Метель кончилась также внезапно, как и началась. Задремавший Корке вдруг понял, что не слышит привычного заунывного воя и всё вокруг объяла покойная тишина. Даже стало страшно – не умер ли он, замерзнув в своем убежище? Подскочил и тут же повалился вниз. После долгого сидения ноги совсем затекли и теперь стали как соломенные. Боль тысячью жал прошлась до самых бедер. Старик сморщился, едва сдержав стон, начал растирать мышцы.
«Это даже хорошо, – подумал он. – Болит – значит еще живой, помучаюсь немного на этом свете. Только мёртвые ни на что не жалуются».
В ожидании конца метели ему приснился сон: его аул, и вновь он стоит напротив всех, уже связанный, с кляпом во рту и ничего не может поделать, только смотрит на людей и слушает, что они говорят.
– Это из-за тебя на наши земли обрушился Песочный Шай-Нтан и выжег все добротные пастбища. Это из-за тебя на наш аул пришлись все несчастья, бандиты и мародеры, утащившие половину скота и убившие наших мужей. Это из-за тебя на наши земли пришла Долгая Зима и джут.
– Так ведь он и есть джут!
– А ну бей его! В морду ему!
– Джут! Джут!
– Джут!
Корке протер лицо снегом, сгоняя дурной сон. Боль в ногах отпустила, значит можно идти дальше.
Выбраться из убежища с первого раза не получилась – много снега намело. Пришлось долго откапываться. Но когда он вылез из укрытия как медведь из своей берлоги, лицо приятно обдало теплотой. Спокойная погода продержится до вечера – понял старик. А потом… уж лучше ему добраться до зимовья, иначе никакие ухищрения и прятки в сугробы не помогут.
Старик прочитал знаки. Он умел их видеть и расшифровывать с раннего детства – отец научил, и эти знаки – поведение птиц, вид и высота плывущих облаков, колыхание верхушек деревьев, шепот ветра, – четко говорили об одном – вечером в мир явятся «ледяные змеи». Корке едва слышно выругался. До Волчьей Гривы десять часов пути, можно не успеть до заката. Да даже если и сложилось бы все иначе, и не ожидалось бы «ледяных змей», быть в ночном лесу одному, без хорошего оружия – последнее дело. Волки, будь они не ладны, нынче голодные и злые как никогда. Разорвут на части за считанные мгновения.
Надо поспешить. Есть тропы – старик знал их, – по которым можно срезать путь. Там небезопасно, но рискнуть стоит.
О «ледяных змеях» Корке узнал пару лет назад. Путники с других аулов рассказывали о загадочных и жутких явлениях, происходящих зимой в их селениях. Говорили о злых духах, похожих по своей форме на змей, приходящих после заката с холодами. Призраки не нападали на людей, и даже не двигались, просто расстилались по дороге словно аспиды, вылезшие погреться на солнце. Они и вид-то имели едва заметный, полупрозрачный, похожий на кусок подтаявшего льда. Но стоило прикоснуться к ним, как их яд мгновенно проникал в тело жертвы и умерщвлял, не оставляя даже шанса на спасение.
Корке едва ли поверил в эти россказни захмелевших путников, если бы и сам однажды в одной из вылазок в город не увидел полупрозрачный трепыхающийся у дороги тонкий шнурок. Впереди идущая лошадь, едва задев его, тут же вздыбилась и упала. Потом уже, когда животное умерло, Корке обнаружил, что та часть тела, которая прошла сквозь «ледяную змею», промерзла до самой кости.
Пробираться сквозь снежные заносы было тяжело, но Корке, несмотря на усталость и боль в ноге, шел вперед, не забывая поглядывать по сторонам – не видать ли вдали волков или еще каких неприятностей? Волков не было. Степь, до самого горизонта, пустовала. И даже ветер затих. Не хороший знак. Если нет в степи ветра, пусть самого слабого поветрия – жди беды. Это древний знак, знакомый каждому степняку. Сама природа предупреждает об опасности – затевается что-то недоброе.
Корке насторожился, как мог ускорил шаг, но идти по заметенному насту было тяжело. Не мудрено, что через некоторое время он, тяжело дыша, едва не теряя сознание, повалился от усталости в снег.
«Не загоняй себя, старик, – подумал старик, жуя снег. – Убежать от себя все равно не получится».
– От себя? Я не бегу от себя! – вдруг произнес он вслух. И рассмеялся тяжелым надрывным смехом. – Дожил – разговариваю сам с собой!
От себя. От себя, Корке. Ты бежишь от себя. Ты знал, что все так обернется. Знал, но боялся признаться в этом сам себе. Зачем народу немощный старый вожак, когда есть молодой, пышущий жаром и силой? За ним пойдут, пусть хоть на край бездны, и дальше. А за тобой уже нет, даже если этот путь единственный к спасению. Так устроены люди. Им нужна уверенность. А у тебя её нет. Растерял всю со смертью Агилы.
Корке схватил горсть снега и остервенело начал размазывать его по лицу и голове.
«Нет! Прочь мысли! Гнать взашей! Иначе пропаду! Надо идти вперед, не думая ни о чем. Позволить себе жить прошлым, все равно что прыгнуть в трясину – засосет и не заметишь. А нужна дорога, твердая и без ям. Неважно куда она приведет – конечной точки все равно нет. Важна сама дорога, если по ней приятно идти – значит это дорога твоего сердца».
Прежде чем исчезнуть, внутренний голос задал вопрос, который копьем пронзил Корке насквозь: та дорога, по которой ты сейчас идешь, является ли дорогой сердца?
Корке беззвучно заплакал. Воспоминания, так старательно забытые, припрятанные на самую дальнюю полку, вдруг с новой силой обрушились на него, царапаясь и раздирая едва зажившие раны.
За секунду до роковых последствий Корке понял ошибку, которую так беспечно допустил, но было уже слишком поздно.
Стрела вошла в плечо.
Старик дернулся, упал в снег. Попытался отползти, но от пронзительной нестерпимой боли в глазах потемнело, и он едва не потерял сознание.
Вновь свистнула стрела, но прошла мимо, со звоном вонзившись в ледяную глыбу.
«Держись!» – приказ он себе, с силой загоняя в легкие воздух. «Держись и не дергайся! В лежащего сложнее попасть. Да и к тому же меня закрывает сугроб»
Так он и сделал, притаился в снегу, с трудом заставил каменные мышцы расслабиться.
Стало чуток легче. Если лежать и не шевелиться, то вроде даже и боли нет, только ощущается как что-то теплое по плечу расползается и быстро остывает на холоде. Кровь.
Свистнула третья стрела, но ушла поверху.
«Вот тебе и поворот! Совсем ты, старик, одряхлел и мозг у тебя как простокваша стал! Не уследил охотника! Ошибка юнца. Какой позор! Какой позор! Не даром тебя погнали с аула!»
Плечо опять начало жечь, словно тысячи пчел вдруг разом ужалили его в одну точку. Вот ведь угораздило! Чуток левее – и можно читать поминальную молитву. А так есть шанс выкарабкаться. Только вот кровь надо остановить. Запах крови для многих здесь является сигналом выйти из спячки на охоту. А он слишком желанная добыча – ранен, но еще живой, мясо парное, не стылое, от такого обеда тепло долго в теле остается. Лакомый кусок.
«Старый я уже, какое там мясо? Жилы одни, да кости, не угрызёшь», – не весело подумал Корке и, скрипя зубами от боли, зажал ладонью рану. Стрела мешалась. Поэтому он решил обломать её. Едва не воя, перехватил удобнее стрежень и резким движением сломал. В глазах потемнело, а изо рта невольно вылетел стон.
По хрусту снега Корке понял, что охотник поменял позицию, затаился у дальнего холма. Будет терпеливо выжидать, когда жертва либо выйдет сама из своего укрытия, либо истечет кровью и умрет. Молод значит еще, не опытен. Не стал добивать наверняка, выбрал не самую лучшую тактику. Значит есть немного времени обдумать дальнейшие действия.
Корке умыл взмокшее лицо снегом, сделал глубокий вдох и перевернулся на живот. Боль пронзила руку, но старик, стиснув зубы, не проронил ни звука. Не шуметь. Оставить ложные метки, а самому уходить, на сколько хватит сил.
А на сколько их хватит? – возник резонный вопрос. В лучшем случае, если охотник его не заметит, удастся пройти до тех дальних торосов. Потом придется преодолевать их, а это, учитывая его раненую руку, будет весьма проблематично.
«А может, воспользоваться «хватом»?» – проскользнула вдруг шальная мысль.
«Нет! Ты же обещал людям и самому себе, что никогда не будешь использовать свой дар и свое проклятье. Или забыл, что случается, когда ты используешь его?»
Нет, он не забыл. Помнил, слишком хорошо все помнил, словно вчерашний день. Помнил испуганное лицо Баура, все испачканное в крови, помнил ободранные черные руки Сатха, помнил истошные крики Укарта. И помнил прежде всего глаза Агилы, смотрящие будто бы сквозь него, в небо, и остывающие. Помнил он и свою беспомощность, и злость на самого себя, что никак не может помочь своей жене. Он все помнил, слишком хорошо помнил. А так хотел забыть.
Со стороны Козьей Сопки раздался женский крик.
Корке встрепенулся, едва не подскочил на ноги. Но пронзающая плечо боль быстра привела его мысли в порядок. Старик ткнулся лицом в снег, глухо застонал. Что? Женский крик? Ты в своем уме? Откуда тут…
Крик повторился, уже отчетливей. Уже можно было различить отдельные слова. «Помогите» – было одним из них.
Здесь нет сел, на лиги вокруг – мертвое белое безмолвие. И лишь охотники, чей промысел охотиться на зверье, изредка заглядывают сюда. Но женщины.... не может этого быть.
– Помогите! Помогите!
Корке вновь дернулся, интуитивно, не отдавая себе даже отчета в этом.
«Стой!» – завопил в голове голос разума. – «Это галлюцинация. Еще одна ловушка».
Ловушка? Но чья? Охотника? Это что же получается, охотник – девушка? Верится с трудом.
Корке скривился, сплюнул густую слюну в снег. Кого же это там черти принесли?
«Беги!» – вновь ожил разум. – «Со всех ног беги. А девушка, что тебе с нее? Ты не охотник, человечиной не промышляешь, да и насчет остального поздновато уже».
А с ней что же станет? Пропадет ведь!
«Да и шут с ней! Тебе-то что с того? Сама ошиблась, пусть теперь и расплачивается сполна».
– Помогите!
Корке приподнялся на колени, отдышался, пережидая пока спадет первая волна боли.
«Как ты собрался ее спасать? Ведь даже оружия нет…»
Старик стиснул зубы, тряхнул головой, отбрасывая все мысли прочь. Они теперь ни к чему, могут только помещать. Выбор сделан – иди и действуй, думать будешь потом, когда все исполнишь.
Шаг. Два быстрых выдоха. Глубокий вдох. Еще шаг. Вдох. Выдох. Все, боли нет, она ушла на второй план. Потом она вернется с утроенной силой, но это будет потом. Теперь важно только одно. Шаг. Два быстрых выдоха. Вдох.
Корке точнее определил откуда доносится крик, учел место, где сидел охотник, выбрал оптимальный маршрут. В два прыжка добрался до точки откуда доносились крики о помощи. Уже в последний момент обратил внимание на путанные следы, ведущие с той стороны, где укрывался стреляющий.
– Меня потерял? – игриво спросил женский голос из-за спины. Корке хотел ответить, но приставленное к самому горлу лезвие меча к беседе не располагало. – А я вот тебя долго искала.
«Вот ведь попался как пацан! И ведь говорил же сам себе – ловушка! Глупости нет твоей предела, старик»
Корке шумно сглотнул, стараясь не напороться на лезвие, осторожно спросил:
– Кто ты?
– Я та, кто убьёт тебя. Считай смерть твоя.
– Почему ты хочешь убить меня?
– А сам как думаешь?
«Совсем еще молодая, – подумал старик, вслушиваясь в голос незнакомки. – Лет тринадцать, наверное. Ловко она меня подловила. Сначала с лука подбила, потом выманила в засаду».
– Не буду гадать, – устало ответил старик. – Если есть за что, то говори.
– Скажу, – ледяным голосом ответила девочка. – Но сначала повернись. Хочу видеть твои глаза, когда буду отрубать тебе голову.
Старик осторожно повернулся. Не пряча взгляда, разглядел стоящую перед ним. И вправду совсем юная особа. Милое еще детское личико с огромными сапфировыми глазами, срезанное слева длинной спадающей челкой черных как смоль волос. Одежда с чужого плеча, аккуратно подшитая и подогнанная под нужный размер. На шее толстый длинный шарф, похожий на удава, обернутого в пять колец.
Девочка в свою очередь тоже оглядела старика колючим пытливым взором, особо пристально всматриваясь в лицо.
– Назови себя, – скомандовала она, продолжая держать меч у самого горла старика.
«А заточено знатно, – отметил про себя Корке, отклоняясь назад. – Опытный мастер заточку делал».
– Меня зовут Корке, – ответил старик. – А тебя?
Девочка не ответила, продолжая пристально изучать свою жертву.
– Может все-таки скажешь зачем хочешь убить меня? Коль не убила сразу, значит есть что сказать. Так ведь?
Девочка прищурила глаза, словно над чем-то размышляя. Чеканя слова, произнесла:
– Тринадцать лет назад, село Дэбуриан. Тебе это о чем-то говорит?
Старик кивнул:
– Да, говорит. В то время наш аул вел войну с жителями этого села. Мы ее выиграли.
– Вы убили почти всех жителей! – прошипела девочка.
– Не мы первыми начали эту бойню. Мы лишь защищали свои земли, на которые они посягнули.
– Это уже не имеет значения, – ни один мускул не дрогнул на ее лице, вся она словно мраморная статуя недвижимо стояла на ветру. – В той битве ты надругался над одной женщиной. Над моей матерью. В результате на свет появилась я. Мать так и не смогла оправиться от позора и сошла с ума.
Девочка перехватила меч двумя руками, как палач занесла над головой старика чтобы сделать роковой удар.
– Корке, ты, смердящий пес, я пришла совершить месть, о которой мечтала всю свою жизнь. Молись, ибо это твой последний день.