«Хорошо я выгляжу, мама?»
Этот привычный вопрос пронесся в голове Галилы, когда она обернулась и увидела красивую женщину, мелькнувшую в окне материнских покоев.
Галила замерла на краю фонтана, зачарованно вглядываясь в собственное отражение в стекле. В мерцании огней, освещавших сад, ей показалось, что это ее мать стоит там – тонкая фигура в открытом палевом платье с широкой юбкой и шелковой накидкой, вышитой серебром, волосы украшены тиарой, которую ее мать надевала только по особым случаям.
Но сегодня был особый случай – королевская свадьба.
Пожалуй, ее мать не рискнула бы надеть такое открытое платье, но вот глаза были точно как у матери: зеленые глаза кошки, глядевшие на нее внимательно и неприветливо.
Как всегда.
Хотя нет, не всегда. Галила могла вспомнить времена, когда эти зеленые глаза смотрели на нее с любовью, когда мать нежно гладила ее по волосам и называла ее своим котеночком.
Галила пристально разглядывала отражение в стекле, пытаясь увидеть себя глазами матери, то есть придирчиво выискивая недостатки. Именно так смотрела бы на нее ее мать. Если бы была жива.
«Ты очень бледная, Галила», – произнес материнский голос в ее голове.
Голос был воображаемый, но неодобрение, звучавшее в нем, по-прежнему больно ранило.
Она понимала, что должна горевать по матери, но ловила себя на мысли, что горюет скорее об утраченном шансе вернуть материнскую любовь. Или хотя бы понять, почему она ее потеряла.
В чем ее вина? Неужели только в том, что она выросла такой же красавицей, как мать? Но разве это преступление?
Она пригубила бокал, который держала в руке.
«Нет, мама, представь себе, это не шампанское».
Галила предпочитала бренди, и сейчас чувствовала, как его теплые язычки пробегают по всему ее телу и туманят сознание.
Хорошо бы напиться до беспамятства, свалиться в фонтан и утонуть. Кажется, это единственный способ покончить с хаосом, в который погрузилась ее жизнь.
«Не надо мелодрам, Галила. Оставь это Малику, это его стиль».
– У вас платье намокнет.
Мужской голос, произнесший эти слова, был таким же теплым и бархатным, как ночной сумрак, из глубины которого он прозвучал.
Галила обернулась и вгляделась в мерцающую темноту сада.
Незнакомец стоял, прислонившись к арке. Она не видела его лицо, затененное листвой и складками гутры, смогла различить лишь глубоко посаженные глаза и твердую линию подбородка, подчеркнутую короткой бородой. Распахнутый бишт цвета красного вина открывал вышитую тобу, ворот которой был украшен застежкой с желтым сапфиром величиной с младенческий кулак.
Несмотря на то что он был едва виден в тени арки, от него исходило головокружительное ощущение красоты и опасности, хотя Галила и уверяла себя, что это всего лишь действие бренди.
Незнакомец вышел из тени и протянул ей руку.
– Идите сюда. Не стоит портить такую красоту.
Этот комплимент был произнесен довольно равнодушно, разве что немного нетерпеливо, но она почувствовала, что ее сердце расцветает, как цветок под солнцем.
Галила подобрала юбку и осторожно попыталась спуститься, но ее слегка покачивало от выпитого, так что незнакомец забрал у нее бокал, крепко взял за локоть и держал, пока она не встала на ровные камни дорожки. Но это не помогло, потому что от его прикосновения голова у Галилы закружилась еще сильнее.
Незнакомец понюхал стакан и брезгливо поморщился.
– Вы не одобряете алкоголь?
– Я не одобряю пьянство.
Он сказал это впроброс, но Галила почему-то почувствовала укол обиды. Почему? Они ведь даже незнакомы.
Он не был похож ни на кого из ее знакомых, а знакомых у нее было много, особенно после нескольких лет, проведенных в Европе. Он не имел ничего общего ни с европейской аристократией, ни с представителями богемы, с которыми ей тоже довелось подружиться. Она давно решила, что если когда-нибудь выйдет замуж, то только за иностранца – культурного, прогрессивного и образованного, а не за какого-нибудь здешнего варвара, маниакально чтящего традиции пятивековой давности. А этот высокомерный человек в арабском платье был просто эталоном здешнего мира.
И все же он совершенно ошеломил Галилу. Ей хотелось нравиться ему, привлечь его внимание, произвести впечатление на него.
«Хватит уже цепляться за людей!» – раздался в ее голове голос Малика. Вот он научился жить без любви и одобрения окружающих. Тогда почему у нее это не получается?
«Получится», – сказала она себе и потянулась за бокалом.
– Это свадьба моего брата. Я пью за его семейное счастье.
– Спьяну люди часто делают глупости.
Шейх Карим Зирийский не двинул ни бровью, ни рукой. Он даже не сказал, что ей не следует пить. Тем не менее Галила восприняла его слова как приказ. И что еще удивительнее – она ему подчинилась. Наверное, что-то подсказало ей, что с ним лучше не спорить.
Карим воспользовался возможностью рассмотреть ее вблизи. Он весь вечер наблюдал за членами королевской семьи. Принцесса Галила, так похожая на свою покойную мать, заинтересовала его больше всех. Она порхала по залам, как яркая райская птица, от одного гостя к другому, присоединяясь то к одной группе, то к другой, радуясь всем и радуя всех, включая своего новобрачного брата, недавно коронованного короля Халин.
Интересно, ее мать тоже обладала таким искрящимся темпераментом? Может быть, именно этим она настолько заворожила его отца? Он годами изучал фотографии этой семьи, но во плоти принцесса Галила была не просто красива. В ней было колдовское очарование, которому Карим не мог противиться, хотя изо всех сил старался.
«Хотя бы из чувства самосохранения», – подсказывал ему внутренний голос.
Конечно, никакой опасности не было, уверял он себя. Галила показалась ему слишком поверхностной и тщеславной. Она все время старалась быть в центре внимания, флиртовала со всеми подряд. Похоже, она осознавала силу своей красоты и сексуальной привлекательности и бесстыдно ее использовала.
Вот почему Карим удивился, когда она покинула блестящий прием и тихо выскользнула в сад. Он последовал за ней потому, что хотел понять, как мать этой женщины умудрилась разрушить и изменить всю его жизнь, а не потому, что не хотел упускать принцессу из виду. Была ли ее мать настолько же самовлюбленной? Он видел, как зачарованно Галила рассматривала собственное отражение – она была так поглощена, что даже не заметила его появления.
Он не был маньяком, подсматривающим за красивыми девушками. Он был королем, у которого был один неразрешимый вопрос. Хотя, конечно, ему хотелось рассмотреть ее поближе, чтобы понять секрет ее очарования. Но, помогая ей спуститься с бортика фонтана, Карим обнаружил, что она пьяна.
Это было большим разочарованием.
Когда он сказал, что люди спьяну делают глупости, в ее глазах на мгновение мелькнуло нечто, похожее на отчаяние, но оно быстро исчезло, сменившись привычным кокетством.
– Что глупого в том, чтобы наслаждаться жизнью? – спросила она с очаровательной дерзостью.
Галила провела пальцами по своим волосам, высоко подняла их на затылке и снова отпустила, встряхнув головой и внимательно наблюдая за его реакцией.
Карим был не только королем, но и человеком. Он чувствовал желание так же, как и любой другой мужчина. Но он всегда понимал, когда им пытались манипулировать. И как бы ему ни хотелось сейчас опустить глаза и насладиться зрелищем роскошных локонов, рассыпавшихся по обнаженным плечам, он, не отрываясь, смотрел Галиле прямо в глаза.
– Это иногда ведет к саморазрушению.
Гадила была смущена и раздосадована, что ее уловка не подействовала. Но тут же вскинула голову и кокетливо взмахнула ресницами.
– Возможно, у меня есть для этого причины. Это вам не приходило в голову?
– Я уверен, ваша жизнь дает вам массу причин для этого, – сухо ответил Карим.
– Я потеряла мать три месяца назад, – вдруг призналась она с тихой болью. – У меня горе, вы это понимаете?
– Понимаю. – Он коротко кивнул в знак сочувствия, но не более того. Его отец умер, когда Кариму было всего шесть лет, и при гораздо более трагических обстоятельствах. – Но алкоголь тут не поможет. Станет только хуже.
– Еще хуже? Разве это возможно? – горько рассмеялась она. – Мой отец убит горем, он отгородился от мира. Я не могу до него достучаться. Никто не может. – Галила посмотрела на отражение красивой женщины с кошачьими глазами в сверкающей тиаре. – Он так скучает по моей матери.
Это Карим тоже мог понять. Он делал все, что мог, чтобы утешить мать в ее потере, но все было бесполезно. Хорошо, что ему удалось скрыть от нее, что отец не умер, а покончил с собой.
– Она изменила ему, – прошептала Галила. – Но он все равно ее любил. А теперь мы все об этом узнали, и от этого ему еще больнее.
Сердце Карима замерло. Он даже дышать перестал.
– Ваш отец все знал, но скрывал от вас?
Галила горестно кивнула.
Мысли Карима лихорадочно скакали. Он никогда ни словом не обмолвился об этом ни одной живой душе, каким бы тяжелым грузом ни давила эта тайна на его сердце. Когда умерла королева Намани, Карим подумал, что остался единственным хранителем этого постыдного секрета, и был намерен унести его с собой в могилу.
– Он всегда знал это! – В ее голосе звенело отчаяние. – Он даже помог ей скрыть беременность, когда мама понесла от своего любовника. Она родила мальчика, моего сводного брата, но они его сразу куда-то отправили.
Карим изо всех сил старался сохранить невозмутимое лицо. В ушах у него звенело, как будто шепот Галилы был громче пушечных залпов.
– Вот скажите мне, как не напиться от таких новостей? – истерически рассмеялась она.
– У вас есть третий брат? Сводный брат?
У него есть сводный брат?! Его мир не просто пошатнулся – он накренился так, что все, что в нем только было, полетело в тартарары.
– Да! – продолжала Галила, погруженная в собственные переживания и не замечавшая его шока. – Он объявился на похоронах. Рассказал нам, что мама писала ему много лет подряд. Писала, как винит себя за то, что позволила его увезти, скучает по нему, потому что любит его больше всего на свете, – говорила она, глотая слезы. – Потому что он был ее единственной связью с человеком, которого она действительно любила. – Она приложила руку к груди, будто зажимая кровоточащую рану. – Отец был совершенно раздавлен.
Как такое перенести? Мы все были раздавлены. Зуфар решил вмешаться, и что теперь? Где нареченная невеста Зуфара? Сбежала с нашим сводным братом. – Галила в горестном недоумении развела руками. – Зуфар не собирался жениться на Ните. Он был помолвлен с Амирой с самого ее рождения. Но Адир приехал сегодня утром и уговорил Амиру бежать с ним. Он сказал, что это месть за то, что его лишили законных прав.
– Адир, – машинально повторил Карим.
Это имя его брата? Он едва расслышал остальной рассказ.
– Зуфар женился на нашей служанке, только чтобы не отменять свадьбу. Малак куда-то уехал, наверное, отправился играть. А я… Мне и поговорить не с кем. Так что простите мне, что я ищу утешения в бокале бренди.
Галила снова потянулась за стаканом, но Карим выплеснул бренди на камни.
– Кому еще вы это рассказали? – настойчиво спросил он.
– Никому, – пробормотала она, с обидой разглядывая коньячную лужу. – Ну вот, теперь мне придется идти за новой порцией.
– Кто отец Адира? – Кариму удавалось говорить спокойно, но он сжал пустой бокал с такой силой, что чуть не раздавил.
– Этого никто не знает, – покачала головой Галила. – Наверное, мама унесла этот секрет в могилу. Хотя иногда я думаю, не стоит ли порасспросить их. – Она кивнула головой в сторону освещенных окон бального зала. – Наверное, он там.
Карим повернул голову и тоже посмотрел в сторону дворца. Там собралась элита всех соседних королевств.
– Почему вы так думаете? – спросил он как можно равнодушнее.
– Мама никогда не стала бы заводить роман с кем-нибудь из обслуги. Это наверняка кто-то равный ей по статусу. Так что вполне возможно, что это один из мужчин, кто сейчас поздравляет моего брата с его нелепой женитьбой.
Она была права. Его отец был фигурой того же уровня, что и ее мать. Может быть, их роман начался как раз на таком вот празднике. Ее матери было тогда примерно столько же, сколько сейчас самой Галиле. Возможно, они ускользнули в этот самый сад, чтобы предаться страсти, как, наверняка, и сейчас делают какие-то парочки.
Он вдруг представил себе, что они с Галилой могли бы быть одной из таких беззаботных влюбленных пар. Она была неотразимо прекрасна. Теперь он мог понять отчаяние своего отца, когда такая женщина решила порвать с ним.
Если бы он мог сейчас отдаться таким простым удовольствиям – гулять и целоваться с этой женщиной под звездным небом, а не слушать, как она рассказывает ему трагедию его собственной жизни, и не ломать голову, как сделать так, чтобы эта информация не пошла дальше его ушей.
Карим посвятил всю жизнь тому, чтобы скрыть от своей матери правду о смерти отца. И он не допустит, чтобы все это рухнуло из-за того, что красивая женщина перебрала бренди. Вообще-то ему придется заставить молчать всю семью.
– Мы должны вернуться на праздник, – сказал таинственный незнакомец.
Сквозь туман, застилавший ее сознание, Галила понимала, что не должна бродить ночью по саду с незнакомым мужчиной, да еще и выбалтывать ему секреты семьи, только лишь бы удержать его внимание. Но это была запоздалая мысль.
– О, я как раз собиралась сходить за новой порцией бренди, – она игриво улыбнулась.
Но он не ответил на ее кокетливую улыбку, только огляделся по сторонам, что навело Галилу на печальную мысль, что она ему не нравится.
– Знаете что. Мне ведь не нужно ваше разрешение, – дерзко заявила она.
– Посмотрим, – загадочно сказал красавец, взял ее за руку и повел за собой.
От его прикосновения по телу рассыпались горячие искры. Она вздрогнула и оступилась. Незнакомец неодобрительно нахмурился.
«Я не настолько пьяна», – хотела объяснить Галила, но никак не могла составить эту фразу.
Ей казалось, что вокруг него было какое-то особое наэлектризованное поле, и это электричество покалывало ей кожу и заставляло кровь бежать быстрее, она вдыхала его вместе с воздухом, видела его свечение в темноте.
И покорно шла за незнакомцем.
– Вы что, вообще не пьете? – спросила она, пытаясь вернуть себя к реальности.
– Никогда.
– О, может быть, мне удастся вас искусить, – поддразнила она незнакомца, смутно догадываясь, что ее тон был неуместен.
Он вовсе не выглядел ни неискушенным, ни неопытным. И вряд ли он позволяет кому-то влиять на его решения, думала она, разглядывая его профиль, освещенный разноцветными гирляндами. Выражение его лица было очень серьезным, но изгиб губ был нежным и чувственным. Галиле не терпелось узнать, каковы они на вкус.
От этой мысли все ее тело обмякло, ноги подкосились, и она снова споткнулась.
Незнакомец остановился и помог ей обрести равновесие.
– Может, мне отнести вас на руках?
Эта идея позабавила Галилу. Ей, конечно, нравилось кружить мужчинам голову, но она всегда помнила, кто она. Ради своей семьи она должна блюсти свою репутацию и хранить девственность. Хотя на самом деле просто ни один мужчина еще не вызвал у нее желание отдаться ему.
До сегодняшнего вечера. Сейчас ей безумно хотелось броситься в объятия этого мужчины. Это была пьяная и глупая идея, но очень соблазнительная. А ведь она даже не знала его имени.
– А что вы здесь делали? Следили за мной?
– То же, что и вы. Размышлял.
– О чем?
– Об ответственности.
Он по-прежнему держал ее за локоть, и кожа под его пальцами горела. Ей надо бы освободиться. Что подумают люди, если заметят, что они вернулись вместе, да еще и под руку? Ничего хорошего, это точно.
А такого мужчину невозможно не заметить. И Галиле не хотелось возвращаться в бальный зал, где ей придется делить его внимание с десятком других красивых женщин. Она хотела, чтобы прекрасный незнакомец принадлежал только ей, смотрел только на нее, нежно и восхищенно. Хотя сейчас выражение его лица было холодным и решительным. Даже жестоким. Но Галила чувствовала, что за этой непроницаемой маской таится вожделение. Она достаточно знала мужчин, чтобы распознать это. Она не могла не заметить, как незнакомец смотрит на ее губы, и догадывалась, что его терзают те же желания, что и ее.
– Неужели вам никогда не хочется забыть об ответственности и прочих правилах? – спросила Галила, помотав запрокинутой головой и снова приводя в движение блестящие волны густых волос. «Посмотри на меня», – кричал этот жест. «Иди ко мне», – шептал он.
– Мой брат Малак так и живет. Мне тоже надоело быть хорошей девочкой.
– Правда? – спросил он с неожиданной усмешкой и смерил ее взглядом, от которого у Галилы захватило дыхание.
– Что именно? Что я хорошая девочка? Или что мне это надоело? Правда и то, и другое.
Она вспомнила о том, как тщательно пресс-служба работала над ее образом – образом чистой и добродетельной девушки, о ее бесконечных благотворительных балах, о постоянных, но безрезультатных попытках заслужить одобрение матери, о том, как ей приходилось всю жизнь кротко маячить за спиной своих братьев, которые позволяли себе самые экстравагантные и скандальные выходки.
Всю свою жизнь она старалась стать похожей на свою мать, которую все считали безупречной. Но теперь стало ясно, что этот образ был лишь красивой оберткой. Так почему Галила должна подчинять свою жизнь фантому и соответствовать завышенным требованиям женщины, которая сама им не отвечала? И к тому же была уже мертва.
– Так что я намерена делать все, что хочу! – прошептала Галила, прижимаясь к нему и подставляя губы для поцелуя.
– Я не пользуюсь слабостью нетрезвых женщин, – сказал он, даже не глядя на нее.
Его лицо было обращено к сияющим окнам бального зала, рот был сжат в упрямую линию, а глаза горели недобрым огнем.
– Я вполне трезвая, – неуверенно возразила Галила. У нее, правда, кружилась голова, но скорее от ощущения его близости, чем от бренди.
Они были в дальнем, темном уголке сада, где так сильно пахло розами и цветами апельсина, что аромат был почти осязаем.
– Поцелуй меня, – потянулась к нему Галила.
Но он только внимательно смотрел в ее запрокинутое лицо, будто не зная, как ему поступить. Сердце Галилы стучало так, что ей казалось – от его стука содрогается весь мир. Она насчитала шесть ударов, прежде чем почувствовала, как его руки обвивают ее талию, а его дыхание щекочет ее щеку.
Их губы встретились, и вся вселенная замерла, боясь нарушить красоту момента.
Никто никогда не целовал ее так – страстно и нежно, нетерпеливо и властно, будто он хотел пометить ее своим поцелуем, как клеймом. Но она готова была сдаться ему добровольно. Он сжимал ее в объятиях так сильно, что она чувствовала боль, но это только сильнее возбуждало ее. Галила нетерпеливо перебирала пальцами ткань, покрывавшую его голову. Ей хотелось дотронуться до его волос, погладить его кожу, добраться руками до его наготы, скрытой несчетными слоями одежды. Она хотела ощутить вес его тела, почувствовать его внутри себя…
Незнакомец резким движением отстранился.
– Не здесь.
Он прочитал ее мысли?
– Моя комната, – прошептала она, уже обдумывая, как им незаметно и безопасно пробраться в ее покои.
– Моя, – выдохнул он.
Галила не могла понять, звал ли он ее к себе или предъявлял на нее права. В любом случае она покорно последовала за ним к наружной лестнице, которая вела на террасу бального зала. Но на полпути она замерла.
– Моя помада. Все заметят.
– Я думал, вам надоело быть хорошей девочкой? – спросил он с легкой усмешкой, но он все же отступил в тень дворцовой стены.
Она была готова ему отдаться, но здесь ее дом. И сейчас свадьба ее брата. Она – принцесса Халин. И она была достаточно трезва, чтобы понимать, что не следует демонстрировать свои интрижки на официальных торжествах.
Но когда незнакомец прижал ее своим телом к прохладному мрамору дворцовой стены, Галила позабыла все свои благие намерения.
Она почувствовала, как ночной воздух холодит кожу бедер, когда он запустил руку ей под юбку и медленно провел кончиками пальцев вверх по внутренней поверхности ее бедра. Галила застонала от удовольствия и запрокинула голову, открывая шею его поцелуям.
Но вдруг он замер.
Она погладила его по щеке и заставила поднять голову. Его глаза были затуманены страстью, но было в них и что-то холодное, что-то расчетливое. Его лицо горело от возбуждения, но выражение было совершенно отчужденным.
Он хотел ее, это было очевидно, но он вовсе не так потерял голову от страсти, как она.
В душе Галилы шевельнулось разочарование и обида, но она едва успела это осознать, как услышала женский шепот, доносившийся с террасы:
– Это принцесса!
– С кем она? – ответил негромкий мужской голос.
Она подняла голову и увидела, как с террасы на них смотрит несколько человек. Среди них был ее брат, и он выглядел абсолютно потрясенным.
Холодно глядя ей прямо в глаза, незнакомец медленно отступил от нее на шаг. Его не только не смутили нежданные зрители их страстной сцены, но, кажется, он был даже им рад.
– Вы были правы, – бесстрастно сказал он. – Надо было идти в вашу комнату.