Мы собрались у входа в метро. Жара испепеляла асфальт острыми лучами, но я не снимала куртку. Класть ее было некуда, а нести в руках не хотелось.
– Это Лида, а это Ксюша, – проговорила Ира, улыбаясь и щурясь от солнца.
– Очень приятно, – сказала я, потому что действительно была рада знакомству. Ира много рассказывала о своей подруге художнице.
Мы шли вдоль железной дороги, где, как и подобает, на пожухшей летней траве распивали водку филевские бомжи. Девочки несли по две сумке, а у меня на плече висел небольшой бархатный рюкзак, на шее – сумка с фотоаппаратом, которая за сумку и не считалась, от чего я немного ощущала себя неловко, но вскоре это прошло, как проходят все неловкие чувства. На дворе стояла середина июля. Прекрасная пора, когда ты в куртке черного цвета.
– Мне совсем не жарко, – уверяла я своих спутниц в светлых футболках.
Поднялся сильный ветер, когда мы проходили вдоль Бородинской панорамы. Где-то высоко шумела листва кленов и уже отцветших лип, а с запада, где стояла небольшая церквушка, несло ароматным хлебом. Разговоры велись о предстоящем интересном дне и о закончившейся учебе.
Вдоль Кутузовского проспекта не по-детски шпарило солнце. Мне даже всерьез захотелось снять куртку. Девочки о чем-то говорили, я точно это слышала, только вот никак не могла разобрать их слов из-за беспрерывного потока мыслей о поступлении в институт. Я как раз ждала результатов прошедшего экзамена, и поэтому думала только об этом. По крайней мере, сейчас. Я была уверена, что провалилась. Честно говоря, я всегда так думала. После экзамена по литературе я кричала, что все завалила, что моя работа будет самой ужасной, но все оказалось иначе. Я прошла конкурс, и все никак не могла поверить в это. А друзья как обычно назвали меня истеричкой.
Многих раздражали такие люди, и я не была исключением.
Войдя в МЦК, я ощутила долгожданный холодок. Девочки много говорили, и я иногда добавляла свои пять копеек, чтобы они не забывали о моем существовании. Так случалось, что я либо говорила без остановки, либо постоянно молчала, и из меня было невозможно вытянуть и пары слов. Другого, к сожалению, было не дано.
Когда «Ласточка» подошла к платформе, Лида очень удивилась, увидев на дверях кнопки для открытия. «Это такой крутой experience!» – повторяла она. Ее короткие каштановые волосы разлетались в разные стороны от принесенного поездом ветра. В вагоне стояла прохлада, по телу даже проскальзывали легкие мурашки.
Мы покинули запад города, оказавшись в самом центре юга. На Теплом стане нас уже ждал Саша со своим другом. Друга звали Саша, но так как один Саша у нас уже был, то ребята звали его по фамилии – Мурашов. Мы в сравнении с ним представлялись какими-то пятиклассниками, даже Саша был намного ниже его. Создавалось впечатление, что Мурашов отец-одиночка, который пришел в местный торговый центр «выгулять» своих возбужденных детишек.
– Нам нужно взять хлеба, колбасы, – Саша задумался, потерев подбородок.
– И пива! Надо взять пива! – громко заявил Мурашов.
– У нас и без того его много будет, куда еще?
– Я дома хочу выпить.
Мурашов направился в отдел алкоголя, а мы с Лидой пошли искать доширак.
– Господи, я весь день о нем думаю! – сказала она.
– Теперь и я из-за тебя хочу доширак!
Вообще я не любила вредную пищу, но от доширака я никогда не отказывалась и не смогла бы отказаться. Как и от газировки.
Мы взяли белые коробочки и пошли искать ребят. Они стояли в отделе с посудой, в руках Мурашов держал голубую стеклянную кружку, на многочисленных гранях которой отражался теплый свет магазинных ламп.
– Может быть тебе подарить кружку? – спросил он у Иры.
– Да не нужна мне кружка, – с нервной усмешкой ответила девушка, оглядываясь по сторонам.
Пару секунд Мурашов стоял в растерянности в руках с несчастной кружкой, затем он быстро повесил ее на место, глаза его широко открылись, он поднял вверх указательный палец и громко заявил, что знает, что нужно Ире. Вчера ей исполнилось девятнадцать лет, и сегодня мы собрались, чтобы отметить праздник. Ира рассказывала, что хорошо отмечала дни рождения только в детстве, когда жила на Украине. После переезда в Москву, друзей у девочки практически не было, а родителям приходилось много работать. Последний день рождения Ира провела так: пошла в кино с подругой, а после, вернувшись домой в начале ночи сразу после окончания сеанса, родители устроили имениннице взбучку, после которой сели есть торт.
– А потом мы с моей бывшей женой решили завести птичку, – продолжал свой рассказ Мурашов.
– И где сейчас эта птичка? – поинтересовалась Лида.
– Она сдохла, потому что я много курил на кухне, – покачал головой Мурашов.
– Она не прожила с ними даже месяца! – заметил Саша.
– Давайте не будем об этом, – повернулся Мурашов, заходя в книжный магазин. Здесь я оставила своих спутников, пробравшись вглубь магазина, где стояла русская классическая литература и современная проза. Пока я листала недавно выпущенные издания, Мурашов выбрал подарок для Иры. Это была толстая книга в твердой обложке, на которой изображалась картина Боттичелли «Рождение Венеры». Придя домой, Ира, увидев в книжке чек, который положила миловидная синеглазая кассирша, ахнет от стоимости. А пока Мурашов оплачивает покупку, говоря, что с зарплаты он потратил еще не все деньги, так что ему, возможно, хватит, чтобы купить замечательный розовый чайник, который ему приглянулся в местном Оби.
– Ну чем этот чайник отличается от того, который у тебя дома?
– Он же РОЗОВЫЙ!!!
Выйдя из торгового центра, ребята тут же потянулись к своим карманам за сигаретами.
– Ого, у Мурашова появилась своя пачка, в кои-то веки у него нашлись деньги, – пропел Саша, останавливаясь, чтобы зажечь сигарету.
– Вообще-то не нашлись, а я их заработал своим честным трудом!
– А кем ты работаешь? – поинтересовалась Лида, когда мы заходили в слабо освещенный тоннель.
– Угадай. Слово из трех букв, – ухмыляясь, ответил парень.
– Не уж то ФСБ? – удивилась художница.
Ребята дружно рассмеялись.
– Нет, гадай дальше.
– МЧС?
– Тоже нет.
– Ладно, Сань, хватит ее мучить! Скажи уже.
– Я работаю, – Мурашов сделал паузу, смачно затянувшись сигаретой, – в РЖД.
– Ого! – удивилась Лида, и ее глаза стали еще больше, чем когда она увидела кнопку на двери «Ласточки». – И чем же ты там занимаешься?
– Ну, грубо говоря, общаюсь с ящерами. Ящеры – это те полудурки, которые ходят в МЦК с металлоискателями и просят тебя сумочку на ленту положить. Ненавижу их. Бу-а-а, – Мурашов вздрогнул.
– И чем же они тебе так досаждают?
– Своим существованием! Сижу я, значит, в конторе, звонит мне ящер, чтобы я его пропустил, я пропускаю, а он трубку не вешает. И так каждый! Как будто сам догадаться не может, что после щелчка нужно трубку повесить. Но нет! Он стоит и молчит, и пока ты ему не крикнешь «Положи трубку, урод!», он ее не положит, – отчеканил парень, будто заранее продумал свой ответ.
Мурашов отличался крайней эмоциональностью и харизматичностью. Они вместе с Лидой были похожи по темпераменту, оба очень разговорчивые и веселые, с отличным чувством юмора. Расходилось разве то, что Лида, в отличие от Мурашова, не признавала абсолютно никаких физических границ другой личности. Мурашов говорил, что это единственный человек, который в первый же день знакомства схватил его за ногу. Но он вроде как был и не против.
Дойдя до дома, мы разделились: я, Саша и Ира пошли в квартиру, а Лида с Мурашовым за пивом.
– Пива много не бывает! – говорил он.
Квартира принадлежала общим друзьям Мурашова и Саши – Насте и Августу, которые уехали отдыхать, и попросили ребят присмотреть за пушистыми котиками. В этой квартире, помимо пары котов и человек, проживал Мурашов.
Переобуться нам пришлось не заходя в квартиру. Саша предупредил, что коты могут нагадить в кроссовки.
– Осторожно, не наступите сюда, – сказал он, когда мы заходили в прихожую. На полу красовался до краев полный шлепок.
– Кто это сделал, а? Кто, скажи мне! – обратился парень к животному с труднопроизносимой кличкой.
Кот лишь жалобно мяукнул, после чего Саша бросил его на пол и тот с испуганным криком кинулся в комнату.
Мне стало жалко котика, но это, наверное, потому что шлепок был не мой. Саша аккуратно взял грязную обувь и пошел мыть. Мы с Ирой уселись на кухне. Квартирка была маленькая, но очень уютная. Весь холодильник был усеян магнитами и стикерами с героями различных мультфильмов и музыкальных групп. На широком дубовом столе стояли две полные пепельницы, одна из которых была в форме человеческой головы. Серое лицо, как и пепельница, отталкивало своими чересчур выпуклыми, точно набухшими как у утопленников, закрытыми глазами. Помимо пепельниц, чашек с недопитым чаем и пачки сахара, по всей площади стола гармонично разложились разноцветные зажигалки вместе с одинокой пачкой цветных спичек, очевидно купленных только из-за красоты.
Я села на угловой светло-серый диван, а Ира первым делом стала мыть чашки. Она терпеть не могла беспорядок, даже если он был не в ее квартире. Мне иногда казалось, что ей доставляло удовольствие приводить в порядок окружающий мир. «Проснулся, привел в порядок себя. Приведи в порядок и свою планету», – как говорил Маленький принц.
Вскоре пришли Мурашов с Лидой.
– Мы купили восемь литров пива! – торжественно поставил нас перед фактом он.
– Как хорошо, что я не пью. Посмотрю, как вы будете бегать каждые пятнадцать минут в сартир, – посмеялась я.
– Зато организм прочистим!
– Итак, у нас есть, – Мурашов опустил глаза в пакет с бутылками, – вишневый шампань, яблочный сидр, лакинское и… особое поручение!
– Такое, кстати, только в нашей пивнушке продается, – сказал Саша, наливая чай.
Рядом с Лидой стояла старая гитара, на которую тут же перебросил все внимание Мурашов.
– Сань, а сыграй нам что-нибудь, – протянул он другу музыкальный инструмент.
Саша взял гитару, покрутил ее, брякнул струной и проворчал, что не будет играть, потому что не умеет. Вернув гитару Мурашову, он достал из кармана пакетик с табаком и, отойдя от стола, начал заниматься самокруткой.
Тонкими пальцами Мурашов перебирал струны слегка расстроенной гитары и, вспомнив, что играть он тоже не умеет, отложил ее. Он подошел к микроволновке, на которой стояла стеклянная бутылка пива. Покрутив ее, парень сказал:
– А ты, Саня, – засраня.
– С чего это вдруг?
– Мою «Балтику» так в холодильник и не поставил.
– Ну, ничего, – замялся Саша. – Тепленькое попьешь.
Мурашов сморщился. На кухню приполз один из котов, прошел под столом и остановился в ногах у Лиды, с любопытством рассматривая ее зеленые носки с авокадо. Это был тот самый кот с труднопроизносимой кличкой. Вид он имел довольный, но всячески пытался это скрыть, чтобы никто не напоминал о его мокрых проделках. Ира пила только что заваренный чай, Саша курил, и в тишине был слышен треск его самокрутки. Мурашов перелил пиво в прозрачный высокий стакан. У него была коллекция стаканов, и каждый он использовал для определенного напитка. «А еще у меня есть коллекция шарфов и музыкальных инструментов, на которых я еще не умею играть», – говорил он.
– Ир, когда мне лучше подарить тебе подарок? – прервала затянувшееся молчание Лида.
– Да можешь сейчас. Саша мне уже подарил.
– Ох, как я мог это пропустить! – воскликнул Мурашов.
Лида достала белый подарочный пакет и вручила его Ире, чмокнув при этом ее в щеку. Именинница заулыбалась и сразу же полезла смотреть содержимое. После я вручила ей подарок.
Мурашов сделал большой глоток из своего победного стакана:
– Как же прекрасно, однако, что мы все здесь сегодня собрались, – сказал он, взглянув в окно напротив. Видок и правда был достойным внимания. Квартира Насти и Августа располагалась на шестнадцатом этаже. За стеклом, на склоне мирно лежали многоэтажные дома, уходившие вдаль, в сторону леса. С левой стороны находился пустырь, плавно поднимающийся вверх и переходящий в еще один небольшой лесок. Погода стояла пасмурная, по небу лениво плыли серо-голубые облака, намекая о собирающемся дожде.
– Как, вы не знаете эту песню?! Я на ней вырос! – удивлялся Саша.
– Ну, давай, Ир, угадай. Ты точно ее знаешь, – твердил Мурашов.
– Мне проще: никогда ее не слышала, – рассмеялась Лида.
– Нет, ну я ее точно где-то слышала… но не помню где.
– Это же Эванессанс!
После еще некоторого времени обсуждения аниме и музыки, Саша спросил:
– Ну, так что мы решили? Едем на дачу?
– Конечно!
– Тогда почему мы не собираемся?
– Действительно, Саша, почему это мы не собираемся? – поинтересовался Мурашов.
Саша сделал удивленные глаза, и молча несколько минут смотрел на своего друга. Он принес рюкзак, и стал нагружать его пакетами с соком, купленными специально для непьющих гостей.
– Видишь, Ксюш, это все для тебя, – сказала Ира, указывая на пять пакетов.
– Ну, куда вы столько набрали? Как Саша это потащит?
– Вот мне самому интересно, как Саша это потащит, – ответил Саша.
– Стойте, давайте перекурим, – предложил Мурашов.
– Если мы будем каждые пять минут делать перекуры, то вообще никуда не приедем.
Лида продолжала гладить котика, снующего между ее ног, а Ира потянулась к подоконнику.
– Что это? – она взяла в руки миску с непонятными багрово-коричневыми кругляшками.
– О, это печенье. Дима как его приготовил, так сразу и уехал.
– А из чего оно? – спросила Лида, любопытно глядя в миску.
– Из конины. Можете попробовать, оно, наверное, еще даже не испортилось.
Девушки понюхали содержимое миски и взяли по одному кружочку. Ира предложила попробовать и мне, но я отказалась. Печенье походило на деревянную, слегка тянущуюся колбасу.
Заиграла тяжелая музыка, и Саша, достав из кармана смартфон, ответил на звонок.
– Да… да, все нормально, вот уже собираемся. Да, котов покормил, – он прислонил смартфон к груди и шепнул Мурашову:
– Сань, котов покорми.
– Что? В смысле? – продолжил он разговаривать. Взгляд его падал на стол, он вычистил пепельницы; лицо его сделалось то ли удивленным, то ли расстроенным. – Я не знаю, мам, мы решать сейчас будем, – он посмотрел на Иру.
– Что случилось? – спросила девушка, но вопрос остался без ответа.
– Да, хорошо мам. Давай, пока.
Саша небрежно положил гаджет, тяжело вздохнул и, все также бессмысленно смотря в стол, сказал:
– На дачу приехал дядя Витя.
– У-У-У!!! – Мурашов встал со стула и принялся ходить кругами так, как позволяла это делать маленькая кухонька. – Нет-нет, он не будет с нами пить, пожалуйста, скажите мне, что он не будет с нами пить! Я не хочу слышать о том, как он управляет погодой и бла-бла-бла.
– А кто это такой? – спросила Лида, вытянув свою длинную шею и продолжая гладить молчаливого кота.
– Лучше тебе не знать, – бросил Мурашов.
– Дядя Витя – маг-погодник, – пояснила Ира. – Он утверждает, что умеет управлять дождями, ветрами и всем подобным. Он находится в контрах с собаками, потому что, как он говорит, собаки не любят магов-погодников.
– А еще он никогда ничего не ест и не пьет. Питается исключительно «Беломорканалом» и «Балтикой».
– Однажды, когда я была дома у Саши и помогала ему с ремонтом, пришел дядя Витя и начал показывать мне какую-то книгу. На обложке было написано что-то типа «Семья по знакам зодиака», старая такая книженция, потрепанная. Обложка еще у нее ярко-голубая была с какими-то вырвиглазными рисунками, какие обычно бывают на всяких трэшовых русских детективах или сентиментальных романах начала двухтысячных. Витя попытался мне ее втюхать, а потом сказал: «Только ты потом верни! А то знаю я вас!».
– Короче говоря, – подытожил Мурашов, – если мы поедем туда, то этот шизофреник может увязаться за нами и пить наше любимое «особое поручение»!
– Не позволим!
– Вообще мы можем остаться и здесь, в квартире.
– А тебе, Саша, разрешали здесь устраивать что-то?
– Нет. Но мы можем никому ничего не говорить. Да и вероятно, что после нас квартира останется целой, мы же не планируем распивать крепкий алкоголь, верно?
– А шашлыки мы где жарить будем?
– Ну, теоретически можно в лесочке или в Битце.
– В Битце точно не вариант, там менты ходят.
– А мангал у нас есть?
– Нет, но можно какой-нибудь в «Пятерочке» на один раз прикупить.
– Так-то мангал есть на даче.
– Поедем на дачу, возьмем мангал, – рассмеялась Ира.
– Ага, и вернемся!
– А спать как мы будем?
– Ну, ты с Ирой в большой комнате, девочки в маленькой.
– А ты где?
Мурашов задумался.
– Нет, ребят, это совсем не вариант, – сказала Ира, допивая чай.
– Ну а что нам тогда делать? Слушать психоистории Вити что ли?
– Нет, я точно не собираюсь пить с Витей. Я его не перевариваю.
– Он еще и к девочкам по-любому приставать начнет. Нет, остаемся, – отмахнулся Саша.
Помолчали. Саша вновь закурил, а Мурашов опустошил свой огромный стакан и сидел, медленно гладя струны старой гитары. Пользуясь случаем, я достала фотоаппарат и запечатлела эту картину. Картину внешнего спокойствия, но внутренней борьбы. Борьбы за верное решение.
– Ну, так ребят, что мы решили? – спросил Саша, докурив.
– Поехали на дачу, чего уж, – сказала Лида.
Мы с Ирой поддержали эту идею.
– А Витя? – тихо спросил Мурашов.
– Да хуй с ним, с Витей.
– Но он же наше пиво захочет выпить!
– Мы скажем, что у нас нет пива, что это лимонад, – хохотала Ира.
Разговор плавно перешел на музыкальную тему. Говорили о старых песнях, об Элвисе Пресли, о Битлах. Лида признавалась в своей любви к Квин, а Мурашов в том, что больше не слушает Билтз. Затем заговорили о еде. Обсудили жареный лук на мангале. Молчали, вслушиваясь в мужской баритон, ровно наложенный на томную игру струнных инструментов.
– Значит, что сейчас ехать на Теплый стан, – прервал молчание Мурашов. – Тридцать восемь рублей по карте МастерКард. Оттуда ехать на дачу, еще тридцать восемь рублей по карте МастерКард. Ехать на автобусе в субботу, – он выделил слово «суббота», – когда весь автобус заполнен. Стоять полтора часа.
– Полтора часа?!
– ПОЛТОРА ЧАСА??! – Нет!! – В СМЫСЛЕ??
– Да нет же!! Час – это максимум. Без пробок так вообще минут сорок пять, – пояснил Саша.
– Стоять сорок пять минут… – протянул Мурашов.
– Да какой нахуй стоять…
– Кто кроме нас хочет на дачу к дяде Вите? Прально, никто!
– Да я хочу на дачу на самом деле, это я так ломаюсь. Но Витя… Витя – это, конечно…
– Витя – это тот человек, над которым можно поржать, – продолжил Саша. – Он просто обидится и уедет домой, я тебе серьезно говорю.
– Ага, он может обидеться и наслать на нас тучу.
Все посмеялись. Ребята распили пиво. Ира сказала, что пора завязывать с алкоголем. Все согласились, но продолжили пить. Я допила свой чай. Саша старательно собирал рюкзак, который ему с трудом удалось взвались себе на плечи.
Все время, пока мы шли, Саша плелся где-то позади, и мы останавливались, чтобы подождать бедолагу. Казалось, что в этом рюкзаке сидел целый человек, причем взрослый и довольно полный, а не пакеты с соком, мясо для шашлыка и прочие прибамбасы.
Проехав одну станцию, мы вышли из метро, дошли до автобусной остановки, и Саша наконец смог сбросить этот дурацкий рюкзак. Парни пошли курить, а мы остались стоять и обсуждать людей на рекламном плакате. Мужчина, женщина и ребенок рекламировали очередную зубную пасту. Конечно, отбеливающую. Конечно, натуральную. Конечно, нет.
– Этот мужик как минимум похож на педофила, – утверждала Лида.
– Только посмотрите, у него же очки неровно сидят на носу! – громко говорила я.
Очки в черной оправе и без того ужасно смотрелись на лице мужчины, а еще были кривыми. Зубы троих с плаката ослепляли своей неестественностью, явно отпугивая потенциальных покупателей. Женщина выглядела еще более-менее адекватной, как и ребенок, поэтому оторвавшись на несчастном мужике-педофиле, мы перешли к обсуждению другого плаката.
На нем изображалась большая семья: парень и девушка, и, видимо, родители кого-то из них. Молодая пара довольно естественно смотрелась на снимке, что нельзя было сказать о других персонажах. Рука дамы имитировала прикосновение к животу мужа, а лицо ее говорило что-то типа «Ну когда это уже кончится, господи боже мой!».
Никогда не понимала этих людей с рекламных плакатов. До какой степени нужно разочароваться в окружающей действительности и в себе, чтобы согласиться на такое? Или, быть может, люди идут на это только ради денег? Нет, постойте, проституток я могу понять, да (на самом деле не могу, но предполагаю, что могу после просмотра таких фильмов как «Молода и прекрасна» и «Эскорт»), могу понять воров, но людей, которые сверкают своими отфотошопленными зубками, рекламируя очередной ненужный продукт, я не могу. Мне кажется, что если какой-нибудь задрипанный менеджер подойдет к тому же бомжу Василию, живущему около станции пригородных поездов, и предложит сняться в рекламе, то бомж Василий обольет его новенький костюмчик горячей мочой, потому что предложить сняться для рекламы – самое унизительное оскорбление, которое существует на свете.
Когда подошел автобус, каждый из нас думал только о том, чтобы успеть занять местечко. Я, будучи маленькой и юркой, проскользнула мимо, кажется, не одного десятка бабулек, и в итоге мне удалось занять отличное место около окна. Моим спутникам повезло чуть меньше: Саша занял одно место, и посадил Иру, а Лиду с Мурашовым вовсе затолкали люди с большими сумками, и они остались стоять в начале салона.
Время пролетело незаметно. Я проснулась, когда меня позвала Ира.
– Уже выходим? – удивилась я.
Мы очутились на хорошей асфальтированной дороге около шоссе. Впереди простилалось зеленой скатертью ровное поле, за которым еле виднелся маленький густой лесок. Как и обещали синоптики, пошел дождь. Сначала по траве, а потом и по грязи мы бежали к машине.
Саша сел на переднее сиденье, а мы вчетвером кое-как уместились сзади (Ира с трудом захлопнула дверь). Дождь усилился, Саша поблагодарил мужчину, любезно согласившегося нас подвезти. Как я поняла, это был сосед. Когда он обернулся к нам, я рассмотрела его лицо. Это был простой деревенский мужик со смуглой кожей; когда он говорил, зубы его отдавали блеском желтого металла. Глаза у него были добрые-добрые, а деформированный нос с небольшой вмятиной на спинке говорил о когда-то плохо сросшемся переломе.
Машина плавно неслась по дороге, но иногда кочки давали о себе знать. Я чувствовала себя прекрасно, находясь почти за пятьдесят километров от Москвы, сидя в незнакомой машине, в которой пахло лошадиным навозом, и по крыше которой отчаянно барабанил дождик. По стеклам тоненькими струйками стекала вода, размывая долгое поле и лес, к которому мы подъезжали. Дорога с односторонним движением походила на бесконечное лицо подростка, усыпанное прыщами —лужами, которые взрывались от колес автомобиля.
Мы подъехали к высокому железному забору, наверху сидела табличка «СНТ Бабенки». «Бабенки? Серьезно?» – пронеслось в моей голове. Мне, как и каждому человеку, приходилось сталкиваться со смешными названиями, но мне, в отличие от большинства людей, не приходилось такие точки посещать.
Машина остановилась. Мы вышли и проскользнули в калитку. Дождь уже закончился, небо просветлело и потихоньку начинало показываться солнышко. Кроссовки промокли. Нас встретила мама Саши, маленькая полная женщина, которая была крайне приветлива с нами. Она обняла нас и попросила чувствовать себя как дома. Мы расположились на диванчике на веранде. Ребята принялись готовить мангал, а мы разгружали Сашин рюкзак. Тетя Оля пошла в дом, а мы расселись на белых пластиковых стульях и закурили. Саша частенько поглядывал в сторону двери, ведущей в дом. Когда послышался глухой топот, он потушил сигарету. Мама Саши поинтересовалась, как мы доехали. Мурашов вальяжно сидел и, отвечая на вопросы за всех, затягивался сигареткой.
– Сань, ты вообще помогать мне будешь? – поинтересовался Саша у своего друга.
– Да-да, – ответил парень, медленно поднимаясь.
Саша уже насаживал скользкие куски свинины на шампуры.
– Однажды, когда мы у нас делали шашлыки, – начал рассказывать Мурашов, – мама насквозь проткнула себе шампуром ладонь.
Лида поморщилась. Ира оголила свои кремовые зубы. Она сидела на диване и готовила рулетики из лаваша, сыра, зелени и помидоров. Я тем временем нарезала лаваш на небольшие кусочки, чтобы внутрь поместилась начинка. Руки перед едой так никто и не помыл.