Когда смотришь в окно, в голову лезут разные
мысли:
Сколько прожить тебе суждено?
Сможешь ли ты вновь переродиться?
Лето. Ты едешь в метро…
В Питере жара, плавится асфальт…
И глазами встречаешь Eго,
С мыслью: «Надо бы хоть «привет» сказать».
Но ты сжата, как будто в тиски,
Прибита к сиденью вагона…
Земфира «непошлым» сжимает виски,
Мыслей целая тонна.
А в голове большой дом, огород,
Вы, сын и дочь, и кошка с собакой.
Ты ждешь, когда он с работы придет:
Пекинская утка, картошка с салатом.
За разговорами ни о чем
Тихо проходит семейный вечер.
Дети уснули, и вы вдвоем,
Он обнимает тебя за плечи…
Он собирается выходить.
Между вами длиннее, длиннее дистанция…
И ничего уже не изменить.
Голос холодный: «Следующая станция…»
Я ждала Его в пятницу, в 23.
В джинсах, футболке, с «Лонг Айлендом»
И с листочком.
Он ничего не хотел, он писал стихи,
В которых просил: «Смотри на меня, и точка».
На мне было красное платье, но не было очков,
Чулки, аромат «Шанель» или «Каролина»…
В прокуренном баре было полно м*даков,
Да и я со взглядом томным не так уж невинна.
Со мной, как обычно, одни и те же:
Тот, что в телефоне и вечно пускает дым,
Подруга, чей смех давно уже уши режет,
И разговоры: «Как нелегко молодым…»
Он появился, сказав мне «Привет» глазами,
Я типа спокойна и никак не реагирую…
Он вновь посмотрел на меня, его взгляд – цунами.
Вдох-выдох… Сижу вполоборота, строптивая.
Тот, что в телефоне, о чем-то спросил, я что-то
сказала,
Сижу, доедаю заказанный «Тирамису»,
Смотрю на Него и танцующих в центре зала…
Едва ли заметно смахнула с ресницы слезу.
Он что-то пытается объяснить официанту…
Почти что орет, только я ничего не слышу.
Дает что-то вроде пиратской карты
И жутко волнуется, я чувствую, как он дышит.
По направлению ко мне официант с десертом,
А под тарелкой уже так знакомый листок.
Беру его в руки, и разрывается сердце,
Я машинально прячу его в чулок.
А на Него даже не посмотрела, все как обычно,
Все будто бы так и надо…
Мы расплатились, и я пиджак надела,
А на столе остался бокал с помадой.
Приехала домой.
Диван, окно и чертов плед, что никогда не греет…
Мне холодно. И холодно давно,
Один лишь Он наивно в счастье верит.
Что пишет Он в своих стихах?
Про бездну, что в моих глазах,
О воле, боли и любви…
Сняла капроновый чулок,
Мартини пью… Или «Шабли»,
Курю и пялюсь в потолок.
В квартире я совсем одна,
Тот с телефоном, с женой дома.
В подругах лишь бокал вина,
Мне одиночество знакомо…
Читая вновь Его стихи, я с каждым словом
удивляюсь.
Как, даже не дотронувшись руки,
Писать: «Тебя люблю. Тобою восхищаюсь»?!
И мы не говорили ни о чем,
Лишь молчаливый диалог глазами,
Кабинка туалета бара, мы вдвоем,
Он мне читал стихи, преграда между нами…
И я его дослушав выхожу, и он за мной… Как тень,
как продолжение…
Уверенно дистанцию держу, лишь обернувшись
на одно мгновение…
Вдруг что-то заискрило между нами,
Есть я и он, и его взгляд-цунами.
Я возвращаюсь в свой холодный дом.
Допью вино, дотлеет сигарета…
Я представляю, будто мы вдвоем —
Наш диалог стихами до рассвета…
Я, возможно, снова Ее увижу,
Но не в чертовом баре,
А в парке, в пятницу.
И я, может быть, даже подойду к Ней ближе.
Засунув все свои страхи в задницу.
Скажу такой: «Ну здравствуй, я Миша».
Она промолчит, но глаза не соврут.
Улыбается… Лена, Марина, Наташа…
Хотя, впрочем, неважно, как ее зовут.
Я, как идиот, без конца улыбаюсь,
Почти ничего толком и не сказал…
Точно не знаю, но мне показалось,
Я слышал: «Прости, я спешу на вокзал».
Предложил подвезти, она согласилась,
Я тогда, как придурок, счастливый летал…
О чем говорили, еще не придумал,
Наверно, о всякой больной ерунде…
Она мне сказала, что я остроумный,
А я, как дурак, говорю: «Не везде».
В реальность.
Стою, и колотится сердце.
Эй, умник, за что наказал?!
Подъехала «Бэха», и открылась дверца…
Она: «Отвези меня на вокзал…»
Я, возможно, снова Ее увижу,
Провожает взглядом через стекло.
И да, может быть, подойду к Ней поближе…
Лишь бы сердце в пятки, как сейчас, не ушло.
Она вернулась в следующую субботу.
Я все это время бегал в этот чертов бар,
как на работу…
Я приходил сюда за Ней,
Но видел всех Ее друзей…
Подругу, чей взгляд всегда весел,
Но ее дурацкий смех уже изрядно бесит…
Тот, что в телефоне, бывал здесь с женой.
Жена с животом, месяц восьмой-девятый,
Набить бы тебе морду, кобель ПРОКЛЯТЫЙ!
Ну да ладно, сейчас не об этом,
Сегодня здесь с ним моя Джульетта.
Сидит в белом платье, с бокалом вина,
Вот если б Она была здесь одна…
Я слышу смех в своем внутреннем голосе:
– И что бы ты сделал?
– Что? Твою мать!
Я? Пригласил бы Ее танцевать.
Ну, или поправлял волосы,
Нежно спадающие на плечи,
Это был бы самый прекрасный вечер…
– Так что же сейчас мешает?
– Тот, что с телефоном. Хотя хрен его знает.
Скорее всего – страх…
Страх облажаться и потерпеть крах…
Что-то шепчет на ухо, в щеку целует…
Эй, парень, сегодня я с Ней танцую!
Набрался смелости, к Ней подошел,
Молча взял за руку, повел на танцпол.
Она улыбнулась, и я успокоился,
Слегка прикоснувшись, поправил Ей волосы.
Сказал наконец-то:
– Здравствуй, я Саша…
– Привет, – улыбнулась в ответ мне. – Наташа.
И плевать, сколько раз кто Ее там целует…
Все неважно сейчас, ведь я с Ней танцую.