Накануне, незадолго до полуночи, у подъезда дворца Владетеля плавно замедлился, ткнулся в поребрик и остановился, отдышавшись, черный блестящий экипаж. Из него выбрался водитель – рослый робот в черной одежде. Неспешно обошел машину сзади, распахнул дверцу пассажира и застыл рядом в почтительном полупоклоне.
Сначала в раскрыве двери появились тощие ноги в черных чулках и черных узких ботинках с высокой шнуровкой. Неловко смещаясь, заискали опору, но не нашли. Не дотянувшись, повисли – опора была значительно ниже. Следом возникла рука в черной перчатке, тоже ища. Руку водитель цепко схватил правой рукой и бережно потянул к себе. Затем, просунув левую руку внутрь экипажа, приобнял седока за спину и умело, в один прием, осторожно прижимая к себе, извлек наружу. Перенес на панель и аккуратно пристроил на ноги.
– Кажется, добрались, Арто, – отдуваясь, проговорил старик прерывистым слабым голосом. – Спасибо тебе, милый. Без тебя мне уже не спроворить. Ты последний настоящий друг. Теперь веди к хозяину.
Охрана дворца, привыкшая к поздним явлениям необычного господина, которого, впрочем, давно не бывало, почтительно расступилась, скромно опустив глаза.
Дряхлый старик в прямом черном хитоне до пола, шитом заодно с капюшоном, скрывавшим лицо, объявился в кабинете Владетеля без доклада. Робот Арто подвел старика к стулу перед рабочим столом хозяина, бережно поддерживая в равновесии, усадил, заботливо расправил на коленках натянувшийся подол хитона, откинул капюшон, обнажив иссохшую голову в облачке редких белых волос, и молча вышел.
– Здравствуйте, господин Владетель, – монотонно прошелестел старик, невнятно выговаривая слова.
– Здравствуйте, господин Фарн, – в тон ему ответил Владетель. – Рад вас видеть в добром здравии. Мне только вчера сообщили, что ваше здоровье разладилось и что вы совсем не выходите. А смотрю, вы еще молодцом… на ногах, так сказать…
– Преувеличивают, собаки, ― отдуваясь, проскрипел старик и хищно осклабился. – Как всегда поспешают, а куда, и сами не ведают.
– Однако мы с вами давно не виделись. Уж и не припомнить, когда вы меня навещали в последний раз. Какая нужда позвала в путь?
– Не дождутся лицемеры, – продолжал ворчать старик все еще о своем. – В первую очередь, те из них, кто особенно рьяно печется о моем здравии… Я еще покопчу небо – самую малость. А что? Голова работает, это главное. Тело сдает первым – вот беда. – Он поперхнулся, откашлялся сипло, осушил рот белоснежным платком и продолжал, расходясь: – Спрашиваете, зачем лично пожаловал? Отвечаю: возник очень серьезный вопрос и лишил покоя. Хочу обсудить его с вами, с глазу на глаз, как говорится. Так надежнее.
– Я вас слушаю, господин Фарн.
– Буду краток – время дорого. Вам, конечно, известно, чем у нас занимается досточтимый профессор Харт. Вместе с вверенным ему институтом.
– В общих чертах, да, – сказал Владетель. – Правда, слышал, возникли проблемы с последним заказом. Что-то у них не ладится…
– Это не так, – оживился Фарн. – Если быть точным, совсем не так. На самом деле они преуспели по всем статьям, а молчат оттого, что замышляют неправое дело.
– Вот даже как, – оживился Владетель. – Что именно?
– Мне давеча доложили, что великий и славный ученый муж своевольно замыслил попридержать у себя новейший прибор, именуемый аннигилятором. Обнаглел до того, что вознамерился вовсе не отдавать прибор заказчику, то есть вам. Не удивлюсь, если злодей решил попользоваться им единолично… Невиданная наглость. К тому же не исключаю, что паршивец, утратив совесть, образец уничтожит. А ведь в него вложены немалые средства и силы. С него, разбойника, станется. Или, хуже того, предоставит прибор в чуждые руки, а те, пройдохи, пустят его в ход и используют по назначению, чего позволить никак нельзя. Категорически.
– Вашим сведениям можно верить? – спросил Владетель, насторожившись.
– Обижаете, господин Владетель, – произнес Фарн жестко. – Мои сведения, как всегда, из первых рученок. Мой человечек, которому верю как самому себе, можно сказать, окопался под самым боком у Харта – глубоко вникает.
– Что вам известно об аннигиляторе, чего я еще не знаю?
Фарн, отдышавшись, приступил к объяснению:
– Этот аппарат обладает непредставимыми свойствами. Человек, владеющий им, единолично решает, кого казнить без нашего ведома, а уж кого помиловать. При этом не существует защиты от страшного удара, мы даже не сможем определить, откуда исходит чудовищное воздействие. Я утверждаю, угрозы опаснее для нашего государства сегодня не существует. Тот, кто владеет аннигилятором, немедленно станет общей проблемой. Потому с последним упованием взываю к вам. Больше мне не к кому обратиться – я никому не верю, ни на кого не надеюсь. – Он помолчал, собираясь с силами, и продолжал отрывисто: – Смею утверждать: опасность близка. Остается немного времени, чтобы ее пресечь. Власти пора вмешаться – самым серьезным образом. За этим я лично приковылял, превозмогая немощи. Теперь удаляюсь с вашего разрешения. Вас оставляю думать и думать. – Через силу договорив последние слова, старик поник головой. Но вздрогнул, поднял лицо, вышептал: – Не сочтите за труд, господин Владетель, позовите Арто. Он теперь в приемной. Без него мне и… шага не одолеть…
Владетель выполнил просьбу Фарна. Появился Арто, помог старику подняться на ноги.
– Благодарю вас, господин Фарн, – сказал Владетель, – вы открыли мне глаза на эту проблему. Я разберусь – обещаю.
– Директор института психотроники, профессор Харт, – объявил секретарь громко и торжественно.
Следом в проеме распахнувшейся двери замедленно проявилась приземистая фигура профессора Харта. В кабинет вступил совершенно лысый господин в укороченном по колено хитоне ядовито-зеленого цвета, под которым вызывающе обнаруживались короткие кривые ноги в белых в красные полосы гетрах и массивных желтых сандалиях. Полное розовощекое лицо профессора светилось счастливой улыбкой.
– Приветствую господина Владетеля, да продлят боги его бесценную жизнь, – с воодушевлением продекламировал Харт.
– Присаживайтесь, профессор, – пригласил Владетель, поморщившись, – он так и не смог привыкнуть к неприкрытой лести. – Хочу знать, в каком состоянии работы вверенного вам института. Меня интересует устройство дистанционного воздействия на мыслительную деятельность человека, которое мы с вами назвали аннигилятором.
– Можно я по порядку? Мы совершили пионерское открытие, – приступил Харт, усевшись на стул и натянув на коленки широкий подол хитона. – Вы, возможно, знаете, что по интонации голоса и сопутствующему дыханию мы немедленно определяем агрессивность замыслов любого человека. Но на этом уровне мы не остановились, а пошли дальше… – Он прервался, замолчал, возбуждая внимание собеседника. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что подслушивать некому, продолжал таинственным полушепотом: – Мы отработали критерии, по которым можно однозначно установить, лжет человек или говорит правду. Остается разработать специальный контроллер и провести испытания. Расчеты показывают, что погрешность выявления лжи будет ничтожной, не более десятой доли процента, то есть близкой к инструментальной ошибке, что дает возможность…
– Я определяю ложь безо всякого контроллера. – Владетель перебил профессора, усмехнувшись. – Мне достаточно посмотреть на человека.
– Немудрено при вашем огромном опыте управления. А если… – споткнулся Харт, но собрался тотчас. – А если, допустим, вы человека не видите?
– Тогда по его голосу.
– А как быть, если он молчит? – уже наступал Харт, опомнившись.
– Вы полагаете, что молчащий человек способен врать?
– Легко! – окончательно возбудился профессор.
– Интересное наблюдение.
– Нами давно установлено, что именно молчаливая ложь самая зловредная. – Его высокий голосок, отпущенный на волю, зазвенел. – И даже опасная… в некотором смысле.
– Что ж, тогда сдаюсь. – Владетель вскинул обе руки, соглашаясь. – Мой метод действительно слишком прост и неточен.
– А вот мы… – разошелся Харт – не удержишь. – Мы напряглись и, кажется, подобрались к решению важной проблемы – с неожиданной стороны. Мы используем запах. Представляете? В качестве индивидуального источника информации.
– Но ведь для этого, – оживился Владетель, – необходимо вступить с человеком в тесный контакт.
– Ничего подобного, – радостно вскричал Харт, но оборвался, умерив голос до уровня, едва воспринимаемого собеседником. Затем четко, с расстановкой принялся излагать истины, добытые в тяжких трудах: – Мы ухитрились улавливать запах человека на расстоянии по целому ряду параметров, прежде всего по частоте и форме колебаний его центра тяжести. Оказалось, что эти колебания содержат в себе некую функцию запаха дельта. И вот эту-то функцию дельта нам удалось обнаружить дистанционно и выделить… в виде сигнала, пригодного для последующей обработки.
– А как быть, если подопытный не захотел или не смог принять утренний душ? – спросил Владетель с явной издевкой.
– Ну и что из того? – Хром не думал сдаваться. – Запахи, о которых вы упомянули, мы классифицируем как примитивные. Они легко фильтруются, их состав практически одинаков у всех людей.
– Вам, видно, просто делать нечего, – произнес Владетель разочарованно. – И на такую-то чепуху тратятся драгоценные человеческие ресурсы. Обычно вы меня удивляете по-хорошему, господин Харт, но на этот раз… уж простите.
– Это не чепуха, не чепуха, – заверещал Харт, почуяв приближение опасности, и продолжал тускло, смирив энтузиазм: – На самом деле мы тратим, если разобраться, только самую малость. Совершенно необходимую, чтобы жить и продолжать исследования…
– Успокойтесь, профессор, – попросил Владетель миролюбиво, давая понять, что интерес к сообщению ученого иссяк и, следовательно, аудиенцию можно считать завершенной.
…Государственные испытания аннигилятора завершились накануне. Результаты ошеломили профессора Харта. Особенно убедительными были финальные эксперименты с участием живого расходного материала – сорока плебеев мужского пола, завезенных с Континента.
Правда, с ними пришлось повозиться – программно перестроить вживленные чипы, чтобы они могли соответствовать управляющему воздействию поля аннигилятора. Подопытных разделили на две группы, подкормили и приодели. Первую группу из двадцати бедолаг отпустили на волю – под личную ответственность Харта. Спустя два часа сообщили в полицию об опасных преступниках, якобы сбежавших из-под стражи, указав возможные места, где эти негодяи рано или поздно объявятся. Вскоре в названных районах города были обнаружены неизвестные люди, точнее, их трупы, без каких-либо признаков насильственной смерти. Все двадцать человек.
Харт распорядился оставшихся плебеев в расход не пускать и испытания прекратить.
Сигналом тревоги, подтолкнувшим его к рискованному решению, явилось поведение сотрудников лаборатории, потрясшее профессора до глубины души. Задыхаясь от приступа отвращения, в первую очередь, к самому себе, он наблюдал, как люди, с которыми полжизни проработал бок о бок и которых считал, безусловно, цивилизованными, способными на сострадание к живому существу, приходили в неистовство, когда удавалось точно определить координаты очередного плебея и, загнав в угол, уничтожить. И как, сотворив ужасное зло, после недолгой охоты они удовлетворенно остывали.
Ни радости от успеха, ни даже простого облегчения Харт не испытывал. Напротив, в нем исподволь пробудилась и окрепла крамольная мысль, состоящая в том, что передавать аннигилятор любому частному лицу, в том числе заказчику, нельзя ни в коем случае.
Теперь, уже в кабинете Владетеля Харт, одолевая парализующий страх, окончательно сформулировал приговор: аннигилятор, недопустимо совершенный и страшный своими возможностями, ни при каких обстоятельствах не должен оказаться в руках человека, сидящего перед ним и не спускающего с него настороженных глаз. Этому человеку он больше не верил.
Следует немедленно уничтожить прибор, причем вместе с документацией, чтобы не смогли довести до ума наполовину готовые второй и третий экземпляры. Чем обернется этот поступок для него лично, он хорошо знал и был готов к самому страшному исходу.
Как только решение окончательно оформилось в сознании, напряжение отпустило. Он не предполагал, что способен на столь безрассудную смелость. Как же хорошо, что Владетель не вспомнил. Теперь время уносить ноги. Пока не поздно. Он поднялся. Одна мысль владела им: побыстрее отсюда, подальше. Вернуться в лабораторию, объяснить Клуппу причину принятого решения. Помощник умен, он поймет. Он вправе знать все, что касается общего дела…
У двери, когда неверная рука Харта уже сжимала ледяную золоченую ручку, резкий окрик Владетеля – неожиданный удар сзади – остановил его:
– Минуточку, господин профессор. Куда же вы так спешите? Я вас не отпустил. Мы с вами еще не закончили. – Перед Хартом был хозяин, с которым шутки плохи. – Удивительно, но вы ни словом не обмолвились о моем последнем поручении. Как это понимать, господин Харт? Неужели подводит память? А вот я, в отличие от вас, помню все. И вынужден напомнить, что в свое время вы согласились с техническим заданием и с энтузиазмом, которым вы всегда отличались, взялись за решение проблемы. Так, профессор? Во всяком случае, никаких возражений я не услышал. Что же такое случилось теперь? Почему вы жметесь, как нашкодивший школяр в ожидании неизбежной трепки? Молчите? Нечего сказать? Так вот, довожу до вашего сведения, мне не терпится получить ответ на вопрос: когда на моем столе появится аннигилятор? Добрые люди мне доложили, что полевые испытания прибора успешно завершены, что результатами вы довольны… Или это не так, и меня вводят в заблуждение? Кажется, сегодня кому-то не поздоровится. – Он замолчал, не спуская глаз с потускневшего Харта, и продолжал холодно: – Я жду объяснений, господин профессор.
«Все-таки вспомнил. Это конец, – подумал Харт, цепенея, и обреченно обернулся. – Он не видит моего лица, – лихорадочно думал он, продолжая стоять, понурившись, свесив тяжелую голову. – Стоит взглянуть на меня, он сразу же заподозрит неладное. У него изощренный нюх… он свободно читает по лицам, в этом нет ему равных. Я было подумал, что не вспомнит… Хорошо, что не пришлось лгать. Значит, ему известно, что последняя разработка полностью удовлетворяет всем пунктам технического задания. Прибор готов к передаче заказчику. Мое детище попадет в эти руки, а всех нас ожидает большая беда… Никто не выкрутится, никому просто не придет в голову, что с нами всеми произойдет нечто кардинальное, что навсегда похоронит робкую мечту жить как люди… Но что означает – жить как люди? Точно не знаю, но, наверное, жить как люди – это когда существуешь не как робот с заданной наперед программой поведения, а как слабое беззащитное существо, обладающее единственной непреложной ценностью – собственной свободной волей, а не внедренным в твое ускользающее сознание комплексом чувств и мыслей, от которых тебя тошнит, но которыми ты только и располагаешь и из которых тебе никогда не вырваться…»
– Вы знаете, господин Владетель, а ведь я, переболев этой работой, претерпел неожиданное превращение – впервые в жизни ощутил себя по-настоящему свободным человеком. Не бесполым существом, обреченным на прозябание в устроенном вами унылом мире, содержащем только два естественных момента, ограничивающих каждую индивидуальную жизнь: рождение, состоящее из вызревания в искусственных условиях человеческого существа, заранее лишенного естественного продолжения, на которое оно рассчитывает, приступая к жизни, и смерть, которая начинается в момент рождения и когда-то завершится кратким и безболезненным превращение в кучку перегоревшей плоти. Я не знаю, как я буду жить дальше. Но я твердо уверен в том, что аннигилятор вы не получите, даже если силой заставите меня передать аппарат в ваше распоряжение. Вы недостойны обладать этим слишком совершенным средством уничтожения, когда для выполнения процесса, кстати, в соответствии с одним из ваших требований, нет нужды выходить из офиса. Вспомните, именно так вы напутствовали меня передавая техническое задание, состоящее из десяти кратких пунктов, читая которые я думал не о сложности их осуществления, а о том дне, когда я буду стоять перед вами, как стою теперь, и докладывать, что работа выполнена и вы можете приступать… Все ваши бесчеловечные требования внедрены в небывалый прибор с неподлежащей сомнению скрупулезностью ученого. Вы обронили тогда вскользь, что наконец-то сможете управлять расправой, не напрягаясь и не видя мук того существа, которое вы решили изъять из жизни. Достаточно нескольких простейших манипуляций, чтобы удаленный от вас человек захлебнулся, не довершив последнего вдоха или выдоха – это уж как совпадет – и исчез из перечня живых, не оставив по себе никаких проблем.
– Что вы несете, профессор? – вскинулся Владетель и грозно уставился на несчастного. – Вы забываете, где находитесь и перед кем.
– Ничего я не забываю, – сказал Харт в отчаянии, соглашаясь, что это конец. И сразу же стало легче. – Обычно ваши поручения мы выполняем с особенным прилежанием, точно в оговоренные сроки… Но… возникли проблемы, – проговорил он дрожащим голосом, пробуя увернуться, потянуть время.
– В чем же они состоят, уважаемый, если не секрет?
– Разве могут быть от вас секреты?..
«Нет, еще не все потеряно». Он расслабился и решил было вернуться к стулу, который только что покинул, – ноги не держали, но передумал и остался стоять у двери, вцепившись в ручку, чтобы устоять.
– Оказалось… – Он, потупившись, приступил к объяснению. – Словом… чипы плебеев не вполне пригодны для выполнения поставленных задач. Дело в том, что в большинство… образцов, присланных для натурных испытаний, они вживлялись давно, еще из опытных партий. Они, к сожалению, устарели. Причем безнадежно. Диаграмма направленности их приемных антенн слишком размытая, что не позволяет определять азимут искомого человека с необходимой точностью. А ведь именно азимут главная координата при решении задачи. Только вам, господин Владетель, могла прийти в голову такая удивительная постановка технических требований. Мы предприняли коррекцию параметров антенны извне, такая возможность была предусмотрена, но толку от нее немного. Разбираясь в проблеме, я поднял старую документацию и убедился, что при разработке чипов никаких специальных требований к антенне не предъявлялось. Теперь, чтобы подвести итог, позволю себе несколько слов о наших достижениях. В настоящее время по первому пункту мы уверенно и точно распознаем отдельного человека, воздействуем на него всей мощью специального излучения и добиваемся полного подавления подвижности. По второму пункту мы уверенно определяем координаты группы. Однако безошибочно выделить нужного человека из группы нам удается только в половине попыток. Причем я доказал теоретически, что в принятой идеологии путей для исправления этого недостатка не существует. Впереди предстоят основательные испытания аннигилятора на исступленных с чипами последних массовых серий. Может быть, анализ этих испытаний позволит найти новое решение. Предлагаю одновременно заняться радикальной модернизацией плебеев… Не сразу, хотя бы поэтапно… Я уже прикинул программу… Как вы на это смотрите?
«Неужели Харт опустился до лжи? – думал Владетель, всматриваясь в ускользающие глаза ученого. – Что должно было произойти, чтобы человек, с которым мы всегда ладили, преданность которого не вызывала сомнений, вдруг обернулся чужим? Выходит, что Фарн прав, верить нельзя никому. Слаб человек, ничтожен…»
– Вы предлагаете заменить чипы? – не удержавшись, вскричал он. – Надеюсь, это шутка?
– Мне не до шуток, господин Владетель, – едва слышно выговорил Харт и, помедлив, продолжал: – Совсем не до шуток. Но… перед нами объективная реальность – самое упрямое препятствие, которое можно себе представить. И ничего-то с этим не поделаешь. – Он замолчал, понимая, что долго молчать не получится. Остается отвлечь внимание – пожаловаться. – Эта работа вымотала меня настолько, что временами жить не хочется…
– Вы, Харт, обещали решить проблему. Так? – спросил Владетель совершенно спокойно – это был дурной знак. – За язык вас никто не тянул, – продолжал он, разделяя слова паузами, отчего они приобрели зловещий смысл. – Я думал, мы договорились. Оказалось, я ошибся. Я в вас ошибся, Харт. Мне очень жаль… Ступайте, профессор.
Харт с достоинством поклонился и, виновато ссутулившись, неуверенно и неспешно развернулся. И еще не успела запахнуться дверь за его спиной, как Владетель резким нетерпеливым движением выдернул из-под столешницы клавиатуру с рядом крупных оцифрованных клавиш и пятиразрядным дисплеем, вспыхнувшим красным светом.
Торопясь, он по памяти набрал четырехразрядную цифру – код подлинности Харта. Помедлил, собираясь, и решился – резко ударил перстом по клавише УДАЛИТЬ, подведя итог жизни приговоренного человека.
В то же мгновение беспомощная улыбка, стынущая на губах Харта, стерлась, его добродушное потное лицо опало, превратившись в тусклую серую маску, его сознание отключилось.
Чиновники, толпящиеся в приемной, немедленно сообразили, что на их глазах случилось непоправимое: Харта не стало с ними.
Они расступились, поспешно освободив пространство в направлении услужливо распахнувшейся выходной двери. Харт, точнее, существо, еще недавно бывшее Хартом, весельчак и даже, с завистью поговаривали иные, большой любитель и почитатель прекрасного пола, сосредоточенно и тупо уставившись под ноги, бесшумной тенью преодолел приемную, неверной походкой выбрался в коридор, проследовал к узкой лестнице, ведущей вниз. Наощупь, ступая боком по крутым ступеням, примеряясь, как это делают слепые, спустился на первый этаж. Там его уже поджидали. Два совершенно одинаковых рослых робота стыли навытяжку по обе стороны от невзрачной двустворчатой двери, притопленной в темной нише стены. Лица роботов были каменными, глаза – ледяными.
С протяжным скрежетом расползлись створки двери, ожила вялая музычка – несколько неуверенных, словно бы на пробу тактов струнных инструментов. Музыку завершили всхлипы тусклого женского голоса и, печально погаснув, оборвались. Харт послушно вступил в просвет двери и утонул в темноте. Створки, скрипя, сблизились и сомкнулись накрепко. Роботы удовлетворенно вытянулись, выпятив мощные груди, и согласно щелкнули каблуками.
На Земле одним человеком стало меньше.
Ближе к обеду явился смотритель лесов по имени Тори. На Острове дельных лесов давно не осталось – последние истребили двести весен назад.
При его появлении Владетель вспомнил, что время от времени в Сенате всплывают здравые предложения о восполнении убыли – разведении новых лесов, но именно этот сладкоречивый господин, которому подобные заботы полагаются по чину, упрямо выступает против, сопровождая свои возражения надменным смешком специалиста. Предлагаемая затея, многословно и однообразно объясняет он всякий раз, разорительна по расходам и совершенно нереальна. Для ее воплощения никакого бюджета не хватит, уж не говоря об ограниченных людских ресурсах, которыми располагает отрасль.
– Ну, так что, господин Тори, будем заниматься лесами? – обратился Владетель к лесоводу. – Или предпочтем саботировать?
– Я-то что? Я всегда готов, – произнес Тори с обидой. – Но не понимаю, господин Владетель, при чем здесь саботаж? Нашу скромную деятельность никогда так низко не опускали. Просто удивительно… Дайте нам команду и, конечно же, достойные ассигнования…
Накануне сотрудники службы Фарна, изучая список приглашенных, остановились на Тори и его многочисленном ведомстве. На основе предварительного расследования они сделали вывод, что ведомство занято главным образом планомерным изучением лесоводства по старинному фолианту, из которого для своих изысканий они добывают только картинки. Выполнить перевод текста не получилось, поскольку никто из них языком, на котором фолиант написан, не владеет, а возможность автоматического перевода с этого языка в компьютерной базе объединенной сети не предусмотрена.
Никогда прежде Владетель не видел этого человека так близко. «Заурядная личность, ничтожество, ни на что не годное. Почему он здесь, передо мной? Он никому не нужен».
– Ассигнования? – возвысил он голос, подогревая себя. – Интересно знать, а на какие шиши до сих пор безбедно живете вы, бездельники? Разве не на ассигнования? Доколе это будет продолжаться? Не рассчитываете ли вы, что карман государства не имеет дна, что из него можно черпать и черпать, что мое терпение безгранично?
– Наше учреждение, господин Владетель, как вам известно, сугубо научное, – принялся объяснять Тори. – То есть мы призваны, в первую очередь, заниматься теорией вопроса – по положению. А это, доложу я вам, ой как непросто… Приходится тратить последние силы, чтобы…
– Я хочу знать, – решительно перебил Владетель, – когда вы наконец бросите болтовню о теории и займетесь практикой вопроса – лесами?
– Лесами? – Тори удивленно вскинул белесые бровки и, уставившись в потолок, озадачился. Но, очнувшись, зачастил уверенно: – До практического осуществления наших планов еще так далеко. Сначала нужно как следует разобраться с накопленной информацией…
«Немедленно прервать эту деятельность, – думал Владетель, глядя на посетителя. – Решительно и бесповоротно. Приговор исполнить без сожаления».
– Понятно, – выговорил он и, сорвавшись, закричал: – Я уже разобрался. Вон!
Следом – клавиатура, код подлинности Тори и – УДАЛИТЬ.
«День начался удачно, – почувствовав облегчение, обратился Владетель к самому себе. – Двумя бездельниками стало меньше».
Дальше по мере продвижения очереди пошли разборки попроще. К обеду поток посетителей иссяк в полном соответствии с регламентом. Больше никого не пришлось наказывать.
Владетель подумал, что с некоторых пор сделался излишне мягким, но это открытие не огорчило, напротив, он испытывал приятную легкость в теле и даже назойливо угнетавшие боли отпустили.
Он пообедал с аппетитом, спокойно проспал обычные полтора часа после обеда. Перемену в его настроении с удивлением отметили роботы-слуги.
Очнувшись после дневного сна, освежившего его и унявшего тоску, Владетель почувствовал будоражащий, давно забытый прилив сил. Он легко поднялся с ложа, вытянулся во весь свой немалый рост, напряг усохшие мышцы, неохотно удерживающие костяк единым целым, и вполне достоверно ощутил себя юношей в боевом строю перед последним решающим штурмом. Как же он мечтал тогда умереть за свою страну и как не хотел умирать.
Он уцелел. С жизнью расстались другие, множество далеких и бывших рядом. Он остался жить. Тогда он в запальчивости от везения поклялся самому себе, что, если случится невероятное и он обретет высшую власть, больше никто умирать не будет.
Власть он получил, но не сдержал клятвы – умирать продолжали. Смерть косила его народ, подстерегая на каждом шагу, не разбираясь, не вдаваясь в причины, вырывая из жизни то одного, то другого, и этот ход событий, ставший привычным, давно не казался ему несправедливым.
Жалкие люди, которыми он управлял с жестокостью, в конце концов притерпелись. Им пришлось усвоить главную истину: жизнь одного, даже очень хорошего, нужного человека ничто, тогда как жизнь народа, который ничего, кроме презрения, не заслуживает, – все.