– Хотя… – пришедшая на ум Серому догадка, заставила его ещё разок бросить очень внимательный взгляд на пса.
– Ну так что будем делать? – вопросительность Шкета, на этот раз очень даже к месту.
– Я думаю, верно говорят, что собака друг человека, – слова Серого не то что удивили Шкета и Дуба, а заставили их недоуменно перекинуться взглядами друг с другом.
– Как видно, сегодня разговор у нас не получится. Так что давайте отложим его до очень раннего завтра. – Эти слова Серого всеми воспринимаются как сигнал к действию, которое и приводит их обратно в салон машины.
– Шкет, во сколько эти собачники с утра выгуливают собак? – заняв своё место в салоне машины, Серый сразу же задал вопрос.
– Да, наверное, по-разному. – Не имевший даже кошки Шкет, откуда может знать о жизни домашних животных.
– Ну, раз по-разному, то тогда нас ждёт ранний подъем. – Подытожив результат поездки, Серый трогается в обратный путь.
Глава 7
Без четырех дней неделя. Один из отрезков пути
– При всей бесконечности количества возможностей воздействий, мы в своих действиях в основном прибегаем к двум главным путям: либо используем для направления вескую внешнюю ветреность, либо же притягиваем взгляды, правда, тоже ветреностью, но только блестящей. И если первый путь, с его лёгким дуновением, лишь поверхностно побуждает к действиям, то второй – более глубинный. Ведь внешний блеск не просто притягивает, а он, можно сказать, заставляет остановиться завидевших этот блеск-взгляд, и они, тут же обзавидовавшись, начинают подключать забившиеся учащенно сердца, которые замотивировавшись, включаются в своё определённое этим блеском движение. – Бу любит, вот так сидя за столиком в кафе, за чашкой чая, пускаться в различные пространственные рассуждения.
– Значит, твоя вчерашняя демонстрация блесков новизны перед лицами тех модниц, было своего рода втягиванием их в твои схемы действий? – сидящий напротив него Аз уже что-то подобное подозревал насчёт Бу, который вчера слишком демонстративно вертел перед носом двух гламурных красоток женской сумкой, которая каким-то неведомым способом оказалась у него в руках.
– Это что за… – только и успел спросить Аз, дождавшись Бу возле одного из кафе.
– Что, глаз не можешь отвести? – ухмыльнулся Бу в ответ.
– Да с какой стати? – удивился Аз.
– А вот они как раз и не могут, – Бу кивнул в сторону красоток, сидящих за столиком в кафе и, забыв про свои смартфоны, похлопывая ресницами и выпучив вожделенно губки, чуть ли не прокусывая их, и слизывая с них выделяющийся филлер, не могут оторваться взглядом от того, что в его руках. После чего Бу, явно с издевательскими целями ставит эту Виттон-сумочку на стол рядом с этими ледями, и, повертевшись на месте, (однозначно с целью потянуть время, для того чтобы вид недоступности сумочки не только отложился у них в памяти, но и впитался с кровью в души этих, не сводящих своего взгляда лядей), своими несусветными действиями по отношению к сумочке, начинает истязать неокрепшие души лядей, не привыкших видеть такое обращение людей с их аксессуарами (человеческую скотину ещё мало пороли, раз отдельные её представители, так по хабальски ведут себя с вещами!).
Так Бу, держащий в одной руке какой-то сверток, второй рукой вновь берёт эту эксклюзивную сумочку, и зубами, вы слышите, зубами, отчего леди чуть не падают в обморок, начинает открывать застежку сумочки.
«Глотку ему перегрызть, мало!», – так и читалось в глазах этих лядей. После чего Бу, сподобившись таким способом открывать этот женский аксессуар, начинает бесконечно жестоко сминать её, засовывая туда недостойный сверток, которому ясное дело, место на помойке, а не в недрах оскверненного этим изувером изящества.
– Блин, не лезет, – слова Бу вкупе с его жёсткими действиями с сумкой, выбивают последние основы понимания этого мира у красоток, считавших, что только красота спасёт мир. А теперь они, видя, как такая красота гибнет, и никто даже не пытается противодействовать этому осквернению, уже совершенно не понимают, куда катится этот грубый, некрасивый мир. Но Бу на этом не останавливается и он, опустив сумку на стул, начинает сверху чуть ли не коленом вминать в сумку этот уже распухший пакет.
Впрочем, кажется, стараниям этого изувера приходит конец, и пакет, втиснутый в свои сумочные рамки, воссоздал новое убожество распухшего аксессуара, который, между прочим, и создан был специально таким изящным и легковесным, лишь для того, чтобы только на него аппетитно смотрели, а не внутри изнаночно использовали. Но разве это дано понять всякому быдлу, которое непонятно каким образом заполучило в свои руки сию красоту. Подобное течение мысли, без труда читается на лицах этих красоток, которые своей безответностью поставили в безвыходное положение подошедшего к ним официанта, уже и не знающего, что им говорить, так как безмолвие, поселившееся за этим столиком, не слишком способствует его работе.
– Ладно, пятиминутка ненависти закончена. – Бу сообщает эту радостную новость уставшему от комедии Азу и, подмигнув сидящей рядом блондинистой красотке, которая от такой наглой неожиданности проглотила накопившиеся слюни, вместе с Азом отправляется в сторону эскалатора.
Красотки же, видимо, только после его ухода смогли прийти в себя, и как только этот изувер отвернулся, сразу синхронно схватились за смартфоны, и принялись оповещать всех своих близких и доверенных знакомых об этом несусветном происшествии.
– Ну так что насчёт заказа? – подвижки красоток, и их умение ещё как говорить, навели официанта на мысль, что они всё-таки не глухонемые, а значит, могут его определить. Вот только официант не учел того, что помимо простых слов необходимых для межличностного общения, они имеют в запасе слова посылательного значения, которые, при их образе жизни, и соответствующем ему характере, обладают куда большим применением.
– Слинял отсюда, тля! – официанту повезло, что красотки были слишком заняты вопросами информирования, и потому он ещё должен быть благодарен им за столь небольшую эпичность сказанного блондинистой красоткой, без перехода на тяжеловесность, которая очень часто подвергает сомнению мужское я. После чего эта тля исчезает из поля их зрения, и красотки, не обеспокоенные больше никем, кроме самих себя, ещё некоторое время тревожат души тех, кому они считают нужным растеребить раны, и уже когда первый эмоциональный всплеск проходит, они обмениваются друг с другом внимательными взглядами, в которых ясно читается одна простая мысль: Пока до сумочек не дотянулась рука того изверга, они должны пойти на определённые жертвы, и купить, если не всё, то по крайней мере, наиболее видные экземпляры.
После чего каждая из них, увидев в глазах подруги поддержку, которая никогда не помешает, обретает уверенность в своих действиях. Ведь она знает, что её жертва, как всегда будет недооценена тем, кто по странному стечению обстоятельств, носит при себе её кошелёк, и даже считается её содержателем. И хотя для того чтобы кого-то убедить в чём-то, всё же необходим личный контакт, нетерпение берёт своё, и каждая из них, для того чтобы хотя бы выпустить пар, набирает номер своего жадного наказания.
– Ну, а сегодня, я смотрю, ты собираешься разыграть старую схему? – Аз, заметив в пакете Бу знакомый аксессуар, не может удержаться, и не указать тому на его не оригинальность.
– Ну, ты и скажешь, – Бу, как кажется Азу, искренне удивлен, и с беспокойством лезет в пакет, из которого на свет появляется та вчерашняя женская сумка.
– И что, по-твоему, тут укладывается в старую схему? – суровый взгляд вынуждает Аза оставаться серьезным, когда как он подспудно чувствует, что Бу, как и он, хочет рассмеяться.
– А что тут в ней нового? – Аз принимает правила игры, и решает узнать все тонкости этой ручной работы.
– Ты меня просто сразил, – Бу с поверженным видом откидывается на спинку стула, и с прискорбием смотрит на этого, чудо что за человека Аза. После чего неожиданно для Аза, с сопровождающим скрипом ножек стула об постеленный ламинат, сдвигается к соседнему столу, и со всей своей бесцеремонностью, правда с мольбою в глазах, обращается к сидящей в одиночестве девушке:
– Вы не поверите, а мой товарищ не видит никакой разницы между сериями A0 и SE. На а для неё такой подъезд незнакомца хоть и был в диковинку, но если бы Аз был повнимательней, то он бы заметил, что эта девушка, как только Бу достал сумку, с большим любопытством взирала на аксессуар, и всего вероятней, была не против посмотреть на него с ещё более близкого расстояния. И конечно, ей бы надо было что-нибудь сказать в ответ, но сумка так близка к ней, и так призывно пахнет кожей, что девушка не выдерживает наплыва своих чувств, начиная потихоньку пощипывать эту кожаную поверхность, с которой на неё смотрит чудный вензель.
– Да вот, здесь сбоку, есть кармашек. Не стесняйтесь, и откройте его, – Аз, как и эта девушка, даже не заметили, как Бу, придвинувшись вплотную к девушке, начал руководить всеми её действиями по экскурсионному маршруту, следующим по всем недоступным только глазу местам этого аксессуара, заглянуть в который без рук было бы затруднительно.
– А вот и код, – уже руки Бу приводят её глаза к выбитому коду страны изготовителя на «штучках» от ручки этой сумки.
– «AA». Ну, не мне вам говорить, чьей страны это код, – откинувшись на спинку стула, Бу с явным удовольствием воззрился на продолжающую трогать сумку девушку.
– Могу уступить, и совсем недорого, – Бу вновь удивляет как Аза, так и девицу, чуть ли не дернувшуюся от неожиданности сказанного.– К тому же я не шучу. —Добавляет Бу.
Заметив недоумение в глазах девушки, Бу протянул свою руку к сумке и, к отчаянию девицы, забрав сумку, положил её к себе на колени.
– И за сколько вы бы мне её уступили? – наконец-то собравшись, и вылепив из себя образ бесстрастности, девушка устремила свой взгляд на Бу.
– А сколько вам не жалко? – ответ Бу, несмотря на всю свою видимую несерьезность, тем не менее звучит серьёзно, и по странной, неведомой для области чувств обставленности сказанного, которая скорее всего, может быть определена только интуицией, не вызывает у девушки иных чувств, кроме как серьёзности. Ну, а когда девушка становится на путь серьёзности, то от неё можно ожидать всякого, в том числе и натужного смеха, которым она пытается прикрыть своё отношение ко всему этому.
– Мы меня разыгрываете? – рассмеялась в ответ эта девушка.
– Ну, как хотите, – Бу, к ужасу девицы встаёт, затем возвращает свой стул на прежнее место. После чего что-то шепчет своему товарищу, который тоже поднимается с места и, перекинув сумку через плечо, собирается было последовать за другом, но, заметив обращённый на него взгляд девушки, останавливается, и после небольшого раздумья, подходит к ней.
– В три дня уложитесь? – нагнувшись к самому уху девушки, прошептал Бу.
– Да, – как заворожённая ответила она.
– И запомните. Сколько не жалко, – продолжает шептать Бу.
– Да. – Как мантру повторяет девушка.
– Только не перепутайте. И будьте очень аккуратны с использованием этимологии этого слова, – эхом отдаются его слова в её ушах.
– Да. – Следует её ответ.
– Ты это с кем тут разговариваешь? – обращённый к ней вопрос подошедшего со спины, не просто элегантно, а с определённым изыском одетого незнакомца, видимо, питающего страсть ко всяким побрякушкам на пальцах, с которых на вас, отстранив всех своих соседей в тень, посматривает очень большой рубин, определённо выводит девушку из транса. И она без сомнения сильно взволнованная, вскакивает на ноги и начинает озираться по сторонам в поисках кого-то неизвестного.
– Ты кого там потеряла? – всё ухмыляется этот элегантный незнакомец.
– Не знаю, Макс, – девушка, остановившись на месте с очень задумчивым видом, уставилась на скривившегося в усмешке, такого всего модного Макса.
– И не говори. С утра одни загадки. – Макс усевшись за стол, дабы время не терять, сразу принялся за изучение меню. – Сам жрёт, а меня кормит одними загадками, сколько не жалко. – В нос пробубнил Макс.
– Что ты сказал? – испуганно спросила девушка.
**********
– Они думают, что мы, однажды вложившись в них, так сказать, выгодно поместив наши капиталовложения, теперь будем всю жизнь безотчётно слушать, как они будут нам капать на голову, – запивает эти слова минеральной водой Леонтий, строгий во всём, в том числе и в своей внешности. Где его пробор на голове однозначно взывает к вашей упорядоченности и порядочности, каковая подразумевает не смеяться над скудными попытками носителя этих остатков волосяного покрова, прикрыть взывающую к небесам и солнцу свою лучезарную плешь.
– На твою плешь, – не знающий порядочных слов, но имеющий уважение к стальным кулакам охранника Леонтия Гере, Макс смиренно поддакивает, но в тоже время, про себя кроя того по чём свет.
– А ты, чего не ешь? – заметив, что Макс не слишком сильно налегает на заказанное, Леонтий, сам любящий хорошо закусить, видит в этом какую-то скрытую причину.
– Ну, вы ведь меня не поесть позвали? – Макс хоть и не прочь чего-нибудь перекусить, но видимо память у Леонтия совсем отшибло, и он забыл, что прежде чем предлагать кому-то чего-нибудь отведать, было бы неплохо предусмотреть на гостя сервировку стола.
– Ну, одно другому не мешает, – Леонтий, закинув в себя предположительно чего-то очень вкусного, с видимым уже наслаждением начал довольствоваться своим обедом.
– Так ты, сука, приборы организуй, тогда и я порадуюсь за себя, – ответная улыбка Макса просто непередаваема всем своим нагромождением эмоциональности.
– Ладно уж, не буду тебя больше смущать. – Видимо, Леонтий, решив, что его гость уже должным образом настроен, (будь голоден – вот призыв, которому следует Леонтий), наконец-то, соизволил перейти к делу.
– Тут у меня произошло небольшое затруднение с одной небезызвестной тебе особой. – Леонтий, проговорив это первое предложение, очень внимательно посмотрел на Макса, пытаясь по его виду определить, насколько всё-таки известна эта особа Максу. Но не подаваемость его вида успокоила Леонтия, и он, дабы не мешкать, продолжает начатое.
– Так вот, увещевать резону больше нет, и остаётся только один выход – чтобы, теперь она увещевала меня, – жёсткость сказанного Леонтием, холодком пробежалось по телу Макса, знающего не понаслышке, что скрывается за всеми этими увещеваниями.
– Вот тебе, – достав приготовленный пакет, и положив его сбоку на стол, определённо ближе к себе, Леонтий таким демонстративным образом ждёт реакции на это: «вот тебе». На что Максу, только и остается, как ждать информативной части поручения.
– Будешь действовать по старой схеме, – Леонтий, что-то там обдумывая, похлопал пальцами по конверту.
– Ну, и всё его содержимое будет твоей платой за эту маленькую услугу, – Леонтий, наконец-то, немного пододвинул конверт в сторону Макса, который, заметив разрешение в глазах Леонтия, взял конверт и, не удержавшись от соблазна любопытства, сразу же спросил:
– А сколько здесь? – чем мгновенно заставил Леонтия бросить на него суровый взгляд.
– Не знаю, – первые слова не просто удивили Макса, а в некотором роде даже испугали.
– Ведь всё относительно. Как для меня, то тут столько, сколько мне не жалко, а для кого-то другого, и этого будет жалко. Так что разве можно точно ответить на этот вопрос? Нет, только приблизительно. Будем считать, что там, около, до округления того.
Продолжение речи Леонтия немного успокоило Макса, знавшего его слабость ко всякого рода мудрствованиям, которые и привели того к посещениям какой-то там школы йога-хренотени.
– Ну так всё-таки, может чего-нибудь куснёшь на дорожку? – последнее высказывание Леонтия, явно служит для информативной цели, говорящей о том, что разговор на этом окончен, и Максу пора бы валить отсюда.
– Нет, спасибо, – что и требовалось услышать от приподнявшегося с места Макса.
– Ну тогда, Гера, проводи гостя, – Леонтий даёт команду незримо присутствующему телохранителю Гере, и тот без лишних слов выводит Макса из этого присутственного места.
– Урод! – сплёвывая на асфальт всю горечь от этой встречи, Макс все-таки не смог сдержать свою эмоциональность.
– Ну что, как он там? – спросил вернувшегося Геру Леонтий.
– Плюётся, – немногословен Гера.
– Значит, всё-таки проголодался, – ржёт в ответ Леонтий.
Глава 8
Без трех дней неделя. Встречные скоротечности.
– Олеся, у меня есть к тебе просьба, – Максим Эдуардович, управляющий торгового дома «К&К», под началом которого работает в том числе и Олеся, старшая по смене, слишком сладкоречив, из чего можно догадаться, что на отказ от этой просьбы она права не имеет.
– Видишь ли тут такое дело, меня сейчас вызвали в головной офис компании на совещание, а моей супруге, вдруг ни с того ни с сего срочно понадобились деньги. Ну, и я позволил себе вольность, сказав ей, чтобы она заехала к нам сюда, и что я ей передам через тебя конверт с деньгами. Ты как, не откажешь мне?
Максим Эдуардович не сводит своего взгляда с Олеси, которая, зная прилипчивость своего начальника, совершенно не хочет иметь с ним никаких отношений, но утренний инцидент с её временным отсутствием на рабочем месте, не дает возможности отказать.
А всему причиной был не выходящий из её головы незнакомец из парка, назначивший таким хитрым способом ей свидание, которое совершенно не учитывало её рабочую занятость.
И вообще, с чего это он взял, что она заинтересована в нём? Но чем больше думала Олеся об этом наглеце, тем нестерпимей ей хотелось явиться на место встречи и, посмотрев в глаза этой однозначно самоуверенной скотине, заявить, что он слишком много о себе думает, и она пришла лишь потому, что не может оставить без ответа его поведение, и не высказать осуждающих его слов. И тогда уж посмотрим, что он мне ответит на это. Представляя, как незнакомец понуро повесит голову, или нет, как он там сказал, с мольбою в глазах посмотрит на неё, Олеся, довольная собой валялась в кровати, и всё не могла уснуть. После чего она вообразила себе, как она проявит чуткость и, так уж и быть, простит этого лапулю… Ну а дальше сон, сморив Олесю, плавно перевел её мечтательность под свои сени и, используя её бесконтрольность сознания, а также свою сладкую власть, пустил её во все такие тяжкие фантазии, которые чуть было не стали причиной просыпа на работу.
– Вот, блин! – Благодаря звонку будильника, вся растрепанная Олеся с трудом не проспала, а вовремя подскочила с кровати. После чего она начала живо собираться на работу. Правда, она ненадолго задержалась у зеркала, пытаясь понять, есть ли какая-то связь между её таким сладким, с элементами безумия сном, и этим растрёпом на голове.
– Что же делать? – уже спеша на работу, очень ловко перепрыгивая через появившиеся лужицы после небольшого дождя, Олеся размышляла над тем, каким образом ей вырваться с работы хотя бы на полчаса.
– Лид, мне нужно на пол часика отлучиться. Ты если что, подстрахуешь меня, – когда уже время нещадно приблизилось к отметке незамедлительного принятия решения, Олеся, не видя иной благоприятной возможности для того чтобы улизнуть с работы, в несколько заведённом настрое решает положиться на Лиду, работающую на кассе в торговом зале, которая если что позвонит ей, и сообщит что не так. После чего Олеся, определённо на взводе, как-то уж заметно дёргано быстро переодевается у себя в кабинете и, стараясь никому не попасться на глаза, через задний вход покидает здание.
Дальше, скорее всего, следует дорога или путь от места её работы до того места, где предположительно должна была состояться встреча. Хотя, если спросить саму Олесю, каким образом она преодолела весь этот не слишком короткий путь, то она, скорее всего, не ответила бы нам, да и себе самой, на этот одновременно простой и сложный вопрос. А что ещё сказать, и как ответить, если она в пылу своей разгоряченности утеряла всю последовательность своих передвижений от точки «А» к точке конечного назначения. И только оказавшись на том самом месте, где должен быть, и был тот незнакомец, Олеся, заметив его улыбку, обращенную к ней, с ходу выпалила:
– Вот я и пришла, – затем, чуть отдышавшись, и не дав времени незнакомцу сообразить, что ответить, несколько повышенным тоном заявляет:
– А теперь твоя очередь, – после чего развернувшись, поспешно отправляется в обратный путь, который, как и первый отрезок дороги, стал таким же незабываемым для неё, (а разве можно забыть то, чего не помнишь? Вот то-то тоже).
Правда, надо честно признаться, что Олеся, следуя в обратном направлении, на уровне подсознания ощущала, что она не одинока в своём стремлении успеть, и что незнакомец не такой остолоп, чтобы непонимающе взирать на её, исчезающую вдали спину, и однозначно не мог оставаться ловить мух, не последовав за ней. И даже в один из моментов, когда этот незнакомец, слишком засмотрелся на неё, боясь упустить из виду, – он это сделал не в очень удачный для себя момент и, не заметив неровность дороги, споткнувшись, уткнулся носом в земляной массив, – то Олеся, каким-то третьим чувством определила это, и в тот же момент сама приостановилась, дабы выкинуть залетевший в её туфлю камешек. Когда все эти помехи были ликвидированы, Олеся устремилась дальше, а незнакомец, выплюнув залетевшую землю изо рта, почёсывая нос, принялся играть в догонялки.
– Ты где была? – появление Макса Эдуардовича в торговом зале в тот момент, когда Олеся отсутствовала, ещё раз подтвердило существование закона подлости, в котором на этот раз сыграл свою существенную роль её управляющий. Неделями не видишь его на рабочем месте, а стоит тебе только отлучиться на минутку, то он тут как тут.
– Я? – Олеся сделала непонимающий вид, но заметив за спиной у Макса Эдуардовича разводящую руками Лиду, начинает понимать, что, пожалуй, ей не отвертеться, ну как минимум от штрафа. После чего следует уже непонимание самого Макса Эдуардовича, которому совершенно невдомек, за что он им такие большие деньги платит, и почему они, несмотря на всю его заботу о них, ведут себя по отношению к нему, как последние неблагодарные твари, которые будь их воля, давно бы его разорили.
– Это первое, и последнее предупреждение. Не считая штрафных санкций, – резюмировав, принял решение Макс Эдуардович.
– Я даже не поняла, откуда он появился. – Лида пытается оправдаться перед Олесей, которая сейчас находится в каком-то не осознании окружающего, и не видит никого вокруг корме себя. Ну а это «кроме» видно очень хорошо, стоит только заглянуть себе в душу. Но так как это редко кому позволительно без спросу делать, то Олесина безмятежность не слишком понятна для Лиды, которая не знает, что по этому поводу и думать. Но для Олеси все эти рабочие помехи идут мимо, и нисколько не трогают её душу, когда она знает, и даже видит через окна магазина, бродящую вокруг него узнаваемую фигуру незнакомца, который всё-таки не затерялся, и добрёл сюда следом за ней.
– Ну, как? Ты мне не откажешь? – в словах Максима Эдуардовича прослеживается явный намек на утренний Олесин проступок.
– Почему бы и нет, – Олеся в свою очередь даёт положительный ответ.
– Вот и хорошо. А чтобы тебе это было не слишком затруднительно, то включу в список твоих помощниц Лиду. А то мало ли ты куда, по делу отлучишься, – Максим Эдуардович не упустит случая поиздеваться. После чего он достает пухлый пакет из кармана, и вручает его почему-то не Олесе, а сидящей за кассой Лиде, из чего для Олеси становится ясным, почему этот разговор Максим Эдуардович решил завести именно здесь. Но Максим Эдуардович занятой человек, и ему не до объяснений. Так что он, бросив на Олесю уничижительный взгляд, дабы больше время за зря не терять, выдохнул, и отправился в зал, чтобы там своим бдительным оком наводить порядок.
– Он и тебя записал в ряды ответственных, – ухмыльнулась Олеся, присоединившись к Лиде.
– Сволочь! – посматривая на конверт, задумалась о чём-то Лида.
– Смотри-ка, твой воздыхатель пришёл. – Олеся не дала Лиде времени на долгое раздумье, и обратила её внимание на зашедшего в магазин щуплого очкарика, который, заметив препятствие в виде Олеси, не сразу направился по направлению к Лиде, а сделал реверанс в сторону аптеки.
– Вот туда ему в самый раз, – заметив этого, по словам Олеси, воздыхателя, Лида снисходительно усмехнулась. – Неужели за тем, о чём я подумала? – рассмеялась Олеся.
– За мазью от прыщей, – замахнулась на Олесю линейкой, почему-то раскрасневшаяся Лида.
– А я-то думала, – Олеся, покачав головой, и оставив Лиду наедине со своими обязанностями, отправилась вглубь магазина. Чтобы там, спрятавшись за каким-нибудь из стеллажей, понаблюдать за терзанием того ходунка на улице, который так и не может прийти к решению, как же дальше поступить. Но, пока он оббивает порог магазина, не осмеливаясь на решительный шаг, Олеся, воспользовавшись своим служебным положением, взяла с полки бутылку газировки и, присовокупив её к взятой тут же шоколадкой, начала с удовольствием поглощать эту безумную калорийность и, определённо довольная собой, посматривать на все эти уже метания незнакомца.
– Я побегала. Теперь твоя очередь, – закинув в рот дольку шоколада, Олеся просто издевается над чувствами незнакомца, который уже весь испарился под палящим солнцем, но так и не решается зайти в магазин, хотя бы для того чтобы купить себе минералки.
Но вот, кажется, он решился, и даже приоткрыл входную дверь. Но разве его действия останутся без внимания этой зловредной Олеси, которая с видом серьезности показалась у кассы. При виде Олеси незнакомец как будто наталкивается на невидимую стену и, не имея возможности преодолеть её, резко поворачивает, чтобы вновь оказаться на уличном пекле.
– Пусть подышит кислородом, ему это полезно, – бросив всевидящий взгляд на этого несчастного, Олеся сама себе удивляется, как ей всё это нравится. После чего, она, с видом большой занятости, берёт какие-то продукты, и боковым зрением, где зримо присутствует тот обливающийся потом незнакомец, вновь исчезает внутри пространства между стеллажами. А ведь Олеся, не будь она так уверенна в том, что незнакомец не отстанет от неё, наверняка не стала бы так его мучить загруженностью своей работой, то показываясь, то исчезая опять. При этом она поняла, что его нерешительность, это скорее не нерешительность, а в определённой степени проявление эгоцентризма. И уж сегодня он, несмотря на всё своё желание, точно не осмелится войти, тем самым раскрыв свою заинтересованность в ней. Так что ей надо в полной мере воспользоваться моментом, и помучить это ходячее самолюбие. Чем Олеся, со всем своим замиранием сердца, и занялась.
Между тем уход Олеси от Лиды, надо сказать, не остался незамеченным не только незнакомцем на улице, но и тем щуплым носителем очков. И он, поделав заинтересованный вид у витрины аптеки, выждав для приличия нужное время, выдвинулся к кассе, за которой сидела вдруг зазевавшаяся Лида.
– И чего явился? – не успел носитель очков приблизиться, как Лида тут же осадила его своей избирательностью.
– Да я в аптеку. Ну, и заодно, с тобой поздороваться, – очкарик, остановившись напротив Лиды, принялся заискивающе улыбаться.
– Гематоген закончился что ли? – засмеялась Лида.
– Тебе бы только посмеяться. А меня между прочим, сегодня утром чуть собака не разорвала.
Очкарик несколько обидчиво показывает Лиде руку выше локтя, на которой отчетливо виден разрыв кожи с запекшейся кровью.
– Фу, ты! Не показывай мне такие страсти, – Лида бесцеремонно закрывается руками и отворачивает лицо от очкарика.
– Не буду, не буду, – очкарик испуганно смотрит на Лиду, которая, немного успокоившись, вновь обретя самоуверенность, бросает на него хитрый взгляд, и заявляет: – Так она хоть не бешеная, эта твоя собака?
– Блин! А я и не знаю, – очкарик, видимо, и не задумывался о перспективах такой смерти, и только сейчас осознав это, немного побледнел.
– И чего ты тогда здесь стоишь? – Лида сурово посмотрела на очкарика.
– А что? – очкарик непонимающе посмотрел на Лиду, которая решила не останавливаться, и по полной проехаться над этим своим воздыхателем, уже доставшим её своей навязчивостью. И понятно было, если бы он имел основательные предложения и сопутствующие им подарки, а вот так, своими двоими погулять на свидании, он чё, дуру нашёл что ли! Нет уж, пусть теперь помучается и побегает из-за своих несвоевременных предложений, ставящих её в неловкое положение. В прошлом веке на свидание ходили пешком, а не сейчас, когда есть иномарки. И спрашивается, а зачем тогда их придумали? И жить прошлым, значит быть не своевременным. Вот как-то так. Ну а то, что у тебя нет приличной машины, то это всего лишь значит, что ты не готов к серьёзным отношениям. Так что иди, и подрасти до степени, хотя бы «Опеля».
– Чего заладил? Двигай давай, уколы ставить в живот. А то мне тут ещё бешеных не хватало. – Лида, глядя на побелевшего от такой перспективы очкарика, издевательски засмеялась.
– Чего вы тут? – появление Олеси у кассы, не дало возможности ответить очкарику, который, не испытывая желания слушать, как Лидка при посторонних начнёт над ним потешаться, быстро ретируется в сторону выхода из магазина. Олесе же, в общем-то, не слишком интересно было, чего они тут обхохатываются, когда у неё есть свой объект наблюдения. Так что она, так, между прочим, задалась этим вопросом, пойдя к кассе. Но рабочее время, тоже между прочим требует к себе внимания, и даже особого внимания. Так что, как бы ты не хотел отвлекаться, оно через твою ответственность, (конечно, в зависимости от меры присутствия этого ингредиента в тебе), прижмёт тебя, и заставит не сильно рассеиваться на то, что не касается дела. А вот что к нему относится, то тебе не мешало бы быть более внимательным, иначе зоркие взоры контролирующих органов не оставят это без внимания, и наложат на тебя штрафные санкции.
И если для Лиды этот день еле плёлся, минута к минуте, то для Олеси, несмотря на не слишком большую выдержку незнакомца, который, побродив ещё немного, всё-таки не дожал себя, и покинул обозримое поле боя, на которое он, без сомнения, планировал вернуться. Смена тем временем пролетела незаметно, и когда они со сменой уже приготовились избавиться от своей форменной одежды, лишь тогда Олеся вспомнила о сегодняшней просьбе управляющего.
– Лида, а за конвертом не приезжали? – спохватившись, Олеся обратилась к Лиде, всё ещё находившейся на своём рабочем месте.
– Да, нет. Никого не было, – видимо, Лида и сама забыла про конверт, раз только после слов Олеси в её глазах загорелся огонек озабоченности.
– А может быть, она приезжала, а ты не заметила? – Олеся пытается проанализировать все возможности развития событий.
– Может быть… – безалаберность сквозящая в ответе Лиды, заставляет Олесю крепко задуматься над таким развитием ситуации, где безответственность Лиды тоже надо брать в расчёт.
– Ладно. Давай пакет, – после небольшого раздумья, Олеся, приняв решение, озвучивает его, и, протянув руку к Лиде, подвигая ту к поисковым действиям, которые после непродолжительных суетливых движений, выявляют на свет пакет, и вручают Олесе.
– Пойду, в сейф положу. – Вопросительный взгляд Лиды ждал от Олеси ответа, и не получил его.
Глава 9
Без трех дней неделя. Вечерний звон
– Мюллер проверяет своих сотрудников на профпригодность. Вызывает первого:
– Назовите любое двузначное число.
– Тридцать два.
– А может, двадцать три?
– Может быть.
Мюллер пишет у себя в журнале – ненадёжен. Вызывает следующего.
– Назовите любое двузначное число.
– Тридцать четыре.
– А может быть, сорок три?
– Нет, тридцать четыре.
– Вы подумайте.
– Подумал. Тридцать четыре.
Мюллер пишет – надёжен, на провокации не поддаётся. Вызывает третьего.
– Назовите любое двузначное число.
– Тридцать три.
– А может, три… А, это вы Штирлиц? Идите, не мешайте работать.
33-ий, посматривая сверху на вытянувшиеся лица слушателей, захлебывается от смеха, и пива, которое он, не подумавши, хлебанул в самом конце рассказа.
– Борода! – выдвинул контраргумент уже не очень крепко сидящий на четырех ножках стула, напротив 33-го, сильно удручённый количеством выпитого, 32-ой.
– Да ну, прикольно, – ржет, сидящий рядом с ними за столом 34-ый.
– Вот только сдаётся мне, что ты в своих целях подтасовал цифры, – проявляет проницательность 34-ый.
– Да и меня этот вопрос чрезвычайно взволновал, – заявил 32-ой.
Ну, а если 32-ой начал использовать в своём лексиконе различные чрезвычайные слова, то знающие его люди могут очень ответственно заявить, что для 32-го наступило время «Ч», которое очень редко обходится без происшествий.
– Почему эта сука, Мюллер, прикопался только к 32-ому? – в стеклянных, ничего не видящих глазах 32-го, читался приговор нацистскому преступнику Мюллеру, которому, если прежде даже и удалось избежать возмездия за свои преступления, то сейчас, обретя в качестве личного врага 32-го, у которого имелся к нему свой пунктик для предъявления, он, можно сказать, подошёл к своей последней черте. И теперь, все его попытки спрятаться становятся уже бессмысленными и бесполезными, так как 32-ой, такой уж человеческий тип, который будет рыть носом землю, пока его не найдёт, и не воздаст ему по заслугам. И, видимо, 32-ой, не желая откладывать в долгий ящик свои притязания к этой нацисткой морде, сделал ещё один воодушевляющий глоток и тут же начал рыть носом землю. Ну а вернее, углубился носом прямо в стол, в свои затаённые от врагов мысли.
– А я, что говорил! Ненадёжен. – Ставит точку 33-ий.
Всё-таки у 33-го, как и у поддержавшего его своим смехом 34-го, не слишком высокие моральные принципы, а уж о товарищеском плече, и вовсе говорить не приходится, раз они вместо того, чтобы подставить его своему ослабевшему товарищу, дали тому со всей своей дури расквасить собственный нос об совершенно не чистый стол, на котором, окромя разлитого пива, присутствовали остатки рыбы, чьи окостенелости вполне могли бы выколоть ему глаз. А то, что глаза их товарища остекленели, это всего лишь отговорка, говорящая о вашей обледеневшей душе.
Но что толку обращаться к тому, кто не желает слышать, а вот говорить, очень даже желает, не замечая того, что все его слушатели не только не слушают, но и сами в это же время пытаются что-то там со всей убежденностью доказать самому говорящему. Ну, а такие диалоги очень нередки, и сплошь и рядом возникают в тех местах, где пиво льётся рекой, заставляя вас в совокупности ослабить свой языковой и слуховой контроль. Тогда как зазывная музыка, предполагая вашу отвлеченность от мирских забот на время танца, даёт свою относительно временную передышку.
Ну, а когда в этом месте собираются люди, которые по специфике своей работы, по большей части, находятся в дискриминированном положении только лишь слушателя, которому если даже и есть что сказать, то не для этого он был заказан, так что сиди, мурло, и слушай, как пассажиры, находящиеся в приподнятом состоянии духа, не только плюют тебе на коврик и в душу, но и, стряхивая пепел сигарет куда не попадя (но только не в пепельницу), дают тебе жизненные советы, как не быть таким чмом. То вот тут-то эта их невысказанность за время своей работы и выплескивается на собеседников, которые, по большому счёту, желают того же, что в конечном итоге, несмотря на присутствующую общность, приводит к взаимному недопониманию, которое, как и всегда, переходит на личности.
Ну, а переходить на личности приходится постоянно, даже несмотря на то, что все собравшиеся, в основном, знают друг друга по присвоенному им в диспетчерской службе парка числовому коду, который, по большому счету, частенько заменяет им личные имена при общении друг с другом.
«45-ому достался тот клёвый междугородный заказ» – гораздо понятнее и более информировано звучит для коллеги по работе, чем, если бы ты ему сказал, что какой-то Лёха, которых в службе такси как собак не резанных, перехватил тот клёвый заказ. А так, оцифровал Лёху, и всё тебе стало ясно. К тому же жизнь в движении и постоянная занятость, редко дают возможность познакомиться со всеми своими коллегами, так что нет ничего удивительного в том, что данная рабочая специфичность отношений в коллективе была привнесена с собой на коллективные собрания.
– Поговорим? – 27-ой вместе с 16-ым подошли к 7-ому, который сегодня как-то особенно подавлен, и совершенно на себя не похож. Что, конечно, звучит очень странно в стенах этих заведений, которые, по своей смысловой направленности, так сказать, только и служат тому, чтобы каждый зашедший сюда не был на себя похож в обычном виде. И если посетитель вдруг как-то замудрил, и остался в прежнем виде, то это, конечно же, недосмотр управляющего заведения, непонятно, какого чёрта, впускающего вовнутрь всяких там трезвенников и язвенников, которые всем своим видом только и способствуют нервозности обстановки. Которая только накаляется при виде этих постных рож, не только способствующих пониманию, но и служащих немым укором тем, кто пожелал сегодня отставить за дверью кабака всю свою приличность, а здесь – наличность. И во всю ивановскую, на сколько хватит здоровья собираясь сегодня почудить. Ну, а присутствие здесь этой постной рожи, не оставляет ему иного выхода, как озлобиться на весь мир и, приняв значительно больше лишнего, оголтело почудить против этой рожи.