Сон как рукой снимает. Ян сумел вывернуть мне наизнанку душу. В его стиле. Теперь в висках стучит, и я привычно делаю жест пальцами, чтобы попросить кофе. Черный, крепкий, отрезвляющий. Время горячего шоколада с маршмеллоу осталось где-то в прошлом, как и усилия, с которыми мне раньше давались самые простые действия. Этот год я потратила с пользой и теперь не уступаю своим сверстникам. Я подтянула знания по программе и даже узнала немного сверх, ну и, очень много занималась магией. С мирс Амелией, с Даром и Китом, с бабушкой, которой ассистировала весь этот год.
Дымящаяся чашка появляется на столике через несколько секунд, и я блаженно вдыхаю бодрящий аромат. В голове немного проясняется. Лезу в шкаф и перебираю такие незнакомые вещи. Многие мы покупали с Яном, и я не надевала их ни разу. Так странно. Тогда они мне не нравились. Вытаскиваю домашнее красное платье – очень милое, доходящие до середины бедра. Переодеваюсь и залезаю на подоконник. Накатывают воспоминания, от которых становится больно.
Я помню, как сидела тут раньше, смотрела на улицу и не верила, что эта жизнь теперь принадлежит мне. Под окнами припаркована хищная оса, и это тоже откуда-то из прошлого, с нашей первой встречи с Яном.
Я настолько проваливаюсь в воспоминания, что показавшийся на улице парень не вызывает удивления. Черные волосы, которые треплет поднявшийся ветер. Широкая спина.
Я наблюдаю за тем, как он садится на свой транспорт, поправляет легкую кожаную курточку, натянувшуюся на плечах, и, заложив крутой вираж, срывается с места. Знаю, что сейчас он пронесется мимо моего окна, но не пытаюсь спрятаться за шторой. Теперь я не боюсь Яна. Той наивной и испуганной девочки больше нет.
Наши взгляды встречаются. Ян замирает, но я равнодушно отворачиваюсь, а когда снова смотрю в окно, осы уже нет.
Маленькими глотками пью кофе и изучаю знакомую набережную, по которой прогуливаются люди. Начинается дождь. Он моросит, и по стеклу текут капли, словно слезы. Мне тоже хочется плакать, но я держусь.
На магфон с мелодичным перезвоном приходит сообщение. Не хочу ни с кем общаться, но все равно тянусь к переливающемуся экрану. В воздухе прозрачной голограммой вспыхивают слова.
«Как все прошло?»
Отвечать не хочется, но молчать глупо, поэтому пишу неопределенное:
«Как-то…»
«Понятно. Значит, не очень. Не хочешь прогуляться?»
«Не хочу»
«А пойдешь?»
Он слишком хорошо меня знает. Усмехаюсь и отвечаю.
«Почему бы нет? Куда подъехать?»
Спрыгиваю с подоконника и направляюсь к шкафу. Отдохнуть не получится, но я в любом случае не усну. Ян слишком меня взбаламутил. Прогулка, кажется отличным решением. А если к ней добавить немного адреналина, то особенно. Мне нужно выпустить пар и отвлечься.
Выбираю черные узкие брюки, они обтягивают ноги, словно вторая кожа, но Монарко научил меня не стыдиться собственного и тела и научил понимать, что ты можешь быть приличным и уважаемым человеком даже с голыми ногами. Жаркий климат не располагает к стеснению. К брюкам достаю белую рубашку и кожаную тонкую курточку, которая не столько греет, сколько защищает от ветра и дождя. На ноги – закрытые ботильоны на шпильке, и я готова. Такой Горскейр меня еще не видел. Надеюсь, я не встречу никого в холле. Пожалуй, на сегодня я исчерпала лимит душевных сил для общения с семьей.
Ян
Выезжаю на осе, специально делаю круг возле окон Агнии и вижу хрупкий силуэт на подоконнике, как тогда, год назад. А она изменилась и сильно. Загорела. Исчезла болезненная бледность, волосы выросли и теперь спускаются почти до поясницы, взгляд стал дерзким и уверенным – красивая. Она и была красивой, но сейчас в ней появились яркость и лоск. Устоять невозможно. Я и не буду пытаться. Мне все равно за кого собралась замуж Мышь. Я ее завоюю. Знаю, что небезразличен. А раз так, у меня есть шанс. Размышляя о насущном, выезжаю в сторону набережной. Я не был на гонках с того дня, как Дар пострадал. Сначала дурацкий отцовский запрет, потом отъезд, а сегодня адреналин бурлит в крови, и я хочу снова окунуться в атмосферу скорости и азарта, хотя бы как зритель. Гонять не планирую, все же у меня был огромный перерыв, я может, и адреналинщик, но не дурак.
Я уже вижу яркие огни и припаркованные на набережной осы, когда раздается трель магфона и перед глазами высвечивается иконка, единственная, которая вылезает даже если я за рулем. Чертыхаюсь и разворачиваюсь, не доехав до друзей несколько метров. Успеваю поймать несколько удивленных взглядов и даже пожать плечами, демонстрируя сожаление. Прибавляю скорость и улетаю в противоположную сторону. Некоторые дела невозможно отменить.
Отец решил отправить меня учиться быть некромантом. Настоящим, жестким, в изначальном понимании этого слова. Он считал, что это научит меня отвечать за свои поступки. Я должен был там вырасти. Я вырос, не спорю. Выяснилось, что мое образование гораздо лучше, чем дают на островах. Поэтому полгода у меня была только практика – грязная, неприятная, отрезвляющая. Я выучился, и папа теперь злится, понимая, какой путь я для себя выбрал, но сделать ничего не может, даже возмутиться публично, потому что внештатный некромант в следственном отделе Горскейра – это почетно. Мне нравится злить отца и немножечко быть полезным. Он в идиотской ситуации, вынужден восхищаться теми поступками сына, которые его неимоверно бесят. Следственный же комитет искреннее рад. Мало кто с тем уровнем дара, который у меня есть, снисходит до разговоров с трупами убитых в подворотне.
Некроманты нашего круга или забывают о своем даре или оказывают услуги наследникам очень богатых усопших. А мне не нужны деньги, дед уже отписал часть наследства, видимо, тоже желая позлить Дариуса. Сам Дариус бесится, но пытается выглядеть хорошим отцом, ну, а я пытаюсь разобраться с работой. И это непросто, она иногда вмешивается в мои планы неожиданно.
Сегодня всего третий мой рабочий выезд. Пока ко мне относятся настороженно, я избалованный мажор, а значит, могу подвести в любой момент. Не хочу подводить, поэтому и мчусь, променяв веселый вечер с друзьями на неизвестный труп.
Чувствую смерть даже раньше, чем успеваю припарковаться. Она уже ускользает. Поэтому бросаюсь прыжком в сторону трупа, чтобы успеть поймать в свои магические сети остатки непонятной субстанции, которая переплетается с моей силой и заставляет лежащую на земле девушку открыть глаза.
Мы лежим лицо к лицу. А она молодая и красивая. Каштановые волосы, дорогая одежда и пустота в глазах.
– Это подарок тебе, Ян, – говорит девушка неестественно, улыбнувшись. – Правда, ведь похожа, скажи?
А я валяюсь, как идиот, и таращусь на незнакомку. Вижу впервые, но да… похожа, и внутренности сковывает льдом.
– Эй, парень, – окликает меня старший смены. – Ты ее знаешь. Она обращалась к тебе? Или это наркоманские штучки?
– Я ее не знаю, но подозреваю, кого она имела в виду. Послание действительно для меня.
Агния
Оказывается, тут не так далеко, если вдуматься. Раньше у меня не было возможности вот так лениво и неторопливо прогуливаться в одиночестве по улицам Горскейра, наслаждаясь ветерком с реки, в котором отчетливо чувствуется запах цветущих кустов, усыпанных яркими, алыми цветочками, названия которых я не слышала.
Несмотря на неудобную обувь, я получаю наслаждение от неспешного шага, теплого вечера и ни с чем несравнимой атмосферы города, который притягивает самых разных людей. Роднит их только одно – они успешны и богаты, другие жизнь Горсрейре просто не потянут. Ловлю восхищенные взгляды. Я лишь недавно научилась их воспринимать нормально и не шарахаться, и думаю о том, что возможно все же смогу полюбить этого город. Определенное очарование в нем, несомненно, есть.
Темно-синяя оса с росчерками молний на боках и мерцающими крыльями останавливается рядом со мной на тротуаре. Улыбка сама собой появляется на губах.
Парень снимает шлем, взлохмачивает непослушные светлые волосы, которые за год в Монарко стали практически белоснежными и говорит.
– Запрыгивай. Сказал же, заберу. Не стоило идти самой. У тебя просто невероятные шпильки. Наверное, устала.
– Я хотела прогуляться. Соскучилась по туманам и легкой прохладе, – отвечаю и сажусь за спину к парню, привычно обнимая его руками за талию. Прислоняю щеку к мягкой коже на куртке, и мы взмываем в небо, а я думаю, правильно ли поступила по отношению к Киту? Возможно, стоило взять себе больше времени на размышления, а не пытаться любыми доступными способами отгородиться от Яна и его возможного влияния на меня.
Мое «да», может стать болезненным для нас обоих. Но Кит сумел принести в мою жизнь то, чего напрочь лишил Ян – спокойствие, комфорт и веру в себя. Это стоит очень дорого. И я, правда, в один момент решила: этого достаточно, чтобы строить отношения. Но сегодня один взгляд холодных стальных глаз – и я снова потеряла покой и себя. Не хочу снова проваливаться в бездну, и должна держаться подальше от сводного. Ничего хорошего рядом с ним не ждет, а вот с Китом мне будет спокойно – он не обидит, не предаст, просто потому, что ни один его поступок не способен меня затронуть так глубоко, чтобы причинить настоящую боль, а не банальную обиду.
С Китом мне легко, мы нашли общий язык сразу, именно поэтому я без раздумий поехала с ним в Монарко, а там… лето. Солнце и беззаботная жизнь. Мне было очень грустно, а он веселил. Даже разница в возрасте не имеет никакого значения. Его бабушка, моя, родители все за этот комфортный союз, пусть и не сейчас, а когда мы оба выучимся. А мы… мы слишком привыкли друг к другу, я поддержала его в трудный момент, когда он думал, что потерял брата, а он вытащил меня из бездны, в которую я провалилась после предательства Яна, наш роман был закономерен, и я не жалею. Главное, не забыть об этом здесь, где нет легкости Монарко. Зато кипят нешуточные страсти и совсем другой ритм жизни.
В этой части набережной много народа. Шумно. Между осами сложно протолкнуться. Они все навороченные и сразу видно, что здесь тусуются не простые детки. Кита помнят и любят, и мы сразу оказываемся в толпе его знакомых. Некоторые лица узнаю и я. С визгом бегу обниматься с Карен, которая, кажется, стала чуточку мягче. Она единственная, с кем из прошлой жизни я общалась. Ну, и иногда с приютскими девчонками, но с ними мы стали слишком разными, чтобы продолжать дружить. Созвоны происходили все реже, а общих тем оставалось все меньше.
Волосы подруги отросли, исчезла пара сережек – одно из брови и одна с нижней губы. Карен тоже рада меня видеть и от этого светло на душе. Она в курсе наших отношений с Китом, и если ее и удивило, что мы вышли из френдзоны, то она не подала виду, когда узнала, и сейчас не задает лишних вопросов. Если сначала оставались какие-то сомнения, то сейчас я ни на секунду не жалею, что приехала сюда. Начать узнавать Горскейр и людей, его населяющих, заново действительно хорошая идея.
Я с кем-то знакомлюсь, кого-то встречаю. Кит тоже растворяется в общении со своими друзьями, которых он не видел почти год. Но парень все равно незримо рядом. Его рука то у меня на талии, то касается кончиками пальцев моих. Эта незримая поддержка значит для меня очень много. Еще бы окончательно вытравить из сердца Яна, и все бы у меня было хорошо.
Черный матовый магмобиль – слишком большой и серьезный – не вписывается в местную тусовку. На таких ездят люди постарше. Чувствую, как рядом напрягается Кит, да я и сама подбираюсь. Ну, демоны забери! Почему нельзя без этого? Мы оба прекрасно знаем, кто пассажир этого максимально комфортного магмобиля. Для нас это значит одно – подъехали проблемы.
Народ чувствует наше напряжение. Задняя дверь открывается, Кит отпускает мою руку и делает шаг к магмобилю. Пауза затягивается, потому что пассажир не спешить выходит. И только мы знаем, почему. Каждое движение. Каждый жест доставляют ему невероятную боль. Чтобы просто стоять приходится тратить уйму сил. Выбраться из магмобиля самостоятельно – непосильная задача. Это знаю я, знает Кит. Знает сам Дар, но ни за что не согласится принять помощь, тем более на людях. Гордый и упрямый. Он выходит медленно, но очень плавно, как умеют двигаться близнецы. И не скажешь, что каждое движение мучительно. На лице, словно застывшая маска, хотя должна быть гримаса боли. Дар тренировался, чтобы не показывать, насколько ему тяжело. Светлая рубашка, черные брюки. И только когда он поднимается во весь рост и делает медленный шаг в сторону замершей толпы, проносится вздох то ли восхищения, то ли шока. На спине парня под рубашкой, и этого не видно собравшимся зрителям, тонкий, изящный, выкованный из серебряной проволоки экзоскелет. Когда Дар в одежде видны лишь части конструкции, призванной помогать ему передвигаться. Металлический скорпион впивается в ключицы Дара острыми отростками, металлическая конструкция идет по позвоночнику, шипами фиксируя мышцы спины, поднимается по шее, фиксирует челюсть с обеих сторон и последние тонкие, как лапы паука, спицы впиваются чуть ниже скуловых костей в лицо. Это не портит внешность Дара. Почти. Серебряные тонкие спицы, в местах сгиба соединенные прозрачными драгоценными камнями, смотрятся как странное украшение. Оторопь берет, только когда понимаешь, что вся это конструкция фиксируется глубоко под кожей парня, пробивая мышцы и сухожилия, врастая в кости.
Рукава рубашки закатаны и видно, что экзоскелет обвивает запястья. На тыльной стороне ладоней по массивному камню, утопленному в плоть, а от него уже невидимые отростки под кожей. Сейчас Дар может почти на сто процентов пользоваться своим руками, это очень большое достижение. Я знаю, он предпочитает не думать о той цене, которую приходится платить каждый день за такую возможность.
Без этого, подпитывающегося магией устройства, ходить Дар неспособен. Не способен сжать ладонь в кулак, а с ним – почти лишен магии, и испытывает постоянную боль – это расплата за юношескую самонадеянность. Но самое страшное, Дара до сих пор тянет на этот проклятый трек, как и Кита.
– Не ждали меня, да? – со злой улыбкой спрашивает Дар у брата, и тот качает головой.
– Надеялись, разум победит.
– Посмотри на меня! – Дар разводит руки широко в стороны, и я все же замечаю на лице гримасу боли. Слишком резкое движение с большой амплитудой. Сотни спиц впиваются в его мышцы и кости. – Разум уже победил. Но кто мне мешает попробовать взять реванш?
Я не знаю, как отношусь к Дару. Он сложный. Наверное, несмотря на тяжелый характер, восхищаюсь. Скорпион, фиксирующий его тело, имеет ту же природу, что и паук на спине Яриши, только скорпион больше, и вонзается в тело Дара глубже. Я не представляю, как он живет с этой болью. И изрядно испортившийся характер, в общем-то, мелочь.
У него был выбор попрощаться с возможностью ходить или позволить упаковать себя в этот страшный артефакт, который нельзя снять даже на короткое время. Говорят, постепенно он станет частью Дара, но уйдет ли когда-нибудь боль? Я в это не верю.