Весна колдует, кружит и пьянит,
Я не могу сиренью надышаться.
У тополя такой счастливый вид.
Весна, скажи, а мне к кому прижаться?
Татьяна Кушнарёва
Вячеслав Иванович Ершов, холостяк с солидным стажем, поёживаясь от утренней свежести, стоял на автобусной остановке. Транспорт подкатывал часто, отправляясь, рейс за рейсом, очередь двигалась быстро, но желающих уехать не убавлялось.
Столпотворение на конечной остановке было обычным явлением. Негодования или тревоги такое положение дел ни у кого не вызывало. Люди общались благожелательно, уступали в мелочах, улыбались, обменивались короткими вежливыми репликами, последними новостями.
Процесс посадки шёл подавно заведённому распорядку. Большинство людей были знакомы, виделись ежедневно, поэтому не испытывали в общении неловкости.
Час ранний, настроение замечательное. Волглый, насыщенный влагой и запахами утренней весенней свежести воздух с возбуждающими горьковатыми ароматами молодой берёзовой листвы и пьянящим духом зацветающей черёмухи действовал отрезвляюще, но отвлекал от предстоящих минут езды в переполненном салоне.
Вчера Вячеславу удалось закончить работу раньше обычного, выполнял выездной заказ на ремонт холодильника, справился быстро, удалось замечательно выспаться.
Впереди стояла невысокая женщина с по-настоящему шикарными каштановыми волосами, на которые невозможно было не обратить внимание. Они были одновременно воздушные и волнистые, блестели чистотой и удивляли естественной яркостью тона.
В руке женщина держала раскрытую книгу. Вячеслав заглянул через её плечо, пытаясь прочесть несколько строк, чтобы узнать, о чём она думает.
Он не представлял, зачем это нужно, подглядывал машинально, особенно не задумываясь. Видимо слишком сильно увлекся процессом, не заметил, как приблизился на такое расстояние, когда легко различимы тепло постороннего тела, звук дыхания, запах.
Женщина слегка вздрогнула, не спеша оглянулась, увидела его растерянную физиономию, но не отпрянула и не рассердилась, напротив, улыбнулась. Мило, загадочно, словно задала немой вопрос о цели такого неожиданного контакта.
В её движениях не было жеманности, флирта, лишь игривое очарование женственности.
Вячеслав смутился, неловко пытаясь сделать вид, что ничего собственно не хотел, задел случайно, выразительно изобразил всем телом жест наивного неведения, даже недоумения.
Женщина положила в книгу закладку, уверенно, но не спеша повернулась к Вячеславу вполоборота и показала обложку, на которой была изображена девушка в строгом платье и юноша, держащий её руку, стоя на одном колене.
– Про любовь книжка. Пока не дочитаю, ни за что не дам. Девушкам обязательно нужно читать про романтические чувства и думать о любви, иначе они превращаются в высокомерных зазнаек, лицемерных скромниц, или старых дев. Не верьте, что человек может прожить без возвышенных чувств, привязанности и нежности.
Помните, у Макаревича: Бывают дни, когда опустишь руки, и нет ни слов, ни музыки, ни сил. В такие дни я был с собой в разлуке и никого помочь мне не просил. И я хотел идти куда попало, закрыть свой дом и не найти ключа. Но верил я – не всё ещё пропало, пока не меркнет свет, пока горит свеча.
– Извините, девушка, ради бога. Я не хотел вас потревожить. Случайно так вышло. Иногда сам не понимаю, что делаю.
– Ошибаетесь, уважаемый. Ничего по-настоящему случайного никогда не происходит, поверьте. Цепь событий в значительной мере предопределена и подготовлена неравнодушным к нашим судьбам мирозданием. Нет-нет, я не религиозна. И мистика здесь не причём. Мысли. Наши действия, так или иначе, начинаются с череды размышлений. Можно я угадаю, что заставило вас попытаться прочесть кусочек текста из этой романтической саги?
– Чего же здесь таинственного? Всё банально и просто: обыкновенное любопытство. Мы все, хоть и не признаёмся в этом никогда, любители подглядывать.
– Не думаю, что всё так просто, хотя без любопытства тоже не обошлось. Сначала вы обратили внимание на мой силуэт и сказали себе – вот с ней я бы познакомился. Если скажете, что ничего подобного не было, я вам не поверю. У меня довольно привлекательная фигура, правда?
– Позвольте, в этой очереди достаточно молодых и стройных. Это совсем не повод так думать.
– Ещё какой повод. Дальше – моя причёска. Я только что вымыла голову. Пушистые волосы, яркий цвет, соблазнительный запах. Не отнекивайтесь. Вы холостяк, это видно невооружённым взглядом. Вас вообще привлекают женские силуэты, только вы боитесь знакомиться. Или опасаетесь. Впрочем, это одно и то же. Разница лишь в том, чем именно вы были напуганы.
– Наговорите тоже. С какой стати мне кого-то бояться? Не в тайге живём.
– Неважно. Мы же с вами не об этом беседуем. Мало ли какие причины у мужчины избегать женского общества. У меня привычка с девятого класса, мама научила: одежда на женщине бывает видимая и незримо ощутимая.
Чтобы придать толику шарма и таинственности, нужно одеть себя в капельку духов. Не в запах как таковой, в вибрацию романтического предчувствия, в еле уловимый акцент необычного, в нотку загадочного природного ритма.
Ощущение уникальности события должно промелькнуть, почудиться, слегка пощекотать обоняние и воображение, вызвать подсознательный интерес, но не раскрыться, а напротив, спрятаться.
Правда, интересно? Моя мама такая нестандартная, непохожая на всех. У неё всегда были поклонники, много поклонников. Увы, это не стало панацеей, чтобы вдыхать флюиды счастья всю жизнь. Она давно уже живёт одна. Мой папа взял и спрятался за женщину, не обременённую даром поэтической фантазии, зато умеющую не задавать неудобных вопросов и подчиняться беспрекословно.
– С вами ужасно приятно разговаривать, но уже подошёл автобус, пора ехать. Мне нельзя опаздывать.
– Я тоже не люблю, чтобы меня ждали. Мы ещё встретимся. Вот увидите. Запомните, меня зовут Селена. Мама всегда говорила, что я похожа на солнышко. Вам так не показалось? А вы, вы скажете своё имя?
– Вячеслав. Вячеслав Иванович.
– Чудесно. Я всегда теперь буду ездить на этом рейсе. До завтра. Вы очень интересный мужчина. Я вас сразу приметила. У меня теперь целый день будет замечательное настроение. Жизнь стала непредсказуемо изменчивая, предельно скоростная. Все куда-то торопятся. А вы меня тоже заметили, даже в такой толчее уделили драгоценное внимание и время. Буду вас ждать, Вячеслав Иванович. С нетерпением ждать.
Мужчина смутился, даже покраснел, отчего ему стало неуютно и немного тревожно. Он отвык общаться с кем-либо, кроме клиентов, с которыми было привычно, легко и просто. Вопрос – ответ. Выполнил задание, получил расчёт, попрощался и ушёл. Нет нужды вникать в тонкости их внутреннего мира, в специфику образа мыслей, в толкование явлений.
У него давно сложилась собственная цельная концепция бытия, в которой нет места для разночтений. Есть он, Вячеслав, а всё что кроме… легко уладить с помощью болта, отвёртки, паяльника.
Ему хорошо и уютно внутри собственной квартиры и своего я, где каждая мелочь подогнана под характер и образ жизни, подчинена единой цели – сделать существование уютным, необременительным, и до крайности простым.
Он содержал холостяцкое гнёздышко в чистоте и порядке, замечательно готовил, старался при этом не изводить себя хозяйственными делами чрезмерно. Время ему нужно было для творчества. Вячеслава увлекала фотография, ещё он любил писать.
Одно увлечение плавно перетекало в другое, дополняло его, давало вдохновение и желание жить.
Большинство его рассказов было навеяно поисками красивых кадров, которые получались интересными, потому, что идеи происходили из писательских фантазий. И наоборот.
Вячеслав был однажды женат. Совсем недолго. О том периоде неудавшихся отношений в памяти отложились лишь щемящая боль, ощущение унижения и беспомощности.
Селена невольно напомнила о тех безрадостных днях, заставила вновь их переживать, чего делать решительно не хотелось.
Внешне эта женщина была похожа на Алину, совсем неуловимо, в незначительных деталях. Может, ему так только казалось, потому, что с тех пор все женщины выглядели для него на одно лицо, различаясь лишь ростом, габаритами, цветом волос и отношением к мужчинам.
У жены были волшебной красоты каштановые волосы. Когда они познакомились, её выделяла из прочих девушек коса до самого пояса толщиной с запястье женской руки.
Вячеслав любил снимать портреты возлюбленной на плёночную камеру, а ведь у него была замечательная цифровая зеркалка. Он всегда делая акцент на лучистом изумрудного цвета взгляде, на изумительной пропорции черт лица, и косе, этой выразительной детали, делающей её особенно притягательной, похожей на древнерусских красавиц.
Роман их развивался довольно стремительно. Очарован Алиной Вячеслав был, надо же, в это же самое время года, в начале мая.
Точно. Цвела черёмуха, после пары недель щедрого солнца вдруг наступили холода. Девушка сидела на старом пне в лесочке за домами, и плакала.
Причина горя была совсем прозаическая. Гуляла одна по лесу по причине непонятной меланхолии, увидела красивый цветок, впрочем, в это время года все цветы кажутся изумительными, побежала сорвать, провалилась в болотину, где утопила новую, только что купленную на накопленные с трудом деньги туфельку. Попыталась идти босиком, что оказалось болезненным. Алина до крови проколола пятку, сидела и горько плакала. Когда увидела Вячеслава, и вовсе зарыдала.
Юноша не был поклонником случайных встреч. Если бы точно знал, что девушка его не заметила, мог бы тихонько прошмыгнуть мимо. Но вышло иначе, пришлось откликаться на несчастье, делать вид, как сильно тронуло его горе-злосчастье.
У него не было опыта общения с девочками. Совсем. Будучи типичным интровертом, Вячеслав был замкнут от природы. Пришлось пересилить характер, выступить в роли спасителя, что было совсем ему не свойственно.
Юноша мог проникнуться чужой болью, сопереживать, сочувствовать, но вступать в отношения не любил, и не мог, на это ему не хватало сил и энергии. Тем более что в роли страдалицы выступала симпатичная девушка, а это вовсе невыносимая тяжесть. Вдруг ей взбредёт в голову знакомиться, или того хуже – делать вид, что влюбилась.
Как бы там ни было, пришлось выслушивать совсем неинтересную историю её безутешной печали.
У Алины к тому же зуб на зуб не попадал от холода. Она невероятно продрогла. Губы у девочки были синие, кожа бледная, а глаза бесцветные и водянистые от слёз.
Конечно, он отдал ей свою куртку.
Это не спасло, ведь до дома не близко. Пришлось надеть на неё свои ботинки, размером вполовину больше девичьей ноги, самому пытаться идти по сучкам и шишкам в носках.
Чтобы помочь согреться, Вячеслав заставил её приседать, пока на лбу девушки не выступила испарина.
Поняв, что спасена, Алина начала заразительно смеяться, глупо, совсем без повода, но добродушно и жизнерадостно.
Голос у девушки оказался звонким, чистым, глаза выразительно зелёными, заразительно-привлекательными.
Такой замечательный кадр юноша-фотограф пропустить не мог. А она с удовольствием позировала.
Так, так и ещё вот так.
В тот день он нащёлкал несколько сотен кадров. Её настроение и живость, плюс коса, плюс зелёные глаза, плюс ботинки. Портреты вышли просто шикарными.
Дальше и того интереснее: она шла и падала через шаг, заплетаясь в его огромной обуви, застывала в нелепых позах, смешно комментировала нелепость ситуации, потешалась сама над собой, и требовала делать снимок за снимком, находя это занятие весьма забавным.
Вячеслав с удовольствием, даже с видимым наслаждением поддержал игру. С Алиной было изумительно легко и невероятно весело.
Когда ребята устали, а до дома ещё было далеко, пришлось опять меняться обувью. Дальше Вячеслав тащил Алину на закорках. Она, забавляясь, ворошила пальцами его шевелюру, дула на шею и уши, закрывала его глаза мягкими нежными ладошками, хохотала, как ненормальная. Парня это отчего-то нисколько не раздражало.
Напротив, юноша изображал из себя необъезженного коня, потешно скакал.
Устав, они присаживались несколько раз на скамейки. Алина нежно брала его за руку, водила пальчиком по ладони, чего-то увлечённо рассказывала.
Вячеславу было совсем неважно, чего именно девушка говорила. Хотелось слушать и слушать этот мелодичный голосок, щекочущий чего-то внутри, отчего становилось приятно, словно от вибраций, издаваемых довольным котёнком.
Девушка к тому времени согрелась, уже никуда не спешила. Вячеслав растирал ладонями её холодные ступни, дрожа от каждого прикосновения.
Алина смотрела изумрудной зеленью глаз, а ему казалось, что чего-то большое и важное перетекает из них, делая его счастливым.
Юноша не предполагал, что такое бывает.
Потом были застенчивые, трепетные прогулки и свидания, робкие поцелуи, несмелые объятия, тысячи удачных фотографий.
Алина любила и умела позировать, двигалась грациозно, гибко, Запросто находила вызывающие, жеманные, томные, настороженные, смешные и пикантные позы, легко изменяя выражение лица и характер портрета.
Такого вдохновения от фотографии никогда прежде Вячеслав не испытывал. Всё, чем они занимались вдвоём, вызывало восторги и ликование. Девочка восхищала каждым движением, фразой, жестом.
Прощаясь, влюблённые, конечно, это была уже не дружба, обещали, что любить будут вечно и бесконечно. Как же им было замечательно и вкусно общаться.
Неиссякаемый поток нерастраченной нежности омывал их тела и души, дарил неописуемое блаженство, в котором они купались, поглощая в изобилии новое, неизведанное, и радовались этому, как дети.
К следующей весне они поженились, всё ещё продолжая планировать в восходящих потоках восторгов.
Родители Вячеслава переселили бабушку к себе, им отдали однокомнатную квартиру.
Неожиданно Алина поняла, что тех качеств, которыми обладает Вячеслав, для настоящего счастья совсем недостаточно. Он талантлив, но никогда не станет богатым; силён и привлекателен, но недостаточно амбициозен; сексуален, но неагрессивен, не наделён особой эротической выносливостью и фантазией.
Алина хотела всё и сразу. Молодость заканчивается быстро. Красота – дорогостоящий, но быстро портящийся товар. Упустишь момент, расслабишься, разомлеешь от любви, а птицу счастья вместо тебя поймает кто-то другой.
Она оказалась талантливой, выдающейся самкой, способной любить дерзко и смело, нежно и страстно, изобретательно и безрассудно, истекая мёдом сладострастия, но лишь в условиях беспредельной свободы, когда никто никому ничего не должен.
Ограничения и правила моментально делали девушку несчастной. Детей она тоже до поры не хотела, не время.
Зелёные глаза её, ещё недавно излучающие свет любви, день ото дня тускнели, настроение и характер портились. Вместо нежности Алина дарила претензии и требования, то и дело устраивала разбирательства, скандалила, переходя на личности.
Однажды пришла с работы чрезмерно возбуждённая, безгранично радостная, объятая бурным нескрываемым восторгом, но без любимой Вячеславом косы, с совсем короткой причёской. Внутри у него что-то ёкнуло и с хрустом надломилось. Ответить, почему такое случилось, жена отказалась наотрез. Вместо объяснения она устроила безобразную истерику.
Вячеслав никак не мог понять, зачем и почему она это сделала. Коса, можно сказать её основное достоинство, привлекательность и гордость – неизменный символ их любви, источник его творческого вдохновения.
Он не просто горевал – плакал, словно прощаясь с чем-то самым дорогим и важным. Конечно, у всего есть причина. Обоснуй, поделись сокровенными мыслями. Любимый всегда сумеет понять, если происходит искренний диалог.
Вячеслав сам не понимал, почему смену причёски воспринял как объявление войны. Ему казалось, что даже измена была бы не столь жестоким шагом, как разрушение привычного образа, в который собственно он и был влюблён.
Фактически он видел теперь другую, в чём-то даже чужую женщину. Это шокировало, показалось непристойным, обидным, нелепым действием.
С того дня им не было больше сделано ни одной фотографии жены. Архив отпечатков и плёнок перекочевал в чемодан, закрытый на ключ. Алина приходила с работы с каждым днём позже, иногда вовсе не ночевала дома, но никогда не оправдывалась, отстаивая право налево гордым независимым видом.
Они больше не обнимались, не обменивались поцелуями.
Внешне, со стороны, можно было не заметить перемен. Вячеслав, как повелось с первого семейного дня, стирал, убирал, готовил, покупал продукты, менял почти ежедневно цветы в вазе с подсветкой на тумбочке у её кровати. Вечером красиво сервировал приготовленные блюда, зажигал свечи и ждал. Иногда засыпал за столом, так и не дождавшись.
Алина приходила и ложилась под отдельное одеяло. Так же тихо уходила утром, если Вячеслав не задавал вопросов. В противном случае энергично и нагло выплёскивала скверные эмоции, разговаривала отрывисто, со злобой, на повышенных тонах, оскорбляя и унижая с видимым удовольствием. На контакт и примирение идти не хотела, считала это не обязательным, выходящим за рамки её достоинства.
Ему ни о чём так не мечталось, как о возврате прежней зеленоглазой Алины с ангельским звонким голоском и заливистым смехом. Не придумал же он ту чудесную девочку?
В один из вечеров Вячеслав случайно увидел, как жена целуется с высоким мужчиной у входа в ресторан. Удивительно, это вопиющее лицемерие, вызывающий цинизм публичной измены, его совсем не шокировал.
Алина сделала вид, что не заметила мужа. Она была возбуждена, эксцентрична и радостна.
Искренне ликующее настроение жены отдалось лишь горечью и сожалением. Впрочем, это было уже не важно. Прошлого не вернуть. Значит, нужно хотя бы разойтись по-человечески.
Разговор с Алиной вылился в грандиозный скандал. Диалога не получилось. Был гневный обличительный монолог, вся суть которого свелась к одному: он не мужик – так, слизняк. Даже вспомнить не о чем. Вот Артур, Мишка, особенно Адам – те настоящие мачо. У них и деньги, и настойчивость, и звериная потенция.
– Что, скажи, что умеешь ты, фоточки стряпать? Без денег – мужик бездельник. И вообще, с тобой скучно.
– Я зарабатываю больше, чем многие наши знакомые. Ремонт бытовой техники всегда в цене. Фотография – это хобби, занятие для души. Странно, что оно тебя раздражает. Ведь снимал я по большей части тебя.
– Сдалось мне твоё хобби, если от него не растёт хобот, не плодятся деньги? Женщина должна в постели чувствовать себя самкой, а на людях – королевой.
– Мне всегда казалось, что самое главное – любить, быть любимой. Не верю, что ты на самом деле такая, какой пытаешься сейчас казаться. Прежде я знал другую Алину.
– Мне не очень интересно, что ты думаешь. Чем тебе думать, ты же недоделанный.
– Не хочу обсуждений в подобном тоне. Если возврат к прежней модели жизни невозможен, значит нужно расстаться. Завтра я подам заявление на развод. Детей у нас нет, никто препятствовать не станет. А жить иди к… кто там у тебя первым номером в постели, Адам или Мишка? Вот к ним и иди. Ключ от квартиры оставь. Вещи отвезу твоим родителям.
– Легко отделаться хочешь. Я у тебя квартиру отсужу.
– Каким образом? Она не моя, бабушкина. Я завтра тоже отсюда съеду. Наверно. Как родителям будет удобнее. Прощай, Алина.
– Да на здоровье! Почти два года с тобой потеряла. Таких мужиков упустила.
– Не расстраивайся, нагонишь.
Прошло уже несколько лет. Раны зарубцевались, но не зажили. И вот эта Селена напомнила обо всём. Не так важно, какая она. Главное, какой он.
Наверно на свете нет женщины, способной оценить обыкновенную мужскую преданность. Во всяком случае, так Вячеславу представляется женская суть. Пожалуй, исключением может быть только мама. Но она единственная в своём роде, да и то, потому, что родила его.
Весь день, так или иначе, мысли возвращались к загадочной незнакомке, такой странной, но заставившей вспоминать, переживать, думать, воспроизводить те и другие события, сравнивать их.
Одна женщина и связанные с ней события остались далеко в прошлом, которое так до конца и не отпустило, другая напомнила, возродила эти неприятные ощущения. Как ни старался Вячеслав отцепить связывающую с тем временем нить, она намертво вросла в духовную ткань. Всё-таки Алина была замечательной, пусть и не долго. Её поцелуи до сих пор горят на губах, а зелёные глаза с поволокой невероятного размера и бездонной глубины, пронизывают взглядом насквозь, заставляя скрежетать зубами и чувствовать боль.
За что она так с ним обошлась, неужели такова должна быть плата за любовь?
Или Алина так и не смогла полюбить, тогда что, что с ними происходило столько времени? Эмоции, чувства, волшебные ночи и дни. Были они на самом деле, или он всё придумал?
Вячеслав залез в антресоли, куда скидывал старый ненужный хлам, отыскал чемодан с любовным архивом. Плёнки, фотографии, письма (он жил с Алиной и постоянно писал ей, выражая на бумаге потрясающей красоты эмоции, потому, что устно получалось хуже).
Сначала мужчина осторожно выкладывал содержимое, внимательно рассматривал, читал, углубляясь в память, освежённую документами.
Колотилось сердце, стучало в висках, сдавливало грудь. Глаза наливались жгучим солёным соком.
Вячеслав закрывал набухшие влагой глаза, наяву представляя любимую женщину, такую родную и близкую, дотрагивался до её лица, всматривался в глаза, после опять возвращался в реальность. События путались, сливаясь в единое целое, вполне настоящее. Только той Алины с ним уже не было.
Подняв чемодан, он высыпал содержимое на пол, рассматривая теперь фрагментарно, перестав обращать внимание на порядок и хронологию.
Не всё ли равно, красиво или не очень лежит разорванное в клочья прошлое? Его просто нет. А та девушка, которую любил, да, он её до сих пор иногда встречает, стараясь перейти при этом на другую сторону улицы, она до сих пор чего-то ищет. Скорее всего, уже не найдёт, потому, что Миши сменялись Эдиками и Викторами, потом Фёдорами и Евгениями, Маратами и Автандилами.
Интересно, чувствует ли бывшая жена себя одинокой при таком изобилии выбора?
Впрочем, какая ему теперь разница.
Вячеслав принёс картофельный мешок, грубо, беспорядочно затолкал в него бумаги и плёнки, забросил на плечо, положил в карман зажигалку. Пора со всем этим кончать. То, чего нет, не должно болеть.
На горящий архив он смотрел равнодушно. Ни разу в голову не прокралась, даже тайком, мысль о том, чтобы спасти остатки памяти и творческие находки. Гори всё синим пламенем. Только так.
Вячеслав зашёл в магазин, купил чекушку водки, половинку буханки чёрного хлеба, свечу. Всё-таки что-то щемящее ещё скреблось на дне души, если он захотел устроить по этому поводу настоящие поминки.
Есть не хотелось. Мужчина разлил водку в гранёные стаканы, отрезал два ломтя хлеба, обильно их посолил, накрыл хлебной коркой второй стакан, зажёг свечу, – за упокоенное чувство, не чокаясь, – вылил одним глотком в себя содержимое, заел хлебом.
Какое магическое действие оказал символический ритуал, он и сам не понял, но на душе стало значительно легче. Ужасно захотелось спать, просто невыносимо.
Вячеславу приснилась женщина с каштановыми волосами и обворожительной улыбкой. Она куда-то звала. Ноги не слушались, но идти всё равно хотелось и очень сильно.
В руках, Селена, это была она, держала гитару. Она пела: Бывают дни, когда опустишь руки, и нет ни слов, ни музыки, ни сил. В такие дни я был с собой в разлуке и никого помочь мне не просил. И я хотел идти куда попало, закрыть свой дом и не найти ключа. Но верил я – не всё ещё пропало, пока не меркнет свет, пока горит свеча.
В эту ночь спалось исключительно спокойно. Всё утро на языке крутилось замечательное имя – Селена. Вячеслав то шёл, то бежал на остановку. Ему было страшно, что всё опять приснилось, и никакой женщины на самом деле не было. Самое главное, что теперь в его выздоравливающей душе не стало Алины, которая до сих пор не давала спокойно дышать, высасывая из него жизненные соки.
Селену он увидел издалека. Она стояла немного в стороне и делала вид, что увлечённо читает книгу, но время от времени оглядывалась.
Сердце Вячеслава по непонятной причине рвалось наружу, дыхание останавливалось, ноги предательски отказывались идти вперёд, совсем как во сне.
Женщина улыбалась, не показывая, тем не менее, возбуждённого эмоционального состояния.
– Я беспокоилась, Вячеслав, что вы не придёте или опоздаете. Ведь мы вчера не договорили.
Итак, на чём мы закончили? Ах, да, моя причёска. Именно в ней причина вашего любопытства. Она вам что-то напомнила. Я права? Ладно, не отвечайте. Вы тут же захотели мысленно вернуться в прошлое, которое, по всей видимости, вызывало у вас лишь досаду. Для этого вам необходимо было узнать, о чём я думаю. Ответ вы решили искать в тексте книги. Поэтому я и сказала вам, что она про любовь.
– Селена, я тоже переживал. Честно-честно. Мне нелегко в этом признаться. Такой уж у меня непростой характер. И тоже беспокоился, что вы не доскажете то, что начали.
Вы читаете мои мысли. Вчерашний разговор заставил меня сжечь прошлое. В буквальном смысле. При помощи очищающего огня я избавился от болезненной, унизительной любви, которая преследовала несколько лет. Благодаря вам это удалось, я решился.
А ещё мне хочется сказать… нет, не так. Я рад, правда-правда, что мы встретились. Можно я приглашу вас вечером, совсем неважно куда, придумайте сами. О чём вы мечтали, но так и не решились осуществить желание?
– Согласна. Есть у меня навязчивое желание, нелепая прихоть. Только это будет довольно опасное свидание.
– Неважно. Я же заранее согласился.
– Тогда так. Завтра выходной день. Сегодня вечером, в шесть, максимум в половине седьмого, я буду полностью готова. Мы тепло оденемся, возьмём провизию, бутылку, даже две, вина, и на всю ночь отправимся на озеро.
Костёр, ночь, тишина, треск сухих сучьев. Где-то ухает филин, хлопают его крылья, отчего становится страшно. Это ничего, мы прижмёмся друг к другу. Вам ведь не будет жутко со мной?
В темноте стрекочут цикады, вспыхивают светляки. Кругом таинственные запахи, шорохи. Мы вдвоём. Если хотите, можно взять удочки. У нас будет много времени на разговоры и романтические впечатления.
Потом встретим рассвет, будем слушать пение птиц, звуки пробуждающейся природы. От избытка эмоций нам невыносимо захочется спать.
И на этом всё. Провожаете меня и идёте наслаждаться незабываемым свиданием в полном одиночестве, чтобы понять себя и свои чувства. Как вам такой стратегический план?
– Меня устраивает. А потом мы напишем замечательный рассказ и будем читать его каждый раз, когда нам будет слишком хорошо, или очень-очень плохо.
– У меня остался только один вопрос. Что вы успели прочитать тогда в моей книге? Только честно.
– Ничего.
– Совсем ничего?
– Моему воображению с лихвой хватило той капельки духов, в которые вы были одеты. Я уловил и вибрацию, и акцент, и нотку, поэтому сразу понял, что эта книга не иначе как про настоящую любовь. Может даже про нас с вами.
– Так я и думала. Какая же прозорливая и мудрая у меня мама. Теперь я хочу признаться. По секрету. Я ещё никогда не знакомилась с мужчиной. Вам не кажется это странным?