Часть I

Одиночество – это дар, не каждый может его принять.

Глава 1

Как я могу именовать себя человеком, когда живу без людей? Страхом смерти устрашённый, я покинул всех. Дни мои истощились, годы мои прошли в океанах. Я добровольно предал сам себя печали, упрёкам и терзаниям своего заблудшего тела. Опасность сторожит меня на каждом шагу, но как же мне жить, чтобы услышать благой голос Отца Небесного: «Рабе благий и верный… войди в радость Господа Твоего» (Мф. 25, 21).

Здесь, в океане, на пути к мысу Горн, я молюсь Господу Иисусу Христу, чтобы Он мне помог разобраться: кто я такой и зачем живу такой жизнью. Я старец немощный, чьи дни подходят к концу. Сущность непостижимая, истина неисповедимая. Я большой грешник и не могу просить Царствия Небесного для себя, но прошу у Господа лишь облегчить мои страдания в этом плавании. Я каждый раз перед молитвой ищу в каюте Духа Святого и не теряю надежды увидеть Его.

По крайней мере, я признаю своё недостоинство, это уже покаяние. Он, Господь Бог, понимает, к чему мне нужен финиш этого кругосветного плавания: чтобы построить часовню святому Преподобному Сергию Радонежскому в память морякам и путешественникам, погибшим на неведомых широтах Мирового океана и не получившим погребения, с надеждой на их воскресение.

Я часто слышу: «Сколько вами потеряно времени в плавании!» Логика обывателей мне понятна. Они хотят, чтобы жизнь состояла только из праздников. Но что тогда будет им в радость? К слову сказать, я не люблю праздники, по-моему, это достояние бездельников. Пока моё сердце тоскует по свежему ветру, я живу, но мало-помалу я старею.

Да! Мне нужно праздничное торжество для того, чтобы вода океана сделалась песнопением, но она пока ещё пустое место, и я, застыв в неподвижности, буду слушать её голос в безлунную ночь.

Я не пишу того, что все знают и понимают, я просто оставляю за собой след. Я принадлежу океану, он и я неразделимы.

Поверьте мне, молодой священник не способен к религиозным поучениям, он не имеет столько веры, чтобы содействовать любви, и надо самому испытать печаль, чтобы понять её.

Поэтому я и говорю своим сыновьям: «Поэзию своей жизни вы создавайте сами, своими мозолями, ссадинами, мучениями собственной плоти. Что вы найдёте, если не будет у вас побед, если у вас не будет праздничного торжества, когда вами построенный храм будет освящаться святой водой?»

Чтобы познать Господа, не надо иметь ни богатства, ни учёности, но надо быть послушным и воздержанным, иметь смиренный дух и любить ближнего.

Сколько бы ты ни учился, всё равно невозможно познать Господа, если не будешь жить по Его заповедям, ибо Господь познаётся не наукою, а Духом Святым.

Я часто говорю сыновьям и внукам, что в жизни они должны взять на себя обязательство – возведение храма или часовни. И тогда в старости им будет куда приходить и отдыхать от трудов, и молиться в тишине. Когда меня спрашивают, зачем я строю часовни, я отвечаю: «Чтобы в России было больше золотых куполов». А сам хорошо понимаю, какое значение имеет храм для верующего человека, сам испытываю на себе его благодатное влияние и потому с горячей душой отдаюсь строительству храмов. Вот и строю храмы и часовни, чтобы было людям где помолиться и поучиться молитве. А ещё хочу, чтобы в храмы, построенные мною, приходили мои друзья, и не было им числа.

Сын Николай! Чтобы познать Господа, не надо иметь ни богатства, ни учёности, но надо быть послушным и воздержанным, иметь смиренный дух и любить ближнего. Сколько бы ты ни учился, всё равно невозможно познать Господа, если не будешь жить по Его заповедям, ибо Господь познаётся не наукою, а Духом Святым. Многие философы и учёные дошли до веры, осознав, что Бог есть, но Бога не познали. Одно дело веровать, что есть Бог, и иное – знать Бога.

Сын Николай! Никогда не расставайся с нательным крестом и не бойся креста. Апостол Андрей сказал игемону, который угрожал его распять, если он будет проповедовать: «Если бы я боялся креста, я бы его не проповедовал».

О, как был бы я рад, если бы сын мой Николай познал Господа. Господи, Ты сам дай ему познать Тебя Духом Святым, как дал Ты апостолам Духа Святого, и они познали Тебя. Как дал сил святому мученику воину Евгению Родионову не отказаться от креста, так и моему сыну моему Николаю дай познать Тебя Духом Святым.

В один монастырь приехал праведный старец. Он прожил несколько дней в монастыре, а перед отъездом братия подошли к нему с вопросом: «Скажи, отче, не поведал ли тебе Господь, кто из нас спасётся?» Старец задумался и ответил: «Могу только сказать про повара: он удостоится царства небесного». Братия удивились, ведь повар жил не по монастырскому уставу и не совершал никаких подвигов. К тому же он был всегда угрюм и мрачен. «Но почему же, отче? – спросили все. – В чём он лучше нас?» На это праведник ответил: «Этот человек сильно обуреваем страстями, если бы не боролся с ними, то стал бы убийцей или разбойником. А он своим поведением не оскорбляет даже монастырского устава».

Вот уже полгода в океане находится неправедное моё тело. Так вырви меня из объятий этой водяной бездны Своей рукой, Всемогущий Господь! Дабы моя жизнь послужила ещё праведным делам на земле. Прости мне греховные дела мои. Неужели я обречён на скитания, как преследуемый, как несчастный, как отчаявшийся? Прислушайся, Господи, к молитвенным словам моим, как душа моя скорбит и тоскует по дому моему! Здесь не перед кем исповедоваться и раскаиваться, только Ты, Господь, слышишь стон души моей и звуки рыданий. Ты, Господь, спаситель души и врачеватель невидимых ран моих. Вечная слава Тебе. Аминь!



По своей воле, я сам предал себя на эти испытания. Почему, Господь, Ты не показал мне в детстве извилистые, мрачные и опасные стези моих экспедиций? Я бы, может, ушёл от этого порока и не был бы так наказан за своё поведение необузданное, дерзкое, за своё желание быть всегда первым в испытании человеческих возможностей. Я с детства готовил себя к победе и успеху, а сейчас всё изменилось. Раньше я собирал вокруг себя друзей, а сейчас хочу, чтобы было побольше врагов и хулителей возле меня. Я взял сейчас в удел себе горечь вместо вкушения сладостей. Я громко кричу и жалобно рыдаю. Если бы я мог увидеть душу мою, то увидел бы её безобразной, изнемогающей и совершенно бессильной.

Св. Иоанн Златоуст говорит: «Жизнь наша и пути худши есть?»; «Путешествующий, в какую сторону захочет пойти – идёт, и в какую не захочет – нейдёт; и когда находится в гостинице, знает, когда пришёл в неё и когда хочет уйти: вечером пришёл, утром уйдёт; а если бы захотел, может замедлить или ускорить уход. А мы, хотим или не хотим, должны неотложно отойти от мира сего; и нам неведомо, когда отойдём; и не в нашей воле, чтобы остаться здесь на несколько времени, хотя бы мы и желали сего, но внезапно находит на нас воистину страшное таинство смерти: душа с трудом отходит от тела, разрывая по воле Божией и расторгая суставы и нити, скреплявшие их естественный союз. И что сотворим тогда, если заранее не подумали об том часе, если не приготовлялись к нему и предстали неготовыми? Ибо в тот горький час уразумеем, как велик подвиг души, разлучающейся с телом! О тогда узнаем, в каком подвиге находится душа при разлучении с телом! Когда скорбит, ища помощи, и нет никого, кто бы ей помог: возводит она очи свои к ангелам и молит их, но безуспешно; простирает руки свои к людям, и нет ей помощи ни от кого, – ни от кого, разве от Бога и добрых дел». (Нил Сорский)

Минуты тянутся как часы, на гребной лодке неудобно абсолютно всё: мышечная усталость, сырость, тишина, страх перед завтрашним днём. Для гребца лодка – чрезвычайно важное звено во взаимоотношениях между ним и океаном. Первые часы на вёслах пролетают незаметно, потом я от усталости засыпаю, не бросая вёсла, но в какой-то момент неудобное положение тела прерывает сон, пытаюсь набраться решимости и начинаю молиться Богу.

Под проливным дождём я не прекращаю грести во всеобщем потопе и всполохах молний. Следующие одна за другой молнии на несколько мгновений заливают мертвенным светом весь океан. Я чувствую, что сердце моё вот-вот выскочит из груди от страха и непрерывной гребли вёслами.

Оказалось, что и в океане нет покоя. Теперь я знаю, что ошибся: я-то надеялся на возможность почивать на лаврах прошлых заслуг, воображал, будто можно сделать запас из побед и рекордов, но ветер невозможно запереть, даже если его нет.

Я был наивным, когда набирал воду из того или иного океана в бутылки и ставил дома в изголовье моей кровати, надеясь услышать журчание воды из-под штевня яхты, но она молчала и не пахла океаном. Я не знаю, что такое душевный покой. Однако я прошу у Господа возможности созерцать красоту Его и посещать святые храмы Его.

Господь, дай мне силу и волю наблюдать за путями моими, чтобы не согрешать мне языком моим. Господи, изнури постом мою душу. Я могу изнурять постом только своё тело. О Господь, Вышний Сын Бога великого, окружи меня воинством небесным Твоим и защити Святым крестом Твоим от всех налетающих ветров искусителя, ибо хоть и присущи мне прегрешения многообразные, но не богохульство. Господи, подскажи мне, грешному, как пройти вокруг света и не отчаяться в жизни мне, проповедующему Евангелие. Господи, я всё прошу и прошу Твоей милости, а сам ничего так и не совершил. Я помню хорошо Твои слова из конца псалма: «…призови Меня в день скорби; Я избавлю тебя, и ты прославишь Меня» (Пс. 49:15). «Кто приносит в жертву хвалу, тот чтит Меня, и кто наблюдает за путём своим, тому явлю Я спасение Божие» (Пс. 49:23).

Раз Бог так возлюбил мир, то и нам следует подражать этой любви. Когда человек отдаёт сердце другому, он становится подлинно богатым.

Что могу сказать я, грешный, взамен этих слов? Ведь это произнёс боголюбец Давид: «Всем сердцем моим ищу Тебя…» (Пс. 118:10). А разве я могу свою суетность выдать за свершения и причислить себя к праведникам? Я постоянно нарушаю клятвы, каюсь в своих грехах, а сам совершаю и совершаю их. Но, Господь, Ты видишь, что нет коварства на устах моих. «Ещё нет слова на языке моём, – Ты, Господи, уже знаешь его совершенно» (Пс. 138:4). «Испытай меня, Боже, и узнай сердце моё; испытай меня и узнай помышления мои; и зри, не на опасном ли я пути, и направь меня на путь вечный» (Пс. 138:23–24).

Раз Бог так возлюбил мир, то и нам следует подражать этой любви. Когда человек отдаёт сердце другому, он становится подлинно богатым. И напротив, богач может быть настоящим бедняком, если он являет скудость в подаяниях, как не имеющий богатства! Мне грустно, печалят меня люди. Каждый занят собой и не знает, чего хотеть. Они покупают пушистые ковры, украшают дом, люди набивают коврами свои дома, но ковры им не в радость. Они завидуют соседу, у него не дом – королевский дворец; и они отнимают у соседа дворец и вселяются в него, но того, что искали, не находится и во дворце. Есть должность, которой люди домогаются и пускаются в интриги. И вот она их, но и должность похожа на необжитый дом; для того чтобы дом стал счастливым, мало роскоши, удобства, безделушек, которые люди могут вместить в нём, считая его своим. Да и что значит «своим»? Ничего, коль скоро они однажды умрут. Поэтому я и смотрю на людей в безмолвии моей любви. Поэтому я и ушёл в океан, затворился в молчании и наблюдаю издали за людьми, я хочу понять их; но когда вернусь из этого плавания, поймут ли они меня?

Для меня счастье – это простое прикосновение моей жены к моему плечу. Я сам великий грешник, но пишу о милосердии Божием. Душа не может иметь мира, если не будет молиться за врагов. Счастлив грешник, который обратился к Богу и возлюбил Его. Кто возненавидел грех, тот вошёл на первую ступень небесной лестницы. Когда помысел не наводит на грех, это уже вторая ступень. А кто Духом Святым познал совершенную любовь к Богу, тот на третьей ступени, но это редко с кем бывает. Чтобы познать любовь Божию, надо соблюдать всё, что заповедовал в Евангелии Господь. Нужно иметь милосердное сердце – любить не только человека, но всякую тварь, жалеть всё, что создано Богом.

Думаю, найдётся немало людей, которые бы восхищались мною. Я ничего не создал и никаких спортивных рекордов не поставил, но здесь, в океане, я воистину творец, воистину художник. Суть моего творчества в преодолении противоречий. Здесь, в океане, мне открылись новые истины. Я слишком стар, чтобы опять и опять уходить в плавания. За это время я потерял друзей, врагов. Я не вижу, как растёт мой сын Николай, сегодня он далеко от меня. Чем он занимается, молится ли Богу?

Сын Николай! Умеешь ли ты молиться? Стремишься ли ты в храм именно для молитвы, для беседы с Богом? Ты скажешь мне: «А я не умею молиться! Это трудно! Это не по моей силе!» Да, дорогой мой сын, молиться трудно! Не случайно богомудрые отцы предупреждают: «Молитва – самый трудный подвиг». Но к ней ты должен себя приучить, а приучать себя к молитве надо с детства. Бог в святых почивает и в самом имени их, в самом изображении их, только с верой надо употреблять их имена, и они будут творить чудеса. Твой покровитель – святой Николай Чудотворец. Проси у него, а он будет просить у Бога, чтобы сбылись все твои желания.

Сын Николай, обретая веру в Бога, ты ощутишь и её могущество. Вот почему я так настаиваю, чтобы ты читал Святое Евангелие в тишине и неспешности.

Я ушёл от людей слишком далеко и устал. Я устал от себя, я хочу наконец слиться с Господом. Я не смотрю в зеркало, чтобы не видеть своё собственное отражение. Оно переполняет меня тоской. Я упрямо молюсь и молюсь Господу, чтобы спросить Его о смысле моих путешествий, чтобы понять, куда ведёт путь, который так настоятельно Он вменил мне. Мучает меня то, что я теперь одинок. Я слышу лишь собственный голос, он возвращается ко мне леденящим эхом пустого храма. Почему я не слышу голос Бога?

«Однажды, – говорит величайший христианский подвижник и всемирно известный философ Блаженный Августин, – я пожелал узнать, где и в каком месте находится мой Бог. Спросил я землю: где мой Бог?»

На память приходит случай из жития преподобного Антония Великого. Сей знаменитый подвижник подвергся в пустыне весьма продолжительному, открытому и яростному нападению демонических сил. Он испытывал непереносимую боль, был избиваем до полусмерти, претерпел неслыханные искушения, с помощью которых враг надеялся уничтожить его духовно и физически.



Когда после многолетних страданий пустынник узрел Иисуса Христа во славе и получил облегчение, он воскликнул: «Где же Ты был? Почему не явился в самом начале, чтобы освободить меня от мучений?» Иисус ответил: «Антоний, Я был здесь, но хотел увидеть твой подвиг. Поскольку ты проявил терпение и вышел победителем, Я буду всегда твоим защитником и прославлю тебя между людьми».

То же самое говорит Господь и каждому из нас: «Я здесь, брате! И ожидаю увидеть твой подвиг. Если претерпишь до конца – узришь славу Божию. Ибо воля пославшего Меня Отца есть та, чтобы из того, что Он Мне дал, ничего не погубить, но всё то воскресить в последний день. Воля Пославшего Меня есть та, чтобы всякий, видящий Сына и верующий в Него, имел жизнь вечную; и Я воскрешу его в последний день» (Ин. 6, 39–40). В молитве познаётся воля Божия – молиться самый тяжёлый труд и самое плодотворное дело.

«Господи, – молю я, – в Твоей воле молчать, но мне так нужен знак от Тебя, тогда я не буду одинок в этом океане». Господи Иисусе Христе, спаси и сохрани меня, грешного. Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь!

Ах, Господи! Я стал и океаном, и яхтой. Тружусь, с упрямым терпением ставлю и убираю паруса. Я не вижу ничего, кроме воды, по которой плыву. И вот я иду против течения. Я обрёк себя на печальное преодоление то течения, то ветра, словно сторож, которому хочется спать, ибо я – суть океана. Люди думают, что знают океан. Они думают, что его знаю я. На самом деле его не знает никто.

Если я жду в жизни чего-то, то только от того, что заложил собственными руками, я отец своих детей и дед своих внуков, они плоть от моей плоти. Я жду от них добра не только мне, но и всем людям, которые придут к ним. Чтобы в их голове не было только: товар в лавке, жизнь в радости и ожидание лишь вознаграждения.

Сын Николай! Не презирай идущих и ищущих, даже если те спотыкаются! Ни на кого не имей в сердце злобы, никого не презирай.

Прощай твоим врагам и не делай того другим, чего не хочешь, чтобы тебе делали, или делай другим то, что ты хочешь, чтобы тебе делали, – вот слова, мораль, которые поймёт каждый народ, всякая личность. Одними этими словами можно победить и покорить всё.

Я заметил, когда я прихожу в гости к одним, я прячу свои руки и опускаю глаза, стыдясь, что под ногтями моих пальцев осталась засохшая краска (ведь по ночам я пишу картины). А в гостях у других моих знакомых просят, чтобы я показал ладони с мозолями. Одних я стесняюсь, перед другими я горжусь. И я понял, как нелепы мои попытки стесняться одних и восхитить других. Я понял, что был неправ, пытаясь спрятать руки в краске.

Мне нет дела, что одни мне льстят и восторгаются, а другие ненавидят. В каждом человеке я вижу нового прихожанина в моём выстроенном храме для Господа Бога. Что до меня, то я совершенно другого склада. Когда я возвращаюсь из плавания, я вижу светящиеся глаза любимой жены, она улыбается, а когда я в плавании, она молится. Она умеет ждать. Я думаю о ней, и она думает обо мне.

Благородство души исходит из уклада, я нарушил присущую мне последовательность. Одиночество меняет не только характер, душу, но и черты лица. Для листа, летящего по воле ветра, нет ветра; для свободно падающего камня нет веса.

Чем больше человек потребляет чужого, тем больше обирает других, тем скуднее его душа, тем больше я жалею его, потому что люди в безумии и злобе отвращаются от небесного благого закона и срываются в адскую пропасть, и необходимо их остановить, отрезвить и спасти.

Мои думы запутались, как леска на удочке у рыбака, и всё в голове у меня перемешалось.

История учит, что истинно серьёзные художники никогда не щеголяли серьёзностью. По словам Паскаля, «человек – думающий тростник». Думает тростник или нет, сказать определённо я не могу, но то, что тростник не смеётся, как человек, несомненно. Я не могу не думать об этом, когда уже семь месяцев нахожусь в океане. Я просто существую сам по себе. Пожалуй, факт этот страшен, но хочу я этого или нет, он, несомненно, существует. Я как «Летучий голландец», во мне многовековая история о блуждающем паруснике. Вот почему мне близки слова Флобера: «Человек – ничто, работа – всё».

Ежедневно, не зная отдыха, я ставлю и убираю паруса, и так все эти семь месяцев. И в эту ночь ветер не прекращался, к утру я почувствовал, что устал больше, чем обычно. Когда вышел на палубу, уже светало. Как ни странно, альбатросы уже летали на фоне розовеющего неба. Стоя в кокпите, я всё время испытывал искушение что-нибудь громко крикнуть, но, естественно, подавил его. Мне почудилось, что я двигаюсь лишь мысленно к мысу Горн, а яхта стоит на месте.

Я уже проходил не раз мыс Горн, я один из немногих, кто воочию видел, с чем придётся встретиться 85-футовой яхте «Алые паруса»… Я живо помню рёв шторма и сокрушительную силу валов, буйствовавших, когда я вёл вокруг мыса Горн яхту «СГУ» с полным парусным вооружением. Зачем опять я иду этим путём? Это заставило меня задуматься, но я не могу уже повернуть обратно. Я знаю, что прежде, чем добраться до мыса Горн, мне предстоит пройти 6000 миль через «ревущие сороковые» и «неистовые пятидесятые» – широты, не защищенные от дыхания Антарктиды. Риск слишком велик. Работы на яхте достаточно, настоящей мужской работы.

Я устал от одиночества, я слишком долго живу без людей. Я слишком стар, чтобы опять и опять ставить и убирать паруса. Я устал сдерживать своё сердце. Я ушёл от друзей, родных, врагов, а к кому вернусь? Я вернусь к моему сыну Николаю, обниму его, и вместе мы станем молиться Господу Богу. Подойдёт Иринушка и тронет нас за плечи, позовёт обедать. Вот в этом я вижу единство любви. Я выглянул из двери штурманской рубки. Шёл такой сильный дождь, что мир вокруг будто исчез. Только приборы показывают, что яхта продолжает идти на восток. Один из великих парадоксов состояния путешественника: если уезжаешь, то жалеешь, что не остался; если остаёшься, жалеешь, что не уехал.



Люди, не упрекайте меня за неупорядоченность и отсутствие дисциплины, я признаю одну дисциплину – дисциплину сердца, жаждущего узреть Господа Бога. Когда вы войдёте в мою часовню на улице Садовническая в Москве, вас покорит её цельность и величие тишины. Благодаря часовне и преданной молитве я отыскал собственный путь. Ни картины, ни книги, которые я написал, настолько не приблизили меня к истине, как строительство часовни и одиночные плавания.

Надо упрощать вещи, жить аскетичнее и выигрывать время, чтобы вместо этого его терять. Стремитесь накопить и совершенствуйте жизнь духовную. Дни и ночи посвящайте усовершенствованию души.

В наше время надо проще украшать храмы, и от этого больше будет пользы. К примеру, орнамент на иконостасе насколько возможно изготовляйте скромно, просто монашеский! А там, где монашество, там простота и скромность. Преподобный Пахомий искривил колонну в храме, чтобы люди не восхищались делом его рук.

В своём монастыре преподобный со многим старанием построил храм с кирпичными колоннами. Видя, каким красивым получился храм, преподобный радовался, но потом подумал, что радоваться прекрасному творению собственных рук – это не по Богу. Тогда он обвязал колонны верёвками и, помолившись, велел братии навалиться и тянуть, чтобы колонны искривились.

Надо упрощать вещи, жить аскетичнее и выигрывать время, чтобы вместо этого его терять. Стремитесь накопить и совершенствуйте жизнь духовную. Дни и ночи посвящайте усовершенствованию души. Иисус говорит: «Познайте истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8:32). «Для того чтобы дать другому воды, надо, чтобы он жаждал» (Паисий Святогорец).

Познание истины и приобщение к ней служит предпосылкой нашего спасения, но чтобы познать истину, мы должны освободиться от тех «истин», которые мы навыдумывали и о самих себе, и об окружающем мире и которые, как кора, скрывают суть вещей. Чтобы узнать правду о самих себе, нам нужно изолироваться ото всех вещей вокруг нас, с которыми мы себя легко отождествляем. Ибо очень часто нашим «я» становится машина, которой мы обладаем или о которой мечтаем; мебель, которой обставляем свой дом; одежда, которую на себе носим. Мы приходим в такое жалкое состояние, что становимся тождественны вещам, окружающим нас и определяющим нашу индивидуальность и наше счастье. Отсюда становится понятной необходимость аскезы, которая является важнейшей составляющей православного, евангельского вероучения и жития. Это касается не только нас, священников, но и всякого человека, желающего узнать правду о себе, о Боге и о мире. Потому что именно аскеза освобождает нас от тех элементов (материальных и духовных), которые окружают нас некой изгородью, а над нашей головой закрывают небо. Но кто-то из моих друзей может обмануться, простодушно поверить, будто радуют сами по себе деньги, машина, золотые украшения и дорогостоящая яхта. Мне хочется всё расставить по местам. Те, у кого нет Бога в сердце, заполняют его материальным миром. Они собирают богатство и тут же сердятся на ими же собранные вещи. «Может ли быть, чтобы, разбогатев, я не стал богаче?!» – негодуют они, подсчитывают, сколько ещё нужно накопить, потому что богатства явно недостаёт.

Как-то раз ко мне приходил один человек, он мог управлять яхтой и, как он думал, может управлять и деньгами, которые он накопил, ведя свой рискованный бизнес. Я увидел тоску в его глазах и сказал: «Друг мой! Брось всё и купи спортивную яхту, на которой мы отправимся в кругосветное плавание для побития мирового рекорда «Кубка Жюля Верна». А когда вернёмся, ты по-другому посмотришь на свою жизнь и на то, чем ты так дорожишь». Но он сказал: «Мне надо ещё увеличить свой денежный капитал». Я не смог его убедить и заинтересовать кругосветным плаванием. Вскоре его осудили и дали тюремный срок. Он выбрал смотреть на мир через решётку, а не с палубы своей яхты, огибая мыс Горн! И вот сейчас я за него молюсь, не как за плавающего и путешествующего, а с грустью – за страждущего и сидящего в темнице.

В попытках найти себя вы обречены находить пустоту. Не на что надеяться, если любишь лишь самого себя, но я уже говорил тебе, сын мой Николай, справедливый не делит сокровища, потому что их у него нет!

Люди не верят словам моим? Приходит время великих несправедливостей, когда от человека под страхом смерти требуют быть «за» или «против». Благодетельствовать тому, чем ты сможешь воспользоваться, это неправильно и не по Православной вере.

Я расскажу тебе, сын мой Николай, как пришёл к вечеру в наш дом странник. Он вошёл в комнату, поставил палку в угол и улыбнулся. Твоя мама окружила его заботой, а я спросил: «Откуда путь держишь?» Он ничего не говорил, но я по его могущественной улыбке понял, что к нам вошёл друг. Через некоторое время он ушёл, угол в комнате опустел, но в нашем доме осталась его светлая улыбка, и нам не жалко того времени, которое мы ему уделили, и стакана молока с хлебом, который ему дали. Он нам больше оставил: свою улыбку в наших сердцах.

Благодетельствовать тому, чем ты сможешь воспользоваться, это неправильно и не по Православной вере.

Изменяется всё вокруг в океане, и я изменяюсь, и моя лодка тоже чувствует это, ибо всё зависит от Господа Бога, ибо кому известен предел его могущества? В океане не чувствуешь, в чём смысл времени, время для меня враг. Я плыву, плыву и плыву. Я ничего не оплакиваю. Я само бдение посреди открытого океана. Но те, кто не принимает время в расчёт, вечно сражаются с ним. Оно – путь к Господу, и поставить предел этому пути невозможно. Я опускаю вёсла в воду, словно бы умиротворяя волнение океана. Миля за милей движется моя лодка, но не в монотонности гребли вёслами моя суть.

Там, на берегу, люди говорят, что я такой или эдакий, у меня нет ничего; но они никогда не скажут, что я моряк, плыву по океану, обручился с морем. Я отец, я родил детей, и у меня есть внуки, жена моя не бесплодна. Я русский, служу России, мои вёсла и мили приумножают славу России. Я где-то прочитал, не помню у какого автора: «Жизнь людей была бы немного проще, если бы они вовсе не покидали собственный дом». Да, слова хорошие, и совет тоже неплохой, но я не из тех, кто может просидеть всю жизнь в одном месте, делая одно и то же день за днём. Уходя из жизни, эти люди сетуют: «Такая уж была у меня судьба!» Это не для меня. Я хочу, чтобы моя жизнь была приключением, пусть не всегда весёлым, неважно.

Однажды молодой Карл Маркс объяснял, почему человек является существом универсальным: только он может жить в рамках любого вида. Проще говоря, человек может вжиться в шкуру медведя, кошки или собаки, может представить себя насекомым; тем более универсальна человеческая особь, чем богаче её жизненный опыт и воображение. Если ты пошёл по стопам путешественника, то надо знать одно: не ты выбираешь экспедиции, а экспедиции – тебя. Вот мне приходится то пересекать Гренландию на собачьих упряжках, то подниматься на Эверест, то идти на лыжах к Северному или Южному полюсу, а вот сейчас – вести яхту к мысу Горн.

Океан вокруг покрыт гибельным туманом, моя яхта, как на ощупь, идёт во тьме. По справедливости, я обречён всё плавание жить при такой погоде, но я сам выбрал этот путь. Туманы в этих широтах, как мои грехи, неправедные, скользкие и мерзкие. Сколько тысяч миль я прошёл, но отряхнуть прах грехов моих не смог. Я уже получил здесь всё, что заслужил. Стал самоуверен, возомнил, что сам смогу пройти этот путь, но не получается, без Господа этот океан не преодолеть. Моя самоуверенность уготовила мне погибель; словно запачканная одежда, стал я нечист. В штурманской рубке я окружил себя иконами святых и наполнил молитвой яхту, и отказался от прежних своих привычек, о чём здесь не место писать, и к Тебе, Господи, не спиной, а лицом повернулся. Помню, что сила моя немощна, поэтому припадаю к Тебе, Господи, подкрепи же меня, изнемогающего и падающего. Аминь!



Снова увидел айсберг по носу яхты: очень большой, стоит, как небоскрёб. До него миль десять. Плохо, что уже солнце садится, и через час будет темно, а у меня скорость 5 узлов. Это значит, что часа два до него идти, в темноте придётся проходить мимо. Я всё время буду повторять: «Грешен, Господи, грешен, о своих грехах я свидетельствую сам…»

Я нуждаюсь в доброте, я хочу узреть Бога, но я помышляю всегда о делах земных, и Ангел не приходит ко мне. Сын Всевышнего, Господь Иисус Христос, смилуйся, сжалься, возлюби меня. Посмотри на меня, брось взгляд на яхту мою – мы затерялись в этом океане. Я и моя яхта бессильны против айсбергов. Узри смятение и отчаяние моё. Услышь немые стоны мои и жалостный плач мой. Я надеюсь только на Бога, на себя – нет, и потому умоляю Тебя: «Милосердно взгляни на меня, Господь Иисус Христос. Ты же, Господь, защита и спасение моё вечное».

Господи, не лиши меня вовсе надежды на спасение. Я с трудом преодолеваю трудности и страдания, плыву по водам нехоженым. Я удивляюсь, прихожу в отчаяние, недоумённый, ошеломлённый. Если и дальше будет столько айсбергов, что со мной и моей яхтой произойдёт? Стыжусь сказать, но мне кажется, что айсберги посланы преисподней. Здесь нет жаркого северного, с экватора, ветра, да и солнца, чтобы растопить твёрдый лёд айсбергов. Никто не может мне помочь предотвратить встречу с айсбергом. Вся надежда на Тебя, Господи Иисусе Христе.

Я немощен, когда надо творить добро; я бессилен, когда надо делать полезное и нужное. Горе мне, грешному! Как выбраться из этого района? Ибо многочисленны айсберги из Антарктиды, и не счесть, сколько ещё их будет на моём пути. Ужасно и страшно, здесь мрак и непроницаемый туман. Яхта полна отчаяния. Моими мыслями овладевают айсберги и лёд, от коих нет избавления.

Всё здесь так, как говорил пророк: дождь, туман, холод, шторм, нет солнца, нет звёзд, нет луны, нет неба голубого. Прошло лето в этих широтах, наступила осень, а ничего не меняется, всё одинаково. Здесь нет понятия – грянула зима, наступило лето. Здесь есть одно – мыс Горн, этим всё сказано!

День прошёл, утешение исчезло. Подошла ночь, беспощадный холод долгого пути. Над горизонтом виднелся густой шкваловый воротник, с юга потянул слабый, но постепенно усиливавшийся ветер…

Для живого быть полумёртвым немногим лучше, чем быть мёртвым. Я только имею надежду на милость Твою, Господи. Убереги меня от страдания и айсбергов и доведи до берега земного к людям, как некогда во времена Моисея Ты повёл евреев в тихий покой Земли обетованной. Приведи и меня, очисти от моих грехов. Моя душа совершенно измучена сомнениями. Я рядом с айсбергом подобен овце, обречённой на закалывание. Как говорится в притче? «И я, заблудший, бродил в безлюдных горах». Так же и я один в бескрайнем океане, а айсберги – злые волки.

Не хватает слов, чтобы рассказать о страхе и бедах моих. Я, как неразумное животное, обречён на скитания. Сколько мне ещё блуждать в безлюдных местах? Сколько мучиться моей душе израненной? Только ты, Господи, можешь спасти меня и исцелить. Пусть, как во времена Ноя, повеет сладостный Твой ветер и уничтожит губящие людей айсберги. Ты, Господь Всесильный и Всемогущий, укажи мне способ, как пройти к мысу Горн, минуя айсберги, и прости мою непокорность в этом бескрайнем пространстве. Вспомни меня, Господи, заслони меня, грешного, от тревожащих меня дурных ветров. Слава Тебе во веки веков. Аминь!



Я задумался, на лбу появились складки. Мне в жизни много приходилось переносить… К словам моим прислушивайтесь, так как в них только правда, я не могу не сказать правды… Да, сильнее правды ничего нет. Я ничего не боюсь, так как мне ничего не надо, мне нечего бояться. Ни в какую политику я не вмешиваюсь, ничего не понимаю, ведь я простой человек, я не сержусь ни на кого. «Неправда поможет открыть правду!» Я лишь высказываю своё мнение, а соглашаться с ним или спорить – дело читателей.

С правого борта плывёт айсберг. Он не чисто белый, а загадочно мутный. В такой момент ты ничего не можешь сделать, а просто стоишь и смотришь на него широко раскрытыми глазами. Может быть, этот айсберг отделился от Антарктиды, как взрослый сын от матери, и стал жить самостоятельно, всё дальше и дальше удаляясь. Может, по его льду когда-то ходил Роберт Скотт, или Амундсен, или другие великие люди, которые открывали ледовый континент.

Ночь, идёт дождь, со всех сторон окружён тьмой беспросветной. Предел видимости сузился донельзя. Неужели Господь явил на меня гнев? И в мыслях моих приговор для меня за мои грехи земные.

Талант художника даровал мне Господь, а я его расточил в блужданиях по океанам, и драгоценный свой дар я утопил в океанской пучине, как нечто презренное. И мои надменно сложенные руки по справедливости стали деревянными, как вёсла на лодке; они потеряли способность создавать картины, а я бываю безрассуден.

В одном монастыре был послушник, который обладал изумительным голосом. Однажды в обитель приехал профессор консерватории и стал уговаривать послушника уехать с ним. В конце концов уговорил, послушник оставил монастырь, поступил в консерваторию. Прошло несколько лет, у ворот монастыря появился грязный калека. Это был певчий. Что с ним приключилось? В городе он полюбил веселье, связался с плохой компанией, заразился дурной болезнью. В монастырь вернулся покаяться и спокойно умереть. Расточая Божие дары, не завоюешь земной славы, а если и приобретёшь её, то блеск очень скоро угаснет.

Тщеславие мешает мне сойти с накатанной дороги путешественника. Что я заслужил, с какой мольбой предстану перед Тобой, Господи? Буду просить Царствия Небесного, но под тяжестью грехов я согнулся и не увижу благолепия славы Твоей, Господь. Иисус Христос, Сын Бога живого, Создатель Неба и Земли, помилуй меня, многогрешного.



Ночь была бурной и такой тёмной, какую можно наблюдать только в океане. Несмотря на кромешную тьму, белые гребни волн выступали из мрака, как гигантские чудовища, нападающие на яхту, и при чудовищной качке каждое движение давалось с трудом. «Господи, – молил я. – Дай мне силу любить! Помоги стать пастухом, чтобы смочь пасти белых барашков волн Твоего океана».

Кто в некоторой мере не живёт для других, тот совершенно не живёт для себя.

Нет предела, за которым иссякла бы мощь моего духовного состояния. Как остановиться в гребле вёслами, если каждый взмах твой приближает к земле? Я всегда говорю сам себе, когда мне кажется, что я устал: «Ты творишь обряд». Гребок за гребком и ещё гребок меня приближают к любимой женщине и матери моих детей; так и до́лжно к возлюбленной идти по камням, продираясь сквозь колючки, и тогда тебя будут встречать из такого плавания как чудо – ты похож на воскресшего из мёртвых. Только с такими мыслями можно преодолеть океан, так возникает любовь.

При каждом движении вспоминаю я Бога. После каждой пройденной мили на восток простираю руки к небу и благодарю Господа: «Господи Иисусе Христе, протяни ко мне вожделенную десницу Твою. Укрепи меня, даровав милосердие Твоё. Развей вместе с этим ветром океанским мои грехи. Присовокупляю прегрешения всех людей к своим. Я – пастух и презренный наёмник, пасущий стадо убегающих и догоняющих штормовых волн с их большими гребнями; пастырь я, присматривающий за стадом вечернего бриза. Здесь, в океане вселенском, я заблудился в вечности. Сам себя смертельно караю и порицаю. Чьею рукой, по чьему повелению и ради чего я направлен сюда, от Бога это плавание или?..»

Сын Николай! Кто в некоторой мере не живёт для других, тот совершенно не живёт для себя. Знай, что кто друг тебе, тот друг и всем. Я всё думаю, как истолковать сказанное в притче: «Сердце мудрых в доме плача, а сердце глупых в доме веселья». Кому не случается сказать глупость? Беда, когда её высказывают обдуманно. Мой отец твердил: «Умей, сын, найти радость в рутинной работе и в вечном созерцании звёзд. Это вся наука для моряка». В этой бесконечности лежит стимул вечной работы. Действие окружает Великий океан. Он указывает на очевидность и действительность. Океан не человек, он всегда предупреждает, а в человеке заключено злобное намерение ударить в спину без предупреждения – это неправильно. Я мыслю о том, чтобы человек был похож на океан. Я хочу, чтобы в этом плавании я обжил океан и сам себя, но что мне обживать?

Я обжил свою лодку. Я один в холодном океане. Сгорбленное моё тело, затерянное в ночном океане. Со скорбью смотрю: «Вот Орион, вот Южный Крест, вот дорога Млечного Пути». Я запомнил свои звёзды. Мы понимаем друг друга, но я скучаю по Полярной звезде и Большой Медведице, а внутри у меня словно бы повернулась стрелка компаса, и я сразу ощутил тёплое Азовское море, к которому ведут звёзды, где я в детстве со своим отцом уходил в море на сейнере «Минусинец». Мой отец Филипп пятьдесят лет ловил рыбу, и каждый выход в море был осмысленным. Он научил меня читать звёздную карту, ловить ветер, узнавать погоду по красному небу и заставил меня ценить жизнь, не делать главным в себе желудок. Он повторял: «Твоя пища должна питать не только тело, но и душу». Я любил своего отца, и мне нравится, когда мои чувства, будто намагниченная стрелка компаса, тянутся к дому, где я родился. Там хлеб был дружеским, а молоко дышало теплом маминых рук. Я скучаю по запаху ячменной муки.

Больше всего я повествую в этой книге о том любопытном и удивительном, чем богат мой внутренний мир, и об океане, в котором провёл большую часть своей жизни. Говорю я здесь и о свободной моей философии, как хочу, и пусть люди осуждают меня: «Это обмануло наши ожидания. Уж слишком скучно…» Так скажут яхтсмены и молодые путешественники, которые ждут от моего повествования больше приключений и романтики. Ведь я пишу о том, что безотчётно приходит мне в голову. Разве могут мои небрежные наброски выдержать сравнение с настоящими книгами, написанными по всем правилам искусства? Да, собственно говоря, я вас ничем не удивил? Многие любят хвалить то, что другие находят плохим, и наоборот, умаляют то, чем обычно восхищаются…

Отчего в природе человека, венца творения, столько беспорядков? Отчего в жизни его столько неустройств и безобразий? Оттого, что он сам вздумал распоряжаться собою, помимо воли и разума Творца своего.

Была ясная лунная ночь в десятых числах первого осеннего месяца Южного полушария. Дельфины подошли с правого борта, резвились и выпрыгивали впереди форштевня, но я, прислонившись к мачте, оставался безмолвным. Мне стало грустно. Я лишь созерцал сокровенное сердце полной луны. Как ощутимо одиночество, когда океану нечем занять меня! Что со мной? Дельфины меня больше не радуют, спит океан, отдыхает ветер, стареет луна. Тупое ожидание ветра мне в тягость, тоскливо и скучно, я грустно застыл у мачты. Печалит меня утраченное время, снедает тоска от того, что яхта стоит на месте. Я как будто попал на каторгу; там, на каторге, долбят землю только для того, чтобы долбить. Так и у меня: ставлю и убираю паруса, ищу ветер, а его нет и нет. От долбёжки в людях ничего не меняется, так и у меня – ни одной мили не прошёл за сегодняшний день. От тяжкой работы на лбу тот же пот, что и у каторжанина, но всё изменится, если паруса поймают ветер. Ветер придаст смысл моей тяжкой работе, и мне откроется доступ к смыслу жизни, который состоит в том, чтобы подниматься со ступени на ступень всё ближе к Господней славе.



Сын Николай! Отчего вся природа и всё в природе устроено мудро? Оттого, что Творец ею распоряжается и управляет. Отчего в природе человека, венца творения, столько беспорядков? Отчего в жизни его столько неустройств и безобразий? Оттого, что он сам вздумал распоряжаться собою, помимо воли и разума Творца своего. Вся твоя жизнь будет вращаться в мудром, прекрасном, величественном и животворном порядке, и вся она будет прекрасна, как у святых, божьих людей, которые передали себя всецело Христу и которых Церковь предлагает нам ежедневно в пример для подражания.

Сын Николай! Подражай только святым угодникам, и твой жизненный путь будет прямым.

Я перекапываю океан вёслами ради пройденных миль. Гребу ради праздника, который будет в конце пути, кажусь счастливым и богатым только знанием о Божественном узле, что связует воедино меня с Вселенной. Я жду, чтобы пришло ко мне что-то с неба, чтобы явился Ангел-Хранитель и оказал помощь и оживил моё сердце.

Что мне делать, я не видел Господа! Я оглядываюсь вокруг на качающийся океан и охвачен смятением, словно в преддверии истины, она ещё не открылась мне, но, чтобы она была, я должен её постичь. Одиночество всегда молчаливо: сегодня я мрачен, молчалив, почти зол.

Чем больше я путешествую по другим странам, тем больше люблю свою Россию. Как поразить невидимое? Как победить то, что есть и чего нет? Чтобы испытать последнюю надежду, подымаю полный грот до верха мачты и наблюдаю, есть ли поток воздуха в верхних слоях или там та же самая тишина, но тяжёлый парус опускается всею своею тяжестью на гик и напоминает гробовой саван, покрывающий труп.

Вчера океан волновался, пенился, был утомлён, но заметно было, что это не раздающаяся ярость, напротив, даже не наблюдая долго, можно заметить, что гнев его был истощён, что рёв его был глух. Ветер и гроза прошли уже, между тем ещё раздавалось эхо бури или лучше, это было бешенство без угроз, лихорадка умирающего, слова прощения. Сегодня же наступила тишина, глубокая тишина, как в пустыне, безмолвная, как в могиле, нет волн, нет волнения в воздухе и облаков на небе. Только там, на горизонте, висят чёрные фантастические массы, удерживаемые невидимою и могущественною рукою и готовые снова остановиться над усыплённым океаном. Вот ещё одна сложность, над которой стоит задуматься: когда я состарился, от меня ушли одно противоречие за другим, и у меня всё меньше вопросов. Господи, отвори свои ворота, позволь мне войти туда, где не понадобятся ответы. Господи, помилуй меня, грешного!

Вся ночь была напряжённой: налетали дождевые шквальные тучи, пришлось убрать солинг и поставить стаксель. И сейчас, на рассвете, яхту обложили шквальные тучи.

Сын Николай! Не унывай и не приходи в отчаяние, когда чувствуешь в душе своей убийственное дыхание и брожение злобы и лукавства, нетерпения и обмана или расслабление от нечистых и скверных помышлений. Борись с ними неослабно и терпи мужественно, всесердечно призывай Господа Иисуса, Победителя ада. И Господь, видя твоё смирение и твою борьбу, поможет тебе. Призывай в помощь и скорую заступницу, Пресвятую Деву Богородицу, говори: «Исцели, Пречистая, моя многонедужные струпы, яже в души, прожени враги, иже присно борются со мною» (канон Ангелу-Хранителю, песнь 3, и ныне).

Что я дам Господу после моей смерти? Я хочу дожить до глубокой старости. Хочу истратить жизнь и себя на труды. Я уйду в землю, а на ней оставлю плоды моего труда. Я построил храмы и часовни. Ты, сынок, должен их беречь и служить в них Господу Богу.

От молитвы я могу заплакать, но от прогресса человеческого не выжалось ни у кого ни одной слезинки. Деньги считаются корнем всех земных зол, и мы твёрдо верим, что богатому человеку никаким способом не удастся проникнуть на небо, но богатые люди жизнерадостно мирятся с вечной погибелью!

Всякий раз, как я замечаю угрюмые складки в углах своего рта; всякий раз, как в душе моей воцаряется промозглый, дождливый ноябрь; всякий раз, как я ловлю себя на том, что начинаю останавливаться перед вывесками «Ритуальные услуги» и пристраиваться в хвосте каждой встречной похоронной процессии, тогда я принимаю решение, что мне пора отправляться в плавание, и как можно скорее.

Я узнал, что рисковать своей жизнью и соглашаться на смерть не одно и то же. Подымаясь на Эверест, ты ставишь на кон собственное мужество – единственное, чем ты располагаешь и чем рискуешь на склоне горы. После успешного восхождения ты греешься в лучах своей победы, но всего несколько часов, а затем плечи мои отягощает слава. Да, короткое время, ибо жить победой невозможно.

Смертельный риск при восхождении на вершину Эвереста (8848 метров) – подарок, который ты даришь только себе. Тебе нравится дышать полной грудью на вершине горы, там, где нет кислорода. Согласившись рисковать собой, ты непременно расскажешь, как это было, и продолжишь жить дальше.

Поверьте мне, что мы рабы не столько своих страстей, сколько привычек. Привычка – наш неразлучный друг и наш самый постоянный враг. Привычка – второе существование, которое мы получаем, как и первое, не имея возможности противиться. Чтобы хорошенько понять истины, которые я излагаю здесь среди тысячи других, толпящихся в моей голове, надо, чтобы вы путешествовали. Конечно, мы стремимся к Господу, но из того, кем ты можешь стать, совсем не следует, что сейчас ты уже таков.

Путешествуют не затем, чтобы пробежать весь мир. Посещая ежедневно новые страны, тело может быть неподвижно, в то время как голова обнимает всю Вселенную.

В своей «Школе путешествий» в городе Тотьма я говорю ученикам: «Путешествуют не затем, чтобы пробежать весь мир. Посещая ежедневно новые страны, тело может быть неподвижно, в то время как голова обнимает всю Вселенную. Один отыскивает пружины строения человека, другой – его органы, третий роется в истории и строит новый мир на прежнем мире, поглощённом столетиями. Один изучает философию народов, чтобы составить разумный закон; другой, ещё смелее, старается найти тайны Божества среди огненных миров, цвет, ход и величина которых не составляют уже для него тайн. Такие люди тоже путешествуют, и путь их длинен и труден, уверяю вас, что эти простые вопросы очень важны.



«Слово Божие, оно никогда не может находиться в противоречии с истинной наукой», – так говорил отец русской науки Михаил Ломоносов.

Живописец может судить о картине, архитектор может судить о здании, сапожник об обуви, путешественник о путешествии. Никто не должен быть судьёю в своём собственном деле. Уже в десять лет от роду я научился от своего отца и его команды с сейнера «Минусинец» закреплять фалы и был способен завязать пятнадцать или двадцать самых простых морских узлов с закрытыми глазами. Мог ослабить снасти по свистку или стоять у штурвала и держать курс прямо на юг. Итак, самым лучшим наследством сына бывают заслуги его отца. Уважение между отцом и сыном должно быть обоюдным. Одно море сродни одному экипажу, другое – другому, это истина, о которой говорил мой отец. Он был хорошим моряком на Азовском и Чёрном морях.

Сейчас ночь. На юго-востоке висит на небе Южное сияние. Небо звёздное, но с юго-запада над горизонтом поднимаются чёрные тучи, они постепенно закрывают звёзды. Тучи движутся в мою сторону. Я наблюдаю, как звёзды пропадают за тучами. Скоро буду убирать парус солент и ставить стаксель. Ветер постоянно заходит на запад. Вдруг ветер умолк, и океан смолк тоже, как будто бы Божия рука опустилась в воду. Барометр ещё молчит. Что же такое происходит с океаном? В эту минуту всё было печально и торжественно в природе, что делало эту сцену мрачной. Океан: то мрачный, как пропасть, то блестящий, как пожар от света Луны – он уже не был врагом, с которым приходилось сражаться, это был хозяин или властелин, перед которым следовало преклонить голову.

Архитекторы и строители отдают первенство материалу, из которого будет строиться часовня (я им верю и тоже с ними выбираю и приобретаю красивые кирпичи). Люди не интересуются, каким образом я намереваюсь построить храм, где будут молиться. Они не спрашивают, откуда я возьму камни и какой из архитекторов мне подойдёт. Я должен из этих камней проторить молитвой дорогу к Господу, она поведёт мой народ к храму. И изнемогая, складываю в стены кирпичи и камни, чтобы часовня стала прекрасной; но этого недостаточно, чтобы часовня согрела душу и сердце, и хотелось в ней молиться. Достаточно одного-единственного камня, на котором должен быть лик Господа Бога Иисуса Христа.

Не стремитесь удивить людей тем, сколько ушло денег и сколько камней было потрачено на вашу часовню. Господь хочет знать, с какими усердием и любовью ты строил и кормил ли ты ужином работников, которые помогали строить часовню. Господь судит о тебе по делам твоих рук и сердцу, а не по ненужным делу вещам, которые так возвышают тебя в собственных глазах.

Господи, по Твоей воле скоро закончится моё плавание, я ничего не узнал, но и не хотел ничего узнать, когда уходил в плавание. Любое знание было бы тягостно мне, но в этом плавании впервые я понял, что значимость молитвы – в безответности. Господь слушает мои молитвы и молчит. Господи, в Твоей воле молчать, но мне так нужен знак от Тебя.

Сын Николай! Твоим любимым занятием должно быть читать Божественные писания, жития и учения святых, душеспасительные уроки богомудрых отцов – Антония Великого, Василия Великого, Ефрема Сирина, Исаака Сирина, Макария Великого, Варсонофия, Иоанна Листвичника, Аввы Дорофея, Максима Исповедника, Исихия, Симеона Нового Богослова, Петра Дамаскина, Григория, Нила и Филофея Синайских.
Закончил читать житие святого преподобного Амвросия Оптинского. Широко известен рассказ о старце Амвросии. Однажды к нему пришли две женщины. Одна из них имела на душе великий грех и поэтому была крайне подавлена. Другая же была весела, потому что за ней никаких «больших» грехов не значилось. Старец выслушал обеих и послал их к речке Жиздре.



Первой он повелел найти и принести такой большой камень, какой она только была в силах поднять. Второй – набрать в подол своего платья маленьких камушков. Когда женщины вернулись, исполнив его повеление, старец велел им отнести камни обратно, но непременно положить их на места, откуда они были взяты. Первая женщина легко нашла место, где лежал большой камень, а вторая никак не могла вспомнить, где они лежали, и потому вернулась с ними к старцу. Преподобный объяснил им, что первая всегда помнила о своем великом грехе, каялась и теперь может снять его с души своей; вторая же не обращала внимания на мелкие грехи, а таких оказалось много, и она, не помня их, не могла очиститься от них покаянием.

Мы инстинктивно страшимся смерти, и я не раз наблюдал, как животные или рыбы стремятся выжить во что бы то ни стало. Стремление выжить берёт верх над любым другим стремлением. Дар жизни бесценен, и мы спасаем его любыми средствами, и человек никогда не согласится умереть незаметно, безмолвно, унеся с собой тайну, полученную как дар. Конечно, инстинкт самосохранения существует, но он только часть инстинкта более могущественного. Главное в нас – инстинктивное желание жить вечно. Тот, кто живёт телесной жизнью, печётся о теле. Тот, кто живёт любовью к Богу, ищет вечности, подымается к небу. В этом плавании я открыл для себя иные радости и иные страдания тоже, как без этого? Мои страдания – залог моих радостей. И я вернусь ради своей жены, потому что она – это я, так же, как я – это она. И верность моя ей – верность верующего.

Вот она тайна, которую мне открыли. Если я желаю избавить жену от ожиданий, уничтожу условность разлуки, помогающей существовать любви, что я подарю своей жене? Океан без берегов? Она улыбнётся мне, если я ей буду это дарить. Я тот, кто придаёт подарку значимость. Я хочу открыть ей глаза, она не видит, в чём значение такого подарка: распахнув перед ней звёздное небо, я удивлю её, и она будет совсем по-другому относиться к моему плаванию. Подумай, с каким чувством ты смотрела бы в бесформенную пустоту океана, если бы не было меня в нём?

Главное в нас – инстинктивное желание жить вечно. Тот, кто живёт телесной жизнью, печётся о теле. Тот, кто живёт любовью к Богу, ищет вечности, подымается к небу.

Здесь я вижу только, как океан тянется и тянется к солнцу, поэтому я решил увеличить паруса и убрал все рифы на гроте. Ветер немного умолк.



Сын Николай! Прими девиз: «Неопаздывающий не опаздывает». Скажи друзьям, как тесно время, как упущенное не возвращается.

Я пятьдесят лет путешествую, пятьдесят лет мучаюсь от штормов в океане, от снега и холода, злого недуга в горах, тону в реках своих грехов. Я наказания достоин. Господи, со слезами в очах прошу Тебя: «Не презри меня с высоты. Дай ещё пожить, я не всё ещё сделал в этом видимом мире. Я ещё не исцелил душу мою, хотя естество души моей отягощено грехами, и мне страшно предстать перед Тобой, Господи Иисусе Христе, с такой душой. Господи, дай мне время на замаливание грехов моих. И я обращаюсь к Тебе, Господи, с мольбою: «Наполни тело моё чистым дыханием. Сохрани мне жизнь, Господи, освободи меня от оков искусителя, это он меня гонит в экспедиции. Иисус Христос, верни мне, безумцу, здравый рассудок. Жизнь моя уже преклонилась к закату, а я ещё и не начал делать ничего из того, что велено мне свыше совершить на земле. Боже, будь же милостив ко мне, грешному. Аминь!

Сын Николай! Не ищи для себя ни славы земной, ни мученичества, а только иди по пути, на который призовёт тебя Господь, иди твёрдо и верно во след воле Божьей. Живи для Бога! Живи ради Бога! И живи во славу Божью.

Благодеяние есть самое верное убеждение, так как я хочу, чтобы эта моя книга не служила только для одного препровождения времени, а была также и полезна путешественникам, священникам и моим сыновьям Оскару и Николаю.

В конце жизни каждый получит свой заработок. Ярый, смелый, трусливый, ленивый – все придут за платой.

Мои записи в дневнике путешественника не предназначены для широкой публики, и потому я пишу обо всём, что в голову приходит, даже о странном и неприятном. «Записки в океане» – не исповедь, не приглушённый разговор с самим собой. Моё писание призвано воздействовать на читателя, обращено к нему и вне общения с ним так же не имело бы смысла, как мост, который, вместо того чтобы соединить два берега, был бы доведён только до середины реки. Чтобы так писать, я должен был пройти длинный и трудный путь.

Положение ухудшил встречный шторм, пришлось медленно лавировать против ветра. За кормой появился типичный предвестник «южного буяна»: над горизонтом протянулось длинное узкое багрово-синее облако. Я задумался над тем, окажется ли оно на деле таким же зловещим, каким выглядело; поменяется ли ветер и захватит ли меня своим крылом. Надо бы зайти дальше на юг, чтобы выбраться из опасной полосы. Меня охватило отчаяние, возможно, потому, что я чувствовал, что совсем выдохся. Господи, спаси и сохрани меня на этот день! Океан как мясорубка: волны хаотические, яхту ломает, паруса хлопают. Тяжело настроить на курс…

Ветер и океан, слава Богу, утихают. На рассвете ветер упал и зашёл против часовой стрелки. По небу плывут рваные тучи. Солнце, похоже, взошло, но его не видать. Тёмные силы не дают нашему светилу, нашему солнышку, светить на Божий мир. Тучи – это от лукавого, они портят вид Божий. Какая была тяжёлая ночь!

Святой священномученик равноапостольный Косма Этолийский писал: «Придёт время, и там, где сейчас парни вешают свои ружья, цыгане развесят свои музыкальные инструменты»; святой блаженный Паисий Святогорец говорил: «Там, где раньше подвизались монахи, там, где раньше висели их чётки, сейчас голосят радиоприёмники и шипят прохладительные напитки!» Понимаешь, о чём речь, сын мой Николай? Вместо того чтобы творить Иисусову молитву, они включают радио. Зачем тогда нужен монастырь, если в нём нет тишины?

Вы ещё не ощутили, сколь сладко безмолвие. Если вы понимаете, что такое одиночество, то вы лучше поймёте, о чём я пишу в этой книге.



Небо тоже, казалось, устало от ярости. Изредка пробивающийся сквозь тучи голубой свет рождал надежду в моём сердце, подсказывал скорое окончание гнева природы и говорил мне, что гнев этот можно преодолеть терпением и постоянством. Долго ещё не утихало в воздухе и в океане, но с последним вздохом шторма вздохнул и я. И чем больше вспоминал о шторме, тем больше старался отплатить ему презрением.

Ветер задул попутный, течение благоприятно для моей яхты и меня. Я вспоминаю о прошедшем шторме: тогда на яхте было всё печально и уныло – и напротив, всё изменилось, когда через тучи показалось небо, и тогда голубой вид неба разом прогнал с палубы яхты мрачные мысли, скопившиеся против воли. Океан стал знаком мне, и радость моя была безгранична. Небо очистилось от плотной массы облаков. В этих широтах небо – враг мореплавателям: не проходит дня без снега или холодного дождя. Густые облака повисли над мачтой и затемнили от меня верхнюю часть грота. Этот шторм меня изменил, я стал человечным; странно, очень странно!

Мы живём в один из наиболее мрачных периодов человеческой истории. Несмотря на ускоренное развитие индустриальной и компьютерной цивилизации и научно-технический прогресс, нормы поведения и значение духовных ценностей у всех так называемых цивилизованных наций рушатся с катастрофической быстротой. Сегодня материального богатства в руках человечества сосредоточено больше, чем во все предыдущие времена. Принимая во внимание все эти тревожные факты, нельзя не задаться вопросом: можно ли считать столь трагический процесс «религиозных схваток» прелюдией к новой светлой эпохе мира и процветания, или же это признак глубокого духовного упадка, за которым неизбежно следует сокрушительная буря, которая, если не изменить коренным образом ни идеологические, ни религиозные установки, ни руководство, может привести цивилизацию людей, несмотря на все её достижения, к краху? Размышляя над сущностью и причинами великих потрясений, выдающийся русский писатель Д. Мережковский задал вопрос: «В чём заключается уникальность нашего времени?» И сам же ответил на него: «В столкновении правды с великой религиозной ложью. Сегодня ложь и правда сцепились в такой смертельной схватке, какой не было никогда». А немецкий писатель и философ Освальд Шпенглер поясняет в своей книге «Человек и техника»: «…уже принимаются последние решения, трагедия близится. Каждая высокая культура есть трагедия. Вся история человечества трагична. Но святотатство и падение Фаустовой цивилизации… такого святотатства не могли себе представить ни Шекспир, ни Эсхил. Творение восстаёт против своего Творца…»

Сегодня мир людей, какого бы они ни были вероисповедания, пошли за золотым тельцом и уклонились от своих идеалов, будь то Будды, пророка Мухаммеда или нашего Господа Бога Иисуса Христа. Они не проповедовали богатство или уничтожение своего ближнего, которого создал единый Господь Бог. Люди забыли, да они и не изучали до конца учение своего вероисповедания.

Идёт дождь, я собрал дождевую воду, сейчас всё заполнено ею: и цистерна, и канистры. Туман, видимость плохая. Над яхтой покружился и улетел поморник. Эта птица далеко от берега не летает. Или он прилетел с мыса Горн, или живёт на айсберге, который ночью прошёл с левого борта, в восьми милях. Айсберг огромный, я это по локатору видел, а визуально – нет. Было слишком темно. Да и сейчас, днём, видимость – всего одна миля.

Мы живём в XXI веке, но человечество ещё не построило основы культуры. Ведь цивилизация ещё не культура. Мы должны признать, что человечество сильно одичало, оно всё воюет и воюет. Вот и сейчас доходят до меня тревожные вести с Украины. Где оно, облако благодати, чтобы успокоило ожесточённость украинских правителей? Какою молитвою молчания можно вернуть мирную тишину украинскому народу? «Лучше войско баранов под предводительством льва, нежели войско львов под предводительством барана» (римская пословица).

Каждый может перенести самое большое бедствие, если есть уверенность в Боге. Надо сохранить эту уверенность, иначе – конец. Долг православного человека – утверждать справедливость.

Сегодня мир людей, какого бы они ни были вероисповедания, пошли за золотым тельцом и уклонились от своих идеалов, будь то Будды, пророка Мухаммеда или нашего Господа Бога Иисуса Христа. Они не проповедовали богатство или уничтожение своего ближнего, которого создал единый Господь Бог.

Закончил читать «Творения преподобного Нила Сорского» (1508 г.). Он говорил: «…кроме молитвы, необходима борьба с помыслами». Наставления преподобного Нила о помыслах заключают в себе глубокие психологические наблюдения над действиями души. Он разлагает дело души на самые мелкие, едва уловимые части, показывает, как помысел из безгрешного постепенно переходит в действие более и более виновное.

Относительно внешней деятельности преподобный Нил предписывал для монахов полную нестяжательность, простоту во всём, так что и в храме не дозволял им иметь серебряные вещи и украшения; необходимое для жизни велел приобретать только трудами рук и повторял слова Апостола: «Кто не хочет работать, не должен есть».

Меня мучают сомнения, как встретит штевень моей яхты пролив Дрейка – угрозой или безмолвием? Мыс Горн всегда мне предвещал опасность и угрожал смертью. Жестоко страдаю от этих терзаний. Со слезами Господу молится за меня моя жена Ирина. Услышь её чаяния и её мольбу, даруй, о, Господи, ей покой, мирную жизнь, а мне, жалкому труженику на ниве океанской, спокойную погоду для прохода мыса Горн. Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь!

В безмолвии моей молитвы к Богу я пристально наблюдаю за моими альбатросами, которые показывают моё направление к проливу Дрейка. Я заметил: даю им мало, спрашиваю с них много. Будто на них, и только на них, возложено прокладывать курс моей яхты. Я хочу, чтобы каждая птица была рядом со мной, когда я буду проходить мыс Горн.

Можно ли удовлетвориться жизнью личного обогащения? Странное существо человек. Вроде разумное. Как будто бы. А что на поверхности оказывается? Ведь сколько книг написано, сколько фильмов снято с апокалиптическими картинками будущего. Люди, внемлите предупреждениям. И вроде понимаем все мы, знаем, что угрожает цивилизации. Разве не знаем мы, к чему приведут эксперименты с силами природы? Разве не знали мы, что такое атомная бомба? А взяли и сбросили на японские города, мы ещё не научились укрощать атомную реакцию, а уже настроили множество атомных электростанций и получили Чернобыль. Разве не видим мы, что делаем с окружающей средой? И стремительно идём к глобальному потеплению. Мы с удовольствием покупаем билет в кино, отпечатанный на яркой глянцевой бумаге, не думая, сколько на него ушло чистой воды и атмосферного воздуха. И сидя в кинотеатре, едим попкорн из огромных картонных вёдер или чипсы из пакетиков, которые двести лет будут лежать в земле и не сгниют, а в океане будут угрожать живым существам. Я видел, как киты умирают от полиэтилена. Они им забивают щётки (усы), и такое огромное существо, как кит, ничего не может сделать и гибнет. Спросите любого ребёнка, любит ли он китов, все как один ответят «да, да», а в желудке мёртвого кита я находил множество пластика от упаковки детских игрушек. А потом выходим из кинотеатра, бурно обсуждая актуальность фильма о последних днях мира, и бросаем в урну, а то и мимо неё, пакетики от чипсов.

Загрузка...