Я не давал к себе прикасаться, огрызался и был упрямым. Порой меня это спасало, но чаще играло против, потому что я был слабым щенком против каждого из них.
Нас поселили в большом доме с решетками на окнах, и мы не могли никуда выходить без сопровождения.
Первые две недели я ни с кем не говорил, потому что не понимал языка, но потом ко мне привели Ази, и он общался со мной. Да, через слово, но все же я его понимал, даже несмотря на его дикий, ужасный акцент.
Ази начал меня обучать арабскому, и вскоре я говорил и все понимал даже получше него самого, я начал осваиваться в “Аду”.
Больше всего на свете я обожал бесить охранников. Они становились красными от злости, как индюки, но не могли меня убить. Это было запрещено моим Господином, так как мы все стоили больших денег, и я стоил.
Я быстро это понял, ведь меня не пустили на “разбор”, нет. Меня оставили “в разведение”, хотя в десять лет я мало понимал, что это значит.
Я пытался сбежать. Дважды. И дважды меня ловили и избивали до полусмерти. Они лупили меня ногами и палками по чему угодно, но только не по лицу. Шакир Аль-Фарих запрещал меня уродовать своим шакалам, так что да, мое смазливое лицо не раз спасало мою шкуру. Поначалу.
Обычно меня называли щенком, цыганом или “черноглазым”, и это всех устраивало. Мы все были для них щенками, девочки были сучками, и каждую ночь я мечтал, что вырасту и зарежу здесь каждого охранника, и особенно своего Господина. Его, кстати, я видел очень редко. Шакир Аль-Фарих был слишком занят, чтобы опускаться на наш уровень, так что по большому счету с нами нянчился Хамит, который ненавидел здесь всех и каждого, и особенно меня.
Когда я лежал полуживой после очередного избиения, Хамит не выдержал. Он был моим личным демоном, которого приставил ко мне сам Господин. И этот хромой низкорослик упивался своей властью надо мной, точно я был ценной вазой, которую ему следовало оберегать. И он не любил эту вазу, впрочем, я отвечал ему тем же.
Хамит присел рядом со мной и показал мне фотографию. На ней была моя мать. Тогда я еще помнил ее, как и свою прошлую жизнь.
– Если продолжишь бунтовать и не слушаться, мы украдем твою маму, сделаем из нее шлюху, а после забьем камнями. Она умрет страшной смертью, мальчик. Будешь послушным – вскоре получишь свободу.
На меня десятилетнего это подействовало. Я успокоился и начал осваиваться в этом совершенно новом и чужом для меня мире. Здесь было все другое, начиная с языка и заканчивая запахами. Единственное, что осталось у меня от прошлой жизни, – мое имя, которое я никогда никому не говорил, боясь, что они отнимут то последнее, что у меня есть.
***
Я искал подходящую девушку для роли рабыни больше года, перебрав тысячи вариантов. Она должна была быть идеальной славянкой с темными волосами и светлой кожей. Без изъянов и болезней, ведь Шакир Аль-Фарих всегда покупал именно таких.
Для себя лично он выбирал исключительно молодых, неопытных, покорных и обязательно девственниц.
Если девушка была обученная и вышколенная, цена на нее возрастала в разы, но я взял ее совсем не для денег. В каком-то смысле эта девочка была моим проходным ключом, моим пропуском, если так можно выразиться.
Мне нужна была идеальная девушка. Юная и в то же время уже не ребенок, который бы сломался за сутки. Я нашел Есю случайно, когда вернулся из Каира домой к Данте. В последнее время я бывал у него максимум дважды в год.
Она шла по улице с книгой в руках. Длинные темные волосы развевал ветер, светлая кожа, худенькая фигура, несуразные старомодные туфли. Эта девушка носила какую-то мешковатую одежду и смотрела вниз, шла неуверенно, словно боясь осуждения.
Уже через сутки я знал о ней все и, проследив еще месяц, сделал свой выбор, не согласовав его с Данте. Он упорно хотел одобрить рабыню сам, но медлить я не стал.
Есения. Я встретил ее осенью, потому про себя называл ее “осенняя девочка”. Она оказалась именно такой, какая мне и нужна.
Юная и неискушенная, с кукольным красивым лицом, усеянным веснушками, темными волосами и хрупкой фигурой без изъянов. У нее были неплохие анализы, и главное – она была невинной во всех смыслах.
Мне нужна была девственница не только физически. Девушка должна была быть невинной в голове, и Есения была именно такой.
И я начал с ней работать. У меня было очень мало времени.