Пролог

…Из интервью с культовым писателем Киром Крутым в журнале «Кошка ру» за апрель текущего года.

– Кир, мы задали вам все вопросы, которые полагается задавать знаменитому писателю. А теперь наша анкета. Просьба быстро, не задумываясь, отвечать:

– Любимый цвет?

– Черный.

– Любимое блюдо?

– Картошка с селедкой. А вы что думали, фуа гра? – Алкоголь?

– Водка «Дипломат».

– Вредные привычки?

– Все очень вредные.

– Дети?

– Дочь.

– Слабое место?

– Чур, вы первая скажете про свое слабое место!

– Самый любимый человек?

– Без комментариев.

– Ходят слухи, что ваша жена – светская женщина. Но вы никогда не появляетесь на публике. Вашей жене не обидно всегда быть на людях одной? То есть без вас…

– Без вас или без вам? И вообще, это утверждение или вопрос? Если вопрос, то всегда быть вместе вредно для потенции. Мне нужна своя жизнь, и ей тоже.

– Что такое, по-вашему, любовь?

– А по-вашему, что?.. Реакция на запах? Привычка, как к своей руке-ноге? Или как в юности, когда бежишь, дрожишь, цветочки несешь?.. Лично я точно не знаю, что такое любовь. А вы-то сами как думаете?


«…Мне нужно в Комарово, – подумал Кирилл, притормозив на красный свет. Взгляд его остановился на лежащем на торпеде журнале „Кошка ру“. – А зачем мне нужно в Комарово? Я еду домой, в Токсово, сегодня у нас гости… и что за глупая мысль, – зачем мне понадобилось в Комарово?..»

Кирилл взял журнал в руки, открытый на четвертой странице, где было напечатано его интервью, последний вопрос прочитал вслух на разные голоса – то начальственным басом, то писклявым учительским голосом и раздраженно бросил журнал на заднее сиденье.

«Мне сорок три года, а я не знаю, что такое любовь…» – подумал он, раздраженно передернулся от глупой пошлости своей мысли и тут же упрямо повторил про себя претенциозно горестные слова: «Я не знаю, что такое любовь…»


…Если бы Кириллу сказали, что все, что с ним происходит, называется «кризисом среднего возраста», он бы только хихикнул. Он уже большой мальчик, и мама давно разрешила ему смотреть телевизор, поэтому он из рекламы знает – кризисы бывают только у тетенек, в определенные дни, а у дяденек – нет, не бывает никаких кризисов.

Если бы Кириллу сказали, что он, как последний мудак, будет с нетерпением ждать сеансов психоанализа, и они станут смыслом его существования, кульминацией дня, и беседы с психоаналитиком станут для него интересней реальной жизни, он бы сказал – что за херня, ребята! Какой к черту психоанализ, дедушка Фрейд, конечно, был не дурак, но меня его штучками не проймешь – я же разумный человек!

Если бы Кириллу Ракитину сказали, что с ним может произойти нечто неуловимое, что называют «изменением личности», он бы ответил, что ему и с прежней личностью неплохо. И действительно, его прежняя личность вполне довольствовалась телом, ведущим здоровый образ жизни, и головой, заполненной интересными сюжетами, а не плаксивыми сентиментальными глупостями. И кто бы мог подумать, что возможность потерять свою личность, как теряют свой чемодан где-нибудь между Франкфуртом и Римом, окажется реальной вещью…

Писателя Кира Крутого в прессе называли человек-секрет. Секретом Кирилл Ракитин сделал себя сам: как любой по роду деятельности публичный человек, при желании он с утра до вечера мог бы сновать по TV-каналам, переходя из бесконечных ток-шоу в публицистические программы, но Кир Крутой не желал быть публичным человеком и не стремился продавать себя в одном флаконе со своими произведениями. Его стойкое отвращение к публичной жизни выглядело вполне органичным – ну не хочет человек торговать лицом, а хочет сидеть в тиши своего кабинета – писатель имеет право!

Одновременно это был хорошо продуманный имидж. Имидж Кира Крутого – железная маска, фишка Кира Крутого – не давать живых интервью.

Итак, Кир Крутой никогда не появлялся на телевидении, не давал живых интервью и не подпускал к себе фотографов. Публичность его строго дозировалась им самим и заключалась в том, что Кирилл Ракитин изредка давал телефонные интервью – только центральному каналу и определенным изданиям, – чтобы не угасал интерес к собственному образу. В желтой прессе часто обсуждался вопрос о реальности его существования – объявляли, к примеру, что писатель Кир Крутой – женщина или даже группа литературных рабов под общим псевдонимом. Издательство не настаивало на том, чтобы Кир Крутой появлялся на публике хотя бы во время главных событий года, он был единственным писателем, которого читал и стар и млад, издательство преуспевало за счет его произведений и было счастливо преуспевать и дальше.

Кстати, в издательстве тоже не знали писателя Кира Крутого в лицо – с самого начала его литературной карьеры все переговоры за него вел Игорь, его агент и одновременно редактор.

…И вот частное лицо Кирилл Ракитин, человек-секрет, сидит за рулем своей «субару» и никто не знает, что он – знаменитый писатель, чьими книгами завалены прилавки и лотки, да что там – завалена вся Россия. И главное, скоро, очень скоро произойдет еще кое-что! Кстати, «субару» – тоже машина-секрет! При непритязательном дизайне эта лучшая машина в мире – ка-ак рванет!.. И Кирилл рванул с перекрестка, обогнав нетерпеливо дрожащие рядом с ним пошлый «мерседес» и джип с затемненными стеклами и с удовольствием представив себе оторопевших от его неожиданной резвости водителей.

У перекрестка на шоссе Кирилл снизил скорость.

Зачем человеку в Комарово, если он живет в Токсовс? Всем известно, что Комарово совсем в другой стороне… правда, можно через переезд или по перемычке…


…Лариса Королева, жена культового писателя Кира Крутого… или нет, не так, – у писателя Кира Крутого не было жены. Лариса Королева, жена частного лица Кирилла Ракитина, сидела в своем клубе. Ну, пожалуй, назвать клубом недавно открывшийся ресторан было чересчур, но Ларисе очень хотелось, чтобы ее просто ресторан превратился в модный клуб. Для этого нужно было придумать фишку, слоган, и она ломала над этим голову, напряженно грызя ручку.

«Клуб для тех, кто хочет общаться с людьми своего круга и материального положения», – написала Лариса на обратной стороне меню. Фраза понравилась Ларисе и повела ее за собой. У нее будет не просто ресторан, и не для всех. А потом она расширит дело и откроет при клубе (да, именно так!) не просто тренажерный зал, а закрытый, станет проводить не просто курс занятий «Как всегда быть соблазнительной для своего мужа», а только для тех дам, которые ни на минуту не забывают о своем благосостоянии.

«Не для всех» – Лариса сама придумала такой слоган, и он обязательно должен оказаться успешным! Кирилл говорит, что все люди в глубине души, а некоторые даже не очень в глубине хотят быть «недлявсеми», и чтобы то, чем они владеют, включая развлечения, было «не для всех». Одно слово «закрытый» манит людей, как огонь бабочек.

Чем привлекает закрытый клуб? Там собирается своя тусовка, попасть в которую мечтают многие. Обязательно нужно будет ввести клубные карты, получить которые можно только через знакомых. Попасть в клуб тоже можно будет только через знакомых, по предварительному звонку…

Очень важно проводить в клубе модные вечеринки. Лариса уже провела у себя в ресторане показ моделей молодых дизайнеров одежды, но для этого ей пришлось вдоволь поунижаться перед некоторыми гостями и журналистами. А вот когда ее клуб превратится в самое модное место и ее вечеринки станут самыми вожделенными, для них не потребуется никакой предварительной рекламы – информация о вечеринке будет передаваться только из уст в уста, что и станет самой сильной приманкой.

Обо всем этом и мечтала Лариса, задумавшись над своим листком – обратной стороной меню. Может же быть у человека мечта, и Ларисина мечта была не хуже многих других.

Очень удачно, что они с Кириллом недавно переехали в коттеджный поселок. Ларисе придется кстати новое окружение: ее новые соседи могут помочь ей сделать ресторан самым модным и элитарным местом. Они станут первыми членами клуба, приведут своих знакомых, те, в свою очередь, приведут своих, а потом… потом Лариса уже будет сама раздумывать и решать – выдавать или не выдавать клубную карту… Нужно будет только как можно удачнее перемешать этих дам и их мужей с персонажами модных тусовок.

Жаль, что Кирилл никогда не позволит ей представляться женой писателя Кира Крутого!.. Это моментально сделало бы ее ресторан модным местом, но ничего не поделаешь. Но Лариса знала: если она хотя бы на ушко кому-то шепнет об этом, она окажется там же, где была до того. До того, до того… до всего. До того, как стала женой Кирилла.

Через неделю у нее в ресторане намечена вечеринка «красное-черное», которая предполагает дресс-код – все должны быть только в красном и черном. А для некоторых избранных, будущих членов клуба, будет еще и секретный дресс-код – красная роза в прическе или приколотая к шарфу. Это Кирилл придумал – на каждой вечеринке будет такая деталь-секретик, позволяющая некоторым почувствовать себя избранными. Потом состоится вечеринка «семидесятые»… какая деталь-секретик? Что тогда носили, какие аксессуары принадлежат тому времени? Может, пусть все обмахиваются большими носовыми платками, или нет, это глупо… Ох, вот идея! Пусть у каждого из посвященных на руке будут советские часы!.. И не бросается в глаза, и нетрудно добыть, – у каждого дома наверняка завалялись такие на память… ну ладно, это можно и потом придумать.

Что еще необходимо для успеха? Лариса была уверена, что здесь большую роль играет изысканная кухня… хотя…

Вспомнив вчерашний визит известного тележурналиста с женой, Лариса вздохнула. Ей пришлось столько интриговать, чтобы заманить пару к себе, она строго-настрого наказала официанту уверить гостей в том, что лишь у них можно попробовать свежие французские сыры и пармский окорок, и чем же закончилась вся эта суета?.. Жена знаменитого на всю страну тележурналиста, жизнерадостная толстушка, прервав официанта на полуслове и отложив меню, сказала:

– Ну, меню я ваше посмотрела, а покушать-то чтонибудь есть? У вас же небось все манерное, крошечное, а я голодная!

Пришлось официанту бежать в соседний ресторан за огромным кровавым бифштексом и салатом «оливье»…

…Итак, изысканная кухня с учетом неизысканных вкусов некоторых клиентов, вышколенный персонал, избранная клиентура, прикормленные журналисты… Боже мой, сколько же все это стоит – и трудов, и денег!..

Лариса принялась составлять список самого необходимого для вечеринки:

«Аксессуары и посуда от Villeroy и Boch… – страшно подумать… бокалы Ridel сорок долларов штука… Сколько мне нужно, штук сто? Сто много… закажу пока пятьдесят…»


…Когда-нибудь, когда все уже состоится и на ее клубе не будет даже вывески (закрытый вход в закрытый клуб, чужие не придут, а «недлявсе» и так будут знать)… тогда Лариса станет предметом обожания и любви – прессы, светских знакомых, персонажей модной тусовки, всех!


– Нехилая тачка… – Мариша Королева, дочь культового писателя Кира Крутого, или, вернее, Мариша, дочь Ларисы Королевой, рассматривала ярко-красную «тройку» BMW в салоне «Евросиб» на улице Боровой.

Продавцы салона, делая вид, что все они толпятся тут по делу, так и кружили вокруг Мариши. Длинненькая, словно вся состоящая из изломанных линий, в расстегнутой до середины плоской груди курточке и узкой юбочке, почти до трусиков открывающей тонкие ноги, она выглядела гораздо более раздетой, чем если бы просто решилась зайти в салон голой.

Мариша протянула руку – погладить капот ярко-красной BMW, но, резко изменив направление руки, жестом счастливой собственницы погладила по щеке своего спутника. Ее юный спутник, красивый и мужественный, слегка отстранился – настоящему мачо не пристало нежничать в крутом автомобильном салоне под пристальными, хотя и незаметными взглядами продавцов. Продавцы скрывали иронию под вежливой деловитостью – так ему казалось. Еще ему казалось, что они понимали – крутую тачку для Мариши покупает не он, а Маришин отец, а у него нет денег даже сводить Маришу в кафе. Больше того, он был уверен, что продавцы понимали даже то, что, не будь у Мариши отца, способного купить ей BMW, он бы с ней здесь не стоял… Может быть, они и правы – на свете есть и другие девушки, не хуже Мариши, а то и получше.

Юный спутник был к Марише излишне строг – она была очень хороша. За Маришину восемнадцатилетнюю жизнь над ней явно успели потрудиться специалисты по исправлению осанки и прикуса, лучшие мастера продумали макияж, подкрасили светлые от природы бровки, ярко высветлили длинные волосы – и из девочки, не очень щедро одаренной природой, вместе сотворили такую яркую девицу, что никому и в голову не пришло бы, что за внешностью жар-птицы скрывается девушка самой обычной внешности. Мужчины мгновенно прилипали к Марише взглядом и, прилипнув, были уже не в силах оценивать, а только любовались – нежные бесконечные ножки, лучезарная улыбка, широко распахнутые глаза…Больше всего на свете Мариша хотела любви. Своего спутника или кого-нибудь другого.

* * *

Аврора, женщина неопределенного возраста, не имела ни малейшего отношения ни к культовому писателю Киру Крутому, ни к масс-культуре в принципе.

…А что, собственно, люди имеют в виду, когда говорят «женщина неопределенного возраста»? В случае Авроры это всего лишь означало, что она сама никогда не задумывалась, какого же она возраста? Многие говорят про себя: «В моем возрасте это уже поздно» или «Я уже пожилой человек», – точно зная свое место во времени. А вот Аврора не знала.

Итак, человек неопределенного возраста, кокетливо украшенный шелковым шарфиком, потряхивая седым хвостиком, схваченным черной аптекарской резинкой, медленно шел по Невскому – на свидание.

Аврора опаздывала, но нисколько не торопилась, и не потому, что намеревалась помучить своего поклонника, а просто она всегда обращалась со временем, как будто оно ее вовсе не касалось, – приблизительно.

На углу Невского и Владимирского Аврора решила сократить путь и нырнула в проходной двор.

Заметив во дворе вывеску «Магазин», спустилась по грязным ступенькам и заглянула в подвал. В темном помещении пахло кошками-мышками, продуктами второй свежести и залежалым стиральным порошком.

– Какой у вас очаровательный магазинчик! У вас тут все – и лампочки, и хлеб, и даже резиновые сапоги… вон те, кстати, совсем даже неплохие… – улыбнулась она продавщице. – Только подумайте, я буквально на пару шагов отошла от Невского, а как будто попала в сельпо семидесятых годов!

На одной из полок, посреди резиновых сапог, лежали игрушки.

– Покажите мне, пожалуйста, все модели мобильников, какие у вас есть, – указав на разноцветные игрушечные телефоны, с небрежной гордостью сказала Аврора. – Вот этот, зелененький, кажется, хороший. Давайте проверим, какие у него есть функции… Мне необходимо отправлять SMS-ки, по работе…

– Вот этот подойдет, – продавщица кивнула на розовый прозрачный телефончик, – он идет с чупа-чупсом в придачу.

Действительно, сбоку к телефончику был прикреплен огромный леденец.

– Зачем мне чупа-чупс? Мне нужно отправлять SMS-ки, – завелась Аврора, начиная смутно догадываться, что она выбирала себе телефон среди дешевых китайских игрушек. Интуиция подсказала правильное решение, и под насмешливым взглядом продавщицы она произнесла:

– Я еще к вам зайду, – и исчезла, приветливо помахав рукой.


Красивый темноволосый мужчина, немного слишком высокий, не полный, но чуть неравномерно полноватый, похожий на небольшого бурого медведя…Что значит «красивый мужчина, похожий на бурого медведя»?.. Это означает, что у него красивое лицо: красивые глаза, красивый нос, красивые губы, и он похож на бурого медведя. В этом мужчине всего было много – красоты, роста, кудрявых волос, чуть напряженного оживления.

Он уже был одет для выхода – светлые льняные брюки, льняная рубашка чуть темнее брюк – и нетерпеливо и немного неловко, как и полагается мужчине, похожему на медведя, приплясывал над сидящей у зеркала красивой темноволосой женщиной, тоже высокой и крупной, но нисколько не похожей на медведя: тонкая талия, пышная грудь и яркое лицо с трогательными губами сердечком, как у дамы пик.

Яркая черноволосая женщина, Ира, в третий раз наносила макияж. Сейчас она усердно занималась губами, явно назло мужу. Нанесла специальный крем, обвела карандашиком контур губ, затем провела помадой.

– Ну, все наконец? – нетерпеливо спросил мужчина.

– Нет, не все! И не делай вид, что ты не понимаешь!.. – женщина красила губы, поэтому у нее получилось «недеавиттотынепонимашшь».

– С тех пор как они переехали в этот дом, у Ларисы совсем поехала крыша!..

Ира несколько раз встречала у Ларисы ее соседок – жен банкиров, и еще жену какого-то владельца заводов, газет, пароходов, и… слышал бы Игорь, о чем эти жены разговаривают!

– О чем же? – вежливо поинтересовался Игорь, посматривая на часы.

– Жалуются, что их мужьям приходится зарабатывать деньги в поте лица, а вот какой-то Петька сидит на трубе и ему деньги капают… что такое «сидеть на трубе»?

– Это значит, что их знакомый Петька занимается нефтью… ну, пожалуйста, брось ты эту помаду!

Ира не двинулась с места.

– Обсуждают, где что купили, куда поедут отдыхать. Хотя за границей им тоже скучно. И еще какие плохие у них домработницы и няни. Часами, подробно: «Я ей говорю это, а она мне то, а я ей…»

– Не может быть, – недоверчиво протянул Игорь, – это слишком уж… тривиально, как в плохих книгах…

Ира не знает, тривиально это или нет, но это чистая правда.

– И зачем Лариса так стремится стать своей среди богатых? Глупо ужасно, правда? – вопрошает она.

– Ну-у, малышка… самая главная потребность у человека, ну, если он, конечно, сыт и не озабочен сексуально, – это потребность в общественном признании. Я бы даже пошел дальше и посчитал именно это основным инстинктом, а вовсе не секс… Так что желание попасть в какой-то иной круг вполне естественно… Бальзак, Мольер, Золя – великие французы много писали об этом…

– Это убогое общество – круг?!! Однажды они о культуре беседовали, заранее готовились, наверное, «Афишу» читали. Одна говорит: «Аксенов самый лучший писатель, только очень сложный». А я ей говорю: «Прилично любить только раннего Аксенова, а позднего любить стыдно». А она мне в ответ: «Где вы купили эти туфли, как можно носить такую дешевку?!» А на мне были очень красивые туфли, просто у нее нет вкуса…

– Так, все! Сегодня ты не увидишь Ларисиных гостей, будут только свои. Быстро одеваться, быстро улыбаться!

– Я заранее знаю все наизусть! Ты будешь вилять хвостом перед Кириллом: «Изволите поиграть, изволите пошутить, изволите помолчать…» Почему в последнее время ты так странно себя ведешь? – красавица Ира зло скривила свеженакрашенные губы. – А Лариса спросила, где я купила платье… а эта ее дурочка Мариша сказала, что это прошлогодняя коллекция, а я…

– Ты самая красивая, и в платье, и без платья… ты только не мешай водку с шампанским, и жизнь покажется лучше.

– И это ты мне говоришь! Водку с шампанским!.. Когда у меня вся жизнь из-за тебя… когда ты мог бы… если бы ты… тогда бы я…

– Для нас с тобой, Ирочка, наступил решающий момент, и не исключено, что все решится как раз сегодня!

Ира не захотела уточнить, что именно для них решится сегодня, – она уже столько раз слышала, что все изменится, что перестала верить, поэтому просто отмахнулась от мужа – мелким небрежным жестом, как от мошки.


…Борис Аркадьевич Розин, отец культового писателя Кира Крутого… нет, не так… Борис Аркадьевич Розин, не имеющий ничего общего с культовым писателем Киром Крутым, отец Кирилла Ракитина, шел по набережной Фонтанки. Приближаясь к небольшой площади с клумбой посредине – вылитый плевок творога в школьной ватрушке, – он почувствовал легкое покалывание в груди.

От «ватрушки» Борис Аркадьевич, Б. А., как его называли все, включая сына, направился к Пяти углам, и при повороте на улицу Рубинштейна сердце вдруг закололо сильнее…

Не вдруг, не вдруг!.. Его сердце всегда покалывало, когда он подходил к этому месту, уже двадцать шесть лет как покалывало… Здесь, в доме номер двадцать семь по улице Рубинштейна, в третьем дворе, в крошечной квартирке жила Аврора.

Б. А. был знаком с Авророй двадцать шесть лет четыре месяца, и сегодня в шесть вечера будет три дня. Двадцать шесть лет назад они с Авророй так любили друг друга, что сегодня Б. А. просто не верилось, что он, тогда уже не мальчик, был способен на такое – неистовство, крушение, буйство, страсть…

Б. А. прошел сквозь первый двор дома с полуразрушенной аркой – обычный питерский колодец с провалами трещин на стенах, затем сквозь второй – как положено, извилистый и темный, а третий вообще больше напоминал лаз в нору, чем место человеческого обитания – и все это вместе было обычным питерским двором. Б. А. любил Аврору, а его учили, что если любишь человека, то любишь его всего, вместе с недостатками, и он любил Аврору вместе с ее двором и всем остальным. Даже ее пустой холодильник нравился ему больше своего пустого холодильника.

Б. А. зашел в угловой подъезд в третьем дворе, но вскоре вышел обратно и вытащил из кармана телефон, дешевую Nokia, подарок Кирилла семилетней давности. Нельзя сказать, что в течение семи последних лет они с сыном совсем не общались, нет-нет, они виделись почти каждый год. И каждый год на день рождения Кирилл дарил ему лично или присылал с кем-нибудь в подарок телефон последней модели. Б. А. подарок принимал, но не пользовался, а укладывал очередную коробку в дальнее отделение шкафа, таким простым жестом обозначая для себя самого что-то сложное. Стопка лежащих на дне шкафа ярких упаковок подтверждала, что сын всегда остается сыном, а он не пользуется подарками потому, что имеет к сыну принципиальные претензии. И претензий своих не снимает.

И ему казалось, что он поступает правильно, пока Аврора не разрешила неразрешимую эту ситуацию, сказав просто: «Мирись с сыном, старый ты дурак».

Б. А. злился и недоумевал. Аврора не открыла ему дверь, но это не обязательно означало, что ее нет дома. Может быть, она моется в ванной, громко распевая песни, а может быть, щебечет по телефону.

Телефон ее был занят, но это не обязательно означало, что Аврора дома. Возможно, она ушла, забыв положить трубку. Не исключено, что ей отключили телефон – за неуплату с прошлого века. Может быть, старенький, крест-накрест обмотанный изолентой телефонный аппарат упал, рассыпался на части, и Аврора забыла замотать его обратно.

А еще, раздраженно думал Б. А., она завела препротивную манеру – специально снимала трубку на пару часов, чтобы потом слабым хвастливым голосом сказать ему: «…Да, у меня было занято. Мне все время звонили, просто ни одной минуты свободной, я всем нужна по работе, ну просто всем…»

Когда-нибудь, совсем скоро, они с Авророй будут жить у него в Комарове, и вот тут-то он ей покажет! Вот тут-то он ее научит – быть дома, аккуратно класть трубку на рычаг и… и, может быть, сладострастно подумал Б. А., может быть, он даже научит Аврору оплачивать счета… и вовремя приходить домой, и еще…

Б. А. был бывшим театральным режиссером. Именно «был бывшим», потому что ощущал себя «бывшим» – все его профессиональное прошлое давно уже быльем поросло. Но в театральном человеке театр остается навсегда, и поэтому Б. А. по привычке всегда режиссировал мизансцену и всегда немного видел себя в этой мизансцене со стороны. И не избавится от этого никогда, и даже собственную смерть он срежиссировал бы, если бы это было можно.

Б. А. и сейчас словно видел себя со стороны – худой седой человек стоит в сером питерском дворе, стоит так, что зрителю понятно, что двор этот жутковатый, но до тоненькой щемящей боли любимый. Человек поднял голову к серому питерскому небу, и его тонкий профиль, как в черно-белом кино, стал отчетливо виден на фоне серого питерского неба… Зрителю странно – как можно любить эти треснувшие стены, темные грязные подтеки, впитавшиеся в асфальт, десятилетиями торчащий на виду осколок водосточной трубы – но он чувствует, что седой человек не то чтобы такой профессиональный страстный питерец, просто он с питерским двором одно…

– Гав! – рявкнула ему в ухо Аврора так неожиданно и свирепо, что Б. А. вздрогнул.

– Гав?! – уже примиряюще тявкнула она, слегка пихнув его в бок. – Ловко я подкралась?

– Женщина, – строго сказал Б. А., – чего это вы лаете на трудящихся?

Все-таки Аврору необходимо приструнить! Он уже не мальчик, чтобы ждать на улице, пока она нагуляется. Они с Авророй не виделись давно – со вчерашнего дня, и сегодня она ужасно его раздражала, собственно, как и вчера, и позавчера…

– А я уже двадцать три минуты стою… вот тут стою, – максимально строго проговорил Б. А, наслаждаясь чудесной безоговорочностью своей правоты. – А нас уже все ждут у Кирилла…

– Стоишь?! Я-жду-тебя-дома, а ты стоишь во дворе!

– Я… ты врешь… – задохнулся от такой несправедливости Б. А. – Тебя не было дома…

– Ну вот, я же и говорю! Я бегу, тороплюсь, а ты стоишь! – искусственно оживленным голосом сказала Аврора. – И вообще, сам ты врешь!

Если бы кто-то смотрел на них со стороны, он бы ужасно удивился, поскольку отчего-то между ними все стало нежно-розовым.

– Будешь сидеть у меня в Комарове под домашним арестом и перебирать свои грехи. Ты у меня все вспомнишь – и как пела песни в ванной, а я тут с ума сходил под дверью, и как…

– И как я в семнадцатом году сделала революцию… Да, кстати… меня тут попросили написать статью… – томно пропела Аврора, мгновенно принимая вид человека, крайне уставшего от единоличного обладания тайным знанием.

Вот всегда она так! Б. А. нахмурился. Как только дело оборачивается не в ее пользу, быстро переводит разговор на другую тему! Максимум ее возможностей по признанию своей неправоты – это увести беседу в сторону от своей несусветной глупости.

– Опять «мои встречи с Поэтом»? – нарочито зевнул Б. А. и нервно сказал: – Где же твой племянник? Я так и знал, что ему нельзя доверять…

Б. А. чувствовал, что после стольких лет, проведенных в ссоре, невозможно было, как ни в чем не бывало, просить сына заехать за ним на машине, а еще менее возможно было просить об этом чужую ему Ларису. В такой сложной ситуации предпочтительнее всего было быть независимым и иметь некоторый моральный тыл в виде чужого человека – в данном случае Аврориного племянника. Просить о бытовом одолжении – помочь, подвезти, – по мнению Авроры, означало крайнюю степень беспомощности, а она не терпела этого чувства. И Аврора проявила недюжинное понимание натуры Б. А. и одновременно необычную для себя кротость, которой очень гордилась, – она велела племяннику не только отвезти их в гости к Кириллу, но и забрать – на следующее утро, если, конечно, не придется уехать раньше. Она даже разработала специальный секретный код. Если из примирения ничего не выйдет и Б. А. будет чувствовать себя неловко, она наберет номер племянника и скажет: «Я забыла закрыть кран». И он приедет и заберет их. А если все пойдет нормально и они останутся в гостях ночевать, то пароль будет другой: «Я не забыла закрыть кран?»

Племянник – остренькая бородка, очки – наконец подъехал и усадил на переднее сиденье синего «фольксвагена» Б. А., а на заднее – Аврору.

– У меня завтра конференция, – нелюбезно сказал он, тряхнув бородкой и сверкнув очками.

– Погодите, проверю, все ли у меня с собой… – Аврора заглянула в большую холщовую сумку и по очереди вытянула оттуда несколько свертков, небольшой синий томик и пакетик с бумагами, затянутый черной аптекарской резинкой, точно такой же, как в волосах. – Ну! Сколько можно тянуть? Неприлично заставлять людей ждать!..

И они наконец поехали в гости к Кириллу Ракитину, то бишь культовому писателю Киру Крутому.

Беседа вторая

– Зачем нам старики? – удивилась Ольга. – Читатель не интересуется теми, кому за двести. И еще… ты намекаешь, что у этих стариканов любовь?

– Да! Да! У них любовь! Любовь может быть в каком угодно возрасте, это же великая тайна жизни и все такое! И у всех людей всегда все впереди. Пусть старики любят друг друга, пожалуйста!

– Ладно уж, пусть любят, я ведь тоже хочу, чтобы у меня было все впереди… Но почему она такая идиотка?! Присматривать себе игрушечный мобильник это все-таки чересчур…

– Она просто не заметила, видит плоховато и все такое… Убрать? – печально спросила я.

– Давай пока оставим, а затем я решу… Кстати, подбирайся поскорей к Преступлению – у нас все-таки детектив, а не роман.

– Нет, все!таки роман, а не детектив! – заупрямилась я. – Или, если хочешь, давай будем говорить просто «Произведение». Я думаю, что именно так пишется в договоре писателя с издателем: «Автор обязуется представить книгу „Детектив по телефону“, далее Произведение…».

На это Ольга согласилась. Люди всегда могут прийти к консенсусу, правда?

– Ой, он открывает дверь… – испуганно прошептала Ольга и оживленно проговорила в телефонную трубку:

– Ну, привет! Как дела?

Я услышала шум борьбы.

– Как дела?! Как дела?! – верещала Ольга, пока Пуся за ухо оттаскивал ее от телефона.


…По пути Аврора читала все дорожные указатели и бойко командовала – налево, теперь направо, не обращая внимания на то, что племянник каждый раз поворачивает в сторону, противоположную указаниям. Вообще он был неприлично мрачен, не сказал ни единого слова. Авроре было очень скучно – никто с ней не разговаривал. – Тебе надо жениться, – сказала она племяннику вредным голосом. – Я скоро женюсь. Если бы ты могла на чем-нибудь сосредоточиться, то вспомнила бы, что в прошлый четверг я приводил к тебе свою невесту, – неприветливо отозвался племянник, высказавшись спиной в том смысле, что ему вовсе не хотелось развозить Аврору по чужим дачам. Аврора не обиделась, она и сама не терпела, когда ее просили посидеть с чужими детьми или купить кому-нибудь продукты, считая, что у нее найдутся занятия и поинтересней. Подумаешь, у него завтра конференция!

– Да? – смутилась Аврора. У нее всегда была отличная память на стихи и плохая на лица. – Но я же не виновата, что все твои дамы на одно лицо. Если бы ты привел мне что-нибудь оригинальное, я бы запомнила, – стала оправдываться она.

Спина племянника выразила крайнее возмущение.

Через сорок минут, удачно миновав пробки, они уже добрались до выезда из города.

– Только не упоминай, пожалуйста, о его книгах, – задумчиво проговорил Б. А. Он видел себя со стороны – пожилого, принципиально настроенного интеллигента. – Стыдно писать такое, хоть и в угоду публике! Эти его вампиры, монстры…

Б. А. преувеличивал – и всего-то однажды в книге Кира Крутого фигурировал вампир, да и то какой-то полувампир – тишайший советский бухгалтер в синих нарукавниках, у которого в поворотные моменты истории краснели глаза и вырастал клык. Б. А. не мог простить ему этого бухгалтера-вампира. Кирилл был такой тонкий мальчик… пока не стал этим… Киром Крутым… О боже, какая пошлость – Крутой!..

– Как изысканно – быть в ссоре с сыном по идейным соображениям! Ты претендуешь на особую тонкость организма, – зевнув, ответила Аврора, – в то время как пресса полна рассказов о настоящих семейных коллизиях. Вот смотри, – Аврора полезла в сумку, вытащила сверток, завернутый в газету «МК», и прочитала: «Человек зарубил топором жену за то, что она родила собаку».

Или вот еще: «Меня не возбудил негр». Представляешь?! Не возбудил!.. Негр! Я понимаю, если бы твой сын родил собаку или сошелся с негром…

– Меня бы тоже не возбудил негр, – серьезно ответил Б. А. – Вспомни, что читали в начале перестройки: Платонова, Замятина… А теперь что – Кира Крутого? Сначала нация решила, что она умная, а потом такие, как Кирилл, решили, что нация глупая – пусть читает псевдоисторические байки… Все эти негры и собаки – дело рук таких, как Кирилл! В общем, как-то я с этим миром не совпадаю… – пожаловался Б. А.

– Фу, какая пошлость! Ссориться с сыном из-за негров и собак, – заявила Аврора. Она совершенно точно знала, что дело совсем не в том, что Кирилл занимался оглуплением нации, но если Б. А. хочется считать именно так…

Б. А. удовлетворенно вздохнул. Хорошо, что у него есть Аврора, единственная, с кем он совпадает. А с Кириллом они разные люди, с разными ценностями, и ни ценности, ни люди не совпадают и не совпадут ни за что!..

Кир Крутой появился около десяти лет назад. Кирилл Ракитин отнесся к своей писательской карьере, как начинающий менеджер относится к предмету своего управления, – старательно и подробно. Он интуитивно использовал теорию принятия решений, мысленно начертив схему: максимально и минимально удачный результат, точка соприкосновения его творческого интереса и интересов публики, где и в чем он может уступить. Кстати, пресловутый бухгалтер-вампир, которого так и не смог простить ему Б. А., тоже был уступкой, до которой он доторговался с публикой, – ничего более неприличного в его книгах уже не было. Он уступил, чтобы потом выиграть.


И он выиграл, добился редчайшего для российских литераторов успеха – материального. Его творчество стало его собственным бизнесом. Кирилл Ракитин зарабатывал деньги, не сравнимые, конечно, с доходами банкиров – соседей по поселку, а может быть, и сравнимые, неизвестно. Ведь считать чужие деньги – это дурной тон. Во всяком случае, его творчество позволило ему приобрести дом в закрытом поселке для банкиров и лиц с неафишируемыми доходами. Оно же позволило Ларисе получить любимую игрушку, светскую жизнь.

Во всей его продуманной до мелочей карьере был только один сбой: максимально удачный результат превзошел все – и его ожидания, и предположения, и мечты.

Над последним романом Кира Крутого с самого начала витало слово «Голливуд», и хотя все держалось в глубокой тайне, слухи о продаже прав просочились даже сквозь таинственность, которой окружил себя Кирилл. Между прочим, каждому известно, сколько стоят проданные в Голливуд права, – миллион долларов.


Синий «фольксваген» осторожно пробирался по ухабистой дороге. По сторонам беспорядочно раскинулся поселок – разноцветные домики перемежались полянками и низким леском. На выезде из поселка, сразу за мостом, перегораживающим небольшую речку, они увидели голосующую девушку. В ногах у нее лежал рюкзак с яркой детской картинкой.

– Ни в коем случае не останавливайся, – велела Аврора, – на дорогу выставляют подсадную утку, а за уткой всегда прячутся бандиты… Я про это читала!

Племянник послушно проехал мимо девушки.

– Ты что, не слышишь, что я говорю?! Остановись немедленно! – тут же скомандовала Аврора. – Нужно взять девочку!

Племянник дал задний ход.

– И имей в виду, я категорически запрещаю тебе подвозить незнакомых людей, – верещала Аврора, открывая девушке дверь. – Садитесь к нам, дружочек. Чем мы можем быть вам полезны?

– Мне в коттеджный поселок «Мой рай», – резким голосом с вызывающим провинциальным говором сказала девушка, пристраивая рюкзак в ногах Авроры.

– Да? Приятное совпадение! Мы направляемся туда же, – отозвался Б. А.

Девушка молчала, и молчание ее было не застенчивым, а почему-то тяжелым.

– Как вас зовут, прекрасная незнакомка? – поинтересовалась Аврора, искоса взглянув на девушку.

Девушке на первый взгляд было лет двадцать. Широкие плечи, крепкие, толстые в щиколотках ноги, которые она немедленно дала рассмотреть Авроре, заняв ими все имеющееся пространство. Было бы несправедливым сразу же решить, что она была недостаточно хорошо воспитана, – бывают такие девушки, у которых независимо от воспитания слишком много ног. Черные жирноватые волосы, нечистая кожа – нет, про нее нельзя с уверенностью сказать «прекрасная незнакомка»… «Но, пожалуй, ей меньше двадцати, – подумала Аврора, – глаза совсем ребячьи».

– Катя, – ответила девушка и, замолчав, так напряженно уставилась в окно, словно прикидывала, а не выскочить ли ей из машины посреди лесной дороги.


…Катя действительно обдумывала, не выйти ли ей тут, в лесу. Пока не поздно. Но, с одной стороны, она уже здесь, и все ее будущее зависит от того, как она себя поведет. С другой стороны, было же у нее какое-то прошлое – и в этом прошлом ей было неплохо, не так уж плохо, почти совсем неплохо…

«…Поздно, поздно, – твердила про себя Катя, уставившись в затылок Б. А., – поздно, поздно, поздно…»

Если произнести какое-то слово много раз, оно теряет привычный смысл и становится чем-то иным. «Поздно, поздно, поздно…» было похоже на стук дождя за окном поезда. Она почти целый день пролежала на верхней полке в плацкартном вагоне, и почти целый день в стекло, не преставая, стучал дождь…

Лесок на обочине дороги становился все мельче, превращаясь в чахлые кустики. Они проехали заросшее лопухами поле, затем пустошь, новенькое голубое здание с вывеской «Мой бар», затем еще одно, зеленое – «Мое кафе».

– О боже! – ошеломленно сказала Аврора. – А что здесь еще есть? «Моя стоматология», «Моя химчистка»?

Племянник в очередной раз сверился со стрелочками и кружочками, начертанными в его записной книжке, и, немного поплутав, они въехали в узкий проезд между двумя пятиметровыми краснокирпичными заборами и уткнулись в шлагбаум.

– Это воинская часть, – уверенно сказала Катя.

– Это граница с Финляндией, – не менее уверенно отозвалась Аврора.

– Это, девушки, конечный пункт нашего назначения, – усмехнулся Б. А., – коттеджный поселок «Мой рай».

Из-за шлагбаума вышел охранник в зеленой пятнистой форме и внимательно, будто считывая с нее данные, оглядел машину – синий «фольксваген» 1992 года выпуска.

– Поворачивайте назад, это частная территория, – зевнул он.

Высунувшись из окна машины, Аврора строго сказала:

– Молодой человек, это же папаша молодого барина! А вот вам молодой барин-то задаст!

Охранник взглянул на Аврору дикими глазами и под смущенное бормотание Б. А: «Аврора, прекрати…» отправился открывать шлагбаум.

– Скажите мне пароль на выход! – кокетливо попросила охранника Аврора. – Вдруг я захочу выйти!

За забором оказалась еще одна кирпичная стена и еще одна будка с охранником.

– Почему люди отгораживаются от мира высокими заборами? – спросила Аврора, ни к кому конкретно не обращаясь. – Что у них там происходит? Я имею в виду, в душе, конечно…

– Наверное, мой сын хочет спрятаться от своих соотечественников, как евреи от арабов – навсегда, – рассеянно ответил Б. А.

– А я и не знала, что так бывает, – восхитилась Аврора, – как в анекдоте про новых русских! Это что же у них, зона? И собаки есть? А вышка с прожектором, ну просто на всякий случай?

«Зря я все это затеял», – подумал Б. А. Он не знал, что имеет в виду под этим «все» – то ли примирение с сыном, то ли то, что взял с собой Аврору, – просто думал: «Зря я все это затеял…»


Катя ошеломленно рассматривала фонарики и затейливые невысокие деревца по сторонам усыпанной мраморной крошкой дороги.


– Как богато! – восхищенно выдохнула она.

– Деточка, запомните, что даже простое упоминание чужого богатства неприлично, – мягко проговорила Аврора.

– А мне лично нравится! – упрямо сказала Катя.

– Мне тоже, – тут же покладисто отозвалась Аврора. – Но я бы здесь, под заборами, не поселилась, если бы у меня был даже миллион долларов… нет, за миллион долларов поселилась бы. А вечерами выла бы на охранников. А охранники говорили бы мне: «Не войте, дорогая Аврора!»… Охранники спасают от всего – от страхов полуночных и от стрел полуденных… И от чумы, во мраке грядущей… или нет, от этого все-таки не спасают…


Кирилл купил этот дом совсем недавно, и полугода не прошло. В поселке за высоким забором, кроме него, жили два банкира, два совладельца крупной сети магазинов и один человек, который не афишировал рода своих занятий. Впрочем, как и Кирилл. Никто из соседей не знал, что их новый сосед – знаменитый писатель Кир Крутой.

Если бы гости могли взглянуть на поселок с высоты птичьего полета, они бы увидели, что крыши домов вытянуты в две параллельные линии. Домов было немного – три по одной линии и три по другой, и все они были разные, с витыми балкончиками и с ломаной крышей, в стиле русской усадьбы и скандинавского коттеджа, рубленые и каменные. Никакого единообразия, но и никаких неопрятных архитектурных излишеств.

Зелени почти не было, не было ни одного дерева, коегде торчали нерешительные кусты и кое-где к крылечкам примыкали газончики и клумбы. Земля будто недоумевала, что это за архитектура такая – возникла посреди чистого поля? Может быть, вся эта красота лишь притворяется человеческим жильем, а на самом деле это и не человеческое жилье вовсе, просто старательный ребенок аккуратно расставил спичечные коробки на чистом листе бумаги, воткнул спички и разложил цветные камешки для красоты.

– Остановитесь, я выйду, – сказала девушка Катя и заглянула в зажатую в кулаке бумажку. – Мне нужен дом с зеленой крышей и чугунной решеткой. До свидания. Спасибо.

– Бедное дитя ни разу не хихикнуло и даже не улыбнулось, – заметила Аврора, глядя из окна вслед волочащей свой рюкзак по земле Кате.


Рядом с большим каменным домом с башенками, почти приткнувшись к забору, в окружении нескольких грядок стояла бревенчатая банька. Маленькая и аккуратная, рядом с роскошными домами она выглядела как случайная рубашечная пуговичка среди нарядных пышных брошек.

В баньке разговаривали двое – мать и дочь.

– Ты потерпи, Кирочка, ты же знаешь мою ситуацию, ужасную, невыносимую… Скоро все изменится. Фигурально выражаясь, кое-кто из пешек выйдет в дамки! Все, все изменится…

– Я терплю, – спокойно ответила дочь.

В баньке была всего одна, переделанная из предбанника, маленькая комнатка с большой кроватью, и для того чтобы остаться одной, ей пришлось уйти в закуток перед парной. Она открыла шкафчик, вытащила пачку исписанных листов, но читать не стала – подержала в руках и положила обратно. Затем встала перед большим зеркалом, распустила волосы, порывшись в кармане, вытащила губную помаду, густо намазала губы и щеки. Подумав, провела помадой по носу, прочертив яркую линию посредине. Взяла из стоящей на подоконнике вазочки две красные розы, одну воткнула в волосы, а другую пристроила на плечо и в довершение всего зажала в углу рта длинную сигарету, и нашла, что эффект получился потрясающий.

– Кирочка, что ты там делаешь? – позвала мать.

– Ничего, – ответила дочь, быстро проделав все действия в обратном порядке, – я иду, мама.


…Синий «фольксваген» направлялся к большому каменному дому с башенками, зеленой крышей и чугунными решетками. Этот дом не выглядел столь же внушительным и нарядным, как остальные, к тому же стоял обособленно, на самом краю.

Хозяева сделали вход в дом с тыльной стороны, добившись тем самым полной изолированности. Кириллу, конечно же, иногда приходилось видеть соседей из окна машины, и почему-то особенно часто ему попадались двое: лицо без определенных занятий и банкир с лицом крестьянина-безлошадника. Соседи его забавляли, как забавляло Ларисино стремление подружиться с ними, и сама Лариса, и то, с каким упоением она играла в игрушки, которые он сам ей и подарил. Главное, что его дом стоял за забором и с краю – к лесу передом, к банкирам задом.


В правой башенке ссорились, без особенной страсти, скорее, просто перебрасывались фразами в привычном хорошем темпе.

– Сколько-сколько?! – воскликнул Кирилл. – Офигела ты, что ли?

– Аксессуары и посуда от Villeroy и Boch, бокалы Ridel сорок долларов штука… – перечислила Лариса спокойным тоном, – бокалы Ridel точно нужны, хотя бы пятьдесят штук…

– А почему сразу же должно быть так роскошно?!

– Потому что в клубе все должно быть как положено со дня открытия, сразу, – резонно заметила Лариса. – Бокалы нужны для вечеринки. Неприлично иметь дешевую посуду… Пятьдесят штук… – в Ларисиных глазах не мелькнуло и тени беспокойства. Кирилл даст, не сейчас, так позже… правда, придется просить еще раз…

Кирилл на секунду задумался.

– А я тебе вчера давал деньги на хозяйство… Где чеки?

Лариса кротко протянула мужу бумажки.

– Вот за продукты, вот за Маришин костюм, вот мои – пудра, помада… Все здесь.

Кирилл внимательно разглядывал чеки.

– Хрена тебе, не дам на эти… бокалы! Сделала из меня автомат, карточку в меня суешь! А я вот взял да и сломался! – закричал он и без паузы, почти спокойно переспросил: – Так сколько тебе надо?

Казалось бы, в башенке все происходило по законам жанра – Лариса просила, предъявляла чеки, подчинялась, Кирилл злился и кричал. Но почему-то они выглядели актерами на сцене, и плохими актерами – из тех, кто не может скрыть, что все это не всерьез, игра.


– Приехал Б. А. со своей девушкой, – выглянула в окно Лариса. – Иди, встречай.

Кирилл бросился к окну, потом к выходу, опять подскочил к окну и уже с лестницы обернулся к Ларисе и жалобно сказал:

– Иди сначала ты.

– Не забудь, что деньги мне нужны завтра, – быстро произнесла Лариса в спину Кирилла, и он, уже спускаясь по лестнице, из-за спины показал жене фигу.

«Фига – это неплохо», – спускаясь вслед за мужем, подумала Лариса.

Ей уже давно не казалось странным, что щедрость уживалась в Кирилле с мелочной скаредностью. Деньги на клуб Кирилл давал легко, словно его завораживали суммы с нулями. Лариса подозревала, что эти нули не казались ему реальными деньгами. Зато ежедневные домашние расходы Кирилл проверял всерьез. Тщательно изучал чеки, скандалил из-за неиспользованных, потерявших срок годности продуктов, из-за того, что Мариша не убрала сметану в холодильник, и теперь сметана непременно скиснет…

Он даже не гнушался заходить в Маришину комнату, и найденный там стакан с недопитым соком или надкусанный и брошенный бутерброд могли привести его в настоящее бешенство, с криками, топаньем ногами и выкрикиванием обидных слов…

Лариса привыкла. В противовес расхожему мнению, жить с человеком творческим было не так уж сложно, необходимо лишь выполнять заданные им правила игры.

Она улыбнулась, представляя, как будет выбирать бокалы. Но владелице будущего модного клуба нельзя расслабляться ни на минуту, особенно если она хочет, чтобы ее клуб был самым модным. Поэтому, даже не успев как следует порадоваться тому, что она обязательно купит вожделенные бокалы, Лариса озабоченно подумала, что, похоже, она сглупила: нужно было все-таки сразу же настаивать на аксессуарах от Villeroy и Boch.

Беседа третья

– Я тоже всегда мечтала жить за городом, – сказала Ольга. – Им, наверное, носят из деревни молоко, творожок… яички тоже носят…

– Кириллу подходит жить в загородном доме. Это дает большую возможность обособления, чем квартира. Представляешь, как его раздражают люди – лифтом грохочут, машины под окнами ставят, так и лезут в его частное пространство. Ларисе просто престижно, а Марише, я думаю, было лучше в городе – кино, подружки, дискотеки.

– Не-ет. Ты мыслишь мелко. За заборами удобно совершать убийства, – уверенно заявила Ольга. – В семьях новых русских такое творится – жуткое дело! Они всегда друг друга ненавидят и хотят убить. Вот если новый русский захочет жениться, куда ему, по-твоему, девать старую жену? Только в погреб. Или можно спрятать труп в подвале.

– Откуда ты все это знаешь? – удивилась я.

– Как откуда? – в свою очередь удивилась Ольга. – Получаю информацию из сериалов. – Она на секунду задумалась.

– Тут вот какая сложность – надо вырубить все деревья. Представь, соседский пацаненок забрался на сосну и видит – муж волочет труп в подвал. Поэтому, я думаю, эти участки совершенно лысые. Чтобы неповадно было лазать.

Надо же, я и не подозревала, что у Ольги такой аналитический ум…

– Загородный дом, обнесенный забором, – то, что нужно для наших целей. Преступление произойдет в замкнутом пространстве, – довольно произнесла Ольга.

Но у меня все еще были сомнения, особенно насчет появления Кати, – ну что она у нас стоит в нужном месте в нужное время, как рояль в кустах… Так в жизни не бывает, это надуманно…

– Нормально для духовных людей, – Ольга угадала мои мысли. Я же говорю, постель очень сближает…

Подруга велела поскорей переходить к Преступлению, а то читатель решит, что это роман, а у нас не роман, а детектив.

– Главное, не забывай упоминать, что семья, которую мы выбрали для нашего Преступления, очень богата. Не стесняйся кое-что поднаврать… Помни, что наше Преступление совершается из-за больших, очень больших, очень-очень больших денег, – напомнила Ольга.

– Но откуда у писателя больши-!большие деньги? – слабо сопротивлялась я.

– Что ты все время ставишь мне палки в колеса?! – возмутилась Ольга. – Ты что, налоговая служба? Может, ты все встречные «мерседесы» останавливаешь или за заборы особняков заглядываешь – эй, ребята, деньги-то у вас откуда? Бизнес у него, ясно тебе?! Писательский бизнес.

– Бизнес так бизнес. Я вот чего боюсь – не многовато ли персонажей. Сейчас они, как полагается, сойдутся в доме… И как бы читатель не запутался, – волновалась я.

– Дадим персонажей списком, – тут же придумала Ольга.

Список персонажей

Хозяева

Кирилл, 43 года, – хозяин дома, писатель, богат, успешен.

Лариса, 42 года, его жена, – склонная к полноте блондинка (крашеная), уверенно идет по жизни на своих толстеньких ногах.

Мариша, дочь Ларисы и Кирилла, – милая восемнадцатилетняя девочка, где-то учится, кажется, в Академии при Президенте. Учится плохо, но ей не привыкать, она и в школе была двоечницей. Зачем она Президенту, непонятно. А может, она учится на актрису? Да, пожалуй, лучше она будет у нас будущей актрисой!

Домработница Надя – домработница как домработница, незаметная.


Гости

Рита, около 30 лет, – секретарша Кирилла. Нет, не секретарша, это какое-то противное слово, лучше так – доверенное лицо. Милая женщина, похожая на спаниеля.

Игорь, 43 года, – кто-то вроде младшего партнера или даже очень-очень младшего партнера, судя по тому, как он заискивает перед Кириллом.


Ира, 40 лет, – жена Игоря, красавица. Похоже, очень завистливая.

Таня, скрывает возраст, хотя это просто смешно – видно, что ей около 40. Актриса.

Кирочка, Танина дочь, 19 лет, – очень странная девочка, тихая такая, не то что Мариша. Учится на первом курсе исторического факультета. Почему? По-моему, история – это так скучно…

Катя – девушка с большими ногами и провинциальным говором.

Аврора – проницательная питерская сумасшедшая в самом лучшем смысле слова. Такие водятся только в нашем прекрасном городе, в Москве их нет и в помине.


– Ну вот. Не так уж много персонажей получилось, у Агаты Кристи бывает и больше, – удовлетворенно сказала Ольга, – и все должны оказаться связаны между собой жуткими, просто жуткими тайнами.

Она внезапно понизила голос и прошипела:

– Идет… снимает ботинки в прихожей… Подкрался бесшумно, как тигр…. В руке какие-то бумаги… Ой, это, кажется, телефонные счета. Представляешь тигра с телефонными счетами в руке?… Слушай, у меня к тебе чисто теоретический вопрос – тебя когда-нибудь били телефонными счетами?

Загрузка...