Розовая лента
Все самое прекрасное в мире сделано нарциссами. Самое интересное – шизоидами. Самое доброе – депрессивными. Невозможное – психопатами. Здоровые почти не вносят вклад в историю. (П.Б. Ганнашкин «Клиника психопатий, их статика, динамика, систематика.»
Зиму саму по себе не очень-то и люблю. Не за холод, а за ее темноту, это приводит меня в уныние. Хотя, все же иногда бывают такие дни, что просто в восторге от этих зимних вечеров, от яркого, пронизывающего солнца. Хоть это и бывает редко, но очень здорово. Больше всего зимой не люблю просыпаться, как будто ночь. И что, спрашивается, в такой период времени вообще вставать? Надо спать, но будильник говорит о другом, что уже семь часов, надо встать, умыться, навести блеск, чтобы все девчонки ахнули, а Генка, то есть Гена, заходя в лифт, снова пялился на меня. Он всегда так делает, как будто больше не на кого смотреть. И все же, мне приятно наводить этот макияж, как будто я делаю это для него.
Сквозь сон услышала трель своего будильника. Специально настроила его на щебет птицы, не очень громко, но приятно. Представляешь, что уже лето, правда еще рано, но лето. Я открыла глаза. Таймер включил в аквариуме свет, и рыбки медленно закружились у кормушки. Их красные хвосты как в невесомости парят, они мне очень нравятся. Смотришь на них и думаешь, что это совсем иной мир, как будто ты подсматриваешь за кем-то. Оно такое чужое. Наверное, это меня и привлекало. Не только их красота, а недоступность для меня, ведь я никогда не смогу вот так плавать.
Высунув нос из-под одеяла, я сразу поняла, что на улице похолодало. Вроде бы и тепло, но чувствовала почему-то, что холодно. Опять надевать эту кучу одежды, ох… Мои плечи инстинктивно сжались. Голова как у улитки пошла вниз под одеяло, и никуда мне вовсе не хотелось идти. Почему-то в этот момент мне вспомнилась моя мама. Когда она приходила по утрам будить, я иногда, чтобы не идти в школу, искала предлог: то заболела, то голова кружится, то озноб. Ну хоть что-то, чтобы не вставать с постели в это черное утро. Но сейчас мамы не было, и подойти некому было. В голове вертелись мысли. Совесть говорила о том, что уже пора вставать, а второе «Я» говорило: «Да ну эту работу, каждый день одно и то же. И кому она вообще нужна, бумаги, бумаги».
В голове и вправду вертелась куча мыслей. Это было похоже, как будто смешали несколько клубков с шерстью. У каждой ниточки есть начало и конец, но сейчас они представляли собой просто скомканный комок. Так и в моей голове мысли все спутались. Среди них были остатки вчерашнего разговора с Верой, моей подругой, что приходила ко мне вечером и делилась своими впечатлениями о командировке. Тут же были мысли, что похожи на пунктиры, они отражали политику, которую я умудрилась посмотреть по программе «24 часа». Там было много мыслей, и я никак не могла разобраться с ними, чтобы лишнее выкинуть, а нужное оставить. Только начинала о чем-то конкретном думать, как тут же вклинивалась другая мысль, и я практически сразу теряла предыдущую нить.
Так пролежала некоторое время. Но это не помогло, а, наверное, наоборот, усугубило. Я поняла, хочу того или нет, чтобы избавиться от этой каши в голове, придется вставать. Я прикрыла глаза. Стало легче, как будто некоторые из них потерялись, испугались темноты, но появились новые. Стало легко. Какая-то мысль, почему-то мне показалось, что она розовая, как шелковая лента проскользнула вдалеке. Ее яркий цвет сразу привлек меня, и все остальные мысли просто-напросто перестали существовать. Я не могла сказать, о чем эта мысль, она просто была и все. Чувствовала ее настроение, ее тепло. Но о чем она, так и не знала. Лента еще несколько раз скользнула и пропала. Мне стало даже обидно, что вот так и все, нет ее. Я открыла глаза, снова закрыла, но розовая мысль больше не появлялась, зато она меня успокоила.
День был как день. Наверное, он мало чем был похож на остальные. Мы часто делаем одно и то же, это и есть работа. Иногда что-то меняется, и приток новых идей дает тебе огромную энергию, и все вокруг меняется. Уже не так скучна работа, и все выглядит по-иному, есть смысл и цель. Но после и это меняется, и ты снова ждешь очередной идеи, чтобы ее воплотить в жизнь, и все начинается сначала.
В пятницу намечалась корпоративная вечеринка. Сперва к ним не могла привыкнуть. Порой они напоминали мне собрания с бокалом шампанского, а после начала чувствовать прелесть в этом. Что можно сказать на вечеринке, не скажешь в рабочей обстановке. После таких вечеров сотрудники становились мягче, особенно легче входить в коллектив новичку, именно им тогда я и была. Всего боялась, людей, их взглядов, их должностей. Но мой начальник, Олег Васильевич, лет за пятьдесят, толстый мужчина, но живой, ломал мои стереотипы представления как о начальстве, так и о самой компании. После первого же вечера я подружилась практически со всеми. Кроме Ирины Петровны, очень полной и потной женщины из планового отдела разработок и Ирины… отчество так и не запомнила. Странное оно у нее, по-моему, татарское. Она не худая, но горбится и поэтому напоминает молодую старушку. Вот с ними у меня ничего не получилось. Они смотрели на меня как на врага. И порой казалось, что если бы рядом никого не было, то они меня бы укусили. Вечеринка – это прекрасно, и даже маленькая цель.
Я шла домой и нюхала холодный воздух. Он совсем не похож на летний, несмотря на то, что кругом много машин, гари не чувствовалось, она замерзала. Совсем по-иному пахнут духи на морозе. Они становились звонкими. Кто этого не понимает, то так брызгался… На улице это воспринималось как тонкий и нежный аромат, но стоило их обладателям зайти в помещение… Аромат начинал таять и превращаться в настоящую газовую атаку. Вот именно так и душилась Ирина без отчества.
В общем, день был прекрасным. Вечером я с Верой, моей однокурсницей, и ее мужем Игорем сходили в кино на фильм «Гладиатор». Давно на него хотела сходить, но одна боялась, рассказывали, что много крови, а я боюсь ее. Игорь как маленький мальчишка после фильма пересказывал его, добавляя в сюжет свои реплики вроде: «А он после его… ну и что, надо было… и тогда… Нет, он был неправ, вот если бы… и бух…». Смешно было его слушать, а мне было грустно. Вера пыталась узнать мое мнение о фильме, но я молчала, не могла ничего пока сказать, слишком много «но».
Пришла домой уже поздно. Посмотрела на часы и ахнула: почти двенадцать ночи, а я даже не успела почитать. Посмотрела на книжку, что оставила прямо на подушке. Но делать было нечего, завтра рано вставать и много дел, а пара страниц, что я прочитаю, только растравят мое любопытство. Поэтому убрала ее подальше, чтобы она меня не дразнила.
Рыбки уже давно спали. И спят ли они вообще, даже не знаю. Кажется, всегда плавают. Вот и сейчас, когда включила слабый свет, они как тени заскользили среди растений. Я любила пить кофе и неважно когда. После него прекрасно засыпаю. Вскипятила чайник, налила кофе, взяла чашечку и пошла в постель.
Утро было такое же черное, как и вчерашнее. Мысли так же путались, как будто их спугнули, и они сейчас метались, ища выход. Но сегодня на улице было теплее, и поэтому я отбросила в сторону одеяло. Легкая прохлада коснулась меня. Руки дернулись к одеялу, чтобы укрыть себя, но я сознательно задержала их. По телу шли мурашки. Они щекотали. Хотелось свернуться, или хотя бы просто пошевелиться, но я терпела, в этом была своя прелесть. Выждав минуту, все же набросила на себя еще теплое одеяло. Можно ли вообще описать эти чувства, когда я укрылась. Легла на бок и, прижав ладошки к щеке, закрыла глаза. Было так приятно, что решила еще пару минут полежать.
Почему-то мыслей не было. Они испарились или испугались этой прохлады, но в голове было чисто. Мне не хотелось ни о чем думать, хотелось просто полежать. И тут я снова увидела ту самую яркую розовую ленту. В темноте она была одна. И именно потому, что была одна, она так ярко светилась. Постаралась присмотреться к ней. Она была далеко и казалась чужой, но в то же время казалось, что я ее очень хорошо знаю. Чувствовала ее настроение, ее тепло. В груди как-то все заныло. Были знакомые чувства, но какие, не могла припомнить их, но очень знакомые. Лента кружилась как в каком-то танце. Она делала круги, рисовала спирали. То ускоряла свой бег, то как в замедленной съемке повисала в пространстве.
Лента так же внезапно пропала, как и появилась. И все… Стало очень темно, даже казалось, что пропал звук, только звон в ушах выдавал себя, а больше ничего не было. Лежала с закрытыми глазами и пыталась думать, но ничего не получалось. Я как маленький котенок, который только что игрался с бантиком, и вдруг его убрали, озиралась по сторонам, ища розовую ленту, но ее нигде не было. Прижала руку к груди, стараясь сохранить то чувство, что возникло минуту назад. Мне не хотелось открывать глаза, я и так все видела. Горячая ладонь лежала на груди. Она жгла меня. С трудом начала приходить в себя и осознавать, до какой степени горячая ладонь. Она не просто была горячей, она обжигала. Стоило мне подумать об этом, как инстинктивно приподняла руку, как будто она действительно меня обожгла. Я открыла глаза и с недоумением посмотрела на ладонь. Потрогала ее. Ладонь как ладонь, ну может чуть теплее чем обычно.
На следующее утро все повторилось и на следующее опять. Я начала привыкать к розовой ленте. Но она меня не подпускала близко, как будто боялась. Стоило мне присмотреться к ней, как она тут же удалялась, все так же плавно извиваясь в пространстве. Лента интриговала, но большей частью не она, а то чувство, что создавала во мне, когда появлялась. И чем ближе она была, тем эти чувства были сильнее. Они были очень знакомы, но я так и не могла разобрать, что это за чувства. Лишь только в субботу, после той самой вечеринки, лежала утром, знала, что спешить некуда, но проснулась по привычке. Я уже не дремала, но и не проснулась, находилась в каком-то состоянии между сном и реальностью. Мой мозг работал отчетливо, он мыслил и рассуждал, как будто разговаривала сама с собой.
Лента выскользнула из ниоткуда так близко, что я даже испугалась. Она оказалась очень широкой. Я смогла рассмотреть на ней клеточки ткани, но в движении они сливались и казалось, что она не просто переливается, а еще и отражает меня. Себя я в ней не видела, лишь только какую-то смутную фигуру. Но в ней я узнала себя, прическу, осанку и даже цвет волос.
Я не знаю, спала ли я в этот момент. Наверное, да, поскольку мои мысли работали с такой скоростью, что описать их не могу, слишком было много всего. Что такое сон и реальность? Говорят, что сон – это продолжение реальности, то, о чем ты думал, имеет продолжение в наших снах. Не знаю, так ли это. Возможно. Но почему-то очень часто во сне происходит то, о чем ты и не думал. Оно само происходит, то ты героиня, то банкирша. Какое отношение я имею к банку? Не люблю этот вид бизнеса. А иногда я становлюсь в виде простой женщины, которая что-то делает, какие-то чертежи, а после убегает, мчится на машине, что это? Как бы я ни пыталась, но ответа на свои сны не могла найти. Даже порой было обидно.
Лента продолжала скользить как по экрану. Я не поворачивала головы, поскольку боялась упустить ее из виду. Она залетала мне за спину, а после снова появлялась. То сверху, то сбоку, то где-то вдалеке, но она всегда была где-то тут. В какой-то момент я заметила, что она уже не одна, а две. Меня это не удивило. Но стало труднее смотреть. Уделяла внимание то одной, то другой. Но, как ни странно, той, что была ближе всего ко мне. Их танец продолжался все так же медленно и изящно. Мне хотелось их коснуться. Я протянула руку вперед. Ленты взметнулись вверх и тут же устремились к моей руке, как будто они видели, как будто у них были глаза.
Прикосновение прошло незаметным. Ожидала чего-то большего, но его не было. Однако за этим разочарованием через какое-то мгновение я почувствовала, что во мне что-то нарастало. Что? Я не могла этого сказать, просто нарастало и все. Будто внутри что-то росло. Чувствовала это, и только от этого ощущения мне захотелось улыбнуться и закричать.
А после все пропало. И ленты, и темнота, лишь осталось то внутреннее ощущение. Я замерла в надежде, что все вернется. Прошли секунды, и чернота постепенно сменилась сияющим светом. Он не резал глаза, а просто заполнял все вокруг белым светом. А после я почувствовала прикосновение. Прикосновение руки. Это было так необычно, поскольку во сне все происходило иначе, я никогда не чувствовала ни запахов, ни вкуса, ни прикосновения, но сейчас оно было.
Кто-то нежно коснулся моей спины, и это была ладонь. У меня и без того были закрыты глаза, но я постаралась закрыть их и во сне, и это удалось. Видела себя со стороны. Я скользила вокруг своего тела, а за спиной стоял мужчина в черном костюме, строгий галстук и часы. Он нежно гладил мою шею, спину, руки. Рассматривая себя со стороны, я почувствовала его теплые губы, поцелуи. Мне хотелось растаять.
Сон – он на то и сон, что в нем только я и больше никого. Никто не увидит меня, никто не узнает, о чем думаю, что вижу, что чувствую. От этой мысли мне стало так спокойно. Мои руки опустились, плечи ослабли, напряжение пропало, и я растворилась сама в себе. Я медленно вращалась вокруг себя. Лица его не видела, наверное, потому, что мне было не это интересно, но я чувствовала его руки.
Мой взор скользнул по кругу и вернулся на прежнее место. Сейчас я ощущала уже другое, он был не один… Их было двое и оба в черных костюмах. Это было странно, но именно так. На их фоне я выглядела белым мотыльком. Только сейчас поняла, что на мне уже нет одежды. Не знаю, была ли она вообще, не помню, но сейчас ее не было. Я смотрела не на них, а на себя. Стало интересно свое тело, неужели оно у меня вот такое.
Ход мыслей был прерван, его разорвали, прогнали. Внутри все горело. Хотелось расплавиться. Мне не хотелось двигаться, вообще ничего делать. Они это поняли в ту же секунду, как об этом я подумала.
Их было двое, но почему двое? Один целовал меня в губы, и я ему отвечала. Он гладил мой живот, и я подставляла его ему. Другой обнимал со спины, и я плотнее прижималась к нему. Он коснулся моей груди, я чувствовала ее. А после… а после мы просто обнимались и целовались. Я не смотрела на них, но видела все, как будто подсматривала сама за собой. Обратила внимание на то, что как перед камерой красуюсь, поворачиваясь то одним боком, то другим, то вытягивая руку вверх, то вдоль тела. Не просто смотрела, я еще и чувствовала.
А после один из них согнул мои ноги в коленях, приподнял их к моей груди. Сел напротив меня, взял мои ноги за ступни, поднял из вверх, а после развел их в разные стороны. В какой-то момент я попыталась сопротивляться. То ли стыд заставил, то ли что-то иное. Их руки были сильными, если вообще можно сказать что-то о силе. Их руки даже не дрогнули, как будто я ничего и не предпринимала. А после ко мне вернулись уверенность и спокойствие. Ведь это сон, а во сне может быть только сон. Мои мышцы ослабли, и я опять растворилась в себе.
Смотрела со стороны. Мой полет продолжался. Он то замедлялся, то ускорял свой путь. Внутри то нарастала животная страсть, то отходила. Мне хотелось досмотреть, но чувства мешали. И в какой-то момент потеряла мысль.
Все потерялось. Все. Голова кружилась, хотелось открыть глаза, но открыв их, я снова видела себя, и опять их руки касались меня, и снова чувства захватывали и снова проваливалась сама в себя.
Это был не танец и не фантазия, это был сон. В конце концов я увидела ленту. Она так быстро пролетела передо мной, что даже немного испугалась и поэтому быстро открыла глаза. Я смотрела на потолок. Ресницы хлопали не переставая, будто в глаз попала соринка. Не понимала, что происходит, и почему я лежу. Пока я собиралась с мыслями, все пропало. Вот только что? Я так и не могла понять что?
Сон имеет странные свойства. Пока мы спим, мы все отчетливо помним. Проснувшись, мы тоже помним. Но проходит порой всего несколько секунд, а порой и мгновений, и все пропадает, как будто ничего и не было. Странное это состояние. Игра ума, плод воображения, или все это наши выдумки и ничего не было. Но сон был, и я его еще какое-то мгновение помнила, но с каждой секундой в памяти стирались очередные моменты. И в конце концов ничего не осталось, только слабый образ и то сильное ощущение, которое я испытала. После часто про него думала, но уже добавляя в него свои дополнительные оттенки, нюансы, свои пожелания, но чувства остались прежними.