Черт, как же не хотелось вылезать из-под шинели. Погреться и понежиться бы еще, но, блин, дела не дают. Надо идти посты проверять. Моя очередь, я и так в последнее время от этого уклонялся, переложив это на командиров взводов и ротных. Петрович вон тоже проснулся. За Еленой ухаживает, потеплее шинель на ней запахивает. И правильно делает. Пусть девчонка поспит. Вымоталась с ранеными. Одна на кучу раненых мужиков. Хорошо еще, что Галина в Бобруйске осталась. Еле уговорил ее и остальных девушек там при госпитале для бывших военнопленных остаться. Чуйка была, что это так просто не закончится. Слишком уж мы засветились. Слишком громко о себе заявили, разгромив гарнизоны врага и освободив несколько десятков тысяч пленных. Слишком ярко мы светились на фоне других. Даже на фоне бригады десантников, не говоря уж о наспех созданных подразделениях из бывших пленных. Слишком долго мы были сильны, удачливы и смелы. Ну кто в трезвом уме и памяти будет штурмовать крупный немецкий гарнизон меньшими силами и без подготовки? Никто! Авантюра чистой воды! А мы вот взяли и сделали. И не однажды.
Признаюсь, сначала было страшно, но потом боязнь куда-то исчезла. Испарилась, что ли. Особенно после боев в Слуцке и Бобруйске, когда мы совершили практически невозможное, разгромив в несколько раз большие силы врага. Нас опознали и приняли соответствующие меры. Бой в Химах тому подтверждение. Не стали бы немцы просто так менять свой стиль и график ведения боевых действий, бросая на убой подразделения…
Жаль, что назад в Бобруйск не прорвались. Были у меня еще планы на этот город. Да и Минск покоя не давал – зря я, что ли, туда Могилевича отправил. После переправы через магистраль Бобруйск – Могилев еще была надежда прорваться в город. Но, увы, она быстро растаяла. Двое суток, пока мы скрывались в лесу, разведчики пытались найти проход через немецкие позиции к Березине. В принципе к ней можно было подойти сразу в нескольких местах, но вот с переправой была проблема. Отступая, наши успели взорвать все мосты, наведенные немцами. Теперь линия фронта проходила посередине реки. Советские части оборонялись на западном (правом) берегу, а немцы удерживали восточный (левый) берег и контролировали реку, дороги, тропинки через болота усиленными постами, дозорами и гарнизонами ДЗОТов. Сами переправляться на западный берег они не спешили, отгоняя наши подразделения от реки пулеметным и минометным огнем. Насколько я знаю, у Бобруйской группы войск сил для прорыва через реку в этом направлении не было. Бое припасов у артиллеристов откровенно мало, только те, что захватили на складах в Бобруйске. Так что рассчитывать на помощь с нашего берега не приходилось. Прорыв к реке и последующая переправа стоили бы отряду слишком больших потерь. Рисковать бойцами, оставшимися в строю, совершенно не хотелось.
На третьи сутки пришлось сниматься с места и уходить в глубь леса. Все чаще разведчикам стали встречаться немецкие цепи, прочесывающие лесные квадраты. Периодически в лесу происходили стычки немцев с казаками из кавгруппы Балицкого, пытавшимися выйти к своим. Оказать помощь нашим мы не успевали, на соединение с нами никто не вышел. Видно, шли другими тропами. Мои бойцы отдохнули, привели себя в порядок и были снова готовы идти в бой. Сидеть и ждать погоды не имело смысла. Рано или поздно кто-нибудь из немцев мог заинтересоваться, что за подразделение тут стоит, и тогда боя не миновать. Поэтому я решил двигаться к железнодорожной линии Осиповичи – Могилев и станции Елизово, хотелось навести там порядок, проведя пару диверсий. Место обещало быть прибыльным. Как-никак единственная железнодорожная магистраль снабжения 2-й танковой группы. Поезда так и шныряли туда-обратно. Но здесь нас ждал облом! Вообще немцы к охране ж.-д. линии отнеслись очень серьезно. Вся линия железной дороги усиленно охранялась, посты стояли через каждые 100–150 метров. Территория вдоль железной дороги метров на 200 была вычищена от деревьев и кустарников, через каждые 500–600 метров стояли пулеметные ДЗОТы. Все объекты были соединены между собой телефонной связью. Охрану несли чины вспомогательной полиции из белорусских добровольцев под руководством немецких солдат. Старательно и активно так несли. Чуть что – сразу стреляли в сторону леса, и практически тут же появлялся поезд охраны со своими зенитками. То же самое было и на разгрузочных площадках, не говоря уже о станции Елизово. Тут, кроме всего прочего, присутствовало несколько зенитных батарей среднего калибра. Насколько помню, к такому варианту охраны своих коммуникаций немцы пришли лишь в 1943 году, когда партизаны разгулялись на железной дороге. Высоко же оценил противник наши скромные деяния!
На линиях связи тоже особо погулять не дали. Связисты были пуганые, ходили толпой и с сопровождением из десятка злых и осторожных парней в камуфляже, с парой пулеметов в руках. Мы, конечно, не удержались и пару таких групп взяли, а потом сидели в болоте и ждали, когда их «камрады» освободят нам дорогу в лагерь. Слишком уж наследили мы! Дважды пришлось сбрасывать хвост, накручивать ножками лишние километры, устраивать минные ловушки и засады преследователям. Хорошо, что их было немного, а то приставучие – вцепились, хрен оторвешься! Зато запас патронов и гранат за счет трофеев пополнили, а то и не знаю, как бы дальше сражались. Несолоно хлебавши нам пришлось всей толпой пробираться лесной и болотной стороной дальше на Могилевщину, где народ вроде бы должен был быть немного поспокойнее и менее пуганым. Тут удалось слегка оторваться, уничтожив вставшую на отдых маршевую роту врага, да на трассе Бобруйск – Могилев удалось отбить пяток большегрузных автомашин снабжения и штабной автомобиль с охраной на паре байков. И вновь срочно пришлось уходить в леса! Злые тут все! Приставучие! Чуть пошумишь, сразу прилетают всякие с пулеметами – стреляют, не дают насладиться возможностью нормально поживиться трофеями. Но врага понять можно. Бои тут совсем недавно прошли. Некоторые сознательные личности в советской военной форме в группе и поодиночке продолжают к фронту прорываться и по дороге немцев гнобят, но нам от этого легче не становится. За них приходится отдуваться!
Вообще история основательно изменилась. Во всяком случае, на нашем участке фронта. В известной мне истории 26 июля после 16-дневной обороны Могилев был оставлен нашими войсками. К 1 августа немцы были в Рославле и, окружив группу Качалова, принялись ее добивать. Здесь все по-другому. Согласно найденным в «кюбеле» картам и показаниям пленного, Вермахт к Смоленску еще даже не приблизился. Могилев еще держится. Его защищают 61-й стрелковый, 20-й механизированный и 4-й воздушно-десантный корпуса 13-й армии. Немцы взяли Шклов и Чериков, подбираются к Чаусам, рвутся в Горки, к Кричеву и Орше. В наступлении участвуют 47-й и 46-й механизированные, 7-й, 8-й и 9-й армейские корпуса Вермахта. Им противостоят силы советских 20-й и 13-й армий, но под напором врага нашим приходится туго. На участке фронта от Жлобина до Кричева Вермахт, отражая удары 4-й и 21-й армий, перешел к обороне.
В районе Чаусы – Кричев 12-й и 13-й армейские корпуса немцев столкнулись с 28-й армией генерал-лейтенанта Качалова (104-я танковая, 145-я и 149-я стрелковые дивизии), нанесшей сильный удар и отбросившей врага на 30–50 км. «Гансы», пытаясь остановить удар, сейчас шлют туда резервы и технику. 24-й мехкорпус Вермахта, понеся большие потери в личном составе и технике, отведен на пополнение и отдых в район Быхова.
Была у меня мысль наведаться в Быхов, чтобы продолжить крушение Люфтваффе и немецких штабов. Там на аэродроме сейчас сконцентрированы 20 истребителей Ме-109, все, что осталось от 51-й истребительной эскадры, которую мы в Бобруйске прижали. А рядышком парочка крупных штабов и лагерь для военнопленных тысяч на пятнадцать расположены. Но после увиденных порядков по охране тыла 2-й танковой группы пришлось от нее отказаться. Я не самоубийца! Да и войск там, у немцев, куча собралась. Они, насколько помню, ударить на юг, в тыл обороняющимся на Украине, должны. Вот и собираются с силушкой. Светиться перед ними нам противопоказано. Была бы связь с Центром, тогда можно было бы рискнуть, авиацию вызвать, а так просто головы задарма сложим. По автомобильным дорогам тоже не позлодействуешь. Слишком много постов. Не дадут развернуться в полную мощь. Рано или поздно нас вычислят, как бы мы ни маскировались. И так сильно нашумели. Поэтому надо линять отсюда, и чем быстрее, тем лучше. Нельзя сидеть в одном районе, а то прижмут к болотам и раскатают в тонкий блин. Не зря говорят, что волка ноги кормят. Нужно искать другие цели и маршруты движения. Я решил идти к Шклову, ближе к линии фронта, а там уже действовать по обстановке. На фоне передвигающихся в наступлении подразделений Вермахта мы вполне можем затеряться в их толпе. Так что через пару часов ждет нас долгая дорога на северо-восток. Там хороших дорог хватает, и мы не пешком пойдем, а на транспорте с ветерком прокатимся. Избаловались мы, гуляя по вражеским тылам, привыкли с комфортом налегке передвигаться. Нет чтобы как все нормальные окруженцы тихонечко, не торопясь, пешочком по лесам и болотам идти. Нам обязательно надо нарисоваться у всех на виду – вырезая посты и небольшие гарнизоны. Если все получится, то к ночи выйдем к намеченному району. А пока пусть народ до возвращения разведки отоспится, я же разомнусь и округу посмотрю.
№ 851 267-я пехотная дивизия 1.8.41 Развед. отдел В штаб 53-го армейского корпуса
В приложении прилагается планшет с содержимым, который был изъят со сбитого вчера после полудня самолета у вражеского летчика по фамилии Виноградов при взятии его в плен. Из записей на одной из найденных карт следует, что у летчика (младший лейтенант), очевидно, была задача установить связь с вражеским кавалерийским корпусом, ударившим с запада Глуска напротив шоссе. В имеющемся бортовом журнале (алюминиевая доска) также указан курс из Осиповичей.
К вышеупомянутому кавкорпусу, по-видимому, принадлежат 32-я, 43-я и 47-я кавалерийские дивизии. Это следует из прилагаемой записи кодирования наземных сигналов тканью. В синей тетради, кажется, находятся, кроме всего прочего, попытки дешифровки или кодирования.
Первый офицер штаба дивизии.
Вот чего командиру не спится? Нет чтобы проверку постов поручить другим командирам, так все сам. Как будто не доверяет им, а чего не доверять-то? Все свои, давно проверенные! Считай, вместе почти все от Бреста идем. О глупостях мирной жизни давно позабыли. Знают, что надо делать. Можно было бы и не проверять. Нет, конечно, есть отдельные индивидуумы, которые недавно к нам присоединились, но и они поводов не дают сомневаться в их сознательности. Что ж за жизнь такая! Нет, надо во взвод проситься! А то ни поспать, ни поесть как следует не получается! Все время на бегу. То того позвать, то другое проверить. Все вокруг спят, а ты тут бегай по лесу, росу сапогами собирай. Ладно бы только я, так еще парням из охраны командира тоже бегать приходится. Владимир Николаевич к тому, что в него уже трижды стреляли, отнесся удивительно спокойно. Только и сказал: «Война, бывает». Что самое обидное, так это то, что ему ведь в спину вроде бы как свои стреляли. Из бывших пленных. Если командир к возможности погибнуть отнесся равнодушно, то парни из старой гвардии к этому делу подошли по-другому. Сержанты собрались, обсудили, что к чему, и поручили Петрищеву по-тихому выделить пару пограничников в охрану командира, чтобы всегда рядом с командиром были и его прикрывали. И это правильно!
Первый раз в Комбата стреляли в Слуцке. Тех двоих, что покушались, при задержании убили. Серега Петрищев потом разбирался, как они рядом со штабом и Командиром оказались. Парни, что «фильтр» в лагере вели, этих почти сразу вспомнили. Они «фильтр» одними из первых проходили. У лагерных ворот стояли, вот и попали в самую первую партию. В городе все еще бой шел, была острая нужда в пополнении. В подразделениях, что казармы штурмовали, потери были большие, а эти покрепче остальных, бывших в плену, выглядели. Вроде как недавно у Рогачева в плен попали, на лагерных карточках отметок никаких не было. Их и включили в штрафную роту, что комендантскую службу в городе несла. Первый день они отходили нормально, не то что некоторые, сбежавшие из города ночью. Утра дождались и снова на маршрут патрулирования вышли. Старшего патруля мертвым в развалинах недалеко от Коммерческого училища нашли. Говорят, убили ударом ножа в спину. Эти, укрывшись в развалинах, из «винтарей» по Командиру, когда он у машины стоял, по паре раз отстреляться успели. Двух командиров убили, а в нашего лейтенанта так и не попали. Хотя там и расстояние-то было совсем чуть-чуть. Предателям бы бежать сразу надо было, да, видно, не все рассчитали. Как выстрелы раздались, патрули их в оборот и взяли. Недолго музыка играла, хоть и сопротивлялись они ожесточенно, все патроны сожгли. Еще двоих парней уложили. Пришлось их гранатами закидывать. На теле и в одежде у них ничего не нашли. Ни документов, ни хлебных крошек.
Второй раз стреляли в Бобруйске. Немецкий снайпер на крыше дома прятался. В штабной машине двух бойцов убил и одного из охранников тяжело ранил. Парни с бронетранспортера сопровождения вовремя сообразили и из крупнокалиберного пулемета позицию снайпера вскрыли. Он, раненный, скрыться пытался, да не успел. Пулю в шею получил.
Третий раз дело было в Химах. Желтоленточный штрафник из автомата по штабной группе стрелял. Радиста и двух связных убил, еще троих успел ранить. Но взяли «суслика». Живым, хоть и раненым. До того как немцы нас из деревни выбили, успели расспросить. Пленный особо в молчанку и не играл. Знал, что не выживет, вот и решил все рассказать. Из кулацких недобитков оказался. Обижен был на Советскую власть за то, что лишила их семью всего, хоть она его в школе выучила, в техникуме профессию механика дала. А он ей гадил, как мог! Особо у него хорошо получалось писать доносы в НКВД на активистов и радоваться их арестам. Даже нескольких сотрудников НКВД успел оклеветать. Да кто-то в НКВД разобрался, что к чему, и вычислил доносчика. Дали срок, загремел в лагеря. Хорошо устроился. По специальности. Сидел в лагере под Барановичами, на аэродроме полосу бетонировали. Как война началась, их пешком в тыл эвакуировать пытались. Немцы быстрее оказались. Под Тимковичами к ним в плен попал. На сборном пункте немцы предложили службу, он согласился. Его немного подучили, что и как делать, да и свой опыт был. Работал в лагерях военнопленных, выявлял политработников, командиров, активистов. Выступал в качестве организатора побегов, тех, кто покупался, сдавал лагерной администрации. Немцы за это ему дополнительный паек давали, а еще обещали денег, должность в оккупационной администрации и возврат имущества. Когда в Бобруйске мы освободили пленных, попал в желтый штрафбат. Хотел вернуться к немцам. А чтобы они его не тронули, слово знал, по которому его к сотруднику Абвера должны были проводить. В Химах выдался удачный момент. Пока все к отражению атаки готовились, окопы восстанавливали, можно было незаметно в лес смыться и там дождаться хозяев. В окопе трофейный автомат и гранаты нашел, а по соседству разместились штабная группа с Командиром во главе и радиостанция на автомобильном ходу. И все чекисты! Вот он и решил немцам помочь, перед уходом громко дверью хлопнуть – уничтожить рацию. Тут арт обстрел и атака немцев начались. Думал, что если что, то все на немцев спишут, а он чистым останется и успеет в лес уйти. Да обсчитался. Рацию-то он повредил. По дну окопа, пока обстрел шел, почти до машины добрался и забросал гранатами. Часовой-то у машины осколком мины, что в окоп попала, убит был. Вот все и удалось. За ним не гнались. Видно, на обстрел списали. Почуяв безнаказанность, решил и по штабной группе отработать. Успел магазин по спинам разрядить. Но тут охрана его скрутила. Добили его потом, чтобы не таскать. Слово для немцев у него все же выпытали.
Петрищев сказал, что Владимира Николаевича провидение хранит. А я вот думаю, чтобы там ни говорили, Бог его хранит, а не какое-то провидение. Хранит, да еще как! Я-то точно знаю…
2 августа 1941 года по линии НКВД был отдан приказ войскам НКВД о создании секторов обороны под Москвой. В нем указывалось, что для борьбы с авиадесантами противника в Москве и Московской области необходимо создать два боевых участка – Западный и Восточный. Граница первого – Ленинградское шоссе, по Хорошево – Мневники, река Москва до Звенигорода, Осташево, Новоалександровка. (Основные направления прикрывались войсками НКВД на Солнечногорск и Новопетровское.) Граница второго участка – левый сектор Черемушек, шоссе на Калугу, станция Серпухов и опорный пункт, создаваемый в 23 километрах южнее Малоярославца.