Тогда я уже немного работал, но всё свободное время проводил на футбольном поле. Это была не совсем коробка: нету клетки вокруг, а вместо неё по периметру несколько рядов трибун и навесы. Среди серой погоды по утрам и вечерам так приятно было, когда на поле попадало солнце. Если в этот момент шла игра, то появлялся шанс забить, потому что многие отвлекались посмотреть на рыжие полосы в тучах. Но я тоже отвлекался и упускал шанс забить.
Из тех, с кем я играл, я подружился только с Васей. С остальными разговаривали только на поле. Когда надоедало, все собирались вместе – пятнадцатилетние и тридцатилетние – и я не знал, куда они шли, когда исчезали в арке. Вася говорил, что они либо расходятся, либо идут пить куда-нибудь, либо едут на другое поле, «получше». Вася с ними пару раз ездил и говорил, что там круто, но ему лень часто кататься туда. С ним, вообще, мы тоже не очень много общались, потому что он сидел дома, или гулял с той компанией, или же играл в футбол.
Зато именно Вася познакомил меня с Матроскиным – это был такой кот, который умел разговаривать и даже присоединялся к футболу. К Матроскину странно относились. На него постоянно обращали внимание, его звали в команду, но и стебались над ним иногда. Он быстро стал моим самым лучшим другом. Он умел острить, и если какие-то двадцати-тридцатилетние били по ногам, орали, то кот не терялся и мог переорать кого хочешь. Или ответить двумя-трёмя словами, но такими, что бугай мог только промычать, если не промолчать. Матроскин мог играть в бутсах или без них. Он говорил, что бить по мячу голыми лапами – так же, как голыми ногами. Но это, видишь ли, полезно, а бутсы – от лукавого. Мы не знали, откуда он появился. Я его не встречал, а потом вдруг Вася рассказал мне, что говорящий кот уже давно приходит. Матроскин отвечал, что жил обычной жизнью обычного бездомного кота, просто любил футболить и приучился бывать с людьми. Он всем напоминал простоквашинского персонажа и получил заслуженное прозвище.
Самые странные отношения у него были с одним из бугаёв – Колей. Коле кто-то дал неудобную кликуху Чудотворец, и она почему-то закрепилась. Они друг с другом постоянно цапались, но при этом иногда сидели на трибунах и спокойно болтали. Хотя Матроскин цапаться мог как никто другой, против любого человека у него, конечно, не было шансов. Коля ему напоминал об этом. Однажды Матроскин хитро отобрал мяч, Коля поднял пустую бутылку стеклянную и со всей дури швырнул в кота. К счастью, он промахнулся. Я не видел, мне потом рассказал Вася. Сказал, что Матроскина чуть не убили. С Васей кот общался хорошо – если никого на поле не было, они могли часами играть от ворот до ворот. И если народ собирался – то Матроскин и Вася играли в одной команде, а я с ними, если приходил вовремя. Однажды кто-то выбросил крутящийся стул с оторванными колёсами. Коля схватил Матроскина, посадил его на сиденье, придавил рукой и стал крутить. Матроскин громко мяукал, все продолжали играть в футбол. Я шёл к полю, увидел это, испугался и со страху потребовал, чтобы кота отпустили. Требовать пришлось почти две минуты, и страх у меня кончался. Коля сказал: «На, ..ть, не ной», и кинул мне Матроскина. Я поймал, обнял его и от неловкости не заплакал. Я стал его утешать, а он, отдышавшись, улыбался, клал мне лапу на ногу и просил поесть. Он за меня заступался и до, и после. Благодаря нему или нет, меня действительно почти не трогали. Грубили, но смотрели в глаза и прекращали.
Кот обиды не держал. При следующей же игре Чудотворцу не хватало людей в команду, он позвал Матроскина. Кот ему бросил что-то дерзкое, но тут же опять заулыбался, и вообще с Коляном держался этого снисходительно-дружелюбного тона, который Коля не всякому простил бы.