мне нужно купить новые кроссовки! – заявил Клаус и швырнул парой довольно дорогой, по моим подсчетам, обуви в Игната, который тут же ловко увернулся.
Это противостояние длилось уже несколько дней – Клаус придумывал новые и новые поводы, чтобы мы отвезли его в город.
– Закажи через интернет, – спокойно отозвался Игнат, – или я сам тебе закажу какие-нибудь розовые со стразами.
– Не хочу через интернет, мне может не подойти размер! – настаивал Клаус.
– Закажи несколько.
Клаус возмущенно зарычал и утопал обратно к себе в комнату.
Игнат забрал с пола брошенные мальчишкой кроссовки и удалился с ними куда-то в направлении кухни.
Вообще, я начала уважать его за полное хладнокровие с мальчишкой, поведение которого в отношении слуги было совершенно отвратительным.
Боже! Я уже сама начала называть его «слугой», скоро и сама поклянусь в верности нашему далекому хозяину.
Выбраться бы хоть ненадолго из этого дома, пока не слишком увлеклась игрой в готический роман.
Впрочем, наверное, не стоило испытывать к Игнату уважения, поскольку во многом он сам провоцировал Клауса. Веди он себя менее чопорно, возможно, эмоциональный мальчишка немного сбавил бы свой пыл. Даже я, ничего не понимающая в обращении с детьми, понимала, что подростков только подначивает такое отношение к ним, а дух противоречия и затмившие мозги гормоны заставляют еще усерднее делать гадости в ответ.
Я вышла из дома, обошла его и оказалась примерно там, где, по моим подсчетам, находились окна комнаты Клауса. И очень даже не зря, потому что к моменту моего появления мальчик уже успел спуститься по густому, оплетающему стены многолетнему плющу и спрыгнул на землю прямо передо мной.
– Опять ты, – буркнул он разочарованно.
Я внимательно оглядела новенькие кроссовки, красовавшиеся на нем.
– А эти тебе чем не угодили? – кивнула я в их сторону.
– Ну давай, прочитай мне лекцию о том, что человек должен довольствоваться малым, – ощерился подросток, – например, выданными начальством кирзовыми сапогами…
Я с интересом посмотрела на собственные поношенные кеды.
– Думаешь, у меня есть кирзовые сапоги? – ухмыльнулась я. – Откуда ты вообще это слово знаешь?
– Я не тупой, – обиделся Клаус и, игнорируя мое присутствие, направился в сторону автомобильного гаража прямо по газону.
Ох, видел бы это Игнат! А впрочем, вероятно, сейчас он наблюдает за нами через очередную камеру в своей жуткой каморке.
Я преградила мальчику дорогу.
– Далеко собрался?
– Да блин! – шумно выдохнул он. – Что такого случится, если я поеду в город?
Я пожевала губу, изображая страшную задумчивость.
– Первое, – я загнула один палец, – ты расстроишь батю, который велел тебе посидеть дома каких-то пару недель; второе – ты разочаруешься отсутствием достойных тебя развлечений в Тарасове, в-третьих… тебе шестнадцать, и даже если у тебя есть заграничные права, здесь ты проедешь на них до первого дорожного патруля, который вернет тебя нам обратно. А мы тебя везти никуда не собираемся.
– Я вызову такси, – у Клауса на все был свой ответ и, конечно же, точка зрения, – и вообще, может, я в музей собираюсь…
– Вау, – не сдержалась я, – и что из музейного разнообразия Тарасова тебя заинтересовало?
– Ну какая же ты душная, – фыркнул мальчишка и попытался обойти меня стороной, – сама не устала тут торчать? Ладно, то этот…
– Этот? – переспросила я в надежде, что сейчас узнаю что-нибудь новенькое об Игнате.
– Игнат, – закончил Клаус, перепутав мое любопытство с попытками привить ему уважение к старшим.
Пойдя на подобный компромисс, он заглянул мне в глаза с такой мольбой, словно я была хирургом, который только и мог вылечить его смертельно больную собаку. Вероятно, он надеялся на мое понимание.
– У тебя сижки есть? – вдруг спросил он, нарушив все известные мне понимания о субординации.
Да, я выгляжу несколько моложе своих лет, многие знакомые запросто давали мне приятные двадцать – двадцать два, а продавщицы напрочь отказывались пробивать алкоголь без паспорта. Но это не повод какому-то мальчишке думать, что я сейчас пойду с ним курить за гаражи и обсуждать девчонок.
– Есть, но я тебе их не дам, – спокойно заявила я. – Какое тебе вообще дело?
Клаус тяжело вздохнул.
– Не хочешь травку покурить? – предложил он. – Мне одному скучно.
– Я тебе не подружка, – напомнила я, – и вообще это…
– Бла-бла… запрещено, – перебил мальчишка, и его глаза злобно засверкали. – Пойдешь рыться в моих вещах? Я отцу позвоню, чтобы тебя выкинули отсюда.
– Я очень испугана. – Я демонстративно подняла руки вверх. – Давай.
Клаус сплюнул себе под ноги, обошел меня и направился к дому, всем своим видом демонстрируя величайшее презрение.
За следующие несколько дней я еще пару раз ловила его возле зарослей плюща, один раз сняла с забора, прежде чем не отняла ключи от отцовского «Лексуса», оказывается, покрывавшегося пылью в гараже.
После я долго недоумевала, зачем только олигарху было тащить сюда машину, которая для Клауса, падкого на дешевый выпендреж (ладно, очень дорогой), была как красная тряпка для быка.
А дальше произошло следующее.
Ранним утром, когда я еще не успела даже спуститься к завтраку, мое внимание привлекли шумные голоса и женский смех, доносящиеся из комнаты Клауса.
Через некоторое время процессия вывалилась из его апартаментов, и спустилась вниз и затихла.
Заинтригованная присутствием в нашем доме внезапных гостей, я отправилась на поиски того места, куда Клаус удалился со своей компанией, и обнаружила их возле бассейна.
Компания состояла из четырех девушек, внешность которых откровенно кричала о роде их профессии.
Одна красотка плавала в бассейне; две другие расположились на траве на разложенном покрывале с кровати и шумно болтали, а последняя восседала в шезлонге на коленях Клауса.
Помимо большого количества страшных и странных вещей, увиденных мной в жизни, была еще и определенная категория очень мерзких явлений.
Нечто, вероятно, являвшееся поцелуем, но на деле выглядящее так, словно нашего избалованного принца пожирает инопланетное чудовище, почти полностью проглотив его лицо, увенчало мой список и заняло одно из первых мест.
Я даже не представляла себе раньше, что бывают женщины с настолько огромной и вместительной пастью. Пожалуй, теперь я внесу их в разряд тех вещей, которых стану остерегаться всю оставшуюся жизнь.
– Эй! Привет, давай к нам! – помахали мне девицы на траве, намазывавшие тощие ноги жирным слоем крема для загара.
И какой, к черту, загар в апреле?
Вероятно, меня приняли за подоспевшее подкрепление.
Фу, и какая же гадость!
– Доброе утро, – негромко сказала я, чтобы привлечь внимание Клауса.
Мальчишка действительно отвлекся от своей подружки и уставился на меня мутными глазами. Вся его физиономия была перемазана в помаде.
– Мне стало скучно, и я позвал девочек, – без тени смущения в голосе заявил он. – Присоединяйся. У нас тут коктейли… Что пьешь?
– По утрам я предпочитаю кофе, – буркнула я, раздумывая, как мне следует поступить с увиденным.
Технически Клаус не покидал пределы участка, да и жизни его ничто не угрожало. Если его, конечно, не сожрет новая любвеобильная подруга.
Решение педагогических проблем и этических вопросов в мои обязанности никак не входило, так что гипотетически я могу спокойно отправиться заниматься своими делами.
В действительности у телохранителей существует определенная этика в отношении занятий и специфических увлечений своих клиентов. Но касается ли это детей, проводящих время в обществе проституток?
– Ну, скажи Игнату, чтобы сделал тебе кофе, и присоединяйся, – великодушно распорядился молодой барин и демонстративно поднял бокал с какой-то цветной жижей, – вот он идет. Привет, Игнат!
О, определенно стоит остаться здесь, чтобы не пропустить ни минуты предстоящей баталии.
Я обернулась, с интересом оценивая реакцию Игната на происходящее. Конечно, внешне он был невозмутим.
– Я приветствую наших гостей, – начал он своим обычным тоном дворецкого из лучшего благородного дома, – но, к несчастью, должен сообщить, что вам придется завершить ваше веселье. Я вызвал вам такси.
С глаз Клауса тут же спала мутная пелена возбуждения, он мягко отпихнул от себя девушку и вскочил навстречу Игнату, позволив мне оценить его богатый бархатный барский халат и пока еще безволосую грудь, торчащую из-под него.
– Послушай, ты, – тихо и вкрадчиво заговорил Клаус, – я здесь хозяин и это мои гости. Ты слишком много на себя берешь.
– Здесь хозяин – твой отец, – невозмутимо поправил мальчишку Игнат, – и вряд ли ему понравится, что ты нарушаешь его приказ не приводить сюда посторонних.
Девицы на покрывале перестали болтать, и воцарилось неприятное молчание.
В деревьях на склоне реки пели птицы, далеко лаяла собака, но все равно мне показалось, что сейчас разразится гром.
Клаус внезапно смягчился, хотя глаза его осатанело сверкали.
– Да расслабься ты, – примиряющим тоном сказал мальчишка, – отдохнул бы. Слишком много работаешь, тебе бы не помешало немного ласки… Девочки? – он обернулся к своим гостьям и поманил одну из них. – Анжела, подойди.
Полногубая блондинка в бикини неохотно поднялась и неуверенно приблизилась к Клаусу.
Конечно, эти барышни привыкли выполнять разные, порой самые безумные прихоти, но сейчас в воздухе определенно пахло назревающей дракой, которая вряд ли входила в их планы. Мне бы не хотелось оказаться на месте этой девчонки, зажатой между молотом и наковальней.
Игнат застыл, словно каменное изваяние, и, кажется, даже не дышал.
– Анжела, – Клаус наклонился к девушке и ласково отодвинул в сторону ее волосы, склоняясь к самому уху, – поцелуй моего друга.
Эх, знала бы я, что нужно выходить сюда с попкорном. Редко в моей хоть и довольно разнообразной, но в целом скучной жизни происходят подобные напряженные моменты.
Анжела топталась на месте: окаменевший и откровенно недружелюбный Игнат ее мало привлекал.
Клаусу надоела затянувшаяся пауза, он фыркнул и подтолкнул девушку к Игнату, но мужчина протянул вперед руку, не позволив ей приблизиться.
Проститутка поняла, что сейчас произойдет что-то недоброе, и отскочила в сторону.
– Она тебе не нравится? – протянул Клаус. – Может быть, другая… – Он широким жестом указал на остальных девушек, и глаза его презрительно сузились, когда он выдал следующие слова, просто пропитанные насквозь ядом: – Или… тебе только мою мамашу подавай? На других не стоит, да?
В следующее мгновение хрупкое тело подростка с грохотом шлепнулось в бассейн, окатив всех присутствующих волной брызг.
Пока Клаус барахтался в воде, я наконец-то перевела взгляд на Игната, и от моего внимания не укрылось, каким нервным жестом он потер руки. Внешне он по-прежнему был невозмутим.
Клаус с рекордной скоростью выскочил из бассейна и, мокрый и взъерошенный, словно искупавшийся в луже воробей, бросился на Игната с кулаками.
Игнат легко блокировал его выпад и скрутил мальчишке руки за спиной.
– Пусти, урод, – по-детски обиженно запищал Клаус, – я все отцу расскажу… он уволит тебя на хрен! Свали!
Игнат легко освободил подростка из своей хватки, и от неожиданности тот чуть не плюхнулся на траву. Смущенный своим проигрышем в так и не состоявшейся до конца драке, он, поджав хвост, бросился к дому.
Игнат тем временем подошел ко мне, выудил из кармана своего безупречного костюма бумажник и сунул мне внушительную пачку купюр.
– Заплати им и пусть убираются, – сказал он, понизив голос, после чего пошел следом за Клаусом.
– Эм… Девочки, – неловко окликнула я приунывших проституток, – переодевайтесь и домой, вечеринка закончилась.
Несколько дней Клаус не выходил из своей комнаты и, судя по предметам, иногда ударявшимся о стены, и звону бьющейся посуды, был по-прежнему крайне недоволен сложившейся ситуацией.
В самые напряженные моменты я спускалась на улицу, чтобы пресечь его возможные попытки бегства, но каждый раз его окно, окрашенное голубыми всполохами телевизора, было закрыто. Что же, купание в прохладной воде действительно немного остудило его пыл.
Я наслаждалась приятными моментами покоя, предоставленная сама себе, и успела посмотреть приличное количество фильмов, поболтать с тетей Милой по скайпу и перечитать несколько книг.
Одним таким тихим спокойным вечером в двери моей комнаты робко постучали.
Я ожидала увидеть Игната, но на пороге топтался Клаус.
Он выглядел робким, смущенным и потерянным, и во мне даже проснулись какие-то добрые сестринские чувства по отношению к этому избалованному, но страшно одинокому ребенку.
– Эй, Никита, – вместо приветствия заговорил мальчик, и даже придуманное им глупое прозвище звучало скорее мило, оттого, что он, вероятно, действительно не запомнил моего имени, – может, поужинаешь со мной?
– Вау, – выдохнула я и на всякий случай спросила: – С чего такая благосклонность?
– Мне ужасно надоело сидеть одному, – честно признался Клаус и нетерпеливо спросил: – Ну… что скажешь?
– Ладно, – пожала плечами я, – будь по-твоему.
– Тогда жду тебя внизу, – просиял мальчишка и, явно почувствовав себя увереннее, дружелюбно сказал: – Кстати, классная футболка.
Не могу сказать, что сильно обрадовалась его комплименту насчет моей старой, почти что домашней майки с надписью «Jack Daniels», скорее заподозрила в этом какой-то скрытый намек на предложение вместе отведать чего-то алкогольного, а значит, запрещенного для шестнадцатилетнего подростка.
Но я все-таки вежливо кивнула и закрыла дверь, чтобы переодеться во что-то более строгое. Не стоит подкидывать ему лишний повод нарушать субординацию.
И все-таки, Женя, когда ты стала такой злой? Нужно давать людям шанс. Все-таки этот ребенок просидел дома уже больше недели даже со всеми своими глупыми выходками и попытками сбежать, вероятно, он и правда просто соскучился по человеческому обществу. И учитывая небольшой выбор предоставленных ему вариантов, конечно же, я была лучшей кандидатурой, чем Игнат с их сложными отношениями. Игнат, мало подходивший под определение «человеческого общества».
Ужин был накрыт в гостиной, а по включенному телевизору уже подходила к концу очередная супергеройская франшиза.
Клаус даже подскочил при виде меня, чтобы галантно пододвинуть мне стул.
Однако ужин совсем не выглядел изысканно и состоял из огромной миски с непонятной красной субстанцией и тарелки с мексиканскими лепешками.
– Чили кон карне, – гордо объявил Клаус и протянул мне глубокую тарелку, в которую жирно начерпал красной жижи.
– Ух ты, – выдохнула я, стараясь не выдавать скептического настроя.
– Я сам приготовил, – похвалился подросток, – у меня сосед по комнате пуэрториканец, научил старому семейному рецепту.
После такого резюме мне не оставалось ничего другого, как попробовать приготовленную Клаусом стряпню. И, нужно отдать ему должное, блюдо оказалось довольно вкусным, хотя и обжигающе острым.
Клаус украдкой поглядывал на мою реакцию, щелкая пультом телевизора, чтобы не выдавать смущения.
Конечно, все дети с дефицитом внимания, как правило, очень остро нуждаются в поощрении. Мне ли об этом не знать?
Отец постоянно был мною недоволен, начиная с того, что я родилась неподходящего пола, и заканчивая тем, что не стала как минимум министром обороны.
Вероятно, у меня появился маленький шанс наладить отношения с подопечным и сделать оставшееся совместное времяпрепровождение менее напряженным.
Клаус остановил бесконечное мелькание кабельных каналов на каком-то старом черно-белом фильме. Сцены были мне знакомы, но название потерялось где-то в кладовых памяти.
– Пойдет? – спросил мальчишка заботливо. – Или… что ты любишь смотреть?
– Оставь, – равнодушно пожала плечами я и решила попробовать сделать первый неуверенный шажок в строительстве мостов между нами, – ты же и один мог кино посмотреть.
– И то верно, – усмехнулся Клаус, – меня уже тошнит от него.
Мне захотелось возразить, что недели недостаточно для возникновения подобного эффекта, но напомнила себе о миротворческой миссии, с которой я спустилась в эту гостиную.
– Очень вкусно, – решилась я похвалить стряпню подростка, – правда, немного остро.
Клаус с готовностью налил мне стакан томатного сока.
– Я люблю острое, – сказал он, – ужасно надоела безвкусная стряпня… Игната.
– Вынуждена с тобой не согласиться, – возразила я, – он хорошо готовит.
Клаус хмыкнул, но, видимо, тоже старался подавлять свой дурной нрав, чтобы не лишиться единственной возможной компании в моем лице.
– Да, хорошо, – с трудом согласился парень, – но все обязательно должно быть полезным, а острое – это неполезно, – конечно, при упоминании Игната Клаус не сдержался, – фу, как омерзительно быть таким правильным…
– Кстати, где он? – заинтересовалась я.
Легко было сложить два и два и предположить, что Клаус не просто так решился покинуть свое убежище, да еще и отправился хозяйничать на кухню.
– Отец вызвал, – откликнулся Клаус и добавил заговорщически: – Так что мы с тобой одни… Не знаю, когда доктор Франкенштейн вернется.
Конечно, знает. Вот тут-то я и пожалела, что расслабилась, а заодно и о легкомысленно проглоченном чили.
Под внимательным взглядом мальчишки я не могла выдать охватившего меня беспокойства, но уже подумывала о том, как бы смотаться в туалет и избавиться от, возможно, приправленного чем-то, кроме острого перца, блюда.
Нужно было поддержать беседу, чтобы Клаус не заподозрил моих опасений.
– Почему ты его так ненавидишь? – Общих тем для разговора у нас практически не было, и я решила ухватиться за единственно возможную.
Вероятно, он и сам выйдет из себя, а я тихонько сольюсь и выполню все возможные меры, чтобы предупредить катастрофу.
Но Клаус не начал беситься, а только рассмеялся, хотя довольно нервно.
– Он мерзкий фальшивый человек, – заговорил он после некоторой паузы, видимо, тщательно подбирая слова для максимально этичной характеристики, – и странный. Просто жутко странный.
– Да, я заметила, – согласилась я.
Вроде бы пока все шло нормально, организм не подавал тревожных сигналов. Может быть, я зря беспокоюсь и ужин – это всего лишь ужин?
Нет, Женечка, ты слишком хорошо знаешь людей, чтобы покупаться на подобное. Нужно встать, извиниться и уйти. Найти повод, в конце концов.
– Ты просто ничего не знаешь, – продолжал Клаус, и его речь стала более эмоциональной. – Я вообще не понимаю, как отец его держит при себе… Он был влюблен в мою мать. Таскался за ней, как чокнутый сталкер, хотя она и была замужем. Ходил на все ее концерты, она уже боялась его. Потом пропал, объявился – и раз! Отец взял его телохранителем. Мне до сих пор кажется, что они с мамой… это… того… бр…
Я так увлеклась рассказом Клауса, что не сразу заметила, как внимательно мальчишка смотрит на меня. И вряд ли его интересовала моя реакция на рассказанную им семейную историю.
Он ждал. Вот черт. И как я могла так проколоться?
Я неуверенно поднялась с места и ощутила тягучую, мягкую тяжесть, разлившуюся в нижних конечностях. Пальцы тоже стали какими-то холодными и непослушными и при попытке ухватиться за спинку кресла я промазала и зачерпнула воздух.
– Ты что-то добавил в еду, – скорее констатировала, чем спросила я.
Клаус невинно закатил глаза.
– Нет, что ты, – откликнулся мальчишка и улыбнулся самой гадкой из всех имевшихся в его арсенале улыбок, – как ты можешь меня в таком подозревать… Я просто хотел накормить тебя ужином.
– И кто тут мерзкий фальшивый человек? – буркнула я и быстро, насколько это позволяло ставшее ватным тело, рванулась в сторону уборной.
Клаус насмешливо проводил меня взглядом Брута, только что всадившего нож в спину Цезаря.
Я захлопнула дверь ванной комнаты и на четвереньках доползла до унитаза.
В глазах предательски темнело, мысли путались. Все мышцы в теле расслабились и требовали поскорее отправиться в глубокий и сладкий сон. Конечно, вызывать рвоту было уже поздно.
Я распласталась на кафельном полу, и цветочный орнамент на стенах комнаты слился в одно яркое пятно. Глаза слипались.
Если ты не отравил меня, гаденыш, то, когда я проснусь, надеру твою самодовольную задницу ремнем… Да, ремнем…