Часть 1
1. Подъём
Шум. Звон в ушах. Очень сложно сосредоточиться. Телефон, лежащий по соседству прямо на книге «Избранное. С.А. Есенин», что я читал накануне, перед сном, подаёт жутко неприятный сигнал, трубящий о том, что пора просыпаться. Причём, даёт понять он об этом как, собственно, самим рингтоном, так и ярким светом, исходящим от дисплея устройства. Будьте вы прокляты, «Сoldplay» вместе со своей песней «paradise». В это время дня я вас ненавижу!
Не открывая глаз, я тянусь на ощупь к сотовому, пытаясь нащупать его где – то на книге и положить конец их уже оканчивающемуся припеву. Насилу дотянувшись, я таки нажимаю на заветную кнопку. «Сoldplay» замолкают, и я наконец предпринимаю 1-ую попытку разомкнуть глаза. Получается не очень, но через тесно сдвинутые щелки я уже начинаю видеть сегодняшний мир. Ох, как же хочется спать!
Боясь прикрыть глаза и провалиться в сон, я отыскиваю телефон, желая узнать время. Глупо, это, конечно, зная, что заводил будильник я на 7:20, но хочется узнать, как много времени у меня ушло на то, чтобы, наконец, подняться. Как выяснилось, немного. Сейчас 7:22. Что ж, пора собираться в школу.
2. Завтрак
Насилу поднявшись и шатаясь, чуть ли не как пьяный, иду в сторону ванной. Нужно умыться. Вода сгонит с меня остатки сна, и я почувствую себя лучше. Зайдя в комнату, я открываю кран и, наклонившись над раковиной, подставляю своё сонное лицо под струю теплой воды. Как освежает! Как следует промыв глаза, нос, уши и рот, я тянусь к полотенцу и, вытершись, смотрю на себя в зеркало.
Прошу любить и жаловать, Максим. 16-летний парень, учащийся в Мурманске в школе №… На внешность достаточно хорош собой (что не единожды сказано моими одноклассницами, и не только), умён и прилежен. Люди не часто на меня жалуются.
Приглядевшись к своему лицу в зеркале, я опять открываю кран, смачиваю пальцы, чтобы убрать ими воздух, скопившийся в уголках глаз за прошедшую ночь. Вроде получилось. Теперь можно идти завтракать.
Выходя из ванной, замечаю, что дверь в спальню закрыта. Видимо, мама ещё не проснулась. Что ж, тем лучше – не придётся врать ей, что я сделал все уроки на сегодня. А врать ведь придётся. Поскольку а) я их действительно не сделал и б) она в любом случае спросит. Всегда спрашивала.
На кухне темно. На ощупь отыскиваю рубильник, нажимаю на него, и бам – комната озаряется ярким светом. Непривычно. Я буквально на днях поменял тут лампочку, поставив на место прежней, в 40 Вт, новую, в 70.
Более – менее оглядевшись, иду к плите, включаю её и ставлю на неторопливый огонек чайник, предусмотрительно наполненный мной накануне. Вода вскипит через минут 10. Надо себя чем – то занять в это время.
Открываю холодильник, вытаскиваю банку варенья. Не поверите, но это, наверное, единственное, что я могу есть с утра. Ничего другое в это время дня в рот просто не лезет. Поставив банку на стол, направляюсь к хлебнице, откуда вытаскиваю пакет с батоном. Если уж и есть хлеб, то только батон.
Чайник угрожающе зашумел, но ещё не настолько, чтобы я перекрыл огонь. Мельком взглянув на него, я сажусь на стул около стола, и, черпнув в банку ложкой, только что взятой из комода, начинаю размазывать варенье по поверхности ломтя.
28 сентября. Сегодня, блин, 28 сентября. Я в школе чуть меньше месяца, а уже хочу, чтоб она кончилась. Ужас! И до чего скверно начался этот год. Половина ребят, что учились со мной в одном классе, рассеялись по колледжам и техникумам после прошлого, для них выпускного года. Вообразите, целая половина, аж 6 человек! С которыми я учился чуть ли не с 1-го класса, которых видел чуть ли не каждый день, за исключением лета и небольших каникул в конце каждой учебной четверти. А теперь пуф – и на их месте другие уже незнакомые мне люди. Да уж!
Моя соседка по парте, Вика Чернова, с которой я просидел вместе добрую пару лет, с которой был знаком с самого детсада, и к которой в последний учебный год я вроде как стал испытывать какие – то чувства. Да, иногда так бывает: знаешь человека долго – долго, а потом понимаешь, что он для тебя не просто знакомый, или приятель, или одноклассник, а что – то большее. Причём, понимать, что Вика значит для меня куда больше, чем год или два назад, я стал лишь с её уходом из нашей школы. Она перебралась в гимназию на другом конце города. Говорит, мол, там дают куда лучшее образование, чем в заурядной школе. Чем в нашей школе. Да ну, скажет то же.
Ну и последним, что убили мои остатки любви к школе (если так можно назвать мои чувства к ней) стало то, что одна из учительниц, что уже как пару лет вела у нас английский, Надежда Викторовна, уволилась с окончанием прошлого года. Ходили слухи, что её на самом деле вышибли, но не то чтобы в них кто – то и верил. Слухи, они ж на то и слухи.
С Надеждой Викторовной у меня были донельзя хорошие отношения. Она всегда благосклонно ко мне относилась, даже когда я шалил, так сказать. Умела найти ко мне подход. В случае, если моя оценка за ответ колебалась с четверки на пятерку или же (что было крайне редко) с тройки на четверку, она всегда вытягивала меня на лучшую. Говорила: «Авансом». Я любил её, как ученик любит учителя. И с её уходом я как будто лишился друга. Очень хорошего друга.
Теперь, друзья, суммируйте эти 3 причины, в которые входят уход из школы моих если не 6 друзей, то приятелей, моей соседки, которая только – только начала мне нравиться, и любимой учительницы, и представьте, как паршиво начался для меня этот учебный год. 3 причины – 3 пули, что подкосили меня. И подкосили сильно.
Чайник оторвал меня от мыслей, зашумев так громко, что я едва не оглох. Хорошо, что зайдя в кухню, я предварительно закрыл дверь. Иначе поставил бы на уши всю семью, оторвав их от просмотра уже, наверное, 7-го сна.
Я приподнялся со стула, подошёл к плите, перекрыл огонь, и чайник тут же умолк. Предусмотрительно обмотав ладонь тряпкой, я приподнял за ручку пышущий жаром чайник и налил часть его содержимого в кружку. Закончив, вернулся на стул с кружкой и, дотянувшись до сахарницы, начал класть в чай сахарные кубики. Не знаю, как другие, но я предпочитаю их песку.
Сегодня у нас понедельник. Это, значит, 5 уроков. Литература, английский, физика, история, математика. Физику я не сделал. Что ж, авось пронесёт. Виктор Владимирович (про себя мы его называли «Владирыч») мужик не строгий – валить не будет, если даже и вызовет.
Прикончив один из двух ломтей батона, я, энергично разжевывая содержимое рта, уже прикидываю в голове, у кого бы я мог списать математику. Проходили мы сейчас графики. То ещё удовольствие. Сашка Лаптев мог бы меня выручить, задобри я его шоколадным печеньем, продающемся в нашем буфете. Он был у нас математиком, щелкал такие, вот, графики как орехи. Так что если и списывать матешу, то только у него.
По истории мы только начали проходить период междоусобиц на Руси. Я, конечно, пробежал глазами параграф, но вызываться не стану. Мало ли, ещё тройбан схлопачу.
Чего я так действительно ждал сегодня (если уроки вообще можно ждать), так это литературу. Нам задали выучить одно из стихотворений Есенина, на выбор. Мой же пал на «ты меня не любишь, не жалеешь…». Очень сильная штука. Да и вообще очень сильный поэт.
Что до английского, то я не волновался. Язык я знал более – менее, поэтому выкрутился бы. Да, вы правильно поняли: домашку по «инглишу» я тоже не сделал.
Доев и 2-ой ломоть с вареньем и допив чай, я приподнялся со стула и вышел из кухни, не забыв по дороге потушить свет. Теперь нужно было собрать рюкзак.
3. Сборы
Вернувшись в комнату, где спал (давайте условимся с вами, что впредь я буду называть её «моя комната), я подошёл к окну, раздвинул жалюзи и начал брать со стопки учебников на подоконнике те, что мне нужны были сегодня. Брал нужный – и кидал его в рюкзак. Когда закончил, не спеша убрал постель. Постель я всегда за собой убирал до ухода в школу – такая, вот, у меня была привычка.
На часах 7:37. Надо торопиться. Дорога до школы займёт минут 10-15. А ещё нужно почистить зубы и одеться. Зайдя в ванную, беру пасту и свою щетку из подстаканника, выжимаю из тюбика нужное мне количество и, размазав её по поверхности щетки, отправляю последнюю в рот. За процессом думаю, как увижу сегодня в классе Диму, моего кореша и, по совместительству, одноклассника, который обещал принести сегодня свежий выпуск «Игромании». Не то что бы мы с ним прямо-таки геймеры, хотя хотели бы ими стать. Просто наши с ним компьютеры далеко не самые сильные, и нам нравится листать журналы, читая об играх, в которые мы могли бы играть, повези нам с компами больше.
Закончив чистить зубы, возвращаюсь в свою комнату и начинаю одеваться. Краем уха слышу, что на кухне какой – то шум. Должно быть, мама проснулась. Ну, или кто – то из братьев. У меня их, к слову, 2, но о них расскажу позже.
Школа не требовала от своих учеников ношения формы. Хоть в этом нам, блин, повезло. Поэтому носил я туда почти всё, что хотел. Сегодня намеревался надеть темно – синие брюки и белоснежную кофту с длинными рукавами. Не то что бы я из кожи вон лез, чтобы всегда выглядеть с иголочки, но одеваться любил, что уж тут.
Закончив наряжаться, иду к зеркалу пригладить свои темные патлы. «Надо бы постричься», – между делом замечаю я. Окончив наводить красоту, беру свой парфюм от «Dolce&Gabbana», купленном мне родителями в прошлом месяце, навожу на грудь и пару раз жму на клапан. Отлично!
Подходя к входной двери, замечаю краем маму на кухне. Уже разогрела себе тосты и теперь, вот, наливает себе чай. Поздоровавшись с ней, стягиваю с вешалки куртку, надеваю и начинаю обуваться. Часы в прохожей показывают 7: 44. Ничего, успеваю.
Мама помогает мне нацепить рюкзак, бросает пару слов о том, чтобы я не забыл перекусить (всё – таки сегодня 5 уроков) и возвращается на кухню. Надев шапку, я выхожу на лестничную площадку и жму на кнопку вызова лифта. Жили мы на 4-м этаже, а спускаться по лестнице с утра я никогда не любил. Лифт поднимается ко мне, открывает свои створки, и, зайдя, я нажимаю на кнопку «1».
4. Дорога
Выходя из подъезда, оглядываюсь вокруг. Мы жили в спальном районе, и дом наш находился за 150–200 метров от дороги, за которой была расположена моя школа. А школа от дороги было ещё метров за 200. Вообще, я не люблю отсчитывать дистанцию между школой и своим домом в метрах или, простите, количестве шагов. Нет, я измеряю это самое расстояние в количестве песен, прослушанных мной за это время пути. Итак, дорога занимает у меня 2 песни из дебютного альбома рок – группы «Imagine Dragons», а именно «demons» и «radioactieve», и одну из «Сoldplay» – «hymn for the weekend». Да, творчество «Сoldplay» я любил, ничего не скажешь. Впрочем, я не мог отнести себя к любителям какого – либо определенного пласта музыки. Я, как это там говорится, меломан, вот. Слушаю всё и по настроению. Могу даже что – то из отечественного послушать. Впрочем, редко.
Жизнь между тем потихоньку пробуждалась на улице. Солнце уже показалось. Люди вокруг в спешке сновали кто куда. Садовники мели улицу. Соседи выгуливали своих питомцев. Каждый на улице был чем – то да занят. И я был одним из этой большой массы, который спешил в свою школу, боясь опоздать.
Миновав поворот, выхожу к дороге. Сколько же машин на ней! Никогда ещё не видел такую оживленную дорогу в такое время дня. Впрочем, я, должно быть, преувеличиваю: машин не больше, чем я вижу обычно, когда иду в школу. Просто страх опоздать толкает меня на обратную мысль. И всё.
Подойдя к дороге, замечаю, что светофор опять покраснел и дал отсчет новому времени. Блин, целых 50 секунд! 50 секунд ждать, когда можно будет пройти. Желая скоротать это время, тянусь к сотовому в кармане брюк. Нажимаю на кнопку и жадно впиваюсь глазами в экран. 7:54. Нормально.
Время, указанное на дисплее светофора, неумолимо идет, что не может меня не радовать. 23, 22, 21… Ожидая, когда цифра на табло подойдет к единице, начинаю приглядываться к авто, несущихся мимо. Взрослые люди спешат на работу. Эх… А ведь это взрослая жизнь. В которую когда–нибудь вступлю и я. Что ж, и хорошо. Школа меня порядком достала. За эти аж 9 лет. Я слышал, что в институте бывает легче, но сам факт, что придется учиться, нагоняет тоску. Скорее бы работать, зарабатывать, тратить. И всё на себя.
Светофор наконец–то зеленеет, указывая, что все пешеходы могут идти. Сорвавшись с места, перехожу дорогу, тем не менее, оглядываясь по сторонам. У нас в городе много лихачей, которые не всегда и на светофоры внимания обращают. Так что излишняя осмотрительность будет к месту.
Перейдя дорогу, решаю идти через арку, причудливо встроенную в жилой дом, а оттуда уже через дворы, и всё это в желании сократить свой маршрут. Проходя мимо подъездов, замечаю свет чуть ли не в каждом окне. Любят тут, однако, рано просыпаться.
Обогнув детскую площадку, вижу, что даже в столь, казалось бы, ранний час, дети играют в своей песочнице. Странно, скажу я вам. Я думал, в такое время дня большинство детей либо спит, либо в детсадах.
Обойдя дом, наконец, вижу силуэт здания школы. Боюсь достать телефон и взглянуть на время. Чую, что припоздал. От этой мысли пускаюсь чуть ли не в галоп. Что – что, а своей интуиции я доверяю.
Зайдя в ворота школы, не могу не отметить, что школьников во дворе немного. Боже, неужели, все уже в своих классах, и протрубел звонок! От этой мысли во рту всё пересыхает. Молниеносно поднявшись по ступенькам крыльца, захожу в главную дверь, и меня обдаёт гулом голосов, как взрослых, так и детских. Я на 1-ом этаже.
Дети бегут со своими рюкзаками и сумками, в которых держат сменную обувь. Охранник и вахтер громко совещаются друг с другом о чём – то, чего я при всём желании не разберу из–за стоящего вокруг шума. Кто-то из старшаков, прислонившись к стене, аккурат рядом с «доской почета», с важным видом обсуждают вчерашний футбольный матч: ЦСКА – Динамо. К футболу я равнодушен, оттого, проходя мимо их, шагу сбавлять не стал.
Главные часы в холле указывали 7:59. Мать твою! Ещё ж нужно добежать до класса. Пулей поднимаюсь по лестнице. 1-ый урок у меня физика. Что ж, как я уже вам говорил, Виктор Владимирович – мужик не строгий, за опоздание сильно шпынять не будет. Но опаздывать мне всё равно не хотелось.
Поднявшись на 2-й этаж, бегу в нужный мне класс. И не добежав буквально пары метров, слышу оглушающий меня звонок. Вбегаю в класс, где уже все мои одноклассники стоят, приветствуя Виктора Владимировича, выходящего из прилегающей к его классу физики комнатки. Там у него, так сказать, кладовка.
Крадясь между партами и одноклассниками, занимаю своё место в 3-м ряду у 2-ой парты. Однокашники так и смотрят на меня. Действительно, крадусь мимо них как какой – то шпион или вор, уличенный в краже. Мой кореш Дима, о котором я вам уже рассказывал, недоуменно смотрит на меня с 1-го ряда. Читаю в его лице вопрос: «Ты чего опаздываешь, если будильник завёл аж за 40 минут до звонка?». Глядя на него, пожимаю плечами. Ну а что мне действительно сказать?
«Доброе утро!», – поздоровался с нами Виктор Владимирович. «Доброе утро!», – отметили ему мы. «Можете присаживаться», – подвёл он итог нашему маленькому, но занимательному диалогу.
5. Физика
Ньютон. Угораздило же чувака открыть не один закон, а аж три. Эх, добавил забот ученикам! А ведь мог бы ограничиться одним, ладно, двумя законами. Но нет же. Видимо, тоже был одним их тех, кто считал, что Бог троицу любит.
«Существуют системы отсчёта, называемые инерциальными, относительно которых тело движется прямолинейно и равномерно, если на него не действуют другие тела». Какая тоска, а! И ведь не откладывается в голове, что плохо, так как после Виктор Владимирович будет требовать озвучить ему все три закона. И если такие проблемы у меня возникают с одним лишь 1-ым, то дальше вряд ли будет легче.
Знаете, говорят, что люди всего мира делятся на тех, кто математического склада ума, и тех, кто – гуманитарного. Девяти лет в школе мне хватило, чтобы понять, что отношусь я к числу последних. Мне достаточно хорошо давались устные предметы, такие как история, биология, английский, та же литература. А вот с техническими были проблемы. Математика, физика, геометрия были для меня чуть ли не китайским языком. Не спорю, кое – что я понимал, но большая часть залетала в ухо и выходила из другого, почти ничего не отложив в голове при полете. И это было не круто.
Но, знаете, я был достаточно упрямым парнем по своей природе. Мне было совестно перед самим собой, что одна часть школьных дисциплин мне, так сказать, проблем не доставляет, а подружиться со 2-ой – просто не дано. «Просто не дано» – так наша учительница математики говорила. Вера Сергеевна искренне считала, что по своей натуре люди действительно делятся на «технарей» и «гуманитариев». Я же, по её мнению, озвученному ею мне как – то раз наедине, определенно относился к последним. Это я и сам знал, но мириться мне с этим не хотелось.
Да, как я уже сказал, мириться с тем, что что–то мне дано (как, опять же, говорила Вера Сергеевна), а что–то – нет, мне не хотелось. И потому, закончив с домашней работой по тем предметам, что я знал, и что мне были понятны, я приступал к другим: тем, что были для меня сложнее Готовясь к урокам по математике, физике, геометрии, я штудировал параграфы учебников, сверял уравнения, заданные на дом, с теми, что мы решали, в классе. И по итогу, выполненную своими немалыми усилиями домашку сдавал на следующий день на проверку. Были у меня и решебники по этим злополучным предметам, но к ним я обращался довольно редко. Бывало, и списывал у кого–то из одноклассников (как это предстояло сделать и сегодня), но это тоже было очень не часто. Лишь когда сам сделать не мог, а в решебнике нужный номер отсутствовал.
В общем, друзья, моя принципиальность или, если хотите, моё нежелание падать ниц перед техническими дисциплинами только потому, что природа не заложила в меня их понимание, поспособствовала тому, что за 9 лет тройка была редким гостем в моем табеле успеваемости. Крайне редким. И, скажу вам по секрету, я очень уважал себя за тот труд, что прилагал для того, чтобы на уроках хотя бы той же физики выглядеть у доски достойно, то бишь подготовленным.
Но все эти мои трудности, в основном, сводились к предметам Веры Сергеевной (математика и геометрия). Физики они касались редко, так как пересказ параграфов вывозил меня на четверку в четверти. А большего мне и не нужно было. Сводись оценка по физике к решению задач, тройка была бы для меня мечтой. Задачи по физике я решал, мягко говоря, весьма не очень.
«… сих пор систему отсчёта мы связывали с Землёй, то есть рассматривали движение относительно Земли. В системе отсчёта, связанной с Землёй, ускорение тела определяется только…» – фоном для меня говорил Виктор Владимирович. Мозг мой отключился, ещё когда он озвучил этот проклятый закон Ньютона. Эх, поскорее бы звонок!
Впрочем, мне грех жаловаться. Я не сделал «домашку» на сегодня, и был уверен, что урок начнется с его проверки. Но «Владирыч» опять удивил нас: сразу же начал урок с объяснения новой темы. Он так делал время от времени. Свезло и сейчас.
На часах 8:19. Ещё чуть больше 20 минут. В глубокой тоске начинаю разглядывать одноклассников. Моя нынешняя соседка по парте Таня Рудова, тихая, ответственная, дисциплинированная, сидит и внимательно слушает Виктора Владимировича. Никогда не отвлекается на уроках, прилагает максимум усилий в учёбе. Эх, как мне не хватает моей Вики! С ней всегда можно было весело пообщаться (особенно на уроках), с чего – то посмеяться, словом, как следует провести время, даже урочное. С Таней же всё было по–другому. Она была максимально серьёзной девушкой и со всей ответственностью относилась к таким важным моментам, как «урок», «учитель», «знания». И если бы при всём этом она не была чуть ли не самой привлекательной девчонкой в классе, то, бьюсь об заклад, к сегодняшнему дню стала бы аутсайдером класса. Да, наш коллектив «знаек» не любил.
Шумно вздохнув про себя и в очередной раз вспомнив, как мне было здорово соседствовать с Викой, отвожу взгляд от Тани и перевожу его на Диму, сидящего от меня через ряд. С Димой мы знакомы уже как год, с тех пор, как он перевелся к нам в класс из соседней школы. Он мне сразу показался достаточно легким на общение парнем. Занимался спортом, умел хорошо пошутить, поддержать почти что любую тему. Мы с ним сразу сдружились. Причём, дружба наша жила и за пределами школы. Мы довольно регулярно виделись (он жил за 2 дома от меня): ходили в кафе и пиццерии, играли в бильярд, футбол, боулинг. Словом, делали всё то, чем занимаются 16-летние парни.
Недавно мы дружно подсели и на видеоигры. Знаю, вы подумаете, что это глупо – увлекаться тем, чем мы не сможем насладиться в силу определенных причин (в нашем случае – отсутствия более – менее приличного «железа»). Но на Новый год наши с ним родаки пообещали, что приобретут нам наши желанные прокаченные системблоки, если мы порадуем их своими учебными табелями. Так что мы настраивались. Потому Дима и принес сегодня «Игроманию». Чтобы мы могли почитать на перемене о недавно вышедших и вот – вот выходящих новинках. Надеюсь, он не забыл журнал.
Перевожу с него, лениво пишущего в своей тетради что–то от рассказа о биографии Ньютона, глаза на позади его сидящего соседа, Сашу Лаптева, у которого я сегодня собирался списать математику. Этот Саша был интересный крендель, скажу я вам. Простой, дружный со всеми пацан, правда, достаточно рассеянный и не в меру голодный. Да, страсть к еде была его слабостью – за пирожок с капустой мог чуть ли не мать родную продать. Как–то раз наши девочки испекли на уроках труда пирожки со всякой всячиной (мясо, картошка, капуста) и предложили нам, парням, угоститься. Все мы, в той или иной мере, любили перекусить, но от такого подарка отказались. Так как никто из них, новоиспеченных поварих, не внушал нам доверия к их кулинарному таланту. Отказались мы все, кроме одного. Угадайте, кого. Не успели мы все вежливо и тактично сказать им о том, что сыты, как Саша уже набивал рот 2-ым пирожком, взятым с нам предложенной тарелки. На следующий день в школу он не пришел. Ходили слухи, что Санек отравился.
В общем, при всех своих недостатках, Лаптев был нормальным «челом», как у нас говорили. Учился не то что бы плохо, но с техническими дисциплинами явно дружил. За пачку пенья должен дать мне списать сегодня математику. Всегда давал. Мы с ним умели договориться.
Отвожу от Саши взгляд, чтобы присмотреться ко 2-му соседнему ряду, как чувствую небольшой щелчок по затылку. Вроде от линейки. Поворачиваюсь назад, заранее зная, в чём, да и ком причина моего беспокойства.
6. Когда же звонок?!
Ну да, кому бы это ещё быть? Знакомьтесь, Настя Агибалова. Моя соседка по парте, сидит аккурат позади меня. Сидит и время от времени бьёт меня по затылку (не сильно, если что), тыкает в мою спину своей гелевой ручкой, сопровождая все эти свои действия ехидными фразочками аля «что ты, Максик?» или «Максим, расскажи шутку». Будто я стендапер какой – то. Зачастую она и вовсе обходилась без всяких фраз. Просто тыкала в меня своими канцелярскими товарами и отвешивала мне, ими же, всякие оплеухи и подзатыльники. Опять же, не сильно.
Я знаю, что вы скажете. Я понравился девочке, вот она и не знает, как ещё мне об этом сказать. Что ж, возможно. Настя учится у нас в классе уже 3 года, и всё это время сидит позади меня, неустанно напоминая мне об этом своими детскими шалостями, всегда направленными в мой адрес. Она красивая, умная (тоже, как и Сашка, очень даже неплохо разбирается в техдисциплинах), хорошо одевается, но чтобы ответить ей взаимностью, мне нужно что – то ещё, что – то иное. В миру это зовётся искрой, химией между двумя людьми. Ну, так вот, этой самой искры у меня к ней нет. Так что буду молча сносить её чуть ли не ежечасные знаки внимания мне.
«Да?», – спрашиваю её, наперед зная, что вразумительного ответа мне от неё не дождаться. Действительно, если за почти 3 года я его от неё не получил, то что светит мне сейчас? Легкая ухмылка и совет развернуться и не отвлекать её от урока? Эх, сколько раз мы это уже проходили…
Вот и сейчас она сидит и смотрит мне в глаза, как ни в чём не бывало. Даже с какой – то долей интереса. Мол, зачем я повернулся? Да уж. Перевожу взгляд на соседа Насти, тоже, кстати, Максима. Я с ним не особо общался – он был не моим человеком, так сказать. Три года, что Настя училась в нашей школе, он был её соседом по парте, видел все её приставания ко мне, но предпочитал делать вид, что их и вовсе не видит. Думаю, он тоже понимал, что она неспроста ко мне лезла, но предпочитал не мешать ей.
Ну так вот, перевожу я на него взгляд, ожидая, что он как – то объяснит мне поступок своей соседки, который он не мог не увидеть. Он лишь молча взглянул на меня, глазами, вопрошающими «ты ещё не привык?» и снова устремил их к Владирычу.
Поворачиваюсь к нему, доске, и я. Виктор Владимирович уже начал что – то писать на доске. Должно быть, устная часть его урока подошла к концу. Вновь смотрю на часы, прибитые к стене класса. 8:31. Ох, ну, когда же звонок?!
Тоска зеленая это ваша физика. И эти ваши законы. Подперев челюсть, кулаком стараюсь не упасть лицом на парту. Слушаю и слушаю. Неожиданно Виктор Владимирович поворачивается и начинает комментировать написанное. «… если есть одна инерциальная система отсчёта, то любая другая движущаяся относительно неё прямолинейно и равномерно также является инерциальной». Ну да, наверное.
Спустя какое–то время наш учитель по физике объявляет, что на следующем уроке мы будет читать доклады. Этого ещё не хватало! Четверть едва началась, а нас уже решили загрузить. Сделав сие неприятное для нас заявление, он начал раздавать темы. «Ну а доклад об ученых работах Исаака Ньютона себе возьмет…» и, к моему ужасу, показывает пальцем на меня, заканчивая фразу «… Кулагин Дима». Фух! Была у Виктора Владимировича такая привычка: когда он хотел кого – то вызвать или же дать ученику задание, то показывал на кого–либо пальцем, уставив на него (на кого показывал) глаза, и называл имя совсем другого учащегося, кого – либо другого из этого класса. Так он пугал того, на кого изначально смотрел и показывал.
Да, Виктор Владимирович был с юмором. Физику у нас он вел с 7-го класса и, по идее, должен был вести её ещё и в следующем году. Мужиком он был хорошим, любил пошутить (вы это, должно быть, уже поняли), всегда носил костюм на работу. Мы знали, что он курит, хотя он всеми силами старался скрыть это от учеников: почти никогда не попадался нам на глаза. Жил он недалеко от меня, и за те пару лет, что он вёл уроки у нашего класса, мы 1 или 2 раза вместе возвращались домой со школы. Говорили на все темы подряд: бокс, кино, чтиво. Словом на все, кроме физики.
Ко мне он относился хорошо. Знал, что его предмет мне не близок, что я гуманитарий, и свою четверку в четверти выбиваю трудом, выезжая, так сказать, на пересказе параграфов. Он уважал меня за тот труд, что я прилагаю в отношении его предмета, и никогда меня особо не валил. Так что отношения у нас с ним были очень даже неплохие.
Подколов меня в своём стиле, он весело сверкнул глазами, глядя на меня, и перевёл их на Диму, объясняя ему, какого объёма должен быть его доклад. Бедный Димон! Не повезло ему.
Но докладов на всех не хватило, вернее даже, тем для докладов. Поэтому домашней работы хватило не всем. Объясняя это, Виктор Владимирович заявил, что остальная часть класса, не получившая темы, будет задействована позже. Окей, значит, пока отдохнём.
Прозвенел звонок, и мы стали собираться. Впереди «история» с её периодом междоусобиц в России.
7. История
Дима не забыл журнал. Почти всю перемену мы просидели в столовой, поедая пирожные и листая «Игроманию». Ох, скорей бы Новый год! Напомню, к концу полугодия родаки обещали нам за хорошую учебу новые прокаченные «компы».
Зазвенел звонок, и мы, не без труда оторвавшись от статьи о недавно вышедшем хоррор-шутере «F.E.A.R.3», с неохотой поплелись в класс. Людмила Александровна, наша учительница по истории, как раз прикрывала дверь, когда мы подошли к кабинету. Запустив нас в класс, она, ограничившись кратким замечанием о том, что негоже в старших классах опаздывать на уроки, вернулась к своему только что начавшемуся рассказу о том, как же повлияли междоусобицы на княжества Руси. Вот это да! Начинает урок с продолжения новой темы, не спросив про домашку. Отлично.
Усевшись за своё место, я взглянул на Диму. Журнал он взял и укладывал в рюкзак. Закончив, посмотрел на меня. «Дочитаем после», – прочли мы в глазах друг друга.
«… древнерусские князья имели традицию заводить большое количество детей, что и являлось причиной последующих споров за право наследования…» – это, конечно, не физика, но тоже достаточно скучно. Начинает отключаться мозг. Да уж, учащийся из меня так себе.
В надежде убить время до столь желанного звонка, начинаю вновь рассматривать своих одноклассников. Ну а что ещё делать, если до урока тебе нет дела? Уперся взглядом во впереди сидящую Наташу Шилину. Очень интересная девочка. Одевается всегда с иголочки, пахнет замечательно. Видно, умеет подобрать духи. Хорошо учится, прилежная, не шумит. Кажется, я ей тоже нравлюсь. Пара намеков на это я уловил, за последнюю пару лет. Поверьте, это всё враки. Я про утверждения, которые гласят, что мужчины не понимают намеков, и уж тем более, со стороны женщин. Зависит от мужчины.
Только вот, друзья, не испытывал я ничего к Наташе. Не было у меня этой самой искры к человеку. Как не было её к позади сидящей Насте Агибаловой. Головой понимаю, что девочки красивые, умные, интересные. Но чего – то не было. Чего – то, что я явно испытывал к Вике. Наверное, чувства, понимания того, что мы «на одной волне» с человеком.
Вы, наверно, задаетесь вопросом, а кем я себя, блин, возомнил, если думаю, что на меня чуть ли не каждая девушка в классе посматривает. Что ж, врать вам причин у меня нет, ибо это моя история, которой я чистосердечно делюсь с вами. И всё в ней так, как я описываю. Можете не сомневаться.
Ну так вот, вам, должно быть, интересно, что за намеки о своей симпатии делала мне Наташа. Что ж, я не слукавил, сказав вам, что они были, поскольку фразы «Максим, у тебя ж нет девушки. Без девушки нельзя, особенно без такой, как я» и «ой, у тебя такая холодная рука! Дай её мне. В моей ей будет теплее» явно говорят об этом. Жирнющие, такие, намеки, скажу я вам.
Оторвав взгляд от Наташи, перевожу его далее, на через ряд от нас с ней сидящего Женю. Этот Женя был тот ещё хрен, уж простите за выражение. Мы с ним вечно цапались. Если быть точным, он сам ко мне лез, а я ему отвечал, вот такие у нас с ним были отношения. Дела до него мне не было никакого, но чем–то я ему явно не нравился. Чем именно я не знал, да и желания узнать не было. Он учился хуже всех в классе, строил из себя невесть кого, а всё потому, что с начальных классов занимался футболом. Типа спортсмен, поняли? Как будто их сегодня мало.
И пускай я толком не знал, отчего этот Женя меня не переваривает, какие – то соображения на этот счет у меня, тем не менее, имелись. Я, видите ли, уже как 3 года боксом занимаюсь. Ага, представляете? Как вам такое, ха! Вы небось такого обо мне ну никак не думали? Ну так вот, ребята в классе меня очень уважали за это. За то, что, помимо того, что я хорошо учился, я ещё и занимался этим самым боксом. 3 года. Согласитесь, достаточно неплохой срок. Опережая ваш вопрос, скажу, что нет, никаких медалей и регалий у меня нет. На соревнованиях ни разу не выступал. И нет, не потому что плохо боксирую, и всё такое. Просто у меня почти что с самого детства слабое зрение, и, дабы оно не упало ещё ниже от многочисленных ударов по голове (которые в этом виде спорта ну просто неизбежны), я решил заниматься, так сказать, для себя, не профессионально. Спаррингуюсь, когда оно того требует, отрабатываю удары на мешках и грушах, но не готовлю себя к каким – либо выступлениям. Вот так вот.
Но вернемся к Жене. Почему я, собственно, упомянул про мои тренировки. У меня была мысль (может, и дурацкая, не спорю), что Женя понимал и видел всю разницу между уважением наших одноклассников к тому, что он футболист, а я – боксер. И согласитесь, бокс, как спорт, вызывает к себе больше восхищения, чем тот же футбол. Хотя бы потому, что это более мужской да и опасный вид спорта. Ну согласитесь. И Женя, видя эту самую разницу в уважении других к нам, как к спортсменам, невзлюбил меня. Может, звучит и дико, но я придерживался такого мнения. Не, ну вряд ли он мог меня хаять за то, что я учился лучше него. Это не серьёзно.
Правда, была у меня на этот счет и ещё одна мысль. Видите ли, Жене давно и сильно нравилась Настя. Агибалова. Да, та, что сидела позади меня и время от времени напоминала мне об этом. То ударом в спину линейкой, то карандашом. Все в классе понимали, что она не ровно дышит ко мне. Понимал это и Женя. Но я всё же не думаю, что он взъелся на меня из–за девки. Всё – таки мы уже в 10-м классе, а не в 5-м. То есть люди уже достаточно взрослые. Так что, мне думается, причина нашей войны была именно в спорте, уважении и одноклассниках.
«… очередная междоусобица началась после смерти Ярослава Мудрого. Великий князь умер в 1054-ом году, что спровоцировало междоусобицу между Ярославичами…» – прозвучало на фоне. Какая тоска, а! Когда же звонок?
А звонок уже через пару минут. Быстро, однако, время пролетело. И хорошо. Впереди ещё три урока, первый из которых английский.
8. Перемена
Английский прошёл без происшествий. Домашнее задание спрашивали (а именно перевод статьи из какой-то солидной лондонской газеты о недавно прошедших выборах в одном из графств Англии), но не у меня. По завершении урока я ринулся к Саше Лаптеву переписывать математику. Договориться было не сложно. Я пообещал ему пачку шоколадного печенья, и он тут же отдал мне свою тетрадь. Мы сидели в нашей столовке, когда я вовсю «сдувал» у него графики. Он развалился рядом и жевал печенье. Дима сидел по другую сторону от меня. И вместе со мной списывал.
– Не понимаю, парни, почему вы тупо не можете списать домашку с интернета, – с набитым печеньем ртом спросил нас Лаптев. – Если поискать, то всегда можно найти нужный номер.
– Если б в интернете были эти номера, то давно списали бы, – огрызнулся в ответ Дима. Он терпеть не мог, когда ему с важным видом говорили что – то очевидное. Особенно такие легкомысленные люди, как Саша Лаптев.
Я тут же заметил, что Сашу обидели эти слова Димы. Он же просто помочь хотел, не более.
– Знаешь, Димон, сказать никогда лишним не бывает, – ответил он Кулагину. – Тем более, тебе.
Дима, поняв, что его только что аккуратно назвали недалеким, начал уже приподниматься, но я взял его за кисть, потянув обратно. Шесть минут до урока, а нам ещё 2 графика срисовывать.
Саша, не без легкого испуга увидев эту сценку, довольно улыбнулся (насколько ему позволял его набитый печеньем рот) и, закрыв глаза, закинул последние пару штук в рот. Да уж, не знаю человека, более легко относящегося к жизни. Вкусная еда да компьютерные игры – вот и всё что занимало голову нашего Лаптева.
– Я всё, – сказал мне Дима. Он закончил списывать и уже клал свою тетрадь в рюкзак. Я тоже уже почти закончил.
Закончив с едой и домашкой, мы втроём поднялись со скамьи и направились к выходу из столовой. До звонка осталось три минуты, так что мы не спешили. В столовой было почти что пусто. Группа малышей, наверно, 2-классников уплетали свой обед, состоящий из супа, пюре и куриной котлеты. Через пару столов от них сидели старшаки, 11-классники. Пили газировку и о чём – то бурно болтали. Должно быть, обсуждали, кто как отдохнул на прошлых выходных. Проходя мимо, я поймал на себе взгляд Дубкова Ильи. Я кивнул ему в ответ. С Ильёй мы жили недалеко друг от друга. Друзьями не были, но приятели из нас более чем сносные. После школы мы частенько пересекались на брусьях. Он был спортсменом до мозга костей. Я же ходил туда, лишь когда у меня было настроение позаниматься.
Выйдя из столовой, мы начали подниматься по лестнице. Математика проходила в кабинете на 2-м этаже. По дороге Саша завел речь о том, какой же, блин, классный всё–таки геймлей у 3-го «F.E.A.R.3», чем немало разозлил Диму. Даже мне это не понравилось – сами – то узнать об этом мы сможем не раньше чем на новогодних каникулах. Лаптеву же родители помогли прокачать комп ещё летом. Уверен, сказал он это не со зла – ну откуда ему было знать, что компы у нас с Димой так себе, а игрой сполна насладиться мы сможем лишь достойно окончив полугодие, за что родаки, напомню вам, друзья, в 1000-ый раз, обещали нам новое «железо».
Но Дима всё равно разозлился. Да, Сашку он на дух не переносил, это правда. С улыбкой взглянув на Диму, я вошел 1-ым из нас троих в класс. Поблагодарив Лапетва за помощь, я сел с Димой, пока его соседка, Аня, отсутствовала. Боевая девочка, скажу я вам. Настоящий, блин, лидер нашего небольшого классного коллектива. Бойкая, смекалистая, инициативная. Сколько раз Дима мне жаловался на то, как она его прессует. Мол, сделай то, сделай это. Причем самый мрак приходится на момент, когда выпадала их очередь дежурить по классу. Вот тогда наступает Армагеддон, по признанию Димы.
Благо мне повезло с соседкой. Таня и близко меня так не грузит. Повезло и Диме, потому что Аня заболела и сейчас дома. Редкие дни отдыха для ушей моего друга.
Едва усевшись, в мою спину что – то мягко врезалось. Уже понимая, в чём дело, я лениво повернулся.
На меня в упор смотрел Женя. Это он бросил в меня свой ластик. Промахнуться он не мог, так как бросал со своего места – а место его учебное приходилось аккурат позади Димы. К слову, к Диме Женя относился сносно, пускай тот и дружил со мной. Со мной же у него были какие – то непонятные мне счеты, как я вам уже рассказывал.
Соседом Жени по парте был Витя. Витяй, как мы его называли в классе. Тот ещё лох. Возомнил Женю самым крутым в классе и довольствуется ролью его приспешника. Мол, раз я зависаю с крутым челом, то и я крутой. Да уж, ничего не скажешь! Логика у парня что надо. В его почти 17 лет.
Едва ластик попал мне в спину, лицо Жени Ротова, в связи с этим, расплылось в широкой улыбке, Витяй же разразился смехом. Гулким, басистым, до жути неприятным смехом. Ну а что, надо же поддержать своего босса.
– Че, Максон, как тренировка вчерашняя прошла? – спросил меня Женя, всё ещё скалясь. – Небось опять с детьми боксировал. Выиграл хоть?
Витяй, смех которого ещё звенел в наших ушах, лишь ещё сильнее заржал. Да, именно заржал.
– Да неплохо, – решил признаться я Ротову. – Спарриговали. Приходи как-нибудь и сам. Побоксируем.
И пускай уголки рта Жени лишь слегка дернулись, едва я озвучил ему своё предложение, я понял, что услышанное ему по душе не пришлось. Витяй наконец умолк и любопытно поглядывал на своего босса, ожидая, чем тот ответит. Отвечать Женя не спешил.
Слева от себя весело хмыкнул Дима. Происходящее ему явно нравилось.
И только Ротов решил открыть рот, как раздался звонок, и в класс вошла Вера Сергеевна своей уверенной выверенной походкой. Я приподнялся со стула и пошёл к своему месту. Дима проводил меня одобряющим взглядом. Мол, хорошо сказал. Теперь подумает дважды, прежде чем рот открывать. На самом же деле ответил я машинально. Не было у меня никакого желания бить Женю в нашем зале. Просто так сказал, чтобы припугнуть. И вроде как вышло.
9. Домой!
Вера Сергеевна ничего не заподозрила. Проведя свой регулярный обход по классу, в целях проверки «домашки», она, просмотрев мою тетрадь, лишь одобрительно хмыкнула и перевела взгляд на тетрадь Тани. Фух, пронесло! Как только она, закончив обход, вернулась к доске объяснять новую тему, Дима взглядом показал мне, что его она тоже не «спалила». Славненько.
Урок прошёл сносно. Проходили переменные. Задали немного, так что я был доволен. Что ж, осталась литература, последний урок на сегодня. Напомню, мы проходили творчество Есенина, и на дом нам поручили выучить любое его стихотворение. Буду сегодня рассказывать «ты меня не любишь, не жалеешь…».
Едва войдя в класс под звуки звонка, наш препод, Владимир Михайлович (мы звали его просто «Михалыч) объявил, что сейчас будем слушать стихи. В нашем исполнении. Усевшись, он потянулся к журналу. Лишь бы не спрашивал по алфавиту!
Ой, я до сих пор не сказал вам? Я Агеев. Максим Агеев. Так что в моих интересах, если наш препод и, по совместительству, классный руководитель, начнет свой опрос не в алфавитном порядке.
Владимир Михайлович был нашим «классным» с 5-го класса. Вел он русский язык и литературу. Наш класс был редким исключением, так как мало кому в нашей школе выпало, чтоб их классруком был мужик. Говорили, что нам несказанно повезло.
Оно, может, знаете, действительно так. Сравнивать было нам не с чем, но с Михалычем нам было, по крайней мере, легко, это точно. Он был, так сказать, на одной волне с нами. Не совсем старый, с приличным чувством юмора. Словом, с «классным» нам, пожалуй, и впрямь повезло.
Пробегая глазами строчки стихотворения, поглядываю искоса на Диму. Дрожит, бедолага! На перемене он обмолвился, что «забил» на стих и ничего дома не учил. Надеялся, что сегодня его не спросят.
Таня же выучила «сукиного сына». Сейчас вовсю повторяет про себя слова. Да уж, не представляю себе, что со мной было, сиди со мной не она, а Аня Кретова. Бедный Дима.
С улыбкой вернувшись к своему стихотворению, боязливо поглядываю на Владимира Михайловича, мысленно моля, чтобы сперва он не вызвал именно меня. А лучше вообще не вызывал бы меня сегодня. «Литры» до вторника не будет, так что я бы выиграл себе пару дней времени. Чтобы ещё лучше выучить и как следует рассказать.
– Рудова! – громоподобно возвестил Михалыч. Я аж подпрыгнул. Таня, ничуть не смутившись, приподнялась с места и уверенной походкой пошла к доске. Не дрейфит, думаю я.
Остановившись у доски и повернувшись к нам всем лицом, Таня объявила, что читать сейчас будет «сукиного сына». Михалыч, услышав это, предложил ей начать. Мы же умолкли, давая ей слово.
Как я уже вам рассказывал, Таня была знайкой, «заучем», «ботаном», ну, или как там ещё называют всех тех, кто до боли прилежно относится к учёбе. Круглой отличницей она не была, но усердия прилагала немерено. Всего пара четверок. Одна или две.
Девушка она, опять же, красивая, и поэтому девочки её недолюбливали. Не все, конечно, но большинство. Не круто, да? Тебе завидуют из-за твоей внешности и почти что отличной успеваемости. Впрочем, были у неё и недостатки. Вернее, один, недостаток. Списывать не давала. Вот ни в какую. Говорила что-то вроде «решать надо самим, это ж вам потом пригодится». Ханжа, одним словом. И, тем не менее, пацаны в ней души не чаяли. Всё по той же причине – Таня была красавицей. Она многим ребятам нравилась. Тому же Диме. Тот от неё прямо слюни пускал. Да подойти не мог – духу не хватало, как я его не подначивал. Он всегда отмахивался от меня со словами «Отвали, Макс!».
Что было точно ясно, так это то, что Тане Женя нравился. Да, Ротов. Какая ирония, правда? Диме нравится Таня, которая, в свою очередь, влюблена в Женю, которому нравится Агибалова Настя, что вроде как сохнет по мне. Прямо-таки Санта-Барбара, друзья! Может, тоже влюбиться в кого-либо из одноклассников. Чтобы увеличить эту и без того длинную цепочку любви. Ха!
Пока я обо всем этом думал, Таня справилась на ура. Ни разу не запнувшись, она четко и с выражением рассказала нам, как герой стихотворения полюбил «девушку в голубом». Михалыч похвалил Таню и усадил её со словами «пять». Чуть покраснев, Таня вернулась своё место, рядом со мной. Как это мило, а. Она смущена похвалой учителя. Как будто к ним ещё не привыкла. Какая прелесть!
Разобравшись с Таней, Владимир Михайлович вернулся к журналу. Господи, думаю я, пусть он обойдет меня стороной. Я в себе сегодня не уверен. Пускай я отвечу в следующий раз!
– Кулагин! – звонко произнёс он. Дима вздрогнул и приподнялся с места. Михалыч испытующе посмотрел на него. Да, Диму он давно недолюбливал. У этих двоих была своя история отношений.
Как я вам уже рассказывал, Дима перевелся к нам в школу всего год назад, в 9-м классе. И почти сразу же не поладил с Михалычем. По словам моего друга, тот цеплялся к нему по поводу и без. Я сам был свидетелем того, как после уроков, наш классный на достаточно повышенном тоне требовал от Димы одеваться в школу соответствующим образом. Нет, опять же, школьной формы у нас не было – все могли одеваться, как хотят. В пределах разумного, конечно. У Димы же эти пределы были свои. Видите ли, он страшно любил толстовки. Причем носил их даже в школу, чем страшно злил учителей. Мол, мы все носили достаточно строгую одежду самых разных тонов, когда как Дима любил нацепить яркую-преяркую худи с откидным капюшоном. Мы с ним не раз говорили на тему того, почему он одевается не как большинство в классе. Говорит: «Мне так удобно». Что ж, каждому своё.
Признаюсь вам, я разделял негодование учителей. Дима и на наш выпускной год назад пришёл в одной из своих толстовок. Когда как мы, зная, что нас будут фоткать, что мы пришли на праздничное мероприятие, оделись строго и соответствующе. Очень сильно, знаете ли, бросалось в глаза, глядя на те фотографии с вручения аттестата, когда мы всем классом стоим перед объективом, все, такие, нарядные, праздничные, а среди нас стоит Дима в своей излюбленной малиновой кофте. Такое себе, зрелище, скажу я вам.
Причем, нет, были у него и рубашки белоснежные, и пиджаки с костюмами. Всё это у него было. Просто одеваться человек любил по-своему, не подчиняясь дресс-коду мероприятий и мест, которые посещал. Ставил свои интересы выше интересов прочих. Вот так вот.
Впрочем, учителя, во главе с нашим Михалычем, не любили Мишу не только за его пренебрежительное отношение к тому, как следует одеваться в школу и на её мероприятиях. Была тут и другая причина. А именно его лень.
Как вы, должно быть, уже поняли, Дима учился очень так себе. Помимо проблем с русским языком и «литрой», у него были неважные оценки по физике, химии, биологии и математике. Вера Сергеевна, так же, как и меня, считала его тем, кому математика не дана от природы. И если я свою четверку выбивал потом и трудом, то Дима просто спустил предмет на самотек. Говорил, что она, математика, ему в жизни не шибко и понадобится. Ведь после школы он хочет поступить в МГИМО и стать послом в другие страны от РФ. Да уж, фантазии у пацана было с избытком!
Словом, отношения с учителями (преимущественно с Михалычем) у Димы сложились весьма натянутыми. Огня добавляло и то, что друг мой был ещё и достаточно вспыльчивым человеком. Да, я думаю, вы это уже поняли по случаю в столовой, когда Дима был уже готов наброситься на Лаптева с кулаками за то, что тот позволил себе усомниться в его умственных способностях. Так что да, Дима огрызался с учителями. Всегда. Твердил, что может одеваться, как хочет, в силу того, что форму школа не предусматривала.
Что ж, вернемся к уроку литературы. Михалыч вызвал Диму. Дима приподнялся и негромко признался в том, что никакого стихотворения он сегодня не подготовил. Одет он сегодня был строго: светлая водолазка, темные брюки. Редкий день, когда он не в одной из своих толстовок.
Владимир Михайлович не стал его расспрашивать, почему тот не подготовился к уроку. Не в первый раз Дима «забивает» на его предмет. Он просто объявил Кулагину «садись, два» и сделал какую-то запись в журнале. Ручкой. Бедный Димон. Обошла его сегодня удача.
Когда он сел, я посмотрел на него. Он поймал мой взгляд и, чуть улыбнувшись, подмигнул мне. Оценки его не заботили. А «родакам» он всегда знал, что ответить на вопросы о его успеваемости. Умел найти нужные слова.
«Агеев!» – вдруг объявил Михалыч. Господи, я аж вздрогнул. В классе повисла тишина. На меня стали оборачиваться. Я сижу и надеюсь, что, мало ли, может, мне послышалось, или ещё что. Но нет, Таня толкает меня плечом и вполголоса твердит выходить. Медленно приподнимаюсь, стараясь на ходу пробежать глазами хоть пару строк, прежде чем выйти. Михалыч вперил в меня глаза и ждёт. Медленно идя к доске, прокручиваю в голове строки «… не смотря в лицо, от страсти млеешь, мне на плечи руки опустив…». Эх, может, сразу сказать, что я не до конца готов и попроситься ответить на следующем уроке? А, к черту, я уже вышел! Да и у Михалыча настроение, похоже, не очень сегодня – вон как Димку усадил с парой. Так что да, вряд ли он сегодня мне навстречу пойдет.
Дойдя до доски, оборачиваюсь к классу. Лица почти всех устремлены на меня. Не сказать, что все они за меня сейчас переживают – просто ждут, когда я отстреляюсь. С надеждой ждут, ведь, может, я на сегодня последний. И тем не менее, не все здесь оптимисты – кое-кто, не отрываясь от книги и телефона, вовсю повторяет или даже учит стихи. Вдруг они следующие на очереди.
Негромко кашлянув, объявляю, что читать сейчас буду «ты меня не любишь, не жалеешь…». Михалыч, утвердительно кивнув, предлагает мне начать. Что ж, понеслась!
С первыми двумя четверостишьями проблем не возникло – я читал так, будто книга была у меня перед глазами. И читал с выражением. Но стоило мне дойти до «… не коснувшись твоего огня…», я начал теряться с мыслями. Блин, больно рано я – впереди ещё 6 четверостиший!
Не без кратковременной паузы я одолел этот кусок и добрался до «… улыбнусь, спокойно разойдясь…». Запнувшись и тут, я насилу вспомнил и дошёл до «… и когда с другим по переулку ты пройдешь, болтая про любовь…», когда как понял, что более ничего вспомнить не могу. Я сознавал, что далее герой произведения расскажет о том, как жизнь свела его с бывшей любовью, но не мог вспомнить точные строчки. Замявшись, я стал искать глазами тех, кто мог мне помочь.