Кто мы?
Праздный вопрос.
Естественно, что мы знали изначально: мы воины, и нас взрастили, нас создали для завоеваний. Но тот, кто нас строил, равнял, заставлял держать строй, считал несколько иначе. Он кричал, царапая нас своим колючим, безжалостным взглядом:
– Вы – никто! Вы – пустое место! Полные, тупые ничтожества, имя которым – Серость и Убогость. И останетесь таковыми, пока не научитесь держать строй, пока не научитесь вставать монолитной стеной против несущейся на вас лавины полного забвения! И я вас научу! Я вас заставлю любить жизнь! Вы у меня станете бороться за каждый глоток воздуха!
И учил. И заставлял. И мы боролись. Вернее, мы очень старались бороться. Прижимаясь локтями друг к другу, стараясь выдерживать идеальную прямую шеренгу и радуясь, что перед нами шеренг становится все больше. Радуясь, что наша армия, пусть медленно, пусть трудно, растет в своем монументальном количестве.
Кто-то из наших, будучи особо острым на язык, назвал нашего главнокомандующего Сержантом. И это прозвище приклеилось к нему навсегда. Каждое утро, когда он пробегал по нашим шеренгам взглядом, мы замирали душой, словно ледяные айсберги, стараясь ничем себя не выделить среди остальных, не привлечь к себе лишнего внимания и уж, упаси судьба, хоть чем-то не понравиться Сержанту.
Потому что были случаи. Имелись печальные прецеденты.
Не раз и не два Сержант приходил в ярость, выдергивая кого-нибудь из строя нашей роты. И хорошо если просто менял общий порядок построения, изменяя дислокацию отделений. Порой он попросту казнил неугодных, банально уничтожая их.
И это казалось самым страшным. Мы просто не могли осознать своим скудным умом, для чего нас уничтожают, если сражение еще не завязалось? Почему мы гибнем, если война еще не начиналась?
Нет, порой на место погибших в формирующейся армии ставились новые, иногда из новичков создавались не только отделения, но и целые фронтальные шеренги, а то и полноценные взводы. Доходили слухи, что где-то в нашу армию вливаются по ходу формирования новые роты, а то и целые полки.