Обсуждение планов было у нас и с Цанавой на его даче в Степянке. До этого нам с ним как-то особо говорить не приходилось. Все время на бегу, по телефону и в цейтноте.
Нарком прибыл в Минск вместе с Пономаренко через три дня после захвата и удержания нами города. Тогда же прибыла и его группа сотрудников наркомата в количестве 20 человек. На совещании в штабе группы я был представлен прибывшему руководству республики как командир подчиненного ему боевого соединения, комендант и начальник гарнизона города. Тогда же нарком забрал в свое распоряжение часть моих штабных и особистов, роту пограничников, прикомандированную к нам из 2-й МСДОН. Затем было несколько коротких встреч на различных совещаниях, недолгая встреча при обсуждении плана рейда на Лиду, и вот теперь выпал шанс познакомиться поближе, а то получалась парадоксальная ситуация – командир наиболее крупного соединения НКВД практически не знаком со своим начальником.
У нас с ним состоялся долгий и обстоятельный разговор о действиях бригады, захваченных в Лиде документах и трофеях, пленных, обстановке на фронте, отношении местного населения к нам, а также событиях, произошедших во время моего отсутствия в Минске. Узнав об обстоятельствах рейда на Барановичи, я просто не мог в разговоре с наркомом пройти мимо этого. Лаврентий Фомич меня успокоил, сказав, что в отношении «полковников», толкнувших группировку на такой необдуманный шаг, вопрос решен, они получили то, что заслужили. Я вновь высказал мнение о необходимости усиления Лидского угла или отходе оттуда к старой границе. Цанава обещал поднять этот вопрос на совещании в штабе. Нами обсуждался вопрос ускорения фильтрации бывших военнопленных и тех, кто был отпущен немцами из лагерей – военнопленных, местных жителей и уголовников (до войны привлекавшихся на работах по ремонту аэродромов). Насколько я помнил из прошлой истории, немцы освободили из лагерей более 200 тыс. человек, только в Минске и Минском районе таких было более 40 тысяч. Нарком ответил коротко – работаем. Дел слишком много, а людей не хватает. Кроме этой категории, приходится решать вопрос с дезертирами и перебежчиками, охраной тыла от разведгрупп противника и выходящих из окружения подразделений Вермахта. Много забот приносили действия польских отрядов АК и белорусских националистов – «срут» где только могут. Особисты из подразделений и партизаны постоянно сообщают о стычках с поляками и лжепартизанами из белорусов, попытках пропаганды среди призванных по мобилизации местных жителей. В качестве примеров комиссар ГБ привел несколько красноречивых случаев.
«В соответствии с приказом Ставки на освобожденной территории разрешено провести призыв в РККА мужского населения в возрасте 17–45 лет. Мобилизационные возможности освобожденных районов оценивались в 200–250 тыс. человек, в том числе не менее 100 тыс. имеющих опыт военной службы. Во всех населенных пунктах, где стоят наши гарнизоны, были развернуты призывные пункты. За две недели января было оповещено примерно 50 тыс. человек. Так вот. На сегодняшний день удалось призвать всего 35 тыс. человек. Из них имеет опыт военной службы только 6 тыс. человек, в большинстве своем это наши окруженцы или вылечившиеся раненые. Еще 8 тыс. человек признаны негодными к военной службе, в том числе около 6 тыс. бывших военнослужащих РККА. Остальные 7 тыс. человек или не явились по повесткам, или ушли в леса. В первую очередь это касается поляков, литовцев и белорусов из бывших польских районов и тех, кто служил в полиции. Таких, по нашим подсчетам, около 5 тыс. человек. Вот эти лица и сорганизовываются в лжепартизанские отряды численностью до 100 человек. Они, приходящие в местечки и обкладывающие продовольственной данью местных жителей, нападают на наши небольшие группы бойцов и командиров. При помощи партизан удалось напасть на след нескольких таких отрядов и разгромить их. Пленные показали, что они готовы сражаться только за БНР в ее этнографических границах и что сражаться будут только в составе польской или белорусской армии и под руководством «Белорусской народной самопомощи». Эта организация с разрешения германского командования была создана осенью прошлого года и успела довольно хорошо промыть мозги населению.
Или вот еще несколько эпизодов. Первый связан со взятием Логойска. Гарнизон городка состоял из 500 человек – немецкой пехотной роты и батальона «оди». Последний был укомплектован из числа белорусов и украинцев. На вооружении гарнизона состояло 4 ручных и 2 станковых пулемета, шесть минометов, в т. ч. 282-мм. Гарнизон смог отбить несколько атак на город партизан и наших сводных подразделений. В ходе последнего штурма немцы и гитлеровцы были выбиты со своих позиций. Их остатки, оказавшись окруженными, укрепились за стеной городской тюрьмы и сдерживали атаки штурмующих в течение дня, а затем предложили перемирие с одной лишь целью – вывести из тюрьмы свои семьи, женщин и детей. Сами капитулировать отказались. На следующий день к городку на помощь гитлеровцам из Лепеля подошло подкрепление в составе батальона украинских полицаев. Они благодаря местным проводникам из числа белорусов смогли практически незаметно подойти к городку. В предыдущие дни наши силы в Логойске потеряли до 300 человек ранеными и убитыми, еще около 50 человек дезертировали. Атака гитлеровцев на городок была отбита с большим трудом. Наш сводный отряд потерял еще около 100 человек. Узнав, кто противостоит нашим частям, штабом обороны к полицаям были направлены переговорщики и агитаторы. Благодаря этому удалось договориться, что мы даем окруженным в тюрьме «коридор» для выхода из Логойска, а они вместе с украинскими националистами отказываются от атак на городок и отходят к Лепелю. Что и было сделано. Потери гитлеровцев и полицаев составили около 300 человек. Взятые в плен полицаи на допросе опять-таки сообщили, что они сражаются вместе с немцами за БНР в ее этнографических границах.
Далее. Взятый нами в плен один из польских сотрудников военно-строительной организации Тодта на допросе показал, что он является бойцом отряда «Тихотемные». Это «специальное формирование польских вооруженных сил на Западе, предназначенное для обучения и подготовки руководящих кадров и специалистов диверсии и разведки, направленных для борьбы с немцами на оккупированной территории…». В августе прошлого года 26 «тихотемных» направили в «Вахляж» – специальное подразделение ЗВЗ-АК для проведения диверсий и разведки на оккупированных немцами западных территориях Советского Союза. Они должны были в соответствии с «планом прикрытия» на случай широкого польского вооруженного восстания обеспечить задержку в Восточной Беларуси как немцев, так и наших частей. Диверсии намечались в треугольнике «А» Минск – Орша – Жлобин и треугольнике «Б» Полоцк – Невель – Витебск. Большая часть бойцов «Вахляжа» служила в организации Тодта, носила немецкую форму без знаков отличия с желтой повязкой на руке, на которой черными буквами было написано: «Im Dinst der Deutschen Wermacht». Этим агентом была выдана значительная часть подпольной организации, действовавшей в Минске, и резидент польской разведки ротмистр Юзеф Свида. В результате расследования выявлено еще несколько таких диверсионных групп здесь, в Минске, Заславле и Молодечно. Установлено наличие подобных диверсионных групп численностью в несколько десятков человек в районе Крулевщины и Новогрудчины. Сколько еще таких групп, находящихся в нашем тылу, неизвестно».
Вот так красиво Лаврентий снял вопрос о возвращении в часть сотрудников моего Особого отдела.
Узнал я и о том, почему у Константинова такой удрученный и озабоченный вид. Из захваченных документов Абвера и показаний бывших пленных стало известно, что осенью прошлого года на службу к немцам пошло довольно много бывших бойцов и командиров 6-го кав. корпуса, в котором генерал до войны командовал 6-й Чонгарской Кубано-Терской кавдивизией. Кроме того, из документов местной Абвергруппы установлено, что 5 июля 1941 года в районе станции Ратомка в ходе боя немцы захватили в плен группу командиров 6-го кав. корпуса, в том числе командира корпуса генерал-майора Никитина. Известно, что в момент пленения Иван Семенович был ранен и тяжело контужен, находился в бессознательном состоянии. Никитин одно время находился в Минском лагере, а затем был отправлен в лагерь на территории Польши. Константинов и Никитин были дружны. Некоторые горячие головы из штаба группы пытались связать июньские неудачи нашей 10-й армии в Белостокском выступе с их именами.
До войны 6-й казачий кавалерийский корпус имени Сталина считался одним из лучших в РККА. На начало войны кавкорпус состоял из управления корпуса и двух кавалерийских дивизий бывшей легендарной 1-й Конной армии: 6-й Чонгарской Кубано-Терской кавдивизии генерал-майора Константинова, стоявшей в районе Ломжи, и 36-й имени Сталина кавдивизии генерал-майора Е. С. Зыбина, стоявшей в районе Волковыска. 6-я кд находилась в первом эшелоне, а 36-я кд – во втором эшелоне оперативного прикрытия. Дивизия Константинова считалась отлично подготовленной, особенно в области тактики, конного и огневого дела. 22 июня в 3 часа ночи корпус был поднят по тревоге. С рассветом дивизия Константинова вступила в бой в районе Ломжи. Первыми приняли на себя удар врага 48-й Белоглинский Кубанский казачий полк и 94-й Северо-Донецкий Кубанский казачий кавалерийский полк подполковника Петросянца, затем подошли 3-й Белореченский Кубанский подполковника В. В. Рудницкого и 152-й Ростовский Терский казачий подполковника Н. И. Алексеева полки. На следующие сутки полкам дивизии поступил приказ оставить занимаемые позиции и влиться в состав КМГ Болдина и нанести контрудар во фланг прорвавшейся группировки противника из Сувалкского выступа. После тяжелых боев 6-й кавалерийский корпус вынужден был отходить на восток. Отход был очень тяжелым. Связи со штабом фронта не было. Тыл оказался отрезанным. Проведенной сотрудниками Генштаба проверкой установлено, что корпус и конкретно дивизия Константинова действовали героически, до конца выполнили поставленную им командованием округа и Генштабом боевую задачу и отступили с занимаемых позиций только по приказу высшего командования. Несмотря на отступление и большие потери в первые дни войны, Константинов смог сохранить дивизию как боевое соединение. Под ударами превосходящих сил противника его дивизия с тяжелыми боями отходила в сторону г. Минска, где была окружена и практически вся уничтожена. Сам Константинов получил тяжелое ранение и был оставлен с группой раненых в одном из хуторов на лечение.
Несколько дней назад к войскам группы присоединилась группа бойцов и командиров его дивизии, партизанивших в Малом Полесье и рассказавших об июньских боях. Этими показаниями и итогами проверки удалось заткнуть рот недоброжелателям, но тем не менее осадок от выраженного недоверия у генерала остался.
Закончился наш разговор в столовой, куда на ужин собрался весь наличный состав наркомата, в том числе и мои прикомандированные бойцы. Были тут и командиры двух вновь сформированных из ранее бывших в плену пограничников и сотрудников НКВД полков – Пограничного и Комендантского. Многих из них я встречал, пока комендантствовал в городе. Меня узнавали, приветствовали, хвалили. Кто-то искренне, кто-то с завистью. Тут мне наконец-то попался Петрищев. Отойдя в уголок, мы с Сергеем накоротке переговорили, обсудили дела как в бригаде, так и в группировке в целом. Вскоре к нам присоединились женщины из служб наркомата. Среди них была и Татьяна, которую не видел с момента взятия Минска (она была прикомандирована в качестве переводчика к группе Цанавы). Мы оба соскучились и были рады встрече. У Татьяны была своя комнатушка в общежитии, и остаток ночи провели там. О чем могут говорить и что могут делать двое оставшихся наедине взрослых людей, надеюсь, рассказывать не надо, и так понятно. Не зря же сказано:
Уводят женщины в туман,
Туман любви и наслаждений…
Стремление, вечность, слов обман,
Все дальше, в чащу искушений…
Выводят женщины на свет,
Где солнца яркие лучи…
Прекрасней чувства в мире нет,
И жизни музыка звучит…