Это что? Какая-то новая тактика? Раньше все было понятно. Он – мудак. Я – сука. Два сапога пара. А теперь что?
Передумал он. Передумал, мать его. И? Он так на меня перекладывает ответственность? Ну, я ж передумал, блядь. Значит, я тут вообще ни при чем.
Я не соучастник.
Детоубийства.
Я хороший. И как тут поспорить? Никак. На фоне детоубийцы любой другой человек – ангел с крыльями. А значит, все, что было потом – все мои срывы, все вписки, на которых я пыталась забыться, все мои лютые запилы и пьяные истерики, все мои обвинения в его адрес – полная херня. И то, что Молотов их терпел, прощал, возвращал меня каждый раз, один – даже с того света – такой изощренный способ поддержки, да? Это типа он мне плечо подставил? Ну, вроде как, жги, Ясмин, если тебе так легче. Я все стерплю. Я ж ангел. Твой ангел. Разве я на него не похож?
Сука-сука-сука…
– Эй! Яся…
Дергаю башкой – не смей!
Опять открываю холодильник. Беру, не глядя, бутылку. Откупориваю.
– Ну зачем ты? И так ведь достаточно выпила.
– Игорь, ты домой иди, ага? Уже поздно.
Бокалы – на хрен. Отпиваю прямо из горла. Неуклюже покачиваясь на цыпочках, прохожу через гостиную к лестнице.
– Ясь, – слышу напряженный голос Адиля, – систер, ты как, путем?
Он что, все слышал? Для полного счастья мне только этого и не хватало.
– Ага. Заебись.
Держась за перила, шагаю вверх по лестнице. Помнится, дизайнер предлагал установить здесь парящую – такую, знаете, вообще без перил, «чтобы не утяжелять пространство». А я как представила себя, карабкающуюся по этой сомнительной конструкции пьяной, так сразу и отмела эту идею. Пусть выпилиться мне в то время хотелось частенько, падение с лестницы – не самый очевидный способ сдохнуть. Можно отделаться сломанным позвоночником, или проломить череп, навсегда оставшись инвалидом. Оно мне надо? Если я решу, что с меня достаточно – просто вышагну в окно. На работе сороковой этаж. Дома пониже, конечно, но тоже высоты хватит.
Иногда я подолгу, да, стою возле окон…
Укладываюсь на постель. Шелковые простыни холодят тело. Почему шелковые? Я вообще-то предпочитаю египетский лен. Надо спросить у домработницы, чего это она мне выстлала ложе шелками.
Отпиваю из бутылки вина. На старые дрожжи меня страшно сушит, и пить хочется постоянно. Щелкаю пультом. Думаете, что делают симпатичные инвестиционные аналитики, когда напиваются? Просматривают биржевые сводки? Или свежий обзор парижского показа нашумевшего модного бренда? Не-а. Я смотрю канал про рыбалку на Сахалине в Ютьюбе. Щелкаю пультом, выбирая ролик по заголовкам.
«Горы селедочной икры на побережье».
А можно что-нибудь не про размножение?
«Первый лед. Прет крупный краб».
Великолепно. Мне подходит. Обожаю крабов. Если их правильно приготовить, то м-м-м…
«Но было уже поздно, Ясмин»… Так, кажется, он сказал? А почему поздно? Потому что он даже на аборт со мной не пошел.
Ну, а что, ты сама таблетку не выпьешь, Яся?
Срок был маленький, да. Все довольно просто решалось.
Вино терпкое, выдержанное, густое. Цветом напоминает кровь. Или мне так спьяну кажется. Спьяну вообще все видится нам иначе. Потому мы и пьем.
Жена Молотова безбожно врет. То есть, конечно, может, она в это действительно верит (Игорь тогда тоже был уверен, что я залетела специально), но в действительности беременность стала для меня полной неожиданностью. Не скажу, что неприятной, ведь ребенок, как я ошибочно думала, давал нашим с Игорем отношениям шанс, но все же неожиданностью. А вот Молотов отреагировал так, как я и предположить не могла.
Как сейчас помню этот день. Мне двадцать пять. Мы с Игорем уже почти шесть лет вместе. За это время было много всякого. Скандалы, и даже драки… Вы же не думали, что он спустил мне с рук то шоу, что я для него устроила в конференцзале? О, нет. Это был бы не Игорь. А Игорь дождался, когда наш клиент уедет, и закатил мне безобразный скандал. Я не осталась в долгу. Вспомнила ему все, обозвала, набросилась. А он, чтобы меня осадить, влепил мне такую пощечину, что я упала. И сам, кажется, испугался. В общем, рассказав ему о своей беременности, я была готова ко всему. Но не к холоду… Вымораживающему все живое арктическому холоду.
– И? Зачем ты мне это рассказываешь?
– Ну как? Это же твой ребенок.
– Я говорил, что хочу от тебя детей?
– Нет… – теряюсь.
– Тогда ты знаешь, что делать.
– Но как же так, Игорь? Он ведь живой. Он – ты и я. Мы вместе.
– Пока это просто несколько беспорядочно делящихся клеток. Советую тебе не затягивать с принятием решения.
– А иначе что?!
– Лучше тебе этого не знать.
Он посмотрел на меня так, что у меня по коже пошел мороз. Хотя… Господи, я знала, каким Игорь может быть жестоким. Хотела бы я сказать, что моя борьба за ребенка была долгой. Но это не так. Мне хватило нескольких дней, чтобы решиться. Нет, одного мига. Я шла по подземному паркингу, когда в глаза ударил яркий свет фар. Приставив ладонь козырьком ко лбу, я вскинула голову и, даже наполовину ослепленная, узнала его. Молотов ничего не делал. И ничего не говорил. Он просто газовал вхолостую, сидя за рулем своего BMW. А у меня перед глазами пролетали ужасающие картинки – его тачка срывается с места, удар, я перелетаю через капот… Мог ли он «помочь» мне избавиться от ребенка вот так? Я не была уверена. Но я точно знала, что он найдет способ. Подозреваю, что я сделала это сама, лишь бы оставить себе крохотную надежду на то, что Молотов бы нас пощадил. Тогда мне очень сильно была нужна надежда. Когда нет веры, нужно хоть что-то, правда?
Заливаясь слезами, прикладываю к губам горлышко. Однозначно, Ютьюб не смог меня отвлечь. А значит, что? Значит, спать… Тянусь к телефону чтобы проверить время, но зачем-то открываю приложение для знакомств.
«Спокойной ночи. Много не пей».
Истерично смеюсь и, не глядя на время, строчу:
«Поздно».
А следом:
«И все же мужики – мудаки. Нет. Мудищи. Ненавижу. Лучше бы мы почковались, правда».
На ответ я вообще не надеюсь. Это просто крик души в никуда. К тому же уже достаточно поздно. Особенно у него. Там же какие-то свои часовые пояса… О которых я, жуткая эгоистка, почему-то вспомнила лишь теперь. Но Клим отвечает:
«Деление – далеко не самая лучшая стратегия с точки зрения выживания вида. Залог процветания популяции – ее биологическое разнообразие. Мамины гены + папины = новый уникальный представитель».
«Вам в тюрьме лекции читают, или ты всегда был таким умным?»
«А ты всегда такая ехидна, или только когда напьешься?»
«Всегда. Даже не сомневайся».
«Твой план не удался».
Я шмыгаю потекшим носом. Кажется, я вконец опьянела и теперь никак не могу сосредоточиться на разговоре.
«Какой план?»
«Меня спугнуть».
«И что это означает?»
«Что-что… Жги. У тебя еще остались какие-нибудь претензии?»
«К кому?» – продолжаю тупить.
«Видимо, ко всему мужскому племени».
«А тебе это зачем? Ты что – мазохист?»
«Вот уж нет. Но узнав твои претензии к мужчинам, я смогу не повторить их ошибок».
От переписки меня отвлекает доносящийся снизу шум. Я кое-как слезаю с кровати. Пьяная в сопли, добираюсь до двери. Прислушиваюсь…
– Дай пройти. – Голос Молотова.
– Нет, Игорь. Не думаю, что Яське это сейчас нужно.
– Мы сами разберемся. Ты-то какого черта лезешь?
– На правах старшего брата. Знаешь, я-то как думал? Она взрослая, ты взрослый, жизнь – сложная штука, как-то да разберетесь. Но сегодня всплыли такие подробности, что я понял, как был неправ. Яську от тебя, Игорь, спасать надо было.
– Уж чья бы корова мычала.
– А что я? Я, Игореш, баб на аборты не отправлял. Так что… Вали-ка ты подобру-поздорову.
– Ты гляди – как запел!
– Ага. Закончилась моя лояльность.
– Не боишься, что я тебя сживу со свету за такое?
– Интересный ты мужик. Сам не смог ее уберечь, и мне помешать пытаешься? Это и есть твоя любовь?
Молотов молчит. Следом его шаги слышу, и как хлопает дверь. Ушел, значит. Хочется спуститься вниз и крепко-крепко обнять брата. Но я, пьяная, все-таки трезво оцениваю свои силы. Мне бы хоть до кровати добраться.
Эх, какой же у меня все-таки брат! Гад, конечно, но такой… хороший. Захлебываясь крокодильими слезами, беру телефон, чтобы ему написать «спасибо», но перед глазами опять разворачивается моя переписка с зэком.
Это все, что я помню, когда просыпаюсь утром. Ой, мамочки. Голова! С губ срывается стон.
– Таблетки на тумбочке, – слышу тихий голос Адиля. Мой же, напротив, звучит хрипло и надломленно:
– Спасибо.
– Пей обезболы, дуй в душ и спускайся, будем завтракать.
– Шутишь?
– Пожрешь – станет лучше. Давай, Яська. Слушайся старших.
– Ты мне еще похмелиться предложи.
– Это тоже можно.
Смех Адиля становится все тише по мере того, как он отдаляется. Я со стоном переворачиваюсь на спину. Ну что ж. По крайней мере, меня не тошнит. Сколько я спала? Беру телефон, и только тут что-то в голове щелкает. Твою ж мать! Твою ж мать… Трясущимися руками прокручиваю нашу переписку к началу. Я ж не могла ему рассказать? Ну не могла же! Кому вообще нужна печальная история моей жизни?
«…У тебя еще остались какие-нибудь претензии?»
«К кому?»
«Видимо, ко всему мужскому племени».
«А тебе это зачем? Ты что – мазохист?»
«Вот уж нет. Но узнав твои претензии к мужчинам, я смогу не повторить их ошибок», – так-так-так, это я еще помню, а вот дальше…
«Вряд ли у тебя будет шанс отправить меня на аборт».
Ч-черт! Я говорила, что меня не тошнит? Забудьте. Муть поднимается изнутри и наполняет горло.
«Блядь. Ты шутишь?»
«Нет».
«Ясмин, если кто-то отправляет тебя на аборт, гони его в шею. И, пожалуйста, детка, больше не пей».
«Поздно. Это давно было».
«А сейчас что?»
«Да ничего. Пришел, вот, говорит – от жены ушел. Просит вернуться».
«А ты?»
«А я с тобой переписываюсь».
«Вот и правильно. А его в шею гони. Вот прям соберись с силами и гони. Этот мудак явно тебя не стоит».
Не то чтобы я этого не понимала. Но мне ужасно понравилось, как это звучит в чужих устах. Неожиданно нравится. Я зажмуриваюсь и повторяю про себя несколько раз разными голосами: «Этот мудак тебя не стоит». Звучит? А то! Но ведь…
«Он говорит, что передумал, но было поздно. Я приняла таблетку. И все».
«Ясмин, ты же умная женщина, да? Ты не можешь не понимать, что сейчас он будет говорить что угодно, лишь бы удержать тебя на поводке».
Затуманенный алкоголем мозг функционирует медленно-медленно. Мне приходится по несколько раз перечитывать, что он пишет, прежде чем до меня доходит смысл его слов.
«Близкие меня зовут Ясей», – считаю нужным сообщить я.
«Не верь ему, Яся».
«А я уже никому не верю».
«Это ты зря. Не все такие, как твой бывший».
«Все. В моем окружении – все. Представляешь?»
«Значит, тебя окружают херовые люди».
«Ха! Кто бы говорил. А у тебя в окружении, стало быть, сплошные ангелы?»
«Ты сама знаешь ответ – нет. Далеко нет. Но мы существуем по понятным правилам. Здесь все по-честному».
«Ух ты! Так, может, мне в тюрьму сесть?»
«Лучше спать ложись, глупая. Утро вечера мудреней».
«Эй! Я вообще-то гений, чтоб ты знал».
«Вот как?»
«Угу. Гений прогнозов. А ты кто?»
«Я – отбывающий наказание правдолюб».
«Тогда скажи мне напоследок что-нибудь хорошее и правдивое».
«У тебя красивые губы».
И снова я туплю. Губы-то тут при чем? Потом только понимаю, что на фото в профиле только и видны, что мои губы, подбородок и ушко, за которое я заправляю пальцами волосы.
«А вдруг это не мои?»
«Ясь, мы ж тут за правду».
«Точно! Тогда колись как на духу – на аватарке твое фото?»
«Мое, да».
«Тогда я должна сказать, что у тебя тоже красивые губы. Прямо сейчас я бы хотела их поцеловать».
«Жестокая женщина».
«Почему?»
«Подумай об этом, как протрезвеешь». Смайлик.
Сука, сука, сука… Это ж он намекает на то, что я его завела своим замечанием? Да ну. Оно глупое, конечно, но совершенно невинное. И тут же… Яся-я-я-я! Дурында такая. Человек ведь на голодном пайке! Ему, очевидно, и этого предложения достаточно, чтобы теперь до утра со стояком маяться.
Впрочем, это не самая большая глупость, что я сотворила!
Ну, что ж я за дура? Выложила ему все. То, что даже Валюха не знает. Как в глаза-то ему смотреть? Ладно. Мне ж это вроде как не грозит. А-а-а-а. До чего я докатилась!
– Яся, завтрак готов! – орет снизу Адиль.
Я закатываю глаза. Запихиваю в рот таблетки, запиваю водой и иду в душ. О том, что случилось, я подумаю, когда буду к этому готова.