…век мечей и секир,
треснут щиты,
век бурь и волков
до гибели мира;
щадить человек
человека не станет.
«Старшая Эдда. Прорицание вёльвы»
Историю жестокой и кровавой эпохи викингов мы начнем с такого на первый взгляд неподходящего места, как священный остров Линдисфарн. В наши дни он кажется лишь невзрачным и неприметным клочком земли, затерянным в водах Северного моря и словно выпавшим из времени. Его каменистые склоны, поросшие редкой травой, полого спускаются к берегам, изглаженным приливами и открытым непогоде и ярости волн.
Давным-давно, в VI веке, на этом островке обосновалась небольшая община монахов, искавших духовного пристанища и защиты от мира со всеми его соблазнами и треволнениями. Не прошло и столетия, как на южной оконечности острова вырос монастырь. Его уединенное расположение, способствующее тихой молитвенной жизни, привлекло в линдисфарнскую обитель монаха по имени Кутберт, которому предстояло стать святым покровителем Нортумбрии. Еще при жизни прославившийся своей добротой и святостью, Кутберт прожил на острове двадцать три года, а его могила – благодаря многочисленным чудесам, которые молва приписала ему после смерти, – стала важным центром паломничества, популярным среди англосаксонского населения Англии.
Линдисфарн стал главным символом надежды и веры в лучшее – настроений, возобладавших в Европе во второй половине VIII века. Династии сильных правителей на Британских островах и на континенте отчасти вернули Западной Европе уверенность в будущем, которой она не знала со времен Августова мира[7]. Ветшающие останки Римской империи все еще напоминали о славном прошлом, но крестьяне, ремесленники и монахи уже приспособились к новому, неторопливому и размеренному ритму раннесредневековой жизни.
В политическом отношении Англия была разделена на семь королевств: четыре больших и три малых. Самым могущественным из больших королевств была Мерсия, занимавшая почти всю центральную часть острова, от границы с Уэльсом до Северного моря. К числу больших королевств принадлежали также Нортумбрия, простиравшаяся от Эдинбурга до реки Хамбер на северо-востоке; Восточная Англия – болотистая область вдоль Восточного побережья Англии; и Уэссекс, охватывавший всю Юго-Западную Англию, включая Корнуолл. К малым относились королевства Сассекс (на побережье Ла-Манша), Эссекс (на землях, окружавших Лондон) и Кент (в окрестностях Кентербери).
В VIII веке процветала вся Англия, но особо благополучным этот период стал для северных областей, переживавших небывалый культурный взлет: историки даже говорят о «нортумбрийском Возрождении», предвосхитившем знаменитое итальянское, до которого оставалось еще шесть столетий. Живопись, кузнечное дело, скульптура и архитектура – все развивалось бурными темпами, и именно в этот период появились иллюминированные манускрипты, ставшие великими памятниками англосаксонской культуры, в том числе Евангелие из Линдисфарна, Келлская книга и Книга из Дарроу[8].
По всей Англии при монастырях открывались школы, выпускавшие ученых такого уровня, что Карл Великий, пожелавший создать собственную школу (Палатинскую академию), укомплектовал ее англосаксонскими знатоками искусств и наук[9]. Главными покровителями искусств были монастыри на северных побережьях Англии и Шотландии, такие как Джарроу[10], Линдисфарн и Айона. Здесь создавались не только евангелия в великолепных окладах, но и реликварии[11], инкрустированные драгоценными камнями, и посохи, символы епископского сана, выточенные из слоновой кости, и церковные облачения, шитые золотом и серебром. Восьмое столетие, ознаменовавшееся таким расцветом искусств, шло к завершению – и, казалось, должно было закончиться на той же ноте растущего благополучия и гармонии. В «Англосаксонской хронике» за 787 год сообщалось, что крестьяне трудятся на полях «в совершенном спокойствии». В восторге от всеобщего довольства один хронист дошел до того, что заявил: «Даже волы под ярмом несут свое бремя с величайшей любовью». Но уже осенью этого года будущее омрачилось тенью дурных предвестий: один дозорный заметил у побережья острова Портленд в Южном Уэссексе три неизвестных корабля.
Заметив корабли (неважно, вражеские или дружеские), береговая охрана должна была докладывать о них представителю короля – главному судье города или округа[12]. Бедухерд, главный судья острова Портленд, по-видимому, принял корабли за купеческие и выехал на берег, чтобы направить гостей за разрешением на торговлю. Впрочем, это лишь предположение: на самом деле мы не знаем, что он собирался сказать или сделать. Он и рта раскрыть не успел, как с кораблей полетели стрелы.
Злосчастный Бедухерд, погибший на месте со всеми своими спутниками, стал первым в истории европейцем, увидевшим викингов лицом к лицу. Его родным не удалось даже отомстить за его смерть: к тому времени, как прибыли королевские войска, викинги давно уже покинули Портленд с добычей и держали путь домой – или дальше, вдоль побережья, в поисках новых жертв. Оставалось только похоронить мертвых и надеяться, что разбойники не вернутся.
Слухи о набеге разлетелись быстро. Люди забеспокоились и стали принимать защитные меры на случай появления налетчиков. По обе стороны Ла-Манша стали набирать крестьянское ополчение – местные резервные отряды, которые при необходимости можно было быстро призвать в строй. Некоторые монастыри последовали примеру светских властей. В 792 году всем монастырям Кента пришлось внести средства на сооружение береговых укреплений против «языческих моряков». Однако викинги оказались не простыми пиратами, и англосаксы вскоре убедились, насколько ничтожны все их оборонительные усилия. Первые набеги были всего лишь проверкой на прочность – своего рода разведывательными операциями, благодаря которым викинги смогли оценить и размеры потенциальной добычи, и силу сопротивления жертв. И лишь в 793 году они ударили в полную силу.
Целью нашествия стал не один из богатых торговых центров, наподобие Дорсета или Саутгемптона (как можно было бы ожидать). Эти города хорошо охранялись и находились на густонаселенных территориях, где поднять ополчение не составило бы труда. Поэтому хитроумные викинги остановили свой выбор на Линдисфарнском монастыре – уединенном, не ожидавшем нападения, не защищенном ничем, кроме молитв его обитателей, и при этом сулившем огромную добычу.
О фантастических богатствах, скопившихся за десятилетия в английских монастырях, викинги узнали от путешественников или торговцев. Монастыри активно покупали привозные товары: вино для причастия, дорогие ткани для парадных облачений, драгоценные металлы для окладов и реликвариев. Немалый вклад в их состояние вносили дары благочестивых жертвователей. Кроме того, монастыри служили чем-то вроде банков: богатые торговцы нередко помещали средства на хранение в местные обители. Одним словом, для викингов монастырь был самой лакомой добычей, какую только можно представить.
И лучше всего (разумеется, с точки зрения викингов) было то, что эти многообещающие мишени для грабежа практически не охранялись. По всей Европе монастыри строили на побережьях, полагая, что море само защитит их с тыла, и только теперь стало понятно, какая это была чудовищная ошибка. Многих это поразило до глубины души, и отголоски их потрясения до сих пор можно обнаружить в хрониках тех времен. «Все полагали, что подобное нашествие с моря предпринять невозможно», – писал один церковник после первого набега.
Линдисфарн был невероятно богат даже по меркам других монастырей, и викинги избрали его своей первой целью не случайно. Сам король Нортумбрии осыпал его дарами, а собрание реликвий в Линдисфарне не знало себе равных. Среди прочего, здесь хранились святые мощи английского монаха Кутберта и не менее знаменитого ирландского миссионера Колумбы, принесшего христианство в Шотландию. Одной только прибыли от паломничества уже было достаточно, чтобы монастырь сказочно разбогател. Некоторое время разные отряды викингов разведывали окрестности Линдисфарнской обители, а затем, 8 июня 793 года, один из таких отрядов, норвежский, обрушил на обитель жестокий и эффективный удар.
Один нортумбрийский монах, оставшийся безымянным, описал это событие: «Язычники из северных земель, подобно рою свирепых шершней, устремились с моря на Британию и рассеялись повсюду, подобно лютым волкам, грабя, терзая и убивая…» Они не щадили никого. Монахов, пытавшихся сопротивляться, изрубили в куски или оттащили на берег моря и утопили. Реликварии раскололи на части, их содержимое вывалили наземь за ненадобностью. Со стен часовни сорвали драгоценные гобелены, алтари безжалостно разбили. Тела убитых остались лежать под ногами, «словно навоз на улицах».
Слухи об этой катастрофе потрясли всю Европу. Если уж сердце английского христианства не смогло за себя постоять, то кто же тогда может чувствовать себя в безопасности? Встревоженные монахи, пытаясь придать произошедшему какой-то смысл, заявляли, будто нападению предшествовали чудесные божьи знамения, призванные предупредить о беде за несколько недель: якобы все небо над монастырем полыхало молниями, а между ними кружились огненные драконы.
Многие пытались объяснить бедствие нравственными пороками английской церкви. Через несколько недель после набега стало распространяться анонимное послание, автор которого цитировал стих 1:14 из Книги пророка Иеремии: «И сказал мне Господь: от севера откроется бедствие на всех обитателей сей земли», – и призывал к реформам. Ученый Алкуин в письме к епископу Линдисфарна без обиняков определил причину случившегося и посоветовал, как быть дальше: «Сие лишь начало испытаний, не в пример более тяжких, если только обитель сама не навлекла сие на себя своими грехами. Истинно говорю: то, что произошло, не случайно. ‹…› Вы же, кому довелось уцелеть, будьте бдительны и сражайтесь отважно, защищайте стан Господень…»
Но никакие поиски причин и никакие выводы из происшедшего не могли остановить надвигающийся вал. На следующий год жертвами набегов стали монастырь Джарроу на Восточном побережье и обитель на острове Скай – у западных берегов, в 795 году было разграблено аббатство на острове Айона. Почти всех жителей острова – монахов и монахинь, крестьян и даже домашний скот – согнали к морю и перебили. И это были только первые предвестия грядущей бойни. Алкуин, писавший из безопасной столицы Карла Великого, разделял ужас и боль своих соотечественников: «На что же уповать церквам Британии, когда сам святой Кутберт со столь великим множеством святых не защитил своих?»