Самолет набирает высоту. Бизнес-джет. Наверное, тут очень круто. Пахнет кожей, деревом – богатством. Я провожу рукой по гладкому подлокотнику, пытаясь определить из чего он. Отполированное красное дерево? Наверняка же не пластик…
Раньше я не летал такими, но брат настоял. Тамерлан летит со мной. И я… я очень тронут тем, что он оставил дела и помогает.
Я бы на его месте…
Я бы просто вышвырнул меня как шелудивого пса! После всего, что я сделал.
А он.
Великодушный? Нет, наверное. Не знаю, как сказать. Просто он старший брат вот и все.
Мужчина, который из-за меня прошел через ад. И выстоял.
А я вот. Я сломался. Не хотел жить. Ничего не хотел.
Если бы не один маленький воробушек…
Вспоминаю, как впервые услышал ее голос.
– Добрый день, меня зовут Надежда.
– И что? – отрезал безразлично, мог бы вообще ничего не говорить.
Я лежал в полной апатии, наверное, в тот момент у меня была стадия отрицания.
Я все еще не хотел верить в то, что я, Ильяс Умаров, мальчик мажор, который по сути ничего в жизни не добился, только хвастался тем, что у него брат миллиардер и талант ввязываться в неприятности, теперь кусок мяса, брошенный на больничную койку.
Вспоминал события, которые предшествовали этому и… и прекрасно понимал значение слова божья кара. Не важно какой Бог. Кара есть у любого.
Я совершил ужасный поступок. Я предал самого близкого и родного мне человека. Я, по сути, убил женщину, которую… Которую, как мне казалось, я любил.
Зоя Светлова. Светлячок. Мой старший брат – Тамерлан – сразу дал ей это прозвище, не зная, что Светлячком ее зовут почти все, начиная от ее мамы, заканчивая деканом нашего факультета.
Светлячок. Красивая светлая девочка, которую я решил получить.
Втерся в доверие, прикинулся другом. Потом решил перейти к новой стадии, начал дарить подарки, от которых Зоя с упорным постоянством отказывалась. А потом…
Потом ее увидел Тамерлан, и она увидела его. И все.
Сначала я бесился, потом думал, что смогу забыть, забить, переключился на другую – Алису, тоже с нашего потока. Алиса любила деньги, она была на все готова. А я не готов.
Но после того, как Зоя кинулась в драку, чтобы меня спасти, прямо в гущу пьяных отморозков, что-то во мне перевернулось.
Понял, что хочу ее рядом, всегда. Не просто как временную игрушку. Всегда – очень долго.
Но… Мой брат тоже захотел, что бы она была с ним. И тоже навсегда.
Почему я решил, что смогу этому помешать?
А главное, почему я ЗАХОТЕЛ помешать?
Я ведь не был таким подонком?
Любил брата.
И Зою… Зою я тоже любил…
Лежу в палате, которую не вижу, только чувствую мерзкий запах больницы, от которого тошнит, выворачивает.
А тут эта…
Надежда, блин… компас земной.
– Я поставлю вам капельницу.
– Жги. Но учти. Опять мне руку разворотишь – больше никогда, ни в какой больнице работать не будешь. Ясно тебе, компас?
Слышу, что она усмехнулась. Смех тоненький, как колокольчик. Молодая совсем, зеленая, что ли?
– Весело тебе?
– Нет, просто… интересно, почему компас?
Песен старых, значит, не знает? А я знаю. Меня часто с дедом оставляли, в горах. А он любил все эти песни. И про День Победы, и про компас земной…
– Потому что. Если не знаешь – твои проблемы. – понимаю, что грубо, но бесит!
– Я знаю. Это из песни. Мне часто поют. Я просто думала…
– Думала? А ты умеешь?
– Думала, что вы не знаете, – отвечает спокойно, не замечая моей колкости.
И снова смеется. Колокольчиком нежным.
Интересно, ей сколько? Лет шестнадцать? Практикантка что ли?
У них медсестер нормальных нет, блин?
Это же больница Тамерлана! Он сюда кучу бабла вливает, все время говорит, что больница не приносит доход, но его это устраивает. Типа, благотворительность, хотя тут все платно! Значит, доктора эти, и сестры получают нормальные бабки!
И за нормальные бабки мне, брату хозяина, не могут опытную сестру найти?
– У вас что, с персоналом проблемы?
– Почему?
– Потому. Отойди от меня. И найди нормальную, опытную. Пусть она капельницу ставит.
– А я уже давно все поставила.
Что? Как?
Протягиваю руку, трогаю – точно, бабочка в вене, или как оно там называется.
– Сейчас прокапает, это минут тридцать. Я приду и сниму. А катетер оставим, я его потом закреплю получше.
Мне бы надо сказать ей спасибо. Но куда там? Где я, и где она?
– А вообще-то я не компас. Я воробушек…
Воробушек! Интересно. Зачем мне эта информация?
Я ведь так и спросил! Не задумываясь. Вообще в то время не задумывался ни о чем. Понимал, что плачу по счетам, что мне все это за дело прилетело. Да еще и мало!
Я тогда думал, что Зоя умерла. Погибла. Просто услышал соседку, не стал ничего проверять. Оглушило меня это известие.
Это реально страшно. Дико страшно, до стынущей в жилах крови. Когда ты осознаешь, что был человек – чистый, светлый, любящий и любимый, нежный, безгрешный… Ну, какие ее грехи? То, что с братом моим до свадьбы? Великий грех, чего смеяться? Тем более, что Тамерлан ей сказал, что женится на ней. И вот этой чистой души нет. Нет потому, что ты ее захотел испачкать.
Ее нет. А ты живой! Чёрт.
Я даже когда осознал, что заживо в машине горю, первое что подумал – заслужил.
Заслужил!
Выжил. Взрыв произошел рядом с домом, я только из двора выехал. Охрана тут же подбежала, меня вытащили.
Зачем?
Хотя в этом тоже провидение господне. Слишком легко мне было просто сгинуть. Я должен долгий ответ нести за все. В первую очередь за Зою.
Зоя – жизнь, так это имя переводится. А я ее обрек на смерть.
Поэтому каждый раз, когда приходит этот тихий компас-воробушек и ставит капельницу, хочется вырвать катетер к чертям и сказать, что меня не надо лечить!
Меня надо оставить в покое!
Я должен умирать! Долго, мучительно, грязно… Иного не заслужил.
Так и устраиваю дебоши периодически. Срывая зло на кроткой медсестричке.
– Тише, тише… Какой же вы буйный…
– Уйди отсюда, я сказал! Не понимаешь? Ты ведь тоже сейчас огребешь!
– Я ухожу. Не переживайте.
– Я не переживаю! За тебя так точно! Ты… ты никто, поняла? И вообще! Не хочу, чтобы ты была тут! Позови доктора! Товия своего позови! Быстро.
– Сейчас позову.
Не зовет. Знает, что Товий мне скажет пару ласковых. Он со мной вообще не церемонится. Говорит, что думает!
Больно мне надо слышать то, что он думает! Как будто я не знаю, что они тут все обо мне думают! Что я избалованный пацан, без чести и совести!
А я… я такой и есть.
Несколько дней ко мне приходит другая медсестра. Я начинаю чувствовать. Отличать. Другая. Холодная, строгая.
Не грубая, нет – ха, попробовали бы они тут быть грубыми со мной! Просто… другая.
И я не выдерживаю.
– Где Надежда?
– Какая Надежда?
– Только не говорите мне, что не было тут маленькой сестры, которую Надя звать!
– Их тут две. Вам какая нужна?
Чёрт! Готов сорваться! Я откуда знаю, какая?
– Одна высокая блондинка, а вторая… маленькая, рыженькая, некрасивая… ой… простите.
– Что? Вдуплила, что я слепой?
– Извините. Ну вот две Нади у нас.
– Которая… некрасивая, – почему так сказал, сам не знаю. – у нее голос еще… такой…
– Да, точно. Голосок у нее приятный. У нас пациент есть, лежачий, так он ее просит просто приходить и разговаривать, петь ему.
– Мне зачем эта информация?
– Надюшка на сессии. Завтра выйдет. Сказать, чтобы зашла к вам?
– Не надо.
Зачем она мне? Некрасивая, маленькая… с таким голосом, который как ручеек журчит?
Не нужна она мне. Никто не нужен. Я мёртв. Просто свой ад я отбываю на земле.
– Добрый день. Как у вас дела?
Пришла! Почему внутри все стало плавиться?
Еще не хватало…
Я ее еще не раз прогонял. И не только ее. Всех.
Устраивал голодовки. Скандалы.
Только терпеливый доктор Товий приходил, устраивал мне разнос.
Потом пришел Тамерлан. Живой.
Я ведь в какой-то момент подумал, что я и его тоже…
В него стреляли, на следующий день после свадьбы. После свадьбы с невестой, которую ему подсунули благодаря мне.
В какой же мутной и грязной истории я участвовал! Просто… словно в дерьме искупался. Даже нет. Просто сам превратился в абсолютное…
Ничтожество. Грязь. Мерзость.
Вот кто я.
И зачем мне лечиться? Зачем вставать на ноги?
И зрение восстанавливать, зачем?
Мне и так плохо! А если я опять стану нормальным – будет еще хуже. Тогда я буду все время ждать, когда же… когда меня снова настигнет кара господня?
Ведь не может же быть так, что я прощен?
Да, Тамерлан простит, наверное. Но Тамерлан не всевышний.
И мать простит, за то, что отец умер, узнав о том, что меня взорвали. Уже простила. Ей главное, что я живой!
Пусть такой. Получеловек. Но живой. – Ильяс, – Тамерлан говорит со мной довольно жестко, не делая скидок на мое состояние, – хватит уже играть в глупого мальчишку. Ты мужчина. Веди себя достойно.
Достойно? Это как? Видимо, я не умею.
– Я сказал, что не хочу ничего, брат. Я не буду вставать на ноги. И глаза свои я трогать не дам. Это мое решение. Ясно?
– Ясно.
Наверняка, они с доктором все это будут обсуждать еще не раз и не два. Возможно, признают меня недееспособным, примут все за меня. Но если я не хочу вставать на ноги, я же не встану, так?
– Привет. Замучили они вас?
Молчу. Пришла. Воробушек. Хочется ответить ей резко, чтобы раз и навсегда поняла, что со мной не прокатит ее нежность и мягкость!
И жалость мне не нужна!
Но… молчу.
– Хотите чего-нибудь?
Она серьезно? Усмехаюсь. Смелая, что ли? Или у них сегодня тут у всех коллективное помешательство? Ладно! Гулять, так гулять!
– А если хочу?
– Чего?
– А ты не понимаешь? Глупая совсем?
Я чувствую, что она стоит рядом. Близко. Совсем близко. Неожиданно резко выбрасываю руку, и у меня получается схватить ее за одежду.
– Ой, вы что? Пустите!
Дергаю со всей силы, и она падает прямо на меня, ойкает, но не кричит.
Интересно! Почему не кричит? Должна же вопить? Или нет?
– И сейчас не понимаешь?
Руки у меня, хоть и обожжены были немного, работают вполне себе хорошо.
Сжимаю ее тело. Она… щуплая такая, там и подержаться не за что. Хотя нет, есть…
– Пустите, пожалуйста.
– Ты сама спросила, чего я хочу. Я хочу этого.
– Чего? – слышу, что голосок срывается. Понимаю – не будет она кричать.
Потому что…
Потому что ей стыдно! Чёрт. А мне не стыдно. Нет у меня совести. Видимо, когда ее раздавали, я в очереди за наглостью стоял.
Понимаю, что должен отпустить, но… не могу. Почему-то не могу. Сбивает она меня с толку.
И пахнет так… Не больницей, не духами тяжелыми. Чем-то таким…
– Чем от тебя пахнет?
– Я… я не знаю… может… я форму всегда стираю детским порошком, который… ну, чтобы не было аллергии.
– У тебя есть?
– У пациентов некоторых есть. Они реагируют на запах. Особенно незрячие. Ой… прости… те.
Не прощаю! Прижимаю еще крепче.
Воробушек, надо же…
А потом чувствую ее пальцы на своей щеке.