Глава 6

Первая рабочая смена в северокорейском порту Хыннам заканчивалась как обычно. Морской ветер вяло шевелил государственные сине-красные флаги с пятиконечной звездой и кумачовые транспаранты с патриотическими лозунгами, которых было такое количество, что местные жители уже давно перестали их замечать. Они сделались такой же частью пейзажа, как скалистые горы или рисовые поля.

Первая отработавшая смена докеров стройной колонной маршировала из порта в город. Докерам еще предстояли политинформация и часовое общее собрание смены, на котором каждый должен был припомнить не то хорошее, что он сделал для страны, а то, чего мог, но не совершил. Такова система, которую установила Трудовая партия Северной Кореи. Не только каждый взрослый гражданин, но даже школьник должен делать на себя ежедневный публичный донос, за который можно угодить и в концлагерь. Правда, в КНДР их уклончиво принято называть «лагерями трудового перевоспитания».

Счастливая песня неслась над портом и над морем, сливаясь с топотом марширующих. Колонна таких же счастливых докеров второй смены шагала им навстречу.

Казалось бы, сегодняшний день не должен преподнести никаких сюрпризов. Но так уж водится, что рядовые работники из-за режима секретности узнают об ответственных заданиях в последний момент. Как только колонна первой смены покинула территорию порта, а за второй колонной закрылись ворота из проволочной сетки, как тут же обычную охрану порта сменили военные.

Наученные осторожности по принципу «болтун – находка для шпиона», докеры даже не стали обмениваться мнениями, все и так понимали, что этой ночью придется ударно потрудиться на благо Родины. Северная часть порта выглядела непривычно пусто, хотя обычно здесь разгружались у одного причала сразу несколько кораблей. Иностранных судов вообще видно не было. Между двумя высокими пустеющими причалами вплотную к «стенке» жалось небольшое, на пару тысяч тонн водоизмещением, научно-исследовательское судно. На его борту белела надпись, извещавшая, что плавсредство носит гордое название «Слава героям». В условиях КНДР не стоило и уточнять – каких именно героев. Всех их, а также предателей Родины назначала Трудовая партия Северной Кореи. Подходы к судну были надежно перекрыты военными. На рельсах высились два мрачных товарных вагона, рядом с ними скучал грузовик с полуприцепом-фурой.

Референт Ким Пака – Ир Нам Гунь нервно прохаживался по самому краю «стенки». Он смотрел то на начинающее темнеть небо, то на научно-исследовательское судно, то в сторону ворот.

«Ну скорей бы», – руки от волнения у референта подрагивали.

Наконец у сетчатых створок возникло оживление, до слуха референта долетели короткие гортанные команды. Черный «Мерседес» с антеннами спецсвязи плавно вкатил на территорию порта. Ир Нам Гунь глубоко вздохнул, шумно выдохнул, плотно сжатые губы сложились в приветливой улыбке. Поблескивающая лаком легковая машина без лишних проблем миновала оцепление и остановилась возле товарных вагонов. Высокопоставленный сотрудник спецслужб КНДР не стал дожидаться, пока шофер откроет дверцу. Показная демократичность поведения в среде чиновников входила в Северной Корее в моду.

– Здравствуйте, уважаемый товарищ, – сухо прозвучало приветствие.

– У нас все готово, – доложил референт.

Последовал короткий обмен рукопожатиями. Рука спецслужбиста была холодной и безжизненной, как дохлая рыба. Капитан научно-исследовательского судна уже спешил по сходням на берег.

– Хочу еще раз напомнить вам о великой чести и ответственности, – спецслужбист поднял глаза к небу, – наш любимый руководитель Ким Чен Ир лично интересуется тем, что сегодня происходит в порту.

Это было сказано так, словно диктатор являлся всевидящим богом, способным одновременно присутствовать в разных точках пространства. Ир Нам Гунь, соглашаясь, кивнул:

– Я счастлив, что могу послужить своей Родине и ее героической Трудовой партии.

– К делу.

Спецслужбист зашагал к вагонам. Раздвижную дверь надежно берегли не только тяжелый замок, но и свинцовая пломба. Маленькие кусачки перекусили проволоку. Капитан судна сдвинул тяжелую дверь и посветил внутрь фонариком. Серебристые ящики стояли всего лишь в один ряд. Ир Нам Гунь подал список, на котором синела пара печатей и виднелось несколько росписей. Представитель спецслужб, беззвучно шевеля губами, считал ящики.

– Сходится.

– А как же иначе? – вставил референт.

– Бдительность и еще раз бдительность.

Перешли к другому вагону. И здесь «цифра била». В списке не указывалось, что именно находится в каждом из ящиков, были проставлены только их номера и вес.

– А это тот самый новый груз, о котором вы заявили позавчера? – темные невыразительные глаза тщательно изучали лицо референта.

– Без них иранская сторона будет вынуждена потратить более года на биологические исследования. Это требование иранцев.

– Не люблю сюрпризов.

Капитан терпеливо ждал в стороне. Еще около четверти часа ушло на сверку номеров, проставленных на ящиках и в списках. Наконец представитель спецслужб дал «добро» на погрузку. Военные расступились, давая дорогу докерам.

Всякие работы приходилось им выполнять в порту, разные они разгружали грузы. Докера трудно удивить. Нередко доводилось носить и западные товары, но то, что сегодня приходилось загружать в трюм научно-исследовательского корабля «Слава героям», выглядело странно. Серебристые герметически закрытые ящики, наверняка противоударное исполнение. Никакой маркировки, кроме номеров. Ир Нам Гунь стоял у трапа и собственноручно подносил к каждому из ящиков счетчик Гейгера, ведь во время транспортировки в порт контейнеров с радиоактивными материалами могла произойти разгерметизация.

О том, что именно грузят на корабль и куда он направляется, было известно лишь троим: референту, капитану и представителю всесильных спецслужб. Из Северной Кореи вывозилась часть того, над чем последние десятилетия бились местные атомщики, создававшие ядерное оружие. Обогащенный плутоний, другие радиоактивные материалы, документация по технологическим процессам, модели агрегатов... Короче, все то, чего не хватало иранским создателям ядерного оружия.

Спецслужбист делал отметки в блокноте, ставил одному ему понятные значки. Грузчикам, транспортировавшим ящики на борт научно-исследовательского судна, Ир Нам Гунь неизменно напоминал: «Осторожнее». Внезапно он остановил погрузку.

– Я должен проверить, как размещен груз в трюме.

Референт с фонариком в руке заспешил по сходням, его сопровождал капитан.

– Не беспокойтесь, уважаемый товарищ. У меня команда опытная...

– Я понимаю, ваши люди озабочены лишь одним, чтобы грамотно распределить груз с точки зрения центровки судна. Но есть задача куда более важная – доставить его к месту назначения неповрежденным!

– Существуют правила, определяющие размещение груза в трюме.

– Это особый груз, не забывайте об ответственности.

Ир Нам Гунь сбежал по гулкой металлической лестнице в трюм, резко остановился и обернулся. Его глаза показались капитану двумя маленькими остренькими гвоздиками, которые будто вонзились ему в мозг.

– Любимый руководитель лично и Трудовая партия доверили нам исполнение задания чрезвычайной государственной важности, и каждый из нас отвечает за свой участок. Я же не собираюсь учить вас азам судовождения.

Против такой аргументации трудно было что-либо возразить.

– Я понимаю всю ответственность, – упавшим голосом сообщил капитан.

И хоть в трюме было довольно светло, Ир Нам Гунь ползал по закуткам с фонариком в руке.

– Здесь у вас слишком влажно... а здесь – спертый воздух. Тут невозможно дышать. Все живое тут погибнет буквально через день.

– Кажется, я понимаю, о чем идет речь... – капитану хотелось добавить, что он догадался: референту ЦК нужно место для размещения контейнера с лабораторными животными.

Однако высказывать свою догадку вслух он не рискнул. Если связан с секретной операцией, лучше делать вид, будто понимаешь и знаешь только то, что тебе положено.

– Здесь? – задумался Ир Нам Гунь, высвечивая фонариком место в дальнем конце трюма. – К контейнеру, который окажется здесь, должен быть свободный проход для меня, и никаких посторонних.

– Вроде подходит. Я отдам приказ, чтобы сюда никто не приближался.

Референт втянул носом воздух. Провел рукой по ребру шпангоута.

– Сухо... – И тут же напрягся: – А это что за трубы?

– Система охлаждения силовой установки судна.

– Подача забортной воды или же сброс отработанной?

– Сброс, – растерялся капитан, поняв свою ошибку.

– Да вы понимаете, что вы мне предложили? Во время плавания здесь будет слишком жарко.

– Извините, товарищ, не подумал... волнуюсь. Я хотел предложить место у правого борта. Там проходят трубы забора воды. Она холодная.

Ир Нам Гунь смягчился:

– Все мы волнуемся, такая ответственность. Но нельзя терять голову. Мы не имеем права на ошибку.

Референт ЦК вновь выбрался на свежий воздух. Капитан в это время пригнал двух матросов с мокрыми тряпками, чтобы до блеска вытерли этот угол трюма.

Ир Нам Гунь тем временем уже оказался на улице, лично следил за тем, как четверо докеров расшнуровывают брезент на автомобильной фуре. В глубине кузова белел вместительный контейнер – параллелепипед два метра на метр и на полтора. Вверху по его периметру виднелась густая металлическая сетка, какую обычно устанавливают для вентиляции.

– Погодите, – чуть дрогнувшим от волнения голосом произнес референт, отстраняя докеров.

Он забрался в кузов, приложил ухо к стенке и только затем развязал брезентовые лямки, страхующие контейнер.

– Можете грузить, но только очень осторожно. Ни в коем случае сильно не наклонять и тем более не переворачивать.

Ир Нам Гунь придерживал контейнер руками, когда докеры двигали его к разгрузочной рампе фуры. Он даже лично придерживал ремни, когда его опускали на грузовую тележку. Представитель спецслужб был в курсе, что референт заказал этот контейнер в последнюю очередь. В бланке заказа значилось, что предназначен он для перевозки лабораторных животных, использовавшихся в ядерной программе. Все группы атомщиков работали в режиме строгой секретности, а потому даже он не знал, какие именно животные понадобились иранским «братьям по разуму». В конце концов, каждый отвечал за свой участок работы. Каждый сам хранил секреты, доверенные ему руководством. И даже представитель всесильных спецслужб считал лишним знать то, что ему не положено. Еще один значок появился в блокнотике.

Ир Нам Гунь сопровождал контейнер на всем пути его следования. Докеры, проникшись серьезностью момента, обращались с ним, как с хрустальным сосудом, разве что пыль с него не сдували. Наконец контейнер оказался в назначенном ему месте, страховые брезентовые ремни были надежно затянуты.

– И чтобы никто, слышите, никто, кроме меня, к нему не подходил ближе чем... – референт поискал глазами, – чем эта линия, – взглядом он прочертил прямую от одного шпангоута до другого. – Трюмный отсек большой, места хватит.

Маневровый локомотив с лязгом подцепил опустевшие товарные вагоны и потащил их в темноту. Заурчал седельный тягач и увез пустую фуру.

– Желаю успеха, – вялая, как дохлая рыба, ладонь оказалась в пальцах референта ЦК. – На вас лежит огромная ответственность. Партия и правительство доверили вам многое.

В этих словах послышалась прикрытая угроза: мол, если что-то пойдет не так – пощады не ждите.

– Я всю свою жизнь посвятил воплощению в жизнь великих идей «чучхе», – несколько пафосно ответил референт.

– Да, кстати, насколько мне известно, ваш двоюродный брат Ким проходит перевоспитание в трудовом лагере, – голос спецслужбиста перешел в змеиное шипение.

– Я об этом открыто написал в анкете, – выдержал удар Ир Нам Гунь.

– Брат за брата не отвечает, – тонкие губы растянулись в коварной улыбке. – Но вы были очень дружны с ним в детстве. Наверное, кое-какие чувства сохранились. Перевоспитание на то и перевоспитание, чтобы потом человек вышел на свободу полноценным членом коммунистического общества. У каждого из нас есть родные и близкие. Не забывайте об этом вдали от Родины. Здесь остаются ваши жена и сын. Им не должно быть стыдно за вас.

Загрузка...