Когда до Трентона остался всего один день пути, Чад начал ловить себя на мыслях об окончательном выяснении отношений с отцом. Готов ли он? Ведь именно это случится, если он объявится в Трентоне. Если не готов, не лучше ли исчезнуть из виду? «Желтая колючка», можно сказать, рядом. Уилл доберется и сам, если подробно объяснить дорогу.
Однако не может же он просто растаять в воздухе, не простившись с сестрами! Мэриан наверняка устроит сцену, и тогда чем это лучше объяснений с отцом? Нет уж, лучше отцовский гнев. За три месяца он должен был основательно поутихнуть. Не настолько, чтобы отец раскрыл объятия, но достаточно, чтобы согласился сесть и обсудить все спокойно, без крика. Ну а если этот упрямец опять возьмется за свое… ну… тогда посмотрим.
Рано или поздно Стюарт все равно узнает, что сын обретается поблизости, и вот тогда станет ясно, насколько он одержим жаждой создать величайшую в штате скотоводческую империю. Не может быть, чтобы он был готов поставить на карту все, даже личное счастье сына.
Приближалось время ужина под крышей очередной провинциальной таверны (все они носили гордое звание отелей). Чад не успел проголодаться, поэтому отправился на поиски салуна.
Закат догорал – вскоре с небес на западе должны были исчезнуть последние багровые отблески. Все предвещало грозу, однако можно было надеяться, что она отгремит еще до рассвета.
Если бы Мэриан не шевельнулась, когда Чад пересекал веранду, он бы ее не заметил. Она стояла в самой тени, глядя на тяжелые свинцовые тучи, обложившие горизонт. Один мимолетный взгляд – и она снова отвернулась. Такое откровенное пренебрежение раздражало, но и устраивало: ему совсем не хотелось разговаривать с ней.
– Моя тетушка… что вы о ней скажете?
Чад вынужден был остановиться. Вопрос был задан с несвойственной Мэриан робостью. Жаль. Он уже привык отражать нападки, а вот просто беседовать с ней ему еще не приходилось. Как странно, что она расспрашивает постороннего о собственной родственнице.
– А вам зачем? – спросил он осторожно.
– У отца были маленькие странности, а она – его сестра.
– Ваш отец был крутого нрава?
– Скорее двойственного. Все зависит от того, кого вы о нем спросите. Аманда скажет, что это был добрейший и милейший человек во всем мире.
Мэриан слегка повернулась, чтобы хоть краем глаза видеть собеседника. Чад понял это иначе – она считает ниже своего достоинства посмотреть ему прямо в лицо.
– А что скажете вы? – полюбопытствовал он.
– Мне трудно поставить ему в вину что-то конкретное. Он был не из тех, к кому тянутся люди, – только и всего. Однако мы уклонились от темы.
– Вы плохо знаете свою тетку?
– Едва знаю, так точнее. Когда я была еще ребенком, она перебралась на Запад, и связь с ней оборвалась.
– Что ж, могу вас успокоить. Это чудесная женщина. Каждый, кто хоть немного с ней знаком, ее просто обожает.
– Правда?
Чаду вдруг показалось, что перед ним маленькая девочка, перепуганная предстоящим знакомством с чужой и взрослой женщиной. При всей своей неприязни к Мэриан он ощутил желание приободрить ее, дать ей то, чего она так жаждала, – уверенность в завтрашнем дне.
– Правда, правда! Ваша тетка добра и великодушна, порой даже в ущерб себе. Как говорится, отдаст последнюю рубашку тому, кто зябнет. Очень может быть, что и она сейчас с трепетом представляет первую встречу с племянницами. У нее ведь нет своих детей. Ну, не то чтобы вас можно было назвать ребенком…
Чаду вдруг живо представилось роскошное женское тело, едва прикрытое нижним бельем. Как, оказывается, это свежо в памяти! В самом деле, ребенком ее не назовешь.
– А мой… дядя? Я имею в виду ее мужа. Отец как-то упомянул, что причиной переезда было замужество.
Никому не хочется быть вестником печальных новостей, поэтому Чад замялся. Он находил в высшей степени странным такое полное отсутствие родственных связей. Надо же, не знает, что Рыжая овдовела еще год назад! Что им мешало поддерживать отношения? Это не каменный век, почта регулярно ходит даже между разными континентами. Если припомнить, и Рыжая никогда не упоминала о брате. А впрочем, Запад есть Запад. Здесь полно переселенцев, которые сожгли за собой все мосты. Кое-кто как раз за этим и перебирался на дикие земли – чтобы забыть.
Внезапно Чад понял, что сыт разговором по горло, и решил разом поставить на нем точку.
– Фрэнк Данн в прошлом году умер, и с тех пор ваша тетка хозяйничает на ранчо сама.
– Умер, вот как? Я не знала.
Поскольку Мэриан не стала ахать и охать, Чад решил уточнить:
– Вы его совсем не знали?
– Даже ни разу не видела. Помнится… помнится, я что-то такое слышала… – Она порылась в памяти. – Ах да! Мама вскользь заметила, что Кэтлин вышла замуж, лишь бы покинуть Хейверхилл. Помню еще, я истолковала это так, что тетя сгорала от желания повидать свет.
Или от желания убраться подальше от кого-то или чего-то. Чад, однако, не сказал этого вслух.
Все говорило о том, что брат и сестра не ладили. Это, кстати, отлично объясняло их полный разрыв после переезда Рыжей в Техас. Тем не менее после стольких лет она оказалась опекуншей своих племянниц. Кровные узы крепче любой привязанности.
– Скоро у вас будет возможность узнать все из первых рук, – заметил Чад. – Завтра утром мы будем в Трентоне, а еще через день вечером – на ранчо.
Сказав это, он отчего-то вдруг остро ощутил, что беседует с женщиной, которая не так давно – пусть по ошибке – лежала у него в постели. От этой мысли он слегка покраснел. Вечерний мрак постепенно сгустился, и, хотя Чад все еще мог разглядеть ее, так как его глаза привыкли к темноте, очертания ее фигуры и лица потеряли четкость, и он на какое-то мгновение забыл, что разговаривает с дурнушкой, сестрой красавицы.
А в следующий миг разразился ливень такой силы, что брызги с крыльца фонтаном полетели на собеседников и загнали их внутрь. О прогулке можно было забыть. Вот тебе и уютный салун! В тесном вестибюле Мэриан поправила очки и без дальнейших слов удалилась. Она даже не пожелала ему спокойной ночи. Все вернулось на круги своя, и к лучшему. Куда легче, если нет нужды подстраиваться под чужое настроение.