Да, этот рейс для меня был одним из самых тяжелых, которые, наверное, были в моей жизни. Я чувствовал себя полностью вымотанным. Иногда было такое ощущение, что я был, как отжатая тряпка. Меня оставалось только повесить на ветру, и я бы болтался на этом ветру без сопротивления и сушился.
Вот и сейчас «Кристина О» ошвартовалась в порту Ватерфорд. От устья речки до самого порта надо было идти еще полтора часа вверх по течению. Иной раз я выходил из машинного отделения, и вместе с Кразимиром, нашим поваром, смотрел на берега реки, перекидываясь незначительными фразами, о том, как изменился облик окружающих холмов, по сравнению с зимними пейзажами.
С тех пор, как я приехал на судно, в декабре месяце, и по сегодняшний день, рейс так и оставался неизменным: Авенмаус – Ватерфорд. И вот, в этом Ватерфорде сейчас опять стоит ошвартованная «Кристина О». Я сидел в ЦПУ и ждал команды об окончании швартовки. Наконец-то я получил команду с мостика – «Отбой».
Как всегда, Володя, наш новый капитан, он приехал из Питера, бодрым голосом скомандовал:
– Ну что! Машине отбой. Выводи главный. Приготовь всё к стояночному режиму. Продолжительность стоянки – неизвестна.
Я приподнялся с кресла, подтвердил принятие отбоя и пошел останавливать насосы, обеспечивающие ходовой режим.
Поставил главный двигатель на обогрев, дождался, пока компрессор подкачает воздух в баллоны. Убедился, что котёл запустился в автоматическом режиме. И всё. Я могу спокойно покинуть машинное отделение. Контроль над работой механизмов в моё отсутствие, будет осуществляться автоматикой.
В машине уже делать было нечего. Я поднялся в ЦПУ. Сел в своё знаменитое кресло и закурил. Немного передохнул, поднялся на две палубы выше и вышел на главную палубу.
Судно стояло у причала контейнерного терминала. Он был весь полностью огорожен колючей проволокой, только вдоль причальной линии можно было выйти за пределы этого терминала. Все контейнеры стояли внутри этой колючки.
Я посмотрел на небо. Погода была чисто английская. Низкие облака, из которых временами сыпал мелкий и противный дождик. Над гребнями ближайших холмов висел туман. Такая была хмарь, что она как раз подходила под стать моего паскудного настроения. На душе было муторно. Всё вокруг уже настолько опротивело, что я не знал, куда бы себя деть.
Но тут с мостика, грохоча по трапам рабочими ботинками, спустился Володя. Он, как обычно, был весел и доволен.
– Что не весел? – походя, спрашивает он меня.
А я, понимая, что вопрос задан просто так из-за проформы, пропыхтел:
– А что тут веселиться? Встали и ждем неизвестно чего, – но он, также бодро и весело, скалясь своей белозубой улыбкой, ответил:
– Сегодня никаких грузовых операций не будет. Суббота! Так что ждем понедельника. Он-то нам точно принесёт какие-нибудь новости.
– Вот и, слава Богу, – подумал я, – Хоть этой ночью можно будет поспать спокойно в своей кровати.
Я посмотрел на Володю. А он уже и забыл, что только что говорил мне. У него уже были какие-то свои мысли.
Мы с ним прошли на противоположный борт. Встали, опёрлись о планширь фальшборта и тупо глядели на серую воду реки, по которой только что подошли к причалу. На противоположном берегу виднелись какие-то разрушенные старинные строения, около которых плавали лебеди. Полюбовались на этих лебедей. Всё-таки – какая это грациозная птица. Немного помолчав, говорю Володе:
– Пойду я прогуляюсь по берегу. Тоска меня заела.
Он понимающе посмотрел на меня и говорит:
– Пошел бы и я с тобой тоже погулять. Но есть и другие дела. Ладно, иди один, а я займусь бумагами, чтобы хоть вечером немножко отдохнуть. Ты там с прогулкой не очень-то задерживайся. Я заказал агенту пузырёк. Он скоро его привезёт. А филины уже готовят барбекю. Так что посидим здесь под тентом, пропустим по надцать граммулек на зуб, – так же скалясь и улыбаясь, проинформировал он меня.
– Спасибо. Попробую не опоздать, – уже веселее ответил я и двинулся к трапу.
Филиппинцы как раз только что закрепили трап, по нему я и сошел на причал контейнерного терминала.
Я вышел на причал, прошел мимо колючки, затем вдоль старинных полуразрушенных строений, по всей видимости, это были когда-то очень хорошие дома состоятельных людей. Им, может быть, было по лет 200–300. А сейчас от них остались только стены. Межэтажных перекрытий и крыш уже давным-давно у них не было. Внутри стен были только заросли крапивы, чертополоха и – больше ничего.
Я прошел вдоль них и вышел на дорогу, ведущую к трассе, по которой ездили грузовики с полными и пустыми контейнерами. Но, сегодня вечером, в субботу, машин не было. Ворота, как и прежде, были открыты. Только за стеклом будки была видна голова охранника. Он позволительно махнул мне рукой, и я тихонечко пошел вперед.
Куда? Не знаю. Я еще не ходил по этой дороге, просто на карте видел, что до трассы тут было где-то с километр. Подумалось:
– Пройдусь до этой трассы. А там посмотрим, что делать дальше.
Окрестности тут я исходил еще в начале весны. За старинными остатками домов был парк. Его, наверное, посадил прежний владелец. Я не думал, что он и сейчас жив, потому что некоторым деревьям этого парка было далеко за пятьдесят лет, а то и более. Он был весь заросший и неухоженный. Деревья в нем были, на мой взгляд, привезены из многих стран мира, в которых побывал их прежний владелец. Когда я бродил по зарослям этого неухоженного парка, то иногда создавалось впечатление, что я и на самом деле находился в каком-то девственном лесу. Настолько были переплены лианы, кое-где росли пальмы, а иногда на лужайке встречалась группки яблочных и грушевых деревьев.