– Хватит спать, лежебока! Солнце давно взошло. Пора действовать.
Фабиан, подавляя стон, кое-как продрал глаза. Чувствовал он себя отвратительно, словно его накануне переехал экипаж или лягнула в грудь лошадь. Голова горела, в горле пекло, тело ломило как в лихорадке. Всё, случившееся накануне, вспоминалось как в тумане: визит к ведьме, блуждание в болоте, встреча с белым волком. А потом ещё не менее странное возвращение в дом Морской ведьмы, встреча с лордом Молний, странный разговор с колдуньей.
Одно он помнил точно – предполагалось путешествие в демонические земли Кровавого Братства. Так называлась территория, принадлежащая вампирам, оборотням, нагам и прочим нечестивым, демоническим тварям. Из хороших новостей – ведьма обещала свою защиту. Плохим было всё остальное.
– Вставай уже! Так всю свою жизнь проспишь! – снова позвал мелодичный голос.
Фабиан покорно попытался оторвать голову от подушки, но потерпел поражение. Голова оказалась слишком тяжёлой.
Со стоном он сдался:
– Боюсь, быстро действовать у меня сегодня не получится.
Под пристальным, тяжёлым взглядом ведьмы он почувствовал себя смущённым.
Как-то так каждый раз получалось, что он выказывал себя перед ней слабаком? Паз за разом. И несмотря на её внешнюю девичью хрупкость он чувствовал себя рядом с ней не воином и защитником, а добычей, попавшей с уверенные, жестокие лапы льва.
– Я понимаю, что медлить нельзя. Обещаю собраться. Вот только… ещё немного полежу… и встану.
Отчего так паршиво? Воспоминание о том, как зубы Белого Волка вспороли бок, заставил холодный пот выступить на лбу. Фабиан с волнением пробежался пальцами по телу – в том месте, где он ожидал встретить рану была ровная и гладкая кожа, без малейшего намёка на рубец или хотя бы царапину.
– Что за?.. – выругался он.
В надежде на то, что ошибся, снова прижал руку сначала к одному боку, потом – к другому. В отчаянии приподнявшись на локтях, посмотрел на живот – гладко, как на барабане.
– Этого не может быть! – потрясённо выдохнул он перед тем, как снова в отчаянии и изнеможении рухнуть на подушки. – Этого просто не может быть!
Он с надеждой взглянул на ведьму, но её лицо казалось высеченной из белого алебастра маской – спокойное, равнодушное и отрешённое.
– В глубине души ты ведь знал, что у твоих вчерашних приключений будут последствия? Волк был слишком необычен, чтобы встреча с ним не принесла печальных результатов. И ты не мог этого не осознавать. Ты знал.
– Знал – что?! Что стану чудовищем?! Ну, нет! Этому не бывать! Я найду способ решить эту проблему!
– Самоубийство? – невозмутимо откликнулась ведьма. – По-твоему, это выход?
– Это будет не самоубийство, а жертва. Или я умру однажды, либо каждое полнолуние умрёт кто-то ещё! Ну, нет! Я не стану монстром! Ни за что! Никогда!
– Никто не любит перемен, и всё же все к ним приспосабливаются. И даже со временем учатся извлекать выгоду. Это не так сложно, если подойти к делу правильно и с умом.
– Какую выгоду можно извлечь из одержимости? – с сарказмом в голове поинтересовался Фабиан.
– Ну… оборотни сильнее и выносливее обычных людей. Их труднее убить. Разве это не выгода?
– Оборотни – звери, а звери убивают! Я не хочу стать кровожадным монстром. Я никогда, ни за что…
– Да, ты это уже говорил, а я – слышала. Откровенно говоря, я бы тоже предпочла избежать проблем, но спорить со свершившимся фактом бесполезно. Ты заражён, в твоём организме вирус уже перестраивает клетки на генном уровне.
– На генном – чего?!. – широко распахнул глаза Фабиан. – Какие ещё клетки? О чём ты?
– Долго объяснять. Давай просто примешь мои слова на веру?
– С чего бы мне верить тебе?
– А с чего бы нет?
Фабиан обиженно надулся:
– Какая польза тебе может быть от того, кто в любой момент может впиться зубами в твоё горло?
– До моего горла нелегко добраться, я умею за себя постоять. Во-вторых, ликантропия не приговор. При определённых усилиях из врага можно сделать друга, а проклятие превратить в дар.
– Это неправда.
– Правда, – стояла на своём ведьма. – Ты должен подчинить зверя себя, научиться разумом контролировать инстинкты, а не подчиняться им.
– Если бы было всё так просто!
– В этом всё проблема твоего народа, Фабиан. Вы ищете то, что просто, вместо того, чтобы искать того, что правильно.
– Мне не нужны нотации! Особенно от змеи!
– Как предсказуемо и как глупо. Сидеть и дуться на обстоятельства, на окружающих людей, на несправедливую судьбу, вместо того, чтобы попытаться справиться с самим собой. Ладно, мальчик. Я готова оказать помощь лишь тем, кто готов помогать себе сам. Выберешь лёгкий путь, верёвка вон там. Крючок наколдован над дверью. Больше не стану утруждать нас обоих нотациями.
Марихат порядком устала от человеческого детёныша.
Люди вообще надоедливы, а этот, вдобавок, поглупее некоторых. Хотя последний факт ей только на руку – им будет легче управлять. Досадным фактом является его обращение в оборотня. На территории Красного Ковена любая сверхъестественная активность фиксируется Стражниками-Магами ещё на подходе к Цитадели. Весь план держался на том, что Фабиан обычный человек. Нужно поторопиться. До первого обращения время ещё есть, а с ним и шанс проскочить.
План Марихат был прост. Впустить Фабиана внутрь Цитадели, заставить отследить возможные перемещения её дочери, а там – разобраться на местности. Она редко составляла тщательно выверенные стратегические планы, предпочитая доверять интуиции и импровизировать. Тактика так себе – пятьдесят на пятьдесят. Иногда оправдывает себя, иногда подводит.
Но в любом случае времени сейчас на то, чтобы разведывать обстановку, тщательно выверяя шаги, нет.
Марихат признавала, что была импульсивна и это часто играло против неё. Следовало хоть что-то узнать до того, как она демонстративно указала Ворикайну на дверь. Например, имя дочери и то, как далеко зашёл его договор с инкубом. Да и существует ли он вообще?
Что ж? Придётся тащиться в человеческий город и отыскать способ проникнуть во Дворец бывшего любовника.
Марихат не любила покидать морское побережье. Близость моря всегда придавала ей силы. Но ради единственного ребёнка чего не сделаешь?
Какое-то время ведьма пристально вглядывалась в собственное отражение. Потом прошипела заклинание. Лицо её стало меняться. Через несколько минут вместо хрупкой блондинки с точёными чертами лица в зеркало гляделась высокая, яркая барышня южного типа, с грудью никак не меньше третьего размера, крутыми бёдрами и копной чёрных, мелко вьющихся волос. Изящное платье сменилось на костюм горожанки, серый, ничем не примечательный, в котором легко затеряться в толпе.
Оставшись довольна изменениями, Марихат провела рукой по поверхности зеркала. Картинка в нём вновь изменилась. Вместо комнаты зеркало отражало целый город, с яркими позолоченными башенками храмов, белыми аккуратными домиками, обнесёнными цветочными клумбами. По мощённым мостовыми неслись похожие на изящные шкатулки экипажи. Улочки заполнили снующие туда и сюда жители, издалека походящие на муравьёв в муравейнике.
– Дом лорда Молний, – произнесла Марихат и картинка, транслируемая зеркалом, вновь сменилась.
Теперь перед ведьмой встал красивый, просторный особняк, скорее даже – дворец, окружённый просторным парком.
Глубоко вздохнув, будто собираясь нырнуть в холодную воду, Марихат шагнула через рамку зеркала, превращённого ею в портал, прямо на мостовые города, на площадь, полную людей, и сразу же окунулась в океан странных звуков и незнакомых запахов, от которых закружилась голова.
Марихат терпеть не могла находиться среди большого скопления людей. Ей во всём чудилась угроза. Как ни слабы были людишки поодиночке, сбиваясь в стаи, они становились сильнее и, как следствие, опаснее. Толпа непредсказуема и трудноуправляема. В толпе подчас невозможно предугадать развитие событий.
Лай собак, стук колёс, лошадиных копыт, резкие голоса торговок – от всего этого она чувствовала себя дезориентированной. Улицы, напоминали узкую реку, пробившую себе путь между массивными, тяжёлыми каменными домами. Стены нависали со всех сторон, оставляя для взгляда свободным лишь небольшой клочок неба вверху над головой.
Город походил на темницу. Как люди умудряются в нём жить?
Стараясь побыстрее выбраться из этих рукотворных сот, Марихат подошла к высокому дворцу, занимающему главное место на центральной площади, вымощенной чистыми гранитными плитами. Кое-где тут возвышались редкие купы деревьев. Даже пара-тройка цветников была! По людским меркам, наверное, красивое место?
Дворец лорда Молний прятался за высокой кованой оградой.
У входа сторожила стража, но для Марихат они не были помехой – пара секунд и стражники сами распахнули перед ней створки ворот, околдованные её змеиным взглядом.
Колдовской взор нагов, при их на то желании, оказывал на людей тот же эффектом, что взгляд кобры на кролика. С той лишь разницей, что внушал ни животный страх, а то, что обладатель пожелает.
Марихат желала пройти невидимкой. Так и случилось. Стражники пропустили её во дворец, сами не сознавая и не помня того.
Заперев ворота за незваной гостьей, солдаты тут же обо всём забыли, будто никогда и не видели. Маги, конечно, сумеют вытащить из их памяти этот маленький инцидент, но к тому времени для Морской ведьмы это уже не будет иметь никакого значения.
Обстановка внутри здания показалась Марихат скучной: белые стены лишь кое где украшали гобелены либо мозаика. Ни ковров, ни штор на узких окнах, больше напоминавших бойницы.
– Нерина! – услышав она чей-то голос и быстро набросила на себя чары невидимости.
Марихат едва не вскрикнула от неожиданности, когда из-за угла коридора ей навстречу выдвинулась статная женская фигура – та самая, облик которой она приняла перед тем, как явиться сюда. Правда женщина, чей облик она скопировала, в оригинале теперь выглядела на лет на двадцать старше. Пора женского цветения осталась для неё далеко позади. Талия и бёдра с возрастом успели раздаться, чего не мог скрыть даже корсет. Хотя грудь и плечи ценители женской красоты ещё могли найти привлекательными, но, к прискорбию, у большинства красивых человеческих женщин прежде всего стареет именно лицо. И лицо бывшей служанки, подруги и предательницы по совместительству, не составило счастливого исключения.
Глядя на оплывшие, отяжелевшие черты, на наметившиеся брыли и наплывшие мешки под глазами, Марихат испытывала двоякие чувства – удовлетворение и сожаление, острое, почти до боли: стареющие друзья и враги, особенно после того, как с минувшей разлуки протекли долгие годы, слишком ярко свидетельствуют о пролетевшем времени и о том, что прошлое невозвратимо.
– Нерина!
Женщина прошла так близко, что подол её платья скользнул по ногам бывшей госпожи, только она этого не заметила.
С раздражением толкнув дверь, женщина вошла в комнату, из которой раздавался звонкий девичий голосок:
– Нерина, ты не слышала, что я зову тебя?
Шмыгнув за Фиделией (так звали бывшую служанку) Марихат вошла в комнату, стараясь унять невольно забившиеся сердце.
Девушка с книгой на коленях сидела у окна. Врывающийся в распахнутые створки ветерок шаловливо играл с белокурыми волосами, обрамляющими совсем юное личико.
«Хорошенькая», – это единственное, что пока Марихат могла сказать о дочери.
С первого взгляда никак не определить, на кого девушка похожа больше – на неё саму или на ненавистного теперь любовника.
– Слышала, – без особых эмоций отозвалась девушка.
«Уж не обижала ли эта жаба мою дочь?», – ревностно подумала Марихат.
– Что ж не отвечала? – с тенью недовольства, всё же прикрытого улыбкой, спросила Фиделия, прислоняясь плечом к стене и скрещивая руки под пышной грудью.
Девушка глубоко вздохнула и отвернулась к окну.
– Что-то случилось? Почему ты грустишь?
Голос Фиделии был мягок. На лице отражалось участие и желание понять, что с девочкой?
– У меня никогда не будет мужа, – капризно протянула Нерина.
Голос её был полон фальшивой, явно рассчитанной на демонстрацию, скорби.
– Мой отец уехал далеко! Он полон забот о ком угодно, только не о родной дочери! Он всё время обещает организовать для меня свадьбу, но дальше слов дело не заходит.
– Он обязательно сдержит данное тебе слово, – подойдя ближе к воспитаннице, проронила дуэнья.
Явно для неё было уже привычным вести подобного рода разговоры.
– Когда? – передёрнула плечами молоденькая вертихвостка. – Чего он ждёт?! У всех моих подруг уже есть просватанные женихи. А что со мной не так? Может, я слишком уродлива? Слишком проста, чтобы меня захотеть в жёны?! Отец стыдится меня и потому не торопится устроить мою судьбу?
– Нет, конечно. И ты сама это прекрасно знаешь.
Фиделия присела рядом с девушкой на второй табурет.
– Твой отец не торопится, потому что слишком сильно любит тебя и хочет подобрать тебе хорошего мужа – самого лучшего, какого только можно сыскать на свете. К тому же, – тяжело вздохнув, сузила большие глаза женщина. – Я была замужем трижды. И советую тебе быть осторожней в своих желаниях.
– Расскажи мне! Расскажи мне о мужчинах всё! Какие они? Какого это – быть ими любимой?
Улыбка на губах Фиделии сделалась натянутой:
– Я рассказывала уже. Тысячу раз.
– О! Я знаю, мой муж будет красив и храбр. И я буду любить его так сильно, что не смогу без него жить!
Сердце Марихат болезненно сжалось.
Эта девочка встала перед ней собственным призраком – наивным, глупым и… счастливым. Таким счастливым в своём неведении.
Марихат помнила, чем заканчивается подобные вера и наивность – разбитым сердцем и болью, после которой приходит самое страшное: отрезвляющая пустота и ядовитый, как яд с клыков нагов, ничем неизлечимый цинизм.
Фиделия отвернулась, поднимая с пола обронённую в порыве страстных девичьих мечтаний, книгу:
– Ты читаешь слишком много романов, Нерина, – укоризненно покачала женщина головой. – Мне больно это говорить, но боюсь, ты узнаешь правду быстрее, чем мне этого хотелось бы – в мире, девочка моя, очень мало романтики.
Фиделия потянулась к оконным створкам, потянув их на себя в попытках закрыть:
– Погода стала такой странной. То жара, то лютый холод. Боюсь, это предвестие дурных времён.
– Чего ты опасаешься, матушка?
Услышав это слово, обращённое к другой, Марихат ощутила болезненный укол ревности.
– Эта смута на севере? Она не может нам угрожать, ведь правда?
– Не стоит забивать себе этим голову, девочка моя. И брось ты уже эти романы. Займись чем-нибудь полезным.
– Чем, например? – фыркнула Нерина.
– Тем, чем подобает девушке твоего положения.
– Вышиванием?! Нет, нет и – нет!
Уму непостижимо. Эти людишки собираются отдать эту глупенькую, восторженную девочку, чья голова наполнена блаженной чушью о всесильной силе святой любви во власть инкубам и вампирам, вооружённой таким «полезным» умением, как вышивание крестиком на пяльцах?!
Дверь в этот момент распахнулась и на пороге появилась шикарно разодетая молодая дама. Лет на пять-семь старше дочери Марихат, но держалась она с полной уверенностью хозяйки положения.
– Что здесь происходит? Что за шум?!
Лицо Фиделии застыло бесчувственной маской, а у девочки исказилось ненавистью.
При появлении разодетой в шелка девицы Нерина вскочила со стула, сжимая руки в кулачки.
– Мне повторить вопрос? – ледяным голосом поинтересовалась фифа. – Я требую ответа. Из-за чего вы посмели кричать?
– Нерина отказывается вышивать, – без тени эмоций проинформировала дуэнья.
С появлением красивой молоденькой фурии все фигурки встали на свои клетки. Марихат чуть было не подумала, что Ворикайн до сих пор держит в любовницах Фиделию, но то, что он возвёл в ранг официальной любовницы простолюдинку, как-то не вязалось со всем тем, что она о нём знала. Теперь же всё правильно. Фиделия занимала положение няньки, дуэньи, соглядатая при её девочке, которую, скорее всего, с пелёнок и растила, и к которой, вероятно, была по-своему привязана.
А вот эта краля и есть очередная фаворитка. Не жена.
Что именно заставляло Марихат так думать, она ещё сама не поняла, но в своих выводах не сомневалась.
– Всё это ваше «вышивание» и «игра на клавикордах» – скучнейшее и бесполезнейшее занятие на свете! – яростно заявила Нерина.
К полному удовольствию маменьки, разделяющей подобный взгляд на вещи целиком и полностью.
– Вышивание и игра на музыкальных инструментах неотъемлемая часть образования каждой высокородной женщины в этой стране, – авторитарно заявила дама.
– Раз так – я не хочу быть уважаемой! – упёрла кулачки в бока маленькая фурия. – Я хочу быть любимой и хочу жить полной жизнью! Дышать полной грудью! Видеться с интересными людьми! Скакать верхом! Танцевать хочу! А ваши пяльца? Оставьте их выжившим из ума старухам!
– Ты будешь делать то, что тебе скажут, – холодно процедила белокурая красавица, любовница лорда Молний. – Ты хочешь удачно выйти замуж, но при этом изо всех сил стараешься стать нежеланной для любого претендента, имеющего вкус и разбирающегося в женщинах.
– О! Конечно! Тебе ли этого не знать? Ты-то отца пленила исключительно умением вязать на спицах да играть на клавесине!
От такой дерзости у красавицы на скулах вспыхнули яркие чахоточные пятна.
Она угрожающе шагнула к дочери Марихат:
– Ты научишься вышиванию!
Если бы тоном можно было убивать, этот голос обвился бы вокруг тонкой девичьей шеи и сломал бы её. Каждое слово дышало застарелой, лютой ненавистью, от которой даже прирождённую хладнокровную змею бросало в дрожь.
– Ты мне не мать, Эллетра! Ты не можешь меня заставить! Выйди вон из моей комнаты!
Не меняясь в лице, любовница Ворикайна, ловко вытащив длинную вышивальную иглу из подставки для игл, недрогнувшей рукой воткнула её в ладонь девушки, заставив ту охнуть.
В возгласе девушки удивления было больше, чем боли.
– Молчи и делай что велят, – велела Эллетра. – Ты не выйдешь отсюда до завтрашнего утра. И сутки будешь сидеть на хлебе и воде. И только посмей мне возразить – вышвырну на улицу, словно приблудную собаку, какой ты, по сути, и являешься. Лорд Тейэртос слишком добр к тебе, вот ты и возомнила о себе невесть что. Знай своё место. Ты – обычный бастард.
Нерина стояла, задыхаясь от гнева и бессилия, но ничего не смея сделать.
– Я тебя ненавижу! Ненавижу!!!
– Фиделия, выйди из комнаты и запри дверь снаружи. Если узнаю, что ты посмела покормить свою любимицу, рассчитаю.
– Но, леди…
– Молчи! – прошипела дама так тихо и яростно, что Марихат восхитилась – даже в своём втором обличье у неё вряд ли получилось бы так же. – Или велю тебя бросить на корм собакам. Ты ведь не хочешь, чтобы с твоей кормилицей случилось что-то подобное? – обернулась она к девушке.
– Ты не посмеешь! Когда отец вернётся, я всё ему расскажу! Тогда посмотрим, кто окажется на улице!
Когда Эллетра повернулась к её дочери, Марихат почудилось, что та сейчас набросится на неё с кулаками. А ещё она прочла на тонком лице фаворитки приговор своей дочери и возблагодарила судьбу, приведшую её в этот дом так вовремя.