Мальчишки начали подавать признаки жизни. Ещё немного, и начнутся ненужные писки, рёв, вопросы про маму. Вытащив обоих из салона и уложив на небольшой диванчик, Кирилл взглянул на часы. Несколько минут у него точно было в запасе. Закурив, он какое-то время рассматривал пацанов, пытаясь уловить сходство с родительницей. К своему удивлению, находил сходство совсем с другим человеком, вот только с кем – вспомнить не удавалось. Причём этого человека он видел совсем недавно.
Нащупав в кармане связку ключей, похититель направился к противоположному гаражу. Зоркий взгляд «простреливал» прилегающую территорию. Мозг лихорадочно искал варианты дальнейшего развития событий.
«Эх, если бы знать точно, какой из двух пацанов – её сын! Надо же, так «опарафиниться»! Кто мог знать! Видимо, всё предусмотреть невозможно, как ни готовься. Второго придётся убрать однозначно, ничего не поделаешь, такова жизнь. Но для этого необходимо знать, какой из двух пацанов – сын Ольги. Как такое могло случиться, что он не помнил парня? Как?»
Висячий замок почему-то долго не открывался, что-то в его ржавеющих внутренностях заедало. Наконец, Кирилл отодвинул металлическую дверь, включил свет. Багажник чёрного «Ниссана-Кашкая» с тонированными стёклами был открыт. В нём кроме атрибутов, необходимых каждому автомобилисту, ждала своего часа стерильная укладка медицинских инструментов. Именно с ней Кириллу предстояло вернуться к спящим мальчишкам.
Дальнейшие движения похитителя малолетних были быстрыми и профессиональными. Одноразовый шприц – щелчок ампулы – ватка со спиртом. Дозировка транквилизатора должна была соответствовать весу и возрасту ребёнка. Прежде чем сделать инъекцию, Кирилл прикинул что-то в уме. Первый мальчик даже не пришёл в сознание. Когда он склонился над вторым, тот неожиданно открыл глаза и пристально посмотрел на своего похитителя. И всё же – кого он ему напоминает?
От неожиданности Кирилл вздрогнул.
– А я вас знаю, – без тени испуга прошептал мальчик. – Без этой дурацкой бороды и усов вам намного лучше. Честно. Вы на фотографии намного моложе.
– Интересно, о какой фотографии речь? – Кирилл резко расстегнул ремень его брюк, перевернул паренька на живот, и освободил ягодицы. – И откуда ты меня знаешь? Не шутишь? Не разыгрываешь меня? Колись сию секунду, у тебя мало времени.
– Ваша фотография… Ой! Больно! – мальчик весь напрягся, когда похититель вводил ему лекарство.
– Терпи, казак, атаманом будешь! Так что ты там насчёт фотографии?
– Ненавижу уколы, – морщась, выдавил из себя юный заложник. – Ваша фотка стоит на тумбочке у мамы в спальне. Она перед сном её иногда подолгу рассматривает.
– У твоей мамы? И как зовут твою маму, – изображать легкомысленность Кириллу было всё труднее.
– Марина её зовут, – ответил мальчишка, засыпая. – На фотографии там она вместе с вами.
– Да неужели?! – усмехнулся Кирилл. – И в каком я виде? Ну, на фотке этой. Наверное, мускулистый и поджарый, а?
– Там вы… мама… и… – мальчик замолчал.
Кирилл растормошил его:
– Договаривай, кто ещё на фотографии?
– Ещё верблюд, – прошептал мальчик и отключился.
Кирилла словно вытолкнули из парилки в прорубь. Он отлично помнил этот снимок. Так вот кого напоминал ему этот самый парнишка. И как он сразу-то не догадался?!
Воспоминания нахлынули подобно душу Шарко.
Тот киргизский вояж Кирилл мог разложить по дням и, кажется, даже по часам. Солёная вода Иссык-Куля, манты, сансы, фрукты, море пива и приключений. Беззаботность в своей первозданности. Полетели туда они втроём, поселились в пансионате «Энергетик», познакомились с девушками. Три беззаботных студента, се-ля-ви!
Кажется, её действительно звали Маринка. Вернее – Маринелла. Она сама настояла, чтобы он обращался к ней именно так, слегка вычурно. Слышать «Маринка» ей почему-то не нравилось. Всё развивалось по законам арабских сказок.
Они были из разных городов, оба загорелые, свободные. Впереди – куча времени. Ох и покутили тогда, ох и покуролесили. Ни к чему не обязывающее знакомство.
Теперь перед ним ничком дремал со спущенными штанами десятилетний результат этой самой беззаботности.
Вот как всё вышло-то, сынок! «Отец взял сына в заложники». Как вам заголовок на первых полосах завтрашних газет? И для первого канала сгодится вполне. Полный абзац!
Через полчаса из гаражного кооператива выехал чёрный паркетник «Кашкай» с тонированными стёклами, но повернул не на брусчатку, ведущую к центру города, а по гравийке вдоль хозяйственных построек в направлении Очёрского тракта. «Пропылив» так с километр, паркетник выехал на асфальт и ещё через полчаса покинул город.
У Кирилла сами собой всплыли в голове подробности киргизской «фотосессии» образца лета 2000 года. Фотографы с обезьянками и осликами бродили по пляжу каждый день и, честно признаться, изрядно поднадоели отдыхающим. Коротыш с верблюдом забрёл к их зонтику под самый конец «солнечной корриды», буквально за день до отъезда.
Пытаться посадить Маринеллу между двух горбов оказалось делом неблагодарным и бесполезным. Визжа, как пойманный за копыта поросёнок, она округляла глаза и клялась, что «на высоте» непременно лишится чувств, грохнется и сломает себе шею. Придётся Кириллу «транспортировать» её домой в гипсовом воротнике.
Решение пришло неожиданно, и Кирилл тотчас его озвучил. Он платит фотографу тройную цену, а тот делает так, чтобы в кадре их было трое: он, она и верблюд. Вернее, благородная вытянутая морда последнего.
Настала очередь мучиться фотографу. Зафиксировать голову верблюда не удавалось, им с Маринеллой приходилось перебегать с одного места на другое. Пока происходила «передислокация», верблюд, почуяв неладное, непременно поворачивал морду в другую сторону, и ракурс тотчас становился неудачным.
Получилось, как всегда, случайно. Раза, наверное, с двадцатого…
Такова предыстория. Потом они разъехались, Кирилл попал в некрасивую историю, пришлось несколько раз менять «дислокацию». Искать свою «киргизскую любовь» он потом не стал, не до этого было.
Фотография с верблюдом где-то потерялась – впрочем, он и не стремился её найти. И вот, десять лет спустя.
Кирилл нажал на магнитоле кнопку переключения диапазонов, и салон наполнился музыкой Таривердиева из сериала «17 мгновений весны». Где неподражаемый Броневой в роли Мюллера, Табаков в роли Шелленберга… ну и так далее. Себя Кирилл ощутил на мгновение Штирлицем, направляющимся из Берна в Берлин на чёрном «Мерседес-Бенц-230» 1938 года выпуска. Только что расставшись с Кэт и узнав о том, что ему присвоено звание Героя Советского Союза. Впереди – новая работа. Кирилл поймал себя на том, что ему не хватает хрипловатого голоса Копеляна. Что с человеком может сделать музыка!
Также он вспомнил, что Кэт, одна из героинь сериала, скиталась с двумя новорождёнными по люкам и колодцам. Совсем как он сейчас. Помнится, у советской радистки из двух младенцев лишь один был свой. Точь-в-точь как у него. Правда, на заднем сиденье сейчас отнюдь не младенцы, но что это меняет?
Да, жутковатые ассоциации рождаются в воспалённом мозгу.
И чего его заклинило на этом сериале? Полчаса назад они с Лейлой подписались на такое, что крыша съедет прежде, чем будет промежуточный финиш. В компьютере на схемах и рисунках всё выглядело идеально – комар носа не подточит. Стоило начать – и всё пошло наперекосяк. Абсолютно всё, вплоть до мелочей.
Стоп! Не бывает худа без добра! Теперь он точно знает, который из двух киндеров – сын Ольги Рысс. Зато второй – сын Марины, его бывшей любовницы. И его, стало быть, Кирилла Ватуляна, бывшего биатлониста, впоследствии – тренера по стрельбе… Кем только ему не приходилось быть в постперестроечное безвременье!
В настоящее время Ватулян официально числился безработным.
Они с Лейлой были уверены, что в этом городе их ни одна собака не узнает. А оказалось. К операции готовились полгода, урезая себя во всём. Ошибок не должно было быть в принципе.
Город этот выбрала Лейла, можно сказать, наугад. Сейчас переигрывать поздно, но. Как такое могло случиться?! Совпадения подобного рода случаются один на миллион, а то и реже. И, тем не менее.
Перед жертвами он засветился. Начал их колоть лекарствами, будучи без грима. И это не единственный прокол! Второго парня следовало вытолкать из «Гетца» ещё у минимаркета. Но как он мог знать, который из двух – Ольги Рысс? И ещё. Свидетелей обычно убирают. Сможет ли он убрать своего собственного сына?
Начало смеркаться. Мимо проносились колхозные поля, перелески, кое-где островками лежал снег.
Апрель, межсезонье… Ему вдруг захотелось запомнить эти ощущения, отложить в отдельный сейф памяти, чтобы всегда можно было к ним вернуться. Словно жизнь его вот-вот должна сделать крутой вираж. Такой крутой, что существовал конкретный риск «вылететь из седла».