Алое вечернее солнце беспардонно проникало сквозь зарешеченные окна моей спальни. Я только начала засыпать. Мое тело было тяжелым, как огромное животное, уложенное на безупречную гладь накрахмаленных простыней.
Кто-то подошел к моей кровати. Стало зябко и тревожно. Я попыталась открыть глаза, но они не слушались меня.
– Мерзость!
Словно от удара тока, я подпрыгнула. Передо мной стояла мама и держала в руках одеяло.
– Мерзость!
– Что случилось? – сонным голосом спросила я.
– Ты почему спишь в таком виде?
На мне была футболка с пятном от шоколадного мороженого, купленного сегодня папой. Мама была очень красивой, когда злилась, – как воздушный шар, до предела заполненный газом. Ее черные глаза пылали.
– Очень спать хотела, – стала оправдываться я.
– А ремня ты не хотела? – спросила мама. – Тебе кто разрешил спать немытой, как свинья, на чистых простынях? Ты же знаешь, что я это ненавижу!
– Извини, я просто очень устала.
– Да? Ты устала? Отчего ты устала? Чем это ты таким занималась, что даже на душ сил не хватило?
Мама вплотную подошла к моей кровати. Мне срочно надо подобрать нужные слова, но в таком состоянии я способна только на правду.
– Я читала.
– Ты читала и поэтому не приняла душ? – оглушительно тихо переспросила мама.
– Я заснула за книжкой. Я не знала, что засну. Я сейчас приму душ.
Я побежала в ванную и стала тщательно мыться, скоблить, царапать свое тело, как будто пытаясь добраться до души и отскоблить все там. Эти руки-крюки, эти кривые ноги. Я все делаю не так.
Когда я вышла, мама сидела на белом кожаном диване, опустив взгляд на блестящий пол. Мамина грудь подпрыгивала от всхлипываний.
Мама редко плакала. Я была готова на любое наказание. Что угодно, лишь бы она не плакала. Я подошла и встала позади нее, не решаясь дотронуться. Мама ненавидела прикосновения.
Заметив меня, она подняла на меня мутные, водянистые глаза и прошипела:
– Убирайся, сволочь, с моих глаз. Не хочу тебя видеть.
Мама говорила с надрывом, еле сдерживаясь.
– Извини меня, я больше не буду.
Я бросилась к её ногам и поцеловала большую круглую родинку под коленом. Мама резко дернула меня за руку, а что было потом, я не помню. Проснулась от голоса мамы, говорящей кому-то: «Дети – такие сорванцы. Они постоянно падают».
Я лежала с закрытыми глазами. Кажется, мама больше на меня не сердится. Она сказала, что хочет сделать из меня человека. Она хочет изгнать из меня все повадки этого животного. Мама любит меня не на словах, как он, который приезжает раз в полгода и покупает мороженое. Она любит меня деятельно.