Пока флибустьерский флот такими смелыми действиями открывал свою великую экспедицию против самого, пожалуй, важного для испанцев города в Америке, в Панаме происходило несколько событий, о которых мы обязаны поведать читателю. Граф дон Фернандо де Кастель-Морено, которому мы во избежание недоразумений вернем его имя в среде Береговых братьев, заканчивал свой завтрак вместе с Тихим Ветерком, Мигелем Баском, Бартелеми и еще несколькими флибустьерами. Усердно наполняя стаканы, собеседники вскоре развеселились и уже принялись говорить все одновременно, не слушая друг друга, когда дверь столовой отворилась и вошел Шелковинка. Паж приблизился к Прекрасному Лорану и что-то сказал ему на ухо. Тотчас же лицо молодого человека совершенно изменилось, он встал и обратился к приятелям:
– Пейте и курите, сколько душе угодно, друзья, но не шумите; мне сейчас доложили о важном посещении, я ухожу.
– Будь спокоен, – ответил Тихий Ветерок за всех, – если твои гости не подойдут слишком близко к этой зале, никто не заподозрит нашего присутствия здесь, ручаюсь тебе головой.
– Очень хорошо.
С этими словами Лоран вышел из столовой и направился к парадной гостиной. Там его ждали двое. Это были дон Хесус Ордоньес и капитан Сандоваль.
– Чего-нибудь освежительного! – приказал Лоран своему пажу и любезно раскланялся с гостями.
Юлиан, или Шелковинка, почти мгновенно вернулся со слугой, который нес за ним поднос со всякого рода угощениями. Поставив его на стол, слуга вместе с пажом по знаку хозяина удалились.
– Сеньоры, – с величайшей вежливостью обратился молодой человек к посетителям, – перед вами на столе табак, сигары, листы бумаги и маиса, огонь в жаровне, в бутылках старый ром и водка, в вазах шербет и мороженое; прошу оказать честь.
– Вы нас смущаете, граф… – начал было дон Хесус.
– И слушать ничего не хочу! – с живостью перебил Прекрасный Лоран. – Прошу вас выбирать по вкусу.
– Вы осыпаете нас милостями, – заметил капитан.
– Разве это не наш старый кастильский обычай, господа? Я, со своей стороны, нахожу его замечательным в том отношении, что каждый чувствует себя свободным и таким образом исчезает всякая принужденность. Стоит вместе выпить и покурить, и холодный этикет сменится полным доверием, а разговор будет вестись откровеннее.
Два гостя поклонились, как бы признавая справедливость приведенного хозяином довода, и без дальних околичностей взяли каждый по мороженому и закурили по настоящей гаванской сигаре. Прекрасный Лоран последовал их примеру и спустя минуту продолжал:
– А теперь, господа, если вам угодно будет сообщить мне, чему я обязан вашим любезным посещением, то я готов слушать.
– Кхм! – прочистил горло дон Хесус и улыбнулся. – Хотя причина действительно очень важная, граф, ее, признаться, чрезвычайно трудно сообщить.
– Полноте! – засмеялся молодой человек. – Испанский язык, благодарение Богу, один из самых богатых в числе многих языков нашей старой Европы; если владеть им как следует, можно сказать все, что хочешь.
– Вы полагаете?
– Убежден в этом.
– Во-первых, граф, – начал капитан, – не позволите ли вы мне задать вам вопрос?
– Хоть десять, если желаете, черт возьми!
– Нет, всего один, но с условием, что вы ответите откровенно.
– Это мой обычай, сеньор, окольные пути ненавистны мне во всем.
– Тогда все отлично. Какого вы мнения, граф, о контрабанде?
– Вы ведь желаете, чтобы я говорил откровенно?
– Разумеется.
– Мы будем очень рады слышать мнение о таком важном предмете человека столь просвещенного, как вы, граф, – прибавил дон Хесус.
– Да, вопрос важный, господа. Если бы мы не были испанцами и находились во Франции, Германии или Англии, где бы то ни было, только не здесь, я ответил бы вам, что нахожу контрабанду преступлением, как кражу у государства без пользы для частных лиц, воображающих, что дешево получают хороший товар, а между тем, по большей части, платят гораздо дороже настоящей стоимости за товар плохой и даже бракованный.
– Да, граф, – возразил дон Хесус, – так вы ответили бы нам во Франции, в Англии или в Голландии, но я замечу вам, что мы испанцы и находимся в Америке.
– В этом случае ответ мой будет совсем не такой, – улыбаясь, сказал хозяин.
– Ага! Посмотрим, каков он! – с живостью вскричали посетители в один голос и придвинулись ближе.
– Испанская Америка, – продолжал молодой человек, – заключает в себе несметные богатства. К несчастью, правительство захватило в свои руки всю торговлю колоний и под страхом строжайшего наказания отстраняет все чужие страны. Это неполитичное запрещение, которое убивает торговлю, так как существует она только свободным обменом товаров между народами, неполитичное запрещение это, повторяю, вызывает в колониях болезненный застой, который по прошествии известного срока повергнет их в нищету, а там уже ничто не будет в состоянии заставить их подняться.
– Это очевидно, – вставил слово капитан Сандоваль.
– Торговля, – продолжал Лоран, – распространяется и процветает только при наличии конкуренции, без нее она гибнет, колонии вынуждены сбывать свои товары одной Испании, которая берет с них несоразмерные налоги и одна пользуется богатствами, приобретенными ею, так сказать, задаром трудами населения, которое она безжалостно разоряет, тяготея над ним всей своей скупостью и жадностью.
– Все это очень справедливо, – опять заметил капитан.
– Торговец, у которого один-единственный покупатель, и то обязательный, должен принимать его условия, какими бы они ни были, чтобы товар не сгнил у него в руках и дабы не подвергнуться разорению. Это, к несчастью, также факт неоспоримый.
– Увы! – откликнулся дон Хесус.
– Все это истинная правда, – прибавил капитан, – но каково же ваше заключение из всего этого, граф?
– Боже мой, господа, заключение очень просто. Вывод из фактов сделать легко: с одной стороны – разорение вследствие несоразмерных налогов и обязательства продавать только в пользу правительства, с другой – контрабанда, поставленная роковым образом в исключительные условия, становится уже не преступлением, а благодеянием, так как, проводимая с большим размахом, она восстанавливает равновесие в торговле, облегчает участь притесненного населения, создает конкуренцию и в известной степени превращает нищету в довольство, отчасти избавляя колонии от страшных поборов правительства.
– Значит, вы не осуждаете контрабанду? – спросил дон Хесус.
– Кажется, я высказался ясно?
– Конечно, граф, – подтвердил капитан, – вы выразились как нельзя яснее.
– Я ответил откровенно, как вы просили.
– И мы от души благодарим вас, граф.
– Боже мой! – вскричал молодой человек с подкупающей искренностью, улыбаясь самым любезным образом. – Кто знает, не защищал ли я свое собственное дело?
– О-о! – с любопытством воскликнул асиендадо[6]. – Что вы хотите этим сказать?
– Ничего, любезный дон Хесус, считайте, что я ничего не говорил.
– Однако…
– Ничего, говорю вам, я сболтнул то, чего говорить не следовало.
Посетители со значением переглянулись. Лоран наблюдал за ними исподтишка, прихлебывая из стакана отличный ром.
– Ей-богу, граф! – вдруг вскричал дон Хесус, прикидываясь откровенным. – Случай так заманчив, что нельзя им не воспользоваться!.. Угодно вам вести дело начистоту?
– Позвольте вам заметить, господа, – возразил Лоран обиженным тоном, – что я никогда иначе и не действую… впрочем, я вас не совсем понимаю.
– Извините, – с живостью перебил дон Хесус, – с такой особой, как вы, граф, таиться нельзя, лучше говорить прямо, как вы сами только что подали тому пример.
– Что именно это значит?
– То, – объявил капитан, – что, говоря без обиняков, мой приятель дон Хесус Ордоньес и я, мы занимаемся контрабандой.
– И вы воображаете, что это для меня новость? – осведомился Лоран с улыбкой.
– Как?! Вы знали? – вскричал асиендадо, оторопев.
– Нет, но угадал.
– Угадали?
– Мне кажется, тут есть некоторая разница. Помимо всего прочего, одно устройство этого дома могло открыть мне глаза.
– Кхм! – прочистил горло дон Хесус, у которого стало сухо во рту. – Что же вы думаете по этому поводу?
– Думаю, черт побери, что и прежде думал, мой уважаемый гость, – ответил с величайшей любезностью Лоран. – Кто же в этом благословенном краю не занимается контрабандой?
– Да те, казалось бы, кто воздерживается от нее, – наивно возразил дон Хесус.
– Назовите мне троих таких в Панаме, и я готов согласиться с вами.
– Во-первых, вы сами, граф.
– Позвольте! Я не в счет.
– Отчего так?
– Оттого, черт побери, что я не здешний житель, нахожусь в Панаме случайно, и наконец…
– Наконец что?
– Что? Да делаю то же, что и вы!
– Вы занимаетесь контрабандой?
– А позвольте узнать, чем еще можно заниматься в этом проклятом краю? Сам губернатор занимается этим делом, если я не ошибаюсь.
– Правда?
– Не говорил ли я вам, что почти беден?
– Действительно.
– Ну, вот я и стараюсь восстанавливать справедливость, только имею над вами громадное преимущество.
– Ага! Какое, позвольте узнать?
– Как племянник вице-короля Мексики я ничего не боюсь. Предположив даже, что меня могут захватить с поличным, я все равно выйду сухим из воды. Моя каравелла перевезла бог весть сколько контрабанды – все иностранные товары, которыми теперь наполнен город, были доставлены ею; судно, которое я поджидаю в Чагресе, нагружено контрабандой снизу доверху, потому-то я так и забочусь о нем и требовал конвоя.
– Сообщение, которым вы нас удостоили, граф, совершенно меняет дело, – заметил дон Хесус.
– В каком смысле?
– В том смысле, что мы хотим сделать вам предложение.
– Посмотрим, что за предложение, любезный дон Хесус; если есть малейшая возможность, я приму его с радостью.
– Вступите в союз с нами.
– Нет, я всегда веду дела в одиночку.
– А!
– Я могу сделать только одно…
– Что же?
– Помогать вам.
– Прекрасно!
– Но с условием.
– Гм!
– Не слишком обременительным. Вы дадите мне шесть процентов от стоимости вашего товара, все равно, будет ли он выгружен мной или нагружен.
– Как видно, граф, вы знаете дело, черт возьми!
– Все надо знать понемногу… Устраивают вас мои условия?
– Как нельзя более, но…
– Пожалуйста, без «но». Просто: да или нет.
– Тогда пусть будет «да».
– Значит, вы принимаете условия?
– Бесспорно.
– И платить будете по сдаче товара?
– Это решено.
– Моя каравелла должна сняться с якоря дней через семь или восемь. Есть у вас товар?
– И даже чрезвычайно ценный.
– Тем лучше, поскольку получу с него больше, – заметил Лоран, смеясь. – Что это за товар?
– Во сколько тонн водоизмещением ваша каравелла?
– В двести пятьдесят.
– Могу я зафрахтовать ее всю?
– Можете. Какой же будет груз?
– Жемчуг, золото слитками и сплющенная серебряная посуда, все в Лондон.
– Отлично. Позвольте минуту. Он позвонил, вошел паж.
– Позвать сюда капитана дона Мельхиора, – приказал Лоран.
Паж вышел.
– Дон Мельхиор – капитан моей каравеллы, – объяснил Прекрасный Лоран.
– А! Очень хорошо. Явился Тихий Ветерок.
– Сеньоры, имею честь представить вам капитана дона Мельхиора; капитан дон Хесус Ордоньес де Сильва-и-Кастро, дон Пабло Сандоваль, командир корвета «Жемчужина». Садитесь, любезный капитан, прошу вас, возьмите стакан рому, закуривайте сигару.
– Покорно благодарю, ваше сиятельство, – ответил Тихий Ветерок, садясь.
– Скажите, капитан, ваше судно, кажется, водоизмещением в двести пятьдесят тонн?
– Так точно, ваше сиятельство, но при необходимости оно вынесет тонн пятьдесят или шестьдесят сверх этого – все зависит от нагрузки.
– Очень хорошо. Каков вес товара, принятого вами по моему приказу вчера и сегодня?
– Около семнадцати тонн, ваше сиятельство, я даже специально хотел поговорить с вами на этот счет.
– В чем же дело?
– Вы понимаете, ваше сиятельство, что семнадцать тонн товара для меня все равно, что ничего: прибыль не покроет затрат, я не могу идти с таким фрахтом.
– Вы правы, любезный дон Мельхиор… К счастью, я могу пополнить ваш фрахт.
– Да благословит Бог ваше сиятельство! Где же товар? Могу я сегодня же приступить к погрузке?
– Как вы торопитесь, капитан!
– Простите, граф, но вы не моряк и не знаете требований нашего ремесла.
– Не отрицаю этого.
– Я должен обогнуть мыс Горн, чтобы выйти в Атлантический океан, так как идти придется либо в Англию, либо в Голландию.
– Дальше что?
– Дальше? Кажется, сегодня у нас вторник?
– Ну да.
– Мне надо сняться с якоря самое позднее в субботу.
Лоран обратился к дону Хесусу и его приятелю:
– Что вы скажете на это? – спросил он.
– Это невозможно, – ответили они в один голос.
– Товары сложены на асиенде дель-Райо, – прибавил дон Хесус, – нужен, по крайней мере, день на переезд туда и три дня на обратный путь, что составляет четверо суток, не считая непредвиденных задержек в пути.
– Кроме того, мне надо быть в Чагресе, что также является еще одной причиной промедления, капитан; выходит, вам нельзя уйти раньше чем через неделю.
– Гм! Это слишком уж долго, ваше сиятельство.
– Это самый минимальный срок, какой требуется.
– Я ручаюсь вам за верных двести пятьдесят тонн, – с живостью вскричал дон Хесус.
– А я обязуюсь конвоировать вас до островов Чилоэ, – прибавил капитан.
– О, тогда дело другое, – ответил Тихий Ветерок с видом ягненка, – признаться, я страшно боюсь хищников-флибустьеров, особенно когда у меня ценный груз.
– Этот груз будет чрезвычайно ценен, – заметил дон Хесус.
– Тем лучше для вас и для меня, сеньор; и я, и вы – мы порядком поживимся! Даете ли вы мне слово конвоировать меня до островов Чилоэ, капитан?
– Клянусь честью дворянина!
– Решено. Вот вам моя рука, сеньор.
Тихий Ветерок пресерьезно протянул дону Хесусу свою похожую на баранью лопатку руку. Асиендадо не побрезговал пожать ее.
– Однако куда же я зафрахтован? – осведомился Тихий Ветерок.
– В Англию и Голландию, капитан. Впрочем, я снабжу вас письмами к лицам, которым посылается товар.
– Прекрасно… но видите ли, сеньоры, дела надо вести как следует. Пока не дан задаток, условия не оговариваются.
– Вижу, что вы истый контрабандист! – весело сказал дон Хесус. – И дело свое знаете.
– Стараюсь, сеньор, надо же жить чем-нибудь.
Дон Хесус вынул из кармана внушительный кошелек, высыпал из него на руку небольшое количество золотых унций и разложил их кучками на столе.
– Вот пятьдесят унций задатка, пересчитайте, любезный капитан, – сказал он.
Тихий Ветерок, не торопясь, пересчитал унции.
– Верно, – объявил он.
– Вы довольны?
– Доволен, сеньор.
– Стало быть, наш уговор состоялся?
– Несомненно, и отступиться никому нельзя; только распорядитесь, чтобы все было погружено в понедельник вечером, иначе договор расторгается и вы теряете ваш задаток.
– Я признаю это справедливым, но куда же мне сложить мои товары?
– Это дело ваше, сеньор, мое дело – взять их там, где вы укажете.
– Ничего проще быть не может, – сказал Прекрасный Лоран, – все будет сложено здесь, сюда никто не посмеет сунуть нос.
– Ей-богу, граф, вы не делаете дела наполовину!
– Разве я не обещал вам помощь? Что может быть естественнее?
– Тысячу раз благодарю вас; не сумею выразить моей признательности.
– Полноте, сеньор, подождите конца, чтобы благодарить, – возразил Лоран со странной улыбкой.
– Не правда ли, сеньоры, – начал Тихий Ветерок, – что в понедельник мне будет передан весь товар и вручены письма заказчикам?
– Непременно.
– Очень хорошо; стало быть, мы, сеньор капитан, снимемся с якоря во вторник утром?
– То есть сниметесь с якоря вы, капитан, – уточнил дон Пабло, – мне же надо соблюсти некоторую осторожность: я выйду в море только в два часа пополудни, нам нельзя вместе выходить из порта.
– Лучше бы вам сняться с якоря в понедельник, капитан, это устранит всякое подозрение.
– Вы правы; действительно, это будет еще благоразумнее, я выйду из гавани в понедельник при заходе солнца.
Тихий Ветерок встал.
– Не будет ли еще каких-нибудь распоряжений, ваше сиятельство? – спросил он.
– Нет, любезный капитан.
– Тогда позвольте мне откланяться, я должен вернуться на каравеллу.
– Как хотите, не стесняйтесь, дон Мельхиор.
– Мое почтение, сеньоры, к вашим услугам. Гости ответили на его поклон.
Тихий Ветерок вышел.
– Этот молодец, по-видимому, знает свое дело, – заметил дон Хесус.
– Это настоящий моряк, – ответил Лоран с улыбкой, – он счастлив только на своем корабле.
– Я понимаю это, – сказал дон Пабло.
– Однако теперь надо условиться нам, – начал Лоран.
– Действительно, времени остается немного, – согласился дон Хесус.
– Когда мы можем отправляться?
– Завтра, если угодно.
– Положим, завтра, но в котором часу?
– В девять утра – не рано?
– Нет, вовсе не рано.
– Я зайду за вами.
– Буду готов. А вы с нами, капитан?
– Нет, граф, мне необходимо остаться в Панаме.
– Значит, мы будем путешествовать вдвоем?
– Моя дочь поедет с нами, граф.
– Донья Флора! – вскричал молодой человек, невольно вздрогнув.
– Да, ей наскучил город, она хочет вернуться на асиенду; но вы не бойтесь, граф, она отличная наездница и не задержит нас в пути, наш переезд совершится вовремя.
– Мне очень приятно, сеньор, путешествовать с доньей Флорой.
– Поручаю вашим попечениям мою невесту, – смеясь, сказал капитан, – но предупреждаю вас, что она очень капризна.
– Полно, капитан, – в свою очередь рассмеялся Лоран, – как можно жаловаться на то, что является не недостатком, а достоинством в женщине?
– Особенно в таком избалованном ребенке, как моя Флора, – прибавил дон Хесус с добродушным смехом.
Два испанца встали и простились с хозяином, который проводил их до двора.
Посмотрев своим посетителям вслед, пока они не вышли из ворот, Лоран опять направился в столовую.
Береговые братья все еще находились там.
– Ну что? – спросил Тихий Ветерок, как только он показался. – Как, по-твоему, я сыграл свою роль?
– Великолепно! Я был просто поражен, – ответил Лоран, смеясь, – ты не мог отвечать лучше!
– А все по моей милости! – с громким хохотом воскликнул Мигель Баск.
– Как так?
– Видишь ли, разговор ваш что-то слишком уж затянулся, и я решил подслушать.
– Вот блестящая мысль! Признаться, я не знал, как выйти из затруднения, в которое сам себя поставил, я так и дрожал при мысли, что Тихий Ветерок ответит невпопад.
– А я, не будь глуп, предупредил его.
– А что, разве дело и в самом деле состоится? – спросил Тихий Ветерок.
– Великолепное дело, золотое, в четыреста тысяч пиастров с лишним!
– О, какой он достойный человек! – воскликнул Тихий Ветерок с восхищением.
– Да, – крякнул Мигель, – он не прогадает, связавшись с нами, надо сознаться. Все равно, клянусь честью, это дело мастерское, только бы довести его до конца!
– Я сам как на шпильках, – признался Лоран, – давно бы нам следовало иметь известия.
– Успокойся, – возразил Тихий Ветерок, – времени прошло еще немного, тем более что дел у них по горло.
– Положим, но я все-таки очень встревожен.
– Разве ты никого не посылал за известиями?
– Четыре дня назад отправил Хосе в Чагрес.
– Так будьте спокойны, граф, – сказал Мигель Баск. – Если Хосе жив, он скоро вернется, это человек верный и неустрашимый.
В эту самую минуту дверь отворилась и на пороге показался Хосе.
– Благодарю вас, Мигель, – произнес он.
– Ах, мой честный Хосе! – вскричал Лоран. – Наконец-то ты вернулся! Добро пожаловать.
Он подвинул к индейцу стул, на который тот скорее упал, чем сел, так был изнурен.
– Позвольте две минуты, чтобы перевести дух, – сказал он с грустной улыбкой, – и я дам отчет в возложенном на меня поручении.
Все окружили индейца. Береговые братья полюбили его, столько в нем было врожденного величия и простоты, да и со времени их прибытия в Панаму он оказал им неоценимые услуги.