Почти в каждой российской семье хранятся боевые и трудовые награды дедов и отцов, бабушек и матерей. Это наши семейные реликвии – священная память о близких людях, обеспечивших нам жизнь, какой бы она ни была. За орденами и медалями наших предков стоят фундаментальные ценности социума, значимость которых по большому счёту не зависит от того, при какой власти были получены эти ордена и медали. Достойно жить можно и должно при любой власти. Честный упорный труд на благо Отечества и верность Родине в бою – непреходящие социальные добродетели.
Писать о награде и легко, и трудно. Общеизвестность социального феномена награды не делает его в такой же мере общепонятным. Интуитивно всем ясно, что такое «награда». Ведь с раннего детства нас воспитывали, наказывая за своеволие и непослушание, поощряя за покладистость и подчинение. Кто это делал? Родители, старшие братья и сестры, старшие друзья и товарищи, воспитатели, учителя… Казалось бы, что может быть проще этого необходимого отношения между старшими и младшими, сильными и слабыми, знающими и незнающими и т. п. – отношения, естественно воспроизводимого в любом социуме? Да и зачем в повседневной жизни ломать голову над тем, что не вызывает никаких вопросов и принимается как само собой разумеющееся, данное от века «естественным образом»?
Впрочем, есть люди, которые считают, что само собой ничего разуметься не может, что всякий раз имеет смысл докапываться до предпосылок нашего якобы «естественного» разумения. Автор этих строк принадлежит к числу таких людей.
О наградах писали до недавних пор почти исключительно историки, специализирующиеся в области фалеристики, вспомогательной исторической дисциплины. При этом публикации некоторых из них (речь идёт о музейных работниках и частных коллекционерах) отражали не только знания в этой области, но и практические навыки работы с фалеристическим материалом, соответствующие этим навыкам технико-технологические познания. С начала 1990-х годов по настоящее время в России было издано огромное число книг по фалеристике, но почти все они представляли собой, с одной стороны, чисто исторические исследования, с другой – альбомы, каталоги, справочники. Авторы ни первых, ни тем более вторых не проблематизировали награду как социальный феномен, а если и поднимались до каких-то обобщений, то, как будет показано ниже, делали это не вполне удовлетворительно, поскольку не владели методологическими и понятийными средствами философии, социологии, политологии.
Вместе с тем, и представители указанных дисциплин редко обращали внимание на социальный феномен награды. До него снизошла, впрочем, английская социально-философская традиция: Т. Гоббс, Дж. Локк, И. Бентам, Дж. С. Милль, Г. Спенсер. Но в большинстве случаев награда рассматривалась английскими мыслителями в рамках моральной философии, да и то, как правило, лишь вскользь. Теоретически разработанную концепцию награды можно найти только в утилитаристском социально-этическом учении Иеремии Бентама[1]. В начале ХХ века молодой российский социолог, ученик М. М. Ковалевского, Питирим Сорокин, отправляясь прежде всего от учения И. Бентама, в своём первом монографическом труде открывает для себя роль награды как воспитательного и социализирующего средства. Оставаясь в рамках утилитаристской парадигмы, он, как и И. Бентам, рассматривает награду в рамках единого комплекса, известного под названием «кнут и пряник»: кара и награда, каждая на свой лад, выполняют общественно-полезные функции – дрессируют человека, совершенствуя его природу и общественные нравы.
Что же касается познаний в области фалеристики, то до их теоретического осмысления ни у кого из указанных мыслителей дело не дошло, если не принимать в расчёт геральдические спекуляции Дж. Вико и Т. Гоббса (о гербах вообще и гербах на эмблемах наградных знаков, в частности).
Таким образом, сложилась безотрадная ситуация: историки-фалеристы, знающие о наградных знаках и фактах награждений всё или почти всё, никогда не «поднимались» до философского осмысления социального феномена награды, а социальные философы, владеющие средствами, необходимыми для такого осмысления, никогда не «опускались» до концептуального осмысления прикладных фалеристических знаний, ибо не имели их. Из такой «патовой» междисциплинарной ситуации может быть, по нашему мнению, только один выход – обоюдное встречное движение, как в случае прокладки тоннеля одновременно с двух сторон. Один из вариантов такого встречного движения как раз и представлен в нашей «социологии наградного дела».
Так что же такое «награда»? Согласно этимологическому словарю М. Фасмера, русское слово «награда» происходит из церков но-славянского языка; его более глубокие корни связаны с праславянской лексической формой «nagorditi». От неё в числе прочего произошли: украинское и белорусское «нагорóда», болгарское «нагрáда», сербохорватское «нáграда», словенское «nagŕda», чешское «náhrada» («возмещение, замена»), польское «nagroda». Предположительно, «nagorditi» означало «пожаловать градом, городом» либо «наложить кучей» (ср. русское «нагородить»). В толковых словарях у слова «награда» выделяют три основных значения: 1) почётный знак, орден, которыми отмечают чьи-нибудь заслуги; 2) то, что даётся и получается в знак особой благодарности, признательности; 3) благодарность, дар, воздаяние за что-нибудь, счастливое завершение, утешение («Сон, дневных трудов награда». А. С. Пушкин)[2].
Феноменология языковой формы предвосхищает понятийный смысл награды, о котором пойдёт речь в этой книге, но лишь отчасти и с характерным для языка своеобразием – смешивая в одном недифференцированном единстве глубинно существенное и поверхностно феноменальное. Естественные разговорные языки формируют «относительно естественные мировоззрения», а они являются основным предметом феноменологической социологии знания, приверженцем которой считает себя автор. Предлагаемое исследование награды мы рассматриваем, с одной стороны, как наш посильный вклад в разработку социологии наградного дела, а с другой – как опыт социально-феноменологического исследования. Уже простой анализ языка приводит к необходимости последнего – отчасти в дополнение к традиционному сциентистскому объективизму, отчасти в антитезу ему.
В самом деле, если верно, что первоначально наградой мог быть целый город либо сложенное большой кучей добро (оружие, драгоценности и т. п.), как это бывало во времена завоеваний стран и покорений народов, значит, наградой могло быть всё, что угодно. Стало быть, должно реально существовать то, что объединяет всё многообразие феноменальных форм награды. Ведь наградой могут быть и слова признательности, и благодарность в виде грамоты, и денежное вознаграждение, и пожалование титулом, почётным званием… Следовательно, награда – это не просто вещь в виде особого знака, например, орденского или медального, а нечто более сложное: то, что всегда незримо присутствует вместе с этим знаком как его скрытый генератор. Это определённое социальное отношение между людьми, их специфическое социальное взаимодействие, наконец, их социально-чувственная взаимосвязь. В свете феноменологии, награда (независимо от того, имеет ли она специальные репрезентирующие её знаки или нет) приобретает символическую форму и становится социальным символом.
Вопросу о том, символом чего является награда, в каком смысле она что-то символизирует, собственно, и посвящена эта книга. В ней затрагиваются по необходимости многие проблемы реальной общественной, политической, экономической, государственной жизни, являющиеся предметами таких дисциплин, как философия, социология, политология, этология, этика, история, экономика, социальная, культурная, политическая антропология, семиология и др. Едва ли возможно в одной книге одинаково глубоко осмыслить и интеллектуально проработать все содержательно-смысловые аспекты награды как социального феномена – слишком он многослоен, многообразен и переменчив в реальной действительности. Некоторые темы в книге лишь намечены, некоторые проблемы лишь сформулированы. Отсюда и вторая часть названия книги, одновременно уточняющая и программная – «введение в социологию наградного дела». В центре нашего внимания были не столько конкретно-исторические содержательные темы и проблемы, сколько, с одной стороны, методология исследования социального феномена «награда», с другой – его сущность и способы существования.
Эти последние аспекты, как нам представляется, получили достаточно полное освещение и были проработаны нами лучше конкретных проблем социологии наградного дела. Изучать их предстоит исторической социологии с опорой на общую и военную историю, историю политики и дипломатии и на другие дисциплины.
Принципиальным пунктом для нас был способ цитирования: мы не жалели места для обширных цитат из различных источников, чтобы читатель мог получить адекватное представление о точке зрения их авторов (даже если мы их не разделяем). В то же время, мы старались не перегружать книгу материалом из области фалеристики. Она предназначена не столько для специалистов по этой прикладной исторической дисциплине, сколько для широкого круга образованной публики, интересующейся социальной и политической философией и к тому же не безразличной к социально-этическим вопросам и проблемам этологии человека. Возможно, книга будет полезна также для юристов-специалистов в области наградного права, теории государственного управления.
Надеюсь, не пройдут мимо книги и те, кто трудится на ниве профессиональной социологии и политологии. В первую очередь от них автор ждёт критических отзывов, поскольку, отработав в академической социологии более тридцати лет, считает себя вправе критиковать современную отечественную социологию. «Судите нас, ибо вы сами будете судимы нами» – так сформулировал свой исследовательский девиз в книге «Homo soveticus» А. Зиновьев, антисоветский и в то же время глубоко русский социолог. Признаюсь, мне далёко до зиновьевского остроумия и парадоксализма. Нет у меня и той дерзости, что была у ветерана Великой Отечественной войны лётчика-штурмовика капитана А. А. Зиновьева. Но то, что нас объединяет, всё-таки есть: социологический опыт вкупе с возможностью рефлектировать над ним с отстранённой позиции. Много это или мало – судить читателю.
Пользуясь случаем, хочу выразить свою благодарность людям, каждому из которых я в чём-то лично признателен за их участие в моей профессиональной судьбе. Это профессор Г. С. Батыгин, кандидат исторических наук Я. В. Сиверц ван Рейзема, профессор А. М. Руткевич, профессор Л. Г. Ионин, профессор Ю. Н. Давыдов, профессор А. Ф. Филиппов, кандидат философских наук В. А. Куренной.
Вероятно, Г. С. Батыгин не согласился бы с моей критикой познавательного потенциала сциентистски ориентированных социальных исследований. Между тем, этой книги могло и не быть, если бы в 1977 году в Институте социологических исследований АН СССР не началось наше научное сотрудничество и если бы уже в начале 2000-х годов он не оценил её первый черновой набросок по достоинству. Я слишком многим обязан Г. С. Батыгину как учёному и педагогу, приоткрывшему для меня философскую подоплёку социологии, чтобы забыть о его влиянии на формирование моей профессиональной идентичности. Он был и останется для меня образцом личности социального исследователя.
Москва
01.06.13