Я долго так не говорил с Мариной,
Писал в стихах о том, что вновь грущу,
Вдруг SMS увидел: «Умер Игорь»,
Ещё: «О похоронах сообщу».
Скользнул по вести глазом на минутку,
Мне редки сообщенья на смартфон,
Решив, что это чья-то злая шутка,
Не распознав Маринин телефон.
Но всё-таки в душе сомненья были,
Хоть осторожен к новостям всегда,
А вскоре мне другие подтвердили,
Что это правда: к нам пришла беда.
Хотелось в эту правду не поверить,
Нелепость это, словно в страшном сне,
Кто недоброжелатель, что отмерил
Столь малый жизни срок в твоей судьбе.
А прожил ты чуть более полвека,
Нечасто были вместе в эти дни,
Но сколько на судьбу теперь не сетуй,
Так оказались краткими они.
Любили мы и за тебя страдали,
С твоим уходом это видно мне,
Так страшно, когда близких мы теряли,
А вспоминаешь как, больней вдвойне.
Упрям ты был и рисковал донельзя,
Всему наперекор стремился жить,
Но с нами окружавшие болезни
Быть может, легче б смог переносить.
А ты замкнулся в мире нелюдимом,
Не веря в исцеление своё,
Не убедила наша медицина,
Что надо верить опыту её.
Пусть я поверю, в что не верил прежде,
А горний мир – он для меня иной,
И тем, кто воцерковлен, даст надежду,
Что ты обрёл и веру, и покой.
Сегодня сыну восемь лет,
Встаёт он ни заря ни свет
Подарки рассмотреть.
И, разбудив спросонья дом,
Ударом барабанным, в нём
Он станет громко петь.
Пройдёт весь в ожиданьях день,
Настанет вечер, ляжет тень
На угол за окном.
Собравшись вместе сядем в круг,
Он нам племянник, сын иль внук,
Наследье стольких тёплых рук
Собралось в нём одном.
Его поздравим все любя,
В нём продолжение себя,
Кто здесь и тех, кого уж нет,
Мы видим восемь лет.
В день радостный собрав всех нас,
Подай Марина в этот час
Нам праздничный обед.
Я в церковь святую пришёл для прощанья,
Не вспомню, хромая как был на ногах,
Но несочетаемо то сочетанье,
Той жизни живой, что застыла в цветах.
Ведь я не поверил тогда в самом деле,
Когда эту страшную новость узнал.
Пришедшие в церковь покойно скорбели
Под звуки молитв, что священник читал.
В постигшем несчастье все люди молчали,
Я к гробу с негромкой молитвой приник,
И чёрный букет мой, как факел печали,
Тебя осветил в тот таинственный миг.
И был в своём горе от Бога закрыт я,
Смирение свыше мне, знать, не дано.
Молчала душа, разрываясь от крика,
Как тело под глыбою погребено.
Тот камень тащили из леса в дождь сильный
Мы с маминым братом в далёкие дни,
И стал он плитою гранитной могильной
Для близкой и кровной семейной родни.
И кто так уверен, скажите на милость,
Что даст утешение в этой беде,
Дай Бог тем, кто верит, чтоб чудо свершилось,
Что там и светло и покойно тебе.
Мы в октябре тебя похоронили,
День 21-й осенью пылал,
Промёрзшими листами клёны били,
Как крылья птиц, что ветер развевал.
Всё было ярким золотом багряно,
Осенняя прощальная свеча,
И тусклый день преобразился странно
От солнца пробежавшего луча.
Увидел кто-то бабочек вспорхнувших,
Мелькнули вмиг – и оборвался след,
Знамение своё для нас, живущих,
Но не тому, кого уж с нами нет.
А я стоял, окаменев, замкнувшись,
Как будто места кладбища не знал,
И всплыли вдруг стихи о днях минувших,
Тех, что тебе я в детстве написал.
Когда будил ты дом тем утром сонным
В свой День Рожденья, в восемь юных лет,
И барабанным дробным перезвоном
Сопровождался праздничный обед.
Ты старшим был среди сестры и брата,
Родился как – я это не забыл,
Но пред тобою всё же виноват я,
Не оценил, что первенцем ты был.
А ты стремился первым быть во многом,
И это мне должно виною стать,
Когда себе я пробивал дорогу,
Хотел ты от меня не отставать.
В тебе наследье стольких близких было,
Так тесно всех ты нас соединил,
Теперь же одиноко сердце стыло,
Когда стоял я молча у могил
Всех тех, кто был когда-то в том застолье,
Рожденья дни объединяли нас,
И с горем нашим, скорбью и любовью
Мы были вместе в этот трудный час.
Судьба к тебе не проявила милость,
Светила, как прощальная звезда,
Но мужество твоё и терпеливость
Забыть мы не сумеем никогда.
И в час для нас столь горестной разлуки
Дай силы нам, кто этот час призвал,
Ты врос в меня, как предки, дети, внуки,
Отца и сына дух святой связал!
Не осень – чудо, словно лето прячет,
Октябрь сиял, не предвещая зим,
А на девятый вымерзли от плача
Сухие кисти красные рябин.
Снега стелили белые покровы
Отмыть сей мир, очистить от беды,
Но повторял я для себя всё снова:
Такое не должно, не может быть.
И не спасала церковь Духовская,
В который раз я здесь с несчастьем был,
Вкруг разбрелись от края и до края
Кресты в снегу и маковки могил.
Теперь ещё одна душа родная
Под камнем, где родительский приют,
Мне не понять, как дети умирают,
Нам спать в слезах ночами не дают.
Взросли стеной ограды цепью длинной,
Их ставила со скорбью вся страна,
Припала, плача, мне к плечу Марина,
Навечно Богом данная жена.
Крест с именем стоял, я в сына смерть не верил,
Но верила она, то был его удел,
А я, собрав душой в своём безверье веру,
Молился за её здоровье, как умел.
Совсем не долгий срок был Игорю отмерен,
Даниловский погост. В Кузьминках лягу я.
Пусть этот путь земной нам дан по нашей вере,
Где упокоит Бог, там с вами буду я.
Тебя в субботу мы похоронили,
Слетали листья, ветер ветви гнул,
Черты твои болезнь не исказила,
Как будто ненадолго лишь заснул.
Молитвы отпеванья доносились,
Во что поверить, кажется, нельзя,
Но со свечами родственники были
И близкие, знакомые, друзья.
И в этот час в сердцах воззвал я к Богу,
Хоть знал его ответы наперёд,
Уйти от нас невинные не могут,
Коль кто виновен, без забот живёт.
А ты жил с ежедневною заботой,
Как тела боль, души своей унять,
Но и когда не получалось что-то,
Не сетовал, чтоб нас не огорчать.
Все эти годы близок был с искусством,
И жизни этой радости любил,
Не жалуясь и не прося сочувствий,
Ты о болезни редко говорил.
Не просто было близ тебя согреться,
В последние был годы нелюдим,
Открыться можно лишь усталым сердцем,
Закрытым от сочувствия к другим.
Но ты себя пытался успокоить,
Шёл к брату и добрее стал к сестре,
Всегда был близок с мамой и со мною,
Хоть я не смог помочь в твоей беде.
Скажу: со мной ты будешь присно, ныне,
И пред могилой голову склоня,
Мне скажут: грех великий есть гордыня,
Горжусь, что сын такой есть у меня.
Беда неожиданно в дом к нам пришла,
Без стука войдя в наши двери,
И так невозможно мелодией стиха
Печаль по утрате развеять.
Вот нет тебя, месяц ещё не прошёл,
Но боль ни на миг не заглохла,
И кто-то сказал, что тебе хорошо,
Но нам без тебя очень плохо.
Рождение Кости справляли вчера,
Решили: пусть на день заранее,
Но место одно было пусто с утра,
Болит в наших воспоминаниях.
Распался обычный семейный наш круг,
Так редко смыкался, не скрою,
Ты сын был нам, многим товарищ и друг,
Не поговорить нам с тобою.
Болезнь за тобою кралась по пятам,
С ней всё рассчитать невозможно,
Вот знать бы, какие опасности к нам
Бредут в этом мире тревожном.
Так низко склонилась моя голова
Пред этой настигшей бедою,
И не подобрать сожалений слова
Коль встречи не будет с тобою.
Но мы не забудем тебя никогда,
Тебя все мы любим сердечно,
Не только ты в памяти – с нами всегда
И жить будешь в нас и навечно.
Нелёгкая забота мне досталась
Стенать, о чём в тоске душа скорбит,
И рана эта не зарубцевалась,
Не только ночью, днём она болит.
С рождения мы связаны друг с другом,
Не только по профессии для нас,
Не жили мы одним «домашним кругом»,
Но расходясь, сближались мы подчас.
Причин я расхождения не вижу,
Скорее, они всё же в нас самих,
Не чутки мы порою к нашим ближним,
Зачем-то тратя силы на чужих.
Быть может и не ждём от них награды,
В ответ лишь благодарности одни,
От близких благодарности не надо,
Мы благодарны тем, что есть они.
Наперекор житейским всем законам,
Не примеряя к ним рассудок свой,
Мы ждём, когда же в трубке телефона
Раздастся голос близкий и родной.
Хоть грустно зная, этого не будет,
Не прозвучит, с уходом в тень угас,
Взываем без надежд: рятуйте, люди,
Но посторонним в этом не до нас.
Тебя уже я месяцы не слышал,
По мне, что год, что день – всё будто вновь,
И всё, что с нами, то тобою дышит,
Когда так обнажается любовь.
Приходит ряд ко мне видений рьяно
О жизни той, беспечной и другой,
Зеленоградский сад и Загорянка,
Где вместе жили дружною семьёй.
И трое вас, детей на пне горбатом,
Как Змей Горыныч, дом он охранял.
О Господи, ну в чём мы виноваты,
Что он нам лишь воспоминаньем стал?
И бабушку, Марины мать, в молчанье
То с книжкой, то к столу спустившись в сад,
А с нею вместе рядом на диване
Прильнувших к сказке рыжих бесенят.
Ты, впрочем, как-то рано отдалился
Близ мамы, мы остались не у дел,
Порою так я на тебя сердился,
Не понимая то, что ты взрослел.
Себя мне упрекнуть совсем не сложно,
Оправдывать не стану ничего,
Я в этой жизни выбрал путь не ложный,
Но только с ложью я прошёл его.
Не возразишь, да я не жду ответа,
Я наши объясненья не забыл,
То утешает – прожил ты полвека,
То плохо, что полвека не дожил.
Но для меня останется навечно,
Не в памяти лишь, будто наяву,
В конце пути, на станции конечной,
С поникшей головой к тебе приду.
Порою просыпаться не спешу
И жду, когда тоска пройдёт, не скрою,
Сажусь за стол, молюсь в тиши, грущу,
Как будто снова говорю с тобою.
О том, что осень, выпал первый снег,
Что ветры покрывают листопадом,
И к мысли той, тебя что с нами нет,
Смириться нелегко, привыкнуть надо.
Сменил ноябрь окрасы октября,
По краю в это время шёл ты лезвий,
И я уверен, в том вина моя
И всех, кто не помог тебе в болезни.
Октябрь листом прощальным отлетал,
Мужался ты, но чувствовал угрозу,
И золото сменила чернота
Глубоких ран от ветров на берёзах.
Надежды были, боль в душе не раз,
И тело с этим не могло смириться,
Ты часто уходил в себя от нас,
Не веря в то, что можешь исцелиться.
Но всё ж случилось в тёмный час ночной,
И мир в твоих глазах застыл без звуков,
И та беда, что кралась за тобой,
Для нас для всех останется с разлукой.
Наукой жить и помогать в беде,
К тебе мы все привязаны сердечно,
И всё, случилось что в твоей судьбе,
Осталось в нашей памяти навечно.
Так нелегко, не просто так сознаться,
С твоим уходом стал наш мир другой,
Не спится по ночам, слова роятся
И жалят безысходною тоской.
Скучает осень, листья облетели,
В природе будто то отозвалось.
Я до сих пор не понял, неужели
Нам пережить случилось, что пришлось.
То осознать слова сочувствий просят,
От Кати утешения дают,
И иногда звоню с отчаянья Косте,
А он ослаб в болезнях от простуд,
От стресса, может, и переживаний
Внезапно наступившей пустоты,
И каждому из нас его сознанье
Подсказывает, что не с нами ты.
Вот фото, вместе где стоим с тобою,
Плечом к плечу, в беседе о делах,
Порою острых, этого не скроет
И снимок с тёмной рамкой на полях.
Тебе я что-то жёстко объясняю,
Ты слушаешь настойчивую речь,
Быть может, возражаешь, я не знаю,
Ещё осталось сколько этих встреч.
Мы в чём-то разны, в чём-то так похожи,
Пишу стихи я эти за столом,
Тишь, утро, редкий шум прохожих,
Спокойствие, но опустел мой дом.
И то не водевиль, не мелодрама,
Одна из самых грустных наших тем,
И первою ушла из дома мама,
Теперь и ты, но только насовсем.
Стоит здесь ваза с белыми цветами,
Стул, на котором часто ты сидел,
И даже чашка толстая с «Битлами»,
Которая осталась не у дел.
Предметы, что рука твоя касалась,
Следы от «сердца горестных замет»,
То от тебя на память мне досталось,
О чём когда-то написал поэт.
От них по-жизни никуда не деться,
Они лишь тень людского бытия.
Тебя хранить в нас будет память сердца
И в этом тоже будет жизнь моя.
Тебя теперь здесь с нами нет,
С деревьев отлетают листья,
Твою я не приемлю смерть
И говорю с тобой о жизни.
Надеялись, что всё пройдёт,
Болезнь твою излечит некто,
Но не случалось каждый год,
И не надеялся на тех ты,
Кто мог помочь в твоей беде,
Твою с «чужою» совместимость,
И недоверия к судьбе,
И лет последних нелюдимость.
Шесть лет страдал ты, но не сник,
Всё ж не всевластна медицина,
Ведь жизнь порой тяжёлый риск,
Опасный, но необходимый,
Которую ты не дожил,
Порой взахлёб, порой с опаской,
Кого-то ты недолюбил,
Не принимал кого-то ласку.
Но думаю, что долго ждал
Её, кто станет близким другом
И в глубине души мечтал,
Тебя оценит по заслугам.
И зная, в трудный каждый год
Тебе помочь необходимо,
И кто оценит и поймёт,
Что ты единственный, любимый,
Напомнив, может, о былом,
О счастье том, что было прежде,
И, оценив тебя притом
Не с жалостью, с большой надеждой.
Но не случилось. Кто решил,
Тому не вижу оправданья,
Поверим в глубине души —
Твои закончились страданья.
А наши только начались,
Ведь любим мы тебя сердечно,
По вере: смерть – другая жизнь,
Но для меня ты в жизни вечной.
Просыпаюсь чуть свет в предрассветное утро,
Не узнать, сорок дней где блуждала душа,
Не понять, почему в этот день поминутно
Вьются снежные хлопья, морозом дыша.
Наконец-то ноябрь на зиму повернулся,
Долго влагу копил, чтоб позёмкою лечь,
Сорок дней как один, не успел оглянуться,
Был ты с нами, а вот тебя рядом уж нет.
Подоконник вороны мне заняли ночью,
Не живые, застыли фарфоровым сном,
Мне напомнили день, когда мрачно и молча
Прикорнула живая над чёрным крестом.
Словно вечностью горя взнеслась на погосте,
Без тебя непонятна людская беда,
Полусонно кивнёт: «Приходите, мол, в гости,
Ненадолго, а там уж, глядишь, навсегда».
Что ни год, выхожу на рубеж обороны,
До конца не изведаны наши пути,
В трудный час я себе пожелаю, ворона,
Твою мудрость и стойкость по жизни нести.
Ограды копья охраняли
Кустов безлиственных, нагих,
В поклоне согнутом склонялись
В снегу уснувшие венки.
Так срок настал сорокодневья,
Кончалась осени пора,
Казалось, что застыло время,
Как будто было всё вчера.
А может, и во время оно,
Где всё недавнее – давно,
Где время, вне земных законов,
В пространства тень погружено
И где ещё была надежда,
Что близок излеченья час,
Что будет солнечно, как прежде,
И тень беды минует нас.
Пути к спасенью не закрыты,
Надежды сбудутся не зря,
Но полоснуло острой бритвой
По середине октября.
Такой беды не ожидали,
Пусть не обласканы судьбой,
Хотя давно о том мы знали,
Болезнь крадётся за тобой.
За нею глаз да глаз был нужен,
Тяжёлый, жёсткий был режим,
Диализ стал твоим оружием,
Но и мучением твоим.
Хотя беду не ожидали,
Она пришла к тебе не вдруг,
Ты не роптал, но мы страдали,
Как тяжек был тебе недуг.
И нелегко как подчиняться
Режиму, про болезнь забыть,
Шутить и ярко одеваться,
С друзьями и родными быть.
Нам было за тебя тревожно,
Не знали мы, с кого спросить,
Но ограничить невозможно,
Не признаёт кто тех границ.
Быть может, не было причины
Чужому доверять уму,
Но ты не верил в медицину,
Хотя неясно почему.
Теперь не вспомню те моменты,
Как можно избежать беды,
И бесполезны аргументы,
Что было б, если бы – кабы.
Свершилось. Церковь. Отпеванье.
Молитвы. Похороны. Плачи.
Застолье «тризны». Упованье,
Что будет «там» тебе иначе.
Хотелось бы мне в это верить,
А кто-то верит в то уже,
Но кто, когда и чем измерит
Всю пустоту в моей душе?
Согреет кто могильный камень
Над тем, кто нами был любим,
Где надписью навечной станет:
«Покоится любимый сын».
Последний день ноябрьский. Сыплет снег,
Ложится на землю неровно и уныло,
Запряталась здесь жизнь на сотни лет
В безмолвье онемелом и застылом.
Деревья сбросили последние листы,
И ветер их пустые треплет ветки,
Нахохлились, к телам поджав хвосты,
Вороны, как декабрьские наседки.
Ограды без особенных примет
Сугробами высиживают зиму,
Метёт позёмка и заносит след
Здесь похороненных, ушедших и любимых.
Ночных составов подколёсный перестук
Однообразные свои чеканит ритмы
И колокольни церкви глушит звук,
О воскресенье, сколько ни читай молитвы.
Был твой уход в чреде нелёгких дней,
Во время между осенью-зимою,