Мой Ангел светлый, будь со мной всегда.
Твоя любовь во всём меня хранит.
Как в небе восходящая звезда,
Мечта иных миров меня манит.
Моя душа предчувствием полна
Иного света, неземной любви.
Позволь испить мне эту жизнь до дна
И лишь потом в мир лучший призови.
Козел самовлюбленный! Неужели нельзя по-честному сказать: “Так и так, малышка, нам с тобой не по пути”? Нет, ты же слишком популярен для того, чтобы найти пять минут на свою девушку.
И где же, интересно, сейчас моя дорогая подруга? Очевидно, с ним кувыркается. Мне определенно везет на людей!
На городских часах пробило полночь. Лика шла по пустой улице небольшого города. Она приблизилась к башенке с часами и посмотрела на стрелки.
12… Не позвонит.
Захотелось сесть на мокрый асфальт и разреветься, выть от тоски на весь этот захолустный городок.
Да и плевать мне.
Лика сжала губы и пошла дальше. Тоска моментально сменилась безразличием. Она считала это своей силой – уметь отключатся. Ее лицо стало надменным и холодным. Она даже улыбнулась чему-то. Нахально так, по-злому.
Интересно, открыта ли еще лавка на углу? Может, Макс согласится налить мне пива? Мы послушаем музыку, покурим? Но темно, и туда страшно идти. А если менты заберут, позвонят родителям? Папа опять пропишет по лицу… Урод, бьет тыльной стороной ладони, чтобы следов не оставалось и в школе не поверили… Такой, как я, никто не поверит… Да плевать. Пусть делают со мной, что хотят. Где они сейчас, родители, когда их 14-летняя дочь шляется ночью по улицам? Почему не звонят? Найдут меня утром в канаве мертвую, тогда, может, задумаются. Папа почувствует себя виноватым… Как бы я хотела увидеть их лица, когда они узнают, что после жестокого изнасилования местный маньяк разрезал мне лицо и кинул в канаву подыхать. Им будет больно… А я буду лежать белая-белая. Вся в швах и в красивом платье. Наверное, они меня накрасят. Буду лежать и улыбаться. Хотя… Вряд ли. Всем только легче станет. Мама, наконец, займется учебой, папа купит эту спортивную тачку на деньги для моего обучения. Всем станет хорошо. Да и толку от меня, из школы опять выгоняют…
О! Фонари не работают – то, что нужно.
Лика свернула во мрак.
Страшно, блин… Мамочка, почему ты не звонишь мне?
Мамочка… Ты ведь еще не знаешь, что я всё слышала. И про то, как бабушка не пустила тебя на аборт. И про то, как я тебе жизнь поломала. А папа? Может, он не возил бы домой бухгалтершу, если бы ты, измученная беременностью, не бросила институт? Ты была бы образованная, красивая, сильная… Он бы тебя любил. Лучше бы меня не было, всем сейчас было бы проще.
Лика остановилась на подвесном мосту на окраине города. Подобрала ветку, согнула ее пополам и вставила в нее сигарету. Этой уловке научил ее бойфренд, чтобы руки не пропахли табаком. С третьей спички закурила и перегнулась через перила.
Река с силой билась о камни.
Как хочется раствориться в черной воде… Чтобы она меня сломала и отпустила… В пустоту, в небытие. Так спокойно… Мгновение – и боль уйдет.
Есть там что-то в этой воде? Встречу я тебя там? Бабушка… Я так скучаю, родная моя. Я теперь совсем одна.
Боль опять ворвалась в грудную клетку.
Лика осела на железный холодный мост и затряслась. Плакать не получалось. Только какие-то сдавленные звуки доносились из перехваченного спазмом горла.
Макса в баре не оказалось, и Лика пошла на полузаброшенную летнюю дачу неподалеку. Раньше там жила бабушка, сейчас же домом никто не занимался, и Лика иногда пряталась в нем от мира.
Посуда на полках привычно звякнула от шагов по скрипучему полу. Здесь по-прежнему пахло детством. Деревней, деревом, пылью. Сочетание знакомых звуков и запахов вызывали смешанные чувства. Оставалось что-то очень теплое и родное в этом быте. Не хватало только запаха свеженьких, со сковородки, сырников и банки с чайным грибом на столе.
И одновременно так щемило внутри от обветшалости этого дома, с которым связано все хорошее, что еще жило в памяти.
Писать все, что приходит в голову, просто выписывать поток мыслей на бумагу, какими бы они ни были, Лику научила бабушка. Это была их тайная игра: бабушка говорила, что если исписать, не останавливаясь и не отвлекаясь ни на что, пару листов, то все тревоги останутся на бумаге, она заберет все тяжелые мысли, а внутри полегчает и станет хорошо.
Вспомнив об этом способе справляться с чувствами, Лика достала блокнот. Минуты четыре она стеклянным взглядом смотрела на чистый лист. Наконец, собравшись с духом, написала «Мне больно…» и остановилась. Писать не хотелось.
Бред… Что вообще это может решить?
Она смяла бумагу и кинула ее на пол. Никакие записки не спасут от одиночества.
Она подумала о том, что с полгода назад спрятала на чердаке косячок с травкой, забытый у нее пацанами после очередной тусовки, и, не зажигая свет, на ощупь стала забираться по лестнице вверх.
Низкий скос крыши больно ударил по голове, Лика дернулась, споткнулась обо что-то тяжелое и упала. Черт, черт! Колготки порвались, а на ноге проступила кровь. Лика села, обняв саднящие коленки. В свете фонаря, проникавшем через небольшое окно, теперь стало видно, обо что она споткнулась. Перед ней стоял большой сундук из темного дерева, густо покрытый резьбой. Раньше она его здесь не видела.
Она подползла к сундуку и закоченевшими пальцами дернула затвор. Он легко поддался. Заглянув внутрь, Лика увидела, что сундук заполнен детскими открытками, записками, фотографиями. Ее открытками и ее фотографиями! Тут была и мышка, сшитая на трудах во втором классе, и слепленная для мамы кружка из соленого теста, и плакат, нарисованный гуашью на день рождения папы: «Любимому папочке от идеальной дочки». Лика прочитала подпись и рассмеялась, вспомнив, как в прошлом месяце отец забирал ее пьяную из милиции.
Она стала перебирать фотографии, все больше погружаясь в воспоминания. Наткнувшись на очередную открытку, Лика никак не могла в темноте разобрать, что же в ней написано ее детским корявым почерком, и потянулась к огарку свечи, оставленному тут с прошлого посещения. Спички отсырели, но с очередной попытки свеча все же зажглась. Взгляд коснулся огня и словно в гипнозе замер. Чем дольше Лика смотрела на пламя, оно становилось. Удивляясь этому и всматриваясь в него внимательней, на какой-то миг она забыла, зачем взяла свечу и вообще зачем она здесь. Она стала различать в пламени желтый и синий цвета, а потом ей показалось, что в самом центре появился силуэт. Желтое свечение по краям словно обнимало стройную голубую фигуру внутри. Еще несколько мгновений фигура была неподвижной, а потом медленно стала расширяться и расти, заполняя светом все пространство вокруг…
…Они стояли друг напротив друга, не отрывая взгляда, – глаза в глаза. Лика совсем не испытывала страха. Завороженно, словно всматриваясь во что-то хорошо знакомое, но не в силах вспомнить, кто это и откуда она может его знать, она смотрела в глаза самому красивому существу, которое когда-либо видела.
– Ты кто? – произнесла наконец Лика.
– Ты звала – и я пришел. – Ровный, глубокий голос звучал так успокаивающе и знакомо!..
– У меня поехала крыша?
– Нет, с тобой все в порядке, – спокойно произнес он.
– Ну да, в порядке, просто я разговариваю с чем-то полупрозрачным у себя на чердаке.
– Я всегда рядом с тобой, но ты не была готова увидеть меня раньше…
Пространство вокруг едва заметно мерцало и вибрировало, время замерло, звуки стихли: ни ветра за окном, ни скулящих в соседнем доме собак, ни тиканья старых часов. Лика не могла оторваться от гостя. Свет его глаз наполнял ее силой. Она чувствовала, что готова вот-вот провалиться куда-то вниз, но его взгляд не пускал ее туда, удерживая рядом и даже едва заметно приподнимая вверх.
Так они и стояли друг напротив друга, не шевелясь и не произнося ни слова. Затем гость, словно ставя точку в их бессловесном, но очень важном разговоре, медленно опустил веки, и Лику неумолимо повлекло куда-то вглубь и в темноту.
Вау! По всей видимости, я на дне. Как темно… И сыро. Может быть, я умерла наконец?
Фу, какое мерзкое ощущение… Умереть в том мраке, чтобы оказаться в этом… Отличный план, молодец Лика! А на что ты рассчитывала? Рай не для таких, как ты. Фу, тошнит-то как, будто водки паленой выпила…
Так… последнее, что я помню, был этот странный чувак…
Это даже не ад, болото какое-то! Кто это все устроил вообще? Надо найти его и дать ему по роже! Стоило помирать ради этого?
Лика рывком встала.
Ух… холодно…
Глаза уже привыкли к темноте. Оглядевшись, она увидела полосу, похожую на дорогу, и какую-то огромную мрачную тень впереди.
«Видимо, мне туда», – автоматически пронеслось в голове.
Ноги были ватные. От тени веяло ужасом, но не в характере Лики было отступать. Дрожа то ли от холода, то ли от страха, она поковыляла по вязкой трясине в сторону мрака.
«Если и есть тут главный, то он, конечно, затаился в самой жопе, – не переставал бубнить внутренний комментатор. – Вот если бы ты, Лика, не ругалась, то не оказалась бы здесь», – сказал он строгим голосом. – «Ну нет, я пыталась быть хорошей, я пыталась изо всех сил! Только для кого? Кто это оценит? Может быть, мои родители, для которых я пропащий вариант с момента рождения? Ни хрена не помогает быть хорошей!» – парировала себе же Лика.
Чем ближе она подходила к густой мрачной тени, тем более пугающе нависали над ней огромные деревья. Они будто тянулись к ней своими ветками, шептали что-то. Вслушиваясь, она поняла, что деревья шепчут голосами всех тех, кто ее осуждает. Отовсюду доносилось: «Ты неправильная… Ты некрасивая… Ты ужасно учишься… Ты тупая… Ты скучная… С тобой неинтересно… У тебя невыносимый характер… Ты бездарность… Ты ничего не можешь… Ты безвольная… Ты похожа на мужика… Ты мерзкая… Ты не нужна нам… Ты испортила нам жизнь… Лучше бы тебя не было… Ты ошибка… Ошибка… Ошибка…» С веток спускались пауки и шептали перед самым ее лицом голосами родителей, друзей, одноклассников: «Ты ужасна… Ты отвратительна… От тебя ничего хорошего…»
Лика дергалась, отмахивалась, но продолжала пробираться дальше, к той тени, которая маячила впереди.
Подойдя к ней вплотную, Лика внезапно рухнула без сил на колени. Она ощутила себя такой маленькой и беспомощной, а лес показался ей таким чудовищно большим! Ее трясло, в глазах стояли слёзы. Невольно она прошептала:
– Где ты, Ангел? Помоги!
– Да, моя хорошая, я тут, – услышала она уже знакомый голос. – Ты все правильно сделала: отправилась в самый мрак своей души и чувствуешь себя сейчас как трехлетняя Лика. Ты сейчас она и есть. Помнишь?
И Лика действительно стала что-то припоминать: вот она, маленькая, одна в комнате стоит напротив тяжелых гардин. Кажется, они у кого-то в гостях, родители веселятся в зале, а она, играя с детьми, забежала в темную комнату, и вдруг цветы, нарисованные на этих огромных тяжелых шторах, за которыми она хотела спрятаться, зашевелились, стали протягивать к ней свои лианы и звать:
«Иди к нам, иди к нам…» Лика жутко испугалась, завороженно глядя на их живые стебли, а потом разрыдалась так громко, что прибежали мама и гости. Ее стали расспрашивать, что случилось, и когда она рассказала про шторы, ее принялись ругать, потому что она опять все придумала, чтобы с ней возились.
– Да, все так, – сказал Ангел мягко. – Кое-кто хотел с тобой поговорить тогда, но ты испугалась. Этот кто-то сейчас здесь. Хочешь продолжить разговор?
– Стопэ! – Лика выдохнула. – То есть я сейчас опять я, а не трехлетняя я? Мне опять четырнадцать? – От таких скоростей кружилась голова. – Предположим, я соглашусь, может быть даже и поговорю, непонятно только, с кем, но где гарантии, что ты не исчезнешь, как в прошлый раз? Мне тут вообще-то было хреново!
– У нас с тобой столько дел, что выяснять отношения нет времени. Скажу одно: у меня есть свой интерес в том, чтобы у тебя всё получилось. Так что, будешь сидеть и обижаться или пойдешь со мной?
Лике хотелось бросить что-то резкое в ответ про то, что пусть идет, куда хочет, но она взглянула на Ангела, и ей стало веселее. Улыбнувшись, она поднялась с колен и, шагнув в тень, крикнула:
– Тебе уже говорили, что ты слишком вредный для ангела?
– Не вреднее тебя, – ответил с улыбкой Ангел, шагая следом.
Они оказались в самой чаще.
Лика схватила Ангела за руку, сославшись на то, что тут темно и скользко. И несколько минут они шли почти вслепую через мрак, пока не оказались на освещенной бледным светом опушке.
– Эу! Есть кто? Я пришла! – дерзко крикнула Лика. И испуганно глянула на Ангела.
Повисла пауза, а потом голос, странный, отдаленно знакомый, ответил сразу отовсюду:
– Я тебя боюсь.
– Ты – меня?! Ты что-то попутал. Это мы тут тебя боимся. – И, глянув на Ангела, поправила: – Я! Это я тебя боюсь! Этому, по ходу дела, все дым!
– Ты меня хочешь выманить и уничтожить, – заговорило нечто. – Я с тобой не пойду. Меня здесь никто не тревожит. А в твоем мире мне делать нечего. Таких, как я, там не любят!
– Да кто ты, черт возьми? – несмотря на страх Лике и вправду захотелось, чтобы Нечто вышло на опушку.
– Это часть твоей Души, – подсказал Ангел. – Волшебная часть.
Лика посмотрела на Ангела, как на идиота.
– Та самая, которая умеет творить чудеса, – пояснил Ангел.
– О, спасибо, чувак, теперь-то мне все стало ясно! – ухмыльнулась Лика.
– Когда-то ты потеряла эту часть, потому что проявлять ее в твоем мире было небезопасно. Ты оставила ее здесь, в лесу, чтобы сберечь. Она тебя очень долго ждала. И теперь ты можешь забрать ее себе, она поможет создать твою жизнь такой, какой ты сама захочешь…
– Ты че, издеваешься?! Мне уже не три года, чтобы в это поверить! – Лике не хотелось дерзить, но еще меньше хотелось быть обнадеженной впустую. Слишком дорого стоили ей разочарования в тех, кому она доверяла…
– В детстве, когда ты еще верила в волшебство, эта часть приходила к тебе, но ты испугалась и взрослые убедили тебя, что цветы не умеют разговаривать, а чудес не существует. Сами того не понимая, они убедили тебя, что ты не можешь творить волшебство и обязана жить по заданным правилам. Но это не так. У тебя есть часть, которая сама создает правила игры. И сейчас ты можешь забрать ее себе.
– Да не пойду я с ней! – донеслось отовсюду. – Пусть сначала докажет, что в ее мире чудо возможно!
Ангел иронично улыбнулся.
– Кому, как не тебе, кроха, известно, что волшебство было всегда! – сказал Ангел, обращаясь в чащу.
Чаща одобрительно угукнула.
– Так вот, современный мир, откуда к нам пожаловала эта вредная особа, – он кивнул на Лику, – не исключение.
Лика состроила ему гримасу в ответ.
– Конечно, в нем многое изменилось с тех пор, когда с помощью волшебства люди, именуемые ведьмами и колдунами, – Ангел опять взглянул на Лику, как бы давая понять, что это он и о ней тоже, – лишали друг друга воли, наводили порчу и устраивали засухи по соседним селам… Хотя такие, с позволения сказать, волшебники есть и сейчас, но расплата за их деяния наступает мгновенно, поэтому подобных глупцов становится все меньше. В современном мире волшебство не считается чем-то плохим. Никто не обвинит волшебника, если он исцелил человека от болезни, расчистил небо от облаков или вызвал дождь там, где это было нужно. Более того, наука доросла до того уровня, когда объясняет, как и почему возможно, к примеру, исцеление человека от смертельной болезни за один день.
– Realy? – Лика была изумлена. – В смысле, ты серьезно?
– Этому учат после школы, подруга, так что советую ее все-таки закончить. В рамках квантовой физики многие чудеса уже давно объяснены. И хотя большинство чудес пока остаются тайной, они больше не подвергаются жестоким гонениям, наоборот, все чаще приветствуются теми, кто изучает, как помочь людям быть счастливыми, – врачами, учеными, психологами… Поэтому, – Ангел вновь повернулся к чаще, – твои опасения напрасны.
– Ну, я даже не знаю… – задумчиво ответил оттуда голос.
– Сколько ты тут торчишь? – весело спросил Ангел. – По-моему это твой шанс. Или ты думаешь, сюда кто-то забредет в ближайшие пару тысяч лет?
Повисла пауза. Лика и ее Волшебная Часть переваривали услышанное.
– Ну а мне она зачем? – произнесла наконец Лика.
– Хочешь изменить свою жизнь? Помириться с парнем? Знать, что родители тебя любят и ты сама можешь всем управлять?
– Я много чего хочу, но это не значит, я поверю, будто все изменится по щелчку пальцев! – Внутри закипела злость на всех, кто когда-то мешал исполнению ее желаний. – Почему у одних все получается так, как они хотят, все им дается легко и просто, а я живу вот в этом дерьме? Нет, правда, почему я должна поверить тебе? Я даже не знаю, кто ты и что тебе от меня нужно! Мне в жизни хватило дедов морозов и падающих звезд с неба. “За-гадай свое самое сокровенное желание, и оно исполнится”. Ага, конечно! Хорошо, если Дед Мороз не попытался тебя полапать, пока ты верила в чудо. Хоть бы раз что-то сбылось! Херня все это… – Лика отвернулась от Ангела и посмотрела в темноту. Из леса были слышны тихие всхлипывания. Лику кольнуло, что она расстроила Нечто. Оно уже не казалось ей страшным. Скорее, чем-то большим, добрым и детским. – Нет, ну, может быть, ей я и могу поверить… – тихо сказала она Ангелу. В ней боролись желание стать хозяйкой своей жизни, мечтать и видеть, как ее мечты тут же воплощаются в жизнь, и огромный страх, что ни-че-го у нее не получится.
– Тебе кажется, что от тебя ничего не зависит, что все происходит помимо твоей воли, но это только потому, что ты поверила, что кто-то другой управляет твоей жизнью. Каждый раз, когда твои желания не сбываются, ты чувствуешь себя той трехлетней девочкой, которая видела живые цветы на шторах в темной комнате и которой никто не поверил. Но тот мир был реален! Все, что ты видела, было правдой. Потому что это ТЫ создала живой, волшебный, полный красоты мир, готовый откликаться на твои мысли и чувства и давать тебе все, что ты пожелаешь. Взрослые сказали, что так не бывает, но только потому, что им самим когда-то внушили то же самое. Тебе сейчас представился шанс, и твоя Волшебная Часть – та, что умеет творить чудеса, – находится прямо здесь. Ты можешь взять ее с собой и больше никогда с ней не расставаться…
В этот момент чаща зашевелилась и ожила. Ветви деревьев стали аккуратно расходиться по сторонам. Холодный свет потеплел, сумрак рассеялся, земля подсохла. С деревьев исчезла паутина, и лес зашелестел нежной листвой… На опушку из-за большого дерева шагнула маленькая светловолосая девочка. Она осторожно, словно проверяя, не причинят ли ей здесь вреда, двинулась навстречу Лике. Трава и цветы мягко выстилались под ее пяточками.
Все вокруг ожило и зазвучало. Донесся запах хвои. Маленькая трехлетняя волшебница смотрела на Лику игриво и немного по-хулигански.
Лика была ошеломлена. Ее переполняли удивление и восторг от взгляда на то, с какой легкостью эта малышка меняет всё вокруг себя и как чаща рада меняться для нее.
Наконец, еще один шаг – и девочка вплотную подошла к Лике. От ее взгляда невозможно было оторваться.
– Можно, я возьму тебя за руку? – осторожно спросила Лика. – Будешь со мной дружить?
– Да. – Маленькая волшебница заулыбалась и по-детски протянула ручки. Лика подхватила ее, и малышка прошептала ей на ухо: «Я очень хочу дружить с тобой. Только никогда не сомневайся во мне и моих чудесах. Даже от самого маленького сомнения мне становится больно. Ты ведь сможешь защитить меня от взрослых, которые не верят в волшебство? Ты теперь от меня не откажешься?»
– Я… Я очень этого хочу. Я буду очень стараться! – Глаза Лики наполнились слезами. Она прижала к себе девочку крепко-крепко, и ощутила такую благодарность внутри! Радость от встречи с этой крохой наполнила ее давно забытым беззаботным детским счастьем.
Лика стояла с закрытыми глазами, пока Ангел легонько не коснулся Она нехотя открыла глаза.
Улыбка все еще держалась на ее губах, но то, что она увидела, улыбки не вызывало. Повернувшись к Ангелу, Лика сдавленно прошептала:
– Это что еще за дерьмо?
Впереди перед ними до самого горизонта простиралось голое поле. Невдалеке – старый покосившийся деревенский дом. У его порога в большом корыте, шатающемся на низенькой лавке, старуха в платках и грязном тулупе стирает белье. Где-то на самом краю поля, стегая лошадь, работает старик. Время от времени он что-то выкрикивает, но ветер уносит его голос, и расслышать слова невозможно.
– Где мы? – Лика почувствовала, как мрачно стало у нее внутри.
– Я бы сказал, мы в самом лучшем для тебя месте.
– В самом лучшем месте… – медленно повторила она. – Хорош шутить… – Слова давались ей с огромным трудом. На груди будто лежала могильная плита, дышать было тяжело.
Ей бы хотелось увидеть, как этот унылый пейзаж наполнится солнечным светом, как запоют птицы, подует ветер, как старая женщина скинет с себя затасканный тулуп и окажется красавицей с ясными мудрыми глазами. Но вокруг была серость, тоска и бессмысленность… Лика прекрасно знала это чувство: именно так она ощущает себя большую часть жизни.
Тоска и бессмысленность преследовали ее изо дня в день, когда она смотрела в школьное окно на детей, бегающих по стадиону, жевала переваренный рис на обед, наблюдала за механическим движением рук кассирши в супермаркете. Серость и пустота пронизывали все ее существование. И вот она попала прямо внутрь этого чувства, в самый центр. Даже как-то легче стало, что не нужно больше притворяться, словно этого нет. Есть! Безысходность и тоска, разлитая везде, абсолютно во всем…
– Мы там, куда выбрала отправиться твоя Душа, – мягко вступил Ангел. Помолчав, он спросил: – Ничего не напоминает?
– «Кому на Руси жить хорошо»? – усмехнулась Лика.
Ангел оглянулся на нее.
– «Тихий Дон»? Ангел молчал.
– На самом деле я читаю. Просто преподам не нравится мое понимание литературы, и они меня давно уже не спрашивают. И все-таки, зачем мы здесь? Давай куда-нибудь еще махнем?
Не глядя на Лику, Ангел отрешенно произнес:
– Ты не сможешь продолжить путешествие, пока не отыщешь то, зачем сюда отправилась.
Лика начинала злиться:
– Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что! Нельзя чуть более понятно изъясняться? Притащил меня черт знает куда и, типа, иди ищи… Что тут вообще можно найти, кроме грязищи?!
Интуитивно она понимала, что Ангел прав и дальше ей дороги нет…
– Да, это сложно выдерживать, – сказал Ангел со вздохом, – даже мне. Мы попали в прошлое, и ты видишь жизнь, которой жили твои предки.
Лика нахмурилась. Она мало что знала о своих предках. Бабушка не любила ей рассказывать про свою жизнь, наверное, потому, что эти воспоминания будили в ней слишком тяжелые чувства, и она выбрала помнить только очень хорошее, например, как с младшим братом они сидят в залитом весенним солнцем коровнике на копне старой соломы, пьют теплое молоко и щекочут друг друга травинками, залезая за ворот и рукава… Или: вот она с мальчишками пробралась на чужую пасеку и впервые пробует мед, янтарный, тягучий, он стекает из сот прямо на язык, и кажется, что большего счастья в жизни и быть не может… Лика представляла эти картины так ярко, потому что бабушка всегда вспоминала о них с тихой нежностью и грустью, но она почти совсем ничего не говорила ни про войну, которую застала совсем еще маленькой, ни про родителей, которых рано потеряла, ни про то, как и где она выживала в голодные послевоенные годы… Огромный кусок ее жизни до замужества был просто стерт, о нем никто никогда не говорил. Других своих бабушек и тем более прабабушек Лика не знала. Совсем. У них дома было не принято рассказывать семейные истории.
– …Жизнь моих предков? – выныривая из воспоминаний, повторила за Ангелом Лика.
– Это собирательный образ. Много поколений твоих бабушек и дедушек провели в тяжелом труде, пытаясь выжить. Несмотря на голод, войны, раскулачивание, ссылки, болезни, отсутствие лекарств, потерю близких, несмотря ни на что они жили в надежде, что их детям будет легче.
Старая женщина, не разгибаясь, механически перекладывала выстиранное белье в ведро, доставала из таза на земле все новые тряпки и отправляла их в корыто. Лика вдруг опять вспомнила кассиршу в супермаркете, которой она так боялась стать в будущем. Так же механически и отрешенно, как эта женщина, изо дня в день она пробивала товары в магазине рядом с их домом.
– «Голова в петле, ужин на столе», – едва слышно процедила Лика крутящуюся уже некоторое время в голове строчку из песни «АукцЫона».
Ангел усмехнулся:
– Довольно точно.
– Труд и боль. Пустота и смерть. А потом опять труд и боль. И так из поколения в поколение. На черта все это? Ради чего?
Сгорбленная фигура старика в поле стала приближаться. Подавшись всем телом вперед, он медленно тащил за собой лошадь. Лика не знала, видят ли ее сейчас эти старики, но она смотрела на них, не в силах отвести взгляд. Ее словно парализовало ощущение нарастающей тяжести в теле, пока внезапно не сдавило горло. Она попыталась что-то сказать, но не смогла и только взглянула на Ангела.
– Это боль от долго сдерживаемых слез, – помог он. – Боль людей, которые не позволяли себе выражать чувства, потому что это было не главным. Главным было дать своим детям жизнь и вырастить их. Сейчас ты переживаешь чувства этих людей. И это состояние сейчас ты тоже взяла от них. Транс помогает им не иметь притязаний на что-то большее и выдерживать ту тяжесть, которую они несут. Нечувствительность помогает им выжить, это их сильное качество, их достоинство, – сказал Ангел твердо. – Помнишь? Ты тоже считала это своей силой, гордилась тем, как умеешь подавлять чувства? Это у тебя от них.
Лике стало так жаль не поднимавших глаз от своей изнурительной работы стариков и так захотелось их спасти.
– Как им помочь?!
Она ощущала, что связана с этими людьми.
– Прежде всего, тебе не нужно их жалеть. Жалея, ты отнимаешь у них силу и делаешь их жертвами. А они не жертвы. В том, какие они – простые, в чем-то грубые, нечувствительные, – их достоинство. Сейчас ты чувствуешь себя выше, умнее их, но на самом деле они так много всего смогли пережить. У них огромная глубина души. Они принимают, что в их жизни не будет просвета, но живут ради того, чтобы у их потомков было будущее. У этих людей есть настоящая сила. И в тебе она тоже есть. Для того чтобы ее найти, ты здесь и оказалась.
Лика чувствовала, как внутри нее рождается глубочайшее уважение. Она просто стояла молча, пока не ощутила в груди что-то очень доброе, нежное и сильное…
Давая место всему, что происходит с Ликой, через некоторое время Ангел продолжил:
– Твои предки не умели выражать любовь словами, они проявляли ее в поступках. Они любили своих детей не объятиями и поцелуями, а тем, что, не будучи жертвами, отдавали себя, свою кровь, свою жизнь ради того, чтобы они выжили. Ты сейчас чувствуешь эту любовь. И принимаешь ее. Это самое главное, что как потомок ты можешь сделать для них и для себя.
Две неподвижные фигуры – девочка-подросток и Ангел рядом с ней – не отрываясь смотрели на старую женщину, отрешенно стирающую белье, и старика, тянущего тугую борозду по мерзлой земле. И вроде бы ничего не происходило, но в Лике бурлил такой интенсивный процесс, словно внутри нее двигались горы и реки поворачивались вспять. От ощущения безысходности и тоски к ощущению спокойствия, достоинства, силы. И – любви…
Внешне ни старик, ни старуха не изменились, но в глазах Лики они стали такими укорененными, такими сильными. Монотонные движения, которые повторяла женщина, намыливая и прополаскивая сорочки, а потом туго выкручивая их до скрипа, больше не вызывали жалости. В Лике росло глубокое сочувствие.
– Ты смотришь на них сейчас глазами Души. – Ангел улыбнулся. Было видно, что и ему стало намного легче. – И чувствуешь их подлинное величие. Величие Душ, которое они утвердили тем, как жили.
Лика думала о том, как мелочны были ее претензии к жизни по сравнению с тем, что досталось пережить ее предкам.
Словно хроника, перед ее внутренним взором запустилась череда немых кадров: вот дети в большом бараке лежат прямо на земле, прижимаясь друг к другу и стараясь согреться; вот отцы, уходящие на войну и бросающие последний взгляд на своих жен; вот матери, умирающие от тяжелых болезней на руках детей… Лента всё крутилась, кадры чередовали друг друга: войны – Отечественная, потом Гражданская, – крепостное право, татаро-монгольское иго, голод, мор – и изувеченным судьбам людей, казалось, не было ни конца ни края… Но через всех и каждого от старших к младшим тянулась непрерывная живая нить. Из далекого, темного, беспросветного прошлого ее предки смогли донести до нее самое главное, что у них было, – Жизнь…
Совершенно новое ощущение ценности жизни обрушилось на Лику.
– Да, очень многие люди положили все свои силы ради того, чтобы ты жила, – произнес Ангел.
Что на это можно было сказать? Лика вспоминала себя на мосту пару часов назад. Глупо… Говорят, взросление не происходит мгновенно, но это был тот самый момент, когда из маленькой обиженной девочки Лика превращалась в человека, которому открывается ценность того, что он имеет.
Она вглядывалась в фигуры старухи и старика и видела, как много в них света – в глазах, в уголках поджатых губ, в глубоких морщинах на лице, в больших мозолистых усталых руках…
– Мне кажется, меня здесь больше ничего не держит, но теперь я не хочу отсюда уходить.
– Ты должна вернуть им кое-что, – ответил Ангел.
Лика вопросительно глянула на него.
– Безысходность, тоска, злость, которые ты постоянно носишь с собой, – все это не твои чувства. Это чувства твоих предков. Не бойся вернуть их, от этих чувств им не станет хуже, наоборот, они войдут в их достоинство, давая ценность тому процессу, который они проживали.
– Вернуть чувства? – Идея, что безысходность принадлежала не ей, нравилась Лике. Где-то внутри она знала, что на самом деле она легкая, веселая, радостная… и в то же время будто придавленная тяжелой реальностью.
– Что бы тебе сейчас хотелось сделать? – принялся подсказывать Ангел.
– Не знаю… – И Лика вновь посмотрела на стариков: он, подойдя уже совсем близко, рядом с домом медленно распрягал лошадь, а она, тихо присев на край лавочки у корыта, устало смотрела в землю. – Мне хочется… Мне хочется им поклониться, прямо, знаешь, как на Руси, – удивилась, услышав саму себя, Лика. И, не дожидаясь ответа, сделала глубокий поклон в землю.
Ангел легонько провел по ее спине рукой, а когда она поднялась, широко улыбнулся:
– Как ты чувствуешь себя?
Лика улыбнулась в ответ и пожала плечами.
– Спасибо, – сказала она очень просто и удивилась, как много может уместиться в одном маленьком слове. – Спасибо, – Лика ощущала, как благодарность буквально исходит от нее во все стороны.
Из-за туч пробились несколько лучей солнца. Теплый свет ровно ложился на лица стариков, сидящих вместе на низенькой лавочке у порога. Вот дверь отворилась, и к ним осторожно вышел, стараясь не споткнуться и ничего не уронить, мальчик лет пяти, он держал в руках бидон и что-то завернутое в льняное полотенце. Из дома донесся женский голос:
«Ма, батя, поешьте!» Внук положил на бабушкины колени сверток. Она не спеша спустила на плечи платки, поправила волосы, достала из полотенец хлеб, отломила большой кусок и отдала мужу. С нежностью посмотрела на внука и стала гладить его шершавой ладонью по волосам.
Чувствуя, как тепло у нее на сердце, Лика аккуратно взяла Ангела за руку и повернулась к ним спиной.
– Теперь пора. – Она с благодарностью посмотрела Ангелу в глаза. Всем своим существом она ощущала, какое у нее теперь легкое светлое прошлое. И какое – о чудо! – появилось будущее. Ведь пока прошлое было мрачным, будущее тоже казалось смутным, словно в тумане. А сейчас… Оно словно открылось, стало безграничным и свободным.
«Как не потеряться в нем, как узнать, чем именно заняться, как выбрать свой путь?..» – удивительные и немного тревожные вопросы, ответов на которые у Лики пока не было.
– Тревога – это неплохо, – как всегда вовремя произнес Ангел. – Она будет помогать тебе двигаться вперед и искать то самое, твое. Она возникает, когда человек сталкивается с чем-то по-настоящему новым. Все твои предки, вплоть до родителей, выживали, зачастую это была главная цель их жизни. Но ты родилась уже в новом времени, выживание позади, и теперь можно привносить в эту жизнь что-то особенное, творческое, свое. С этого момента, если захочешь, перед тобой начнут раскрываться твои способности и твоя предначертанность. И, конечно, тебе может быть тревожно из-за неопределенности. Но это хорошо.
Ангел и Лика шли сквозь пыль по пустынной дороге. Небо заволокло тучами, по полям вокруг разливалась странная дымка, но Лика сосредоточилась на чем-то глубоко внутри. Ангел поддерживал ее за локоть там, где дорога резко петляла. Споткнувшись, она остановилась, подняла глаза и, посмотрев по сторонам, отрешенно произнесла:
– Вот и у меня туман. Внутри.
– Дальше идти не имеет смысла, – огласил Ангел мысль из головы Лики.
Он говорит не об этой дороге, а о чем-то другом, – сразу поняла Лика. Это озарение настолько впечатлило ее, что она уселась прямо на засохшую грязь на обочине. Тишина вокруг была пугающе неестественной. Лишь едва уловимое шипение, как от включенных на всю громкость динамиков, в которые не поступает звук. То ли помехи, то ли странная приглушенная мелодия… Напряженно вслушиваясь в эту пульсацию, Лика все больше погружалась в какое-то тягостное онемение.
– Это эмоциональный тупик, – сказал Ангел. Он говорил медленно, отчетливо произнося каждый звук, чтобы слова проникали в Лику сквозь нараставшую дымку. Но Лика не слышала его, в голове навязчиво крутилась странное “Где мой дом? Мне некуда жить!”.
Заметив ее неподвижный взгляд, Ангел сел напротив и, глядя в глаза, громко произнес:
– Слышишь меня?
Но Лика не слышала. Тогда он с напором крикнул:
– Смотри на меня! Слушай меня! Это защита! Лика услышала крик, но звуки не проникали внутрь, лишь вызывали раздражение, и она постаралась поскорее заползти обратно, в анестезию.
Ангел взял ее ладони в свои:
– Люди впадают в похожее состояние, когда испытывают шок.
«Шок!» – услышала наконец Лика. Это слово вывело ее из шумовой пульсации, на которой она сосредоточилась, и сейчас она заметила, что Ангел сидит напротив.
– Что со мной? – спросила она отрешенно, пытаясь почувствовать хотя бы что-то.
– Давай попробуем опуститься глубже. Не бойся, я все время буду рядом. Нам нужно посмотреть на кое-что.
На этих словах земля под ногами Лики пошла глубокими трещинами, небо блеснуло светлой полосой и путники с шумом куда-то провалились.
Стало темно. Глаза разъедали гарь и дым, пепел забивал нос. Лика закрыла рот ладонью. Было безветренно и тихо. От отсутствия звуков и света душу холодил ужас. Лика попыталась закричать, но связки не слушались. Ей хотелось вцепиться в руку Ангела, которую она отпустила при падении, но разглядеть его было невозможно.