Ты вырезаешь из картона фигурку
тонкой балерины,
Бросаешь ввысь ее с ладони, и вихрем
вмиг ее уносит,
И не дает упасть на площадь, и кружит,
словно лодку, – омут,
Меж дымных струй, средь тонких
шпилей,
над стенами и куполами…
«Извини, но я должна отказаться. Так вообще-то не делается: я же тебя первый раз вижу. Да и привычки петь дуэтом у меня нет. Надо как следует отрепетировать. А у нас всего два дня, мы только опозоримся».
Так я должна была сказать. Но вместо этого брякнула:
– Не против.
Что?!
Тимур кивнул со спокойным удовлетворением на физиономии. Видимо, другого ответа и не ожидал.
– Тогда мы можем попробовать прямо сейчас, для разминки. Пойдем?
– Пойдем.
Я шагнула было за порог.
– Ключ только не забудь. Ты ведь одна?
– Угу, – промычала я и, чувствуя, как уши становятся красными, вернулась в комнату за ключом.
Да что это со мной, а? Поглупела за тридцать секунд, пока с ним разговаривала?
– И оденься, это в другом корпусе! – донеслось от порога.
Я сунула ноги в ботинки, набросила куртку, а на голову натянула капюшон – волосы ведь до конца так и не высохли. И потопала вслед за Тимуром, на первом этаже послушно оставив ключ на стойке.
Я вышла за ним на улицу как загипнотизированная. Как овца за пастухом. И даже не могла объяснить себе, почему я так поступаю, зачем, ради чего. Он мне даже не нравится! Во-первых, такие жгучие брюнеты – не мой типаж. Во-вторых, характер! Он же самоуверенный… павлин, вот.
Видимо, я делала это исключительно из любви к искусству. В которой сама себе не признавалась.
Тимур привел меня вновь в главный корпус. Мы разделись в гардеробе, а потом спустились в подвал, в библиотеку. Здесь, среди зеленых стен, стоял рояль. К нему-то мы и направлялись.
– Никогда не понимала, почему в библиотеках вечно стоят всякие пианино, – наконец вернулся ко мне дар речи.
– Это «пианино» почти антиквариат, – заметил Тимур, подходя к инструменту и поднимая крышку. – Но он отлично настроен. У меня есть друг, у которого рояль стоит прямо в квартире, представляешь? Не синтезатор, не электронное пианино, даже не классическое пианино. А настоящий рояль.
– Наверное, у него очень большая квартира, – выдавила я.
– Да нет, у него студия, одна комната. И рояль большую часть ее занимает. Но зато стильно.
Тимур уселся за инструмент.
– Ты что, и на нем тоже играешь? – вырвалось у меня.
– «Тоже»? А на чем еще? – с интересом спросил Тимур.
Вот черт, проговорилась! Не хотелось почему-то признаваться, что Ксюн уже рассказывала про него.
– Ну… мне почему-то подумалось… что ты играешь на гитаре. Раз поешь, – сочинила я.
– Логично, – кивнул он. – И угадала. В основном – на гитаре. А тут так, три аккорда. Просто чтобы прикинуть, какие песни нам могли бы подойти.
– Так у меня же всё на ноуте есть… То, что я пою.
– Весь репертуар? – Он уставился на меня любопытными глазами. – А что ж не сказала?
Что-что! Во-первых, он не спрашивал! Во-вторых… Я вообще не в себе была.
– Но это не страшно, – тут же продолжил он. – Так что тебе нравится? Кроме «Мельницы».
Было такое чувство, как будто мне подставили подножку.
– А что, «Мельницу» нельзя? – стараясь казаться спокойной, спросила я.
Тимур неопределенно пожал плечом:
– Нежелательно. Она слишком женская. Девочковая.
– Почему?! А «Дракон»?!
– А «Дракона» я не умею. Я не то чтобы сильно против «Мельницы». Думаю, смогу подстроиться. Но надо что-то, чтоб не разучивать и что бы мы оба знали – и могли сразу спеться. «Ночную кобылу», может, тогда уж?
Я замотала головой:
– Она слишком быстрая.
Перебрав еще с десяток песен, мы сошлись на «Дорогах».
Тимур с ходу запилил «Там, за третьим перекрестком…», а я подхватила. Конечно же, никакие это были не три аккорда, играл он прилично. А пел… Честно говоря – бесподобно, Ксюн нисколько не преувеличила. В то, что он и на гитаре может не хуже, я тоже сразу поверила. И правда, что ли, этот Тимур такой замечательный, как сам о себе говорит? Да и другие о нем говорят. Если еще окажется, что он и рисует хорошо… Совершенство прям! Ну так же не бывает!
Но я быстро перестала об этом думать и сосредоточилась на песне. В припеве особенно старалась. Там идет очень быстро: «Дороги-сплелись-в-тугой-клубок-влюбленных-змей-и-от-дыхания-вулканов-туманов-немеет-крыло», почти скороговоркой. А мелодия ломаная. И надо не только попадать в ноты, не только правильно дышать, диафрагмой, но и четко проговаривать слова, чтобы не получилась каша. Точнее, нет, не проговаривать, а пропевать. У Тимура получалось легко. У меня – совсем не легко, но тоже получалось! Я была довольна результатом. А ведь мы даже не распелись. Видимо, сказалось воодушевление.
– Ну, мне нравится, – заявил Тимур, когда песня закончилась. – Для первого раза просто отлично. Так ведь?
Мне тоже нравилось, даже очень, и я кивнула:
– Слова только подучить, чтоб не путать: где причал, а где порог.
– Согласен. Потренируешься сама? А завтра после эскиза-за-час повторим.
– То есть как – это все, что ли? Вся репетиция?
– Ну давай еще раз.
Мы спели еще раз. Я уже немного подстроилась под его голос. Слышать не только себя было непривычно. Но ведь, в конце концов, когда-то и я ходила в музыкальную школу и даже в хоре пела. Лет шесть назад.
Мы закончили.
– Даже не верится, что первый день поем. Как будто давно репетируем, – сказал Тимур.
И у меня от радости внутри все тоже запело.
– Ты, кстати, жребий тянула? Во сколько рисуешь?
– Н-нет.
Кажется, со сцены говорили про какой-то жребий, но где его надо тянуть, я не поняла, понадеялась на Ксюн.
– Тогда пойдем!
Он встал, закрывая крышку рояля. С сожалением я направилась за ним к выходу. Я бы еще попела.
Возле кинозала стоял стол, а на нем – коробка, внутри которой лежали скрученные в трубочку бумажки. Рядом маячил парень со списком в руках – явно не школьник, постарше, и записывал всех участников.
– Тяни! – кивнул он мне.
Я запустила руку в коробку и, вытащив бумажку, развернула.
– Десять! – прочитала я.
– О, ты в нашей команде! – явно обрадовался Тимур. – Тех, кто рисует первыми, в десять утра.
– А кто еще в вашей команде?
Ксюн же хотела попасть с ним в одну команду, вспомнила я. С ним и со вторым парнем, Яром.
– Мой друг Ярослав и еще одна девушка, Оксана, – сказал он и внимательно посмотрел на меня, будто что-то прикидывая.
Вот это да! Фантастика!
– И вы все попали в одну команду? Так повезло?!
– Ну я вообще довольно везучий! – заявил Тимур.
Опять хвастается! А я только было начала проникаться к нему симпатией!
– Мы с Яром действительно вытянули одинаковое время. А Ксюн поменялась. И она, кстати, искала тебя.
– Откуда ты знаешь, что именно меня?
Сообразил все-таки. Но только зачем Ксюн меня искала, если я пошла в номер, о чем ей было прекрасно известно. В крайнем случае всегда можно позвонить или написать.
– Ну вы же вместе были?
И тут я начала кое-что подозревать. Но Тимура как раз окликнули, и он отвлекся и вообще забыл про меня. А я отправилась к себе.
А у нас в номере застала всю компанию: Ксюн, Яра и нашу соседку со своим парнем. Или кем он ей приходится. Все сидели – кто на кровати, кто на диванчике, а кто и прямо на подоконнике – и распивали чаи. Тут имелся электрический чайник, что было совершенно замечательно, а чайные пакетики мы с Ксюн привезли с собой.
– Где ты ходишь! – воскликнула Ксюн. – Я тебя обыскалась. Ребята, это Аля! Это Дина и Олег, а Яра ты уже знаешь.
– Аля – это Алевтина? – неожиданно спросил с диванчика Яр.
Я растерялась от такого предположения, а Ксюн прыснула со смеху:
– Сам ты Алевтина! Ну и имечко!
– А что, – смутился Яр. – У меня так прабабушку звали: баба Аля. Нормально.
– Ну прабабушке, может, и норм. Вторая попытка!
– Алла? – вежливо поинтересовался сидящий рядом с Яром Олег.
– Так зовут твою маму? – захохотала Ксюн.
– Нет. – Олег казался совершенно невозмутимым. – Соседку по даче.
– Чуть лучше, но все равно неправильно. Еще версии есть?
Меня Ксюн вообще забыла спросить: хочу ли я, чтобы с моим именем играли в угадайку. Но третьего варианта никто не предложил. Дина лишь виновато улыбалась. И Ксюн сжалилась:
– Александра она.
– Александра – обычно Саша, – заявил Яр. – Ну или Саня, Шура.
– У нас в началке, – объясняла бестолковому Ксюн, – было три Саши. И один из них – мальчишка! Кому-то пришлось стать Алей. А дальше так и пошло.
Это была версия Ксюн. У меня имелась своя – настоящая, но я не стала вылезать. Их это не касается.
– Так ты где была? – вновь спросила Ксюн, наливая воду в мою чашку, где уже болтался пакетик.
Я подумала, что нет смысла делать тайну из того, что все равно все скоро узнают, и честно ответила:
– Репетировала с Тимуром.
– О, супер! – завопила Ксюн, чуть не расплескав горячую воду на Олега. – Так он все-таки нашел тебя!
Я прямо физически ощутила, как у меня опускаются уголки губ. Словно у грустного смайла. Я-то надеялась – все случайно и романтично. А оказывается, Ксюн сама подослала ко мне Тимура. Я ведь так и знала! Не может без интриг.
– Тимур здорово поет, – вежливо заметила Дина.
– Алька тоже здорово, вы услышите!
Я хотела, по привычке, возразить, но в первый раз засомневалась. А может, я действительно не так уж плохо пою? То есть на самом деле пою я ничего так, слушать можно. Но обычно мне не хватает… чего-то такого, чего не хватает рисунку, сделанному карандашами, по сравнению с тем, который выполнен на планшете. Яркости. Четкости линий. Уверенности.
Я тут же представила два живых рисунка, с ручками и ножками. Один был довольный, улыбался, говорил уверенно и всем вокруг нравился. Второй был вроде бы не хуже по замыслу и технике, но стоял, переминаясь с ноги на ногу и прикрываясь ладошками. Как будто не хотел, чтоб его разглядывали. На него и не смотрели толком.
Я отхлебнула из чашки. А может, и молодец Ксюн, что подговорила Тимура? Выходит – да. Зато споем теперь. Сама ведь я бы ни за что не решилась… Я взглянула на Ксюн с благодарностью и улыбнулась. Она подмигнула мне.
– А вы что будете петь? – спросила Ксюн, и я не сразу сообразила, что она обращается к Дине с Олегом.
Они собрались исполнять какую-то «Мечту», и мне, конечно, было очень интересно послушать и их тоже, но сейчас все мысли были заняты другим. Очень хотелось рисовать. Поэтому, когда все собрались смотреть аниме в кинозале, я сказала, что задержусь – пусть не ждут.
Пока Дина и парни обувались в коридоре, Ксюн подошла ко мне, нахмурившись:
– С тобой все нормально? Ничего не случилось?
– Нет! – Я помотала головой с выражением идиотского дружелюбия на лице. – Я хочу просто… накраситься.
Версия прокатила.
– А! – понимающе протянула она. – Ну ладно. Мы тебя ждем!
Напомнив это напоследок, моя подруга упорхнула за остальными.
В номере стало тихо, и я услышала шум дождя за окном. Быстро подбежала к окну и высунула руку. Но это был не дождь. Во дворе работал фонтан, и звуки льющейся воды долетали сюда.
Я достала из рюкзака пачку бумаги, карандаш и ластик и уселась на подоконнике. Не доверяю свои мысли блокнотам почему-то. Друзья и родственники всегда мне их дарят, зная, что я рисую, но они так и лежат дома высокой аккуратной стопочкой, на которой скапливается пыль. Каждый рисунок – это отдельная жизнь. И жизней у меня мно-о-го… И смешивать их нельзя.
Я рисовала рыцаря на тропе. Точнее, сначала это был просто мужской силуэт, стоящий на булыжной дороге. Кстати, может ли силуэт стоять? Нет? А что он тогда делает?
Дорогу я сразу выписала тщательно, а вот человека сперва обозначила только контуром. Плечи. Туловище, одетое в кирасу. Руки, одна из них согнута, потому что держит шлем. Другая лежит на эфесе меча. То есть меча пока нет, но будет. Голова, ноги. На ногах башмаки с длинными, слегка загнутыми носами, по средневековой моде. Хотя, возможно, они тут не в кассу, зачем рыцарю в бою такие неудобные башмаки. Но: я художник – я так вижу. Волосы чуть длиннее, чем у оригинала…
Стоп. Какого оригинала? Я что, с ума сошла рисовать Тимура?
Решив лицо не прорисовывать – хотя я видела его так четко, как будто изображала с натуры, – я вдруг застеснялась самой себя и поскорее засунула лист в папку. Вот еще! Если Ксюн увидит, обязательно решит, что я влюбилась.
А я не влюбилась, правда не влюбилась! Это другое.