Иметь дома собаку или кошку, играть с ней, дрессировать её – для меня было неосуществимой, но чуть ли не единственной мечтой. Я была у моих родителей одна, может, поэтому, мне так хотелось, чтобы рядом со мной находилось маленькое живое существо, если не брат или сестра, то хотя бы собака или кошка, настоящий друг, которому я бы могла поведать свои тайны, подарить заботу и внимание. Родители противились такому общению, не желая держать в квартире животное, и мне приходилось мириться с их доводами.
Но вот однажды, в один из солнечных летних дней мы всей семьёй приехали на машине на дачу, и вдруг… У нашей калитки я увидела маленькую сиротку – собачонку с белой шерстью и каштановыми пятнами и устало просящими слезившимися глазами. При нашем приближении она нехотя встала, затрусила в сторону, как бы уступая место, пропуская хозяев. И, примостившись в невысокой траве, стала наблюдать за нами.
Я пригласила её во двор, приманивая куриной косточкой, и она пришла.
С этого дня у нас завязалась дружба. Белка (так я назвала собачонку) всегда встречала и провожала у калитки. Она была очень забавная и славная, в любую минуту готовая к игре, никогда не оставляя меня одну на продолжительное время.
Так мы с ней и проводили лето. А оно в тот год, как обычно бывает, пронеслось скоро и незаметно.
Осень всё чаще заставляла зябко ёжиться и прятаться в тёплую одежду. Серебрилась роса, купаясь в утренних, уже неласковых лучах солнца. Но Белку красота, как я понимаю, не радовала. А когда заплясали жёлтые и красные листья, заплакали дожди и тоскливо завыл в проводах порывистый ветер, то открытый, подверженный переменам погоды Белкин закуток уже не мог её согреть.
Она уже не встречала меня, как прежде, по-видимому, не решаясь покидать своего мало-мальски тёплого жилища.
Мне было жаль её до слёз, мелко подрагивающую от холода и страха. И я была очень благодарна родителям, когда они разрешили взять её домой, в город.
В квартире она освоилась как-то сразу. Вначале, правда, бродила по всем комнатам и обнюхивала углы, но, когда в прихожей постелили половичок, она, не задумываясь, улеглась, а на ночь в придачу ещё и куталась в него, как-то мордочкой набрасывая его на себя.
Я решила обучить её «светским» манерам и с жаром взялась за дело. Она прыгала через палку, приносила предметы, давала лапу, выполняла другие команды.
Вся наша семья любила умницу собаку. Несколько раз мы её выхаживали, носили в лечебницу.
Гуляла она сама. В нашем подъезде все её знали, и возвращалась она в лифте с кем-нибудь из соседей.
Жила она у нас восемь лет. В старости она стала не такой, как прежде, резвой и скорой. Она огрузнела, одряхлела, стала неповоротливой. Но та радость, принесённая мне в детстве, была незабываемой. И я до сих пор благодарна родителям, моим добрым и мудрым родителям, сумевшим понять меня.