– Мне это не нравится, – сказала Тоби по телефону, когда я припарковалась перед кофейней Фласка и заглушила мотор.
– И мне, – поддержала Бри.
Два дня спустя я разговаривала с подругами по конференц-связи. Поскольку Палмер была помощником режиссера, ей приходилось делать вид, что она внимательно следит за постановкой, поэтому она вставила в ухо один наушник, спрятав его под волосами, и иногда говорила «угу».
– Угу, – каким-то образом Палмер умудрилась вложить глубокое разочарование в эти два слога.
– Девчонки, – сказала я, глядя сквозь ветровое стекло на кофейню, – ничего другого не остается. Это лучший вариант.
– По-моему, фильмы о похищениях именно так и начинаются, – предупредила Тоби. – В них всегда есть подобная сцена: девушка идет на встречу с человеком, задумавшим ее похитить, а все ее друзья ее отговаривают, но она их не слушает.
– Ну, иначе и кино бы не было, – резонно отметила Бри, но добавила: – Впрочем, Тоби права.
– Почему это «впрочем»? – возмутилась Тоби.
– Мне не нравится, что ты не знаешь, что это за работа, – сказала Бри.
– Угу, – согласилась Палмер.
Я вздохнула, оправив на себе платье. Мне тоже все это нравилось, но другого выхода я не нашла. За два дня, прошедших с того момента, как я узнала, что не еду на программу молодых ученых, я перепробовала абсолютно все. В школьном офисе по трудоустройству меня в буквальном смысле высмеяли, когда я сказала, что ищу что-нибудь на это лето. Работу по объявлениям из закусочной найти тоже не удалость: родители подростка, которому подыскивали репетитора по французскому, быстро поняли, что мой уровень владения языком недостаточно высок. Я уверенно пользовалась компьютером, но не умела программировать или работать в нескольких операционных системах. А вакансия няни уже была занята, когда я позвонила, хотя это меня не расстроило, потому что признаться в любви к маленьким детям я точно не могла. В конце концов я позвонила по тому непонятному объявлению. Девушка, которая взяла трубку, – ее звали Майя, – очень обрадовалась и согласилась встретиться в любом удобном для меня месте. После того как мы договорились о встрече в кофейне Фласка – моей любимой, где я обычно покупаю свой холодный латте, – и уточнили время, она попрощалась и положила трубку – раньше, чем я успела задать вопрос, а в чем же, собственно, состоит работа.
– Так, погодите, – перебила я, на секунду отрывая телефон от уха, чтобы посмотреть на время. – Мы встречаемся в кофейне. Я позвоню, как только встреча закончится. Все будет нормально.
– Угу, – сказала Палмер.
– Ну не знаю, – вздохнула Тоби.
– Ты разве не на работе? – спросила я. – Откуда у тебя столько времени, чтобы читать мне нотации?
– Просто стараюсь быть заботливой подругой! – ответила она, повышая голос. – И… – дальше была пауза, а потом Тоби заговорила гораздо тише: – На самом деле мне и правда пора идти. Позвони, когда все закончится. Надеюсь, тебя не похитят.
– Мне тоже пора, – прошептала Палмер. – Звони.
– Бри, – обратилась я к третьей подруге, когда две другие отключились.
– Я здесь.
– Ну хоть ты не думаешь, что есть повод переживать?
– Нет, – беззаботно сказала Бри. – Вешать флаер в закусочной – это очень неэффективный метод, если собираешься кого-нибудь похитить.
– Спасибо. Я тебе потом позвоню.
Она попрощалась, и я нажала отбой, глубоко вздохнула и аккуратно выбралась из машины. На мне были одно из моих лучших платьев – синее, с облегающим лифом и расклешенной юбкой – и туфли на каблуках. Я была умеренно и со вкусом накрашена. Кроме того, распечатала свое резюме на плотной бумаге и несла его в папке, чтобы оно случайно не помялось по пути.
Я вошла внутрь и огляделась. Кафе было полупустым, в основном здесь сидели люди с ноутбуками и компании мам с прогулочными колясками. Девушка лет двадцати пяти, на которую я сначала не обратила внимания, широко мне улыбнулась и помахала.
– Энди?
Я кивнула и стала пробираться к столику.
– Привет, – сказала я и протянула руку, испытав разочарование, когда девушка встала, чтобы ее пожать.
Кончики светлых волос были выкрашены в розовый, одета она была совершенно обычно: джинсовые шорты, топ с бретельками, кроссовки. Было только начало лета, но девушка уже загорела; из-под бретелек ее топа выглядывали татуировки, расползавшиеся причудливыми узорами по телу.
– Я Майя, – сказала она с улыбкой, открывшей неровные зубы.
Похоже, Майю абсолютно не смущало, что по сравнению с ней, на мне было слишком много одежды. Девушка присела, я устроилась напротив нее, стараясь не выдать своего разочарования, пока доставала из папки и передавала ей резюме.
Она просмотрела его, потягивая напиток из стакана – со взбитыми сливками и посыпкой сверху, скорее всего, молочный коктейль. Пока Майя читала резюме, я достала телефон и отправила сообщение подругам. В обычной ситуации я ни за что не стала бы этого делать на серьезном собеседовании, но мне было очевидно, что эта встреча не имеет с ним ничего общего.
Все в порядке. Можете не беспокоиться.
– Впечатляет! – сказала Майя, проглядывая мое резюме, и я бросила телефон обратно в сумку. Она посмотрела на меня, ее улыбка исчезла, и она снова посмотрела в резюме: – Уокер… – пробормотала она так, словно пыталась что-то припомнить. – Мне кажется…
– Мой отец – конгрессмен, – сказала я не задумываясь. – Может быть, вы где-то… – Но тут я поняла, что она вовсе не обрадовалась, увидев в резюме знакомую фамилию. Скорее всего, ей было известно о скандале, связанном с моим отцом, из СМИ. – То есть… – пробормотала я, не понимая, как лучше поступить, – я…
– Неважно, – произнесла Майя и улыбнулась: было понятно, что она все-таки видела моего отца по телевизору, но не собирается сейчас это обсуждать. – У вас богатый опыт, как я вижу. Честно говоря, я удивлена, что вы ищете место.
– Да, – сказала я, затем запнулась. – Планы на лето сорвались в последний момент. Так что я оказалась за бортом.
Сказав это, я сразу же поморщилась. Я пока не знала, в чем будет заключаться работа, и тем более захочу ли я ею заниматься, но ни в коем случае нельзя показывать работодателю, что готов на все, – в этом я была уверена.
– О, отлично вас понимаю, – сказала Майя, совершенно не обратив внимания на то, что я только что нарушила одно из главных правил собеседований. – Я развесила эти флаеры, так как одна из моих лучших сотрудниц уволилась по причине переезда в Сиэтл. – Она сделала большой глоток, а затем потрясла головой. – Хотя я думаю, что она вернется. Вы бы знали, как там дождливо.
– Ну так что насчет работы? – спросила я, пытаясь вернуть нас обеих к тому, ради чего мы здесь сидим – уж точно не затем, чтобы обсуждать погоду на северо-западном побережье Тихого океана.
– Конечно! – выпрямившись, Майя продолжала. – Я руковожу компанией, предоставляющей услуги по выгулу собак и уходу за домашними животными. Я основала ее два года назад. Почти все я делаю сама, мне помогают мой жених и один сотрудник. Время от времени, при необходимости, мы привлекаем еще людей.
– Вот как? – кивнула я, и мое настроение испортилось окончательно. Мало того, что у меня не было никакого опыта общения с животными, вдобавок я не могла представить ни одного университета, который бы впечатлило то, что я целое лето выгуливала собак.
– Это тяжелая работа, – сказала Майя серьезным голосом, – и большая ответственность. Люди доверяют нам своих домашних животных – практически членов семьи. У вас есть подобный опыт?
– Да. На прошлой неделе я… проводила время с собакой. – Черт побери, что происходит! Мне не нужна эта работа, но почему-то я все равно пытаюсь ее впечатлить! – Но…
– Если вам нравятся животные и вы умеете с ними ладить, всему остальному можно научиться, – сказала Майя, одарив меня очередной широкой улыбкой. – В принципе, как и в любом другом деле. – Она взглянула на часы, а затем снова на меня. – Мне сейчас нужно пойти и забрать нескольких собак на прогулку. Пойдете со мной? Заодно посмотрите, насколько вам это подходит.
Я колебалась. Мне это совсем не подходит. Подобное занятие я считала даже хуже работы баристой во Фласке: весь день проводить на открытом воздухе, без кондиционера, и, судя по всему, взаимодействуя с большим количеством отходов – как в прямом, так и в переносном смысле. А когда лето закончится, мне даже нечем будет похвастаться. Да и на мне были платье и туфли на каблуках – не самая подходящая экипировка для подобных прогулок.
– Или у вас другие планы? – спросила Майя, приподняв бровь.
Заданный вопрос решил исход дела: у меня не было никаких планов, меня нигде не ждали и мои летние каникулы были совершенно пустыми. Даже несмотря на то, что я не хотела заниматься выгулом собак, какая-то часть меня из принципа хотела получить эту работу. Поэтому я выпрямилась, посмотрела ей прямо в глаза и произнесла:
– Я абсолютно свободна. Пойдемте.
– Ну вот! – весело сказала Майя, припарковав свой внедорожник, и улыбнулась: – Готовы?
– Хм, – с натугой ответила я.
У меня на коленях сидел довольно большой мохнатый пес. Как только мы его забрали, он вскарабкался на переднее сиденье и так и просидел дрожа всю поездку, пока я изо всех сил пыталась за ним что-нибудь рассмотреть. Он, наверное, весил килограммов тридцать пять. Сначала Майя попыталась пересадить его назад, говоря извиняющимся тоном: «Понимаете, Джаспер боится машин – не правда ли, малыш?». Джаспер заскулил, и я неуверенно погладила его по лохматой спине, почувствовав, как он весь дрожит под моими ладонями.
Ноги затекли под его весом, но я не придавала этому значения: сзади сидели еще три собаки. Чтобы их собрать, нам пришлось объехать весь Стенвич, и всю дорогу Майя отпускала шутливые комментарии.
– У каждого ключа свой цвет, – сказала она, поднимая повыше огромную связку. – Кроме того, мы ведем записи обо всех собаках: их привычках, и о том, на что обращать внимание. Иногда мы берем их на более длительные прогулки или едем на собачий пляж, но не сегодня, так что не беспокойтесь.
– Угу, – максимально сосредоточенно ответила я.
Меня беспокоило, что на заднем сиденье расположились три собаки и все они пялятся на меня. Интересно, что Майя сделает, если одна из них, к примеру, взбесится или бросится на нас? Разве это не помешает нормально вести машину?
– Вы обычно в одиночку их забираете? Вы одна с четырьмя собаками в машине?
– Нет, конечно, – сказала она беззаботно, и мне полегчало. – Обычно их пять-шесть.
– Что? – переспросила я, когда она заглушила мотор и выпрыгнула из машины.
Джаспер, похоже, понял, что пора перестать бояться, и перебрался через меня на заднее сиденье. Я посмотрела на свои колени и увидела, что вся покрыта собачьей шерстью и чем-то, подозрительно напоминающим слюну. Я покачала головой, затем выбралась и принялась отчищать платье.
– Некоторых собак мы выгуливаем поодиночке, – сказала Майя, – тех, которые не очень ладят с другими. Иногда просто из-за расписания так получается. Но мы с Дейвом – это мой жених – считаем, что собаки – социальные животные. Им лучше всего, когда они с друзьями. Точно так же, как и людям.
– Хорошо, – сказала я, хотя на самом деле думала совершенно иначе.
Гулять даже с одной собакой довольно сложно, но сразу с шестью! Я огляделась и поняла, где нахожусь, – раньше обзор мне загораживал Джаспер – всего в паре улиц от дома доктора Риццоли. Я пошла за Майей, на другую сторону от машины, неустойчиво балансируя на каблуках.
– Вот, держите, – Майя протянула мне целый пучок поводков. – Обычно я их снимаю на время поездки, потому что, если они запутаются, собака может задохнуться. К тому же они в возбуждении толкаются у двери, зная, что идут гулять, так что надо соблюдать осторожность и убедиться, что собаки не разбегутся, как только откроешь дверцу.
Я кивнула, но, только взяв поводки, осознала, что дело зашло слишком далеко. Мое стремление к превосходству, конечно, сыграло свою роль, но сейчас это становилось просто смешно. Интересно, есть ли какой-нибудь способ отделаться от Майи и не показаться невежливой? Я принялась распутывать поводки, одновременно размышляя о путях отхода. Через пару секунд я поняла, что нет никакой возможности убедить Майю сесть обратно в машину и отвезти меня назад в кофейню: это совершенно сбило бы с толку собак. Нужно просто пройти через это испытание, а потом больше никогда не возвращаться и не говорить ни одной живой душе о том, что я вырядилась в платье ради вакансии няньки домашних животных. У меня было чувство, что, если об этом узнает Тоби, она будет издеваться надо мной до скончания времен.
Майя открыла дверцу, и немедленно началась чехарда: собаки громко залаяли, пытаясь выскочить раньше других. Я подала ей поводки, которые она защелкнула на ошейниках, и мы оказались на обочине дороги с четырьмя собаками, которые тянули нас в четырех разных направлениях. В итоге мне достался Джаспер, самый огромный из всех. А у Майи остались мопс, какая-то лохматая дворняга и пес, похожий на маленькую колли.
– Ты с ним справишься? – спросила Майя и переложила все три поводка в одну руку. – Джаспер все время запутывает поводки других собак, так что лучше, если он гуляет один.
– Конечно, – с некоторым сомнением ответила я и дважды обмотала поводок вокруг запястья. Я была уверена, что уже выгуливала собак раньше. Ну серьезно, не может же такого быть, чтобы нет? Я мучительно пыталась припомнить, гуляла ли когда-нибудь с собакой Натана, и тут Майя двинулась вперед, и Джаспер, явно опасаясь остаться в одиночестве, припустил за ней. Я побежала за ним вдогонку – ноги в туфлях на каблуках тут же взмолились о пощаде.
– Отличный денек, правда? – спросила Майя, глядя на меня через плечо, когда я поравнялась с Джаспером.
– Угу, – пробормотала я, почти не слушая, так как пыталась лучше ухватить поводок, но потянула слишком сильно, и голова Джаспера дернулась назад. Я испугалась, что он разозлится или опять побежит, но он, похоже, не обратил внимания и просто принялся снова обнюхивать землю. Я понятия не имела, что будет, если все эти собаки начнут драться или что-нибудь еще, но пока они вели себя хорошо и просто мирно бежали в рядочек. Если кто-нибудь из них хотел обнюхать дерево или камень, остальные либо присоединялись, либо садились и ждали. Джаспер, несмотря на свои размеры, оказался довольно послушным и сразу реагировал, если я натягивала поводок.
– Вот о чем я подумала, – сказала Майя, глядя на меня с непринужденной улыбкой, в то время как я лишь бросила на нее взгляд и снова сосредоточилась на Джаспере. Я не могла понять, как ей это удается: неужели собаки не забирают все ее внимание? В конце концов, у девушки их целых три. – Мы сейчас сделаем круг, а потом пойдем на лужайку – там не то чтобы парк, но собакам нравится это место.
– Вообще-то… – начала я, собираясь сказать ей, что, возможно, стоит закончить с этим поскорее, поскольку эта работа мне не подходит, но тут все собаки хором залаяли. Я огляделась, пытаясь понять, что случилось: может, они увидели белку или еще кого-то? – и заметила, что к нам приближаются двое: собака и ее хозяин.
– А вот и твой первый урок! – жизнерадостно сказала Майя, хотя на этот раз, я была уверена, что в ее голосе слышалось некоторое напряжение. – Когда собаки вот так вот собраны вместе, они как бы формируют коллективный разум, и другая собака может испугаться. Но на самом деле все они хотят подружиться, просто не всегда понимают, как это лучше сделать.
– Ясно, – кивнула я, натягивая поводок Джаспера, обмотанный вокруг запястья. Сердце застучало, лай собак становился все громче – другая собака приближалась. Я щурилась от солнца, которое светило в спины наших «гостей», из-за чего их было плохо видно. А когда через пару секунд я смогла их разглядеть, то поняла, что знаю обоих. Это были тот самый парень и его сбежавший пес, Берти.
Похоже, парень тоже меня узнал, потому что поднял в приветствии руку, в которой держал поводок. Берти не преминул воспользоваться ситуацией и рванул прямо к нам, пока его хозяин тщетно пытался ухватить выскользнувший поводок.
– Так, – сказала Майя, перекрикивая лай собак: все они заходились, натягивая поводки, – я его поймаю, а ты…
Больше она ничего не успела сказать, потому что Берти подбежал прямо ко мне, заливаясь лаем и энергично виляя хвостом. Он пытался на меня запрыгнуть, и можно было попытаться схватить поводок, но Джаспер, похоже, воспринял это как угрозу, потому что лай его вдруг зазвучал угрожающе. В паузах раздавался низкий гортанный рык, и другие собаки, почувствовав это, тоже агрессивно залаяли.
– Все в порядке, – сказала я, пытаясь встать между двумя псами, хотя понимала: это совсем не то место, где было безопасно находиться. – Просто…
– Энди, – сказала Майя, и на этот раз в ее голосе послышалось напряжение, – сохраняй спокойствие, и…
Все остальные слова поглотил новый приступ лая – Майя пыталась подойти ко мне и при этом удержать всех собак, которые рвались с поводков, стремясь оказаться поближе к центру событий.
Парень наконец смог догнать своего пса, и тут все завертелось. Берти снова прыгнул на меня, в тот самый момент, когда хозяин схватил поводок и попытался оттащить его; Джаспер хотел броситься за ним, но я потянула изо всей силы, его отбросило назад, и он издал сдавленный хрип, так что мне даже стало его жалко. Сама же я все это время пыталась сохранять равновесие на неуместных каблуках.
Мне удалось, и я каким-то чудом устояла на ногах, чему была несказанно рада. Парню повезло меньше: он лежал на земле, пытаясь подняться, а Берти бегал вокруг, обвивая поводком его ноги, что только усугубляло незавидное положение. Все собаки опять лаяли как сумасшедшие, но я заметила, что это снова был просто дружелюбный, возбужденный лай без оттенка агрессии.
– Эй! – закричала Майя, а затем пронзительно свистнула в два пальца. Все собаки немедленно замолчали, и я удивилась воцарившейся тишине, словно уже и забыла, каково это – существовать в отсутствие такого «музыкального» сопровождения. – Сидеть, – строго скомандовала девушка, и трое безоговорочно сели. Она сурово посмотрела на Джаспера, и он тоже сел. Майя перевела взгляд на чужую собаку, которая смотрела на нее в ответ и виляла хвостом. – Сидеть, – сказала она, но собака, наоборот, подпрыгнула, выполняя команду с точностью до наоборот.
– Извините, пожалуйста, – послышался голос парня.
Он наконец встал, слегка морщась, поправил очки и посмотрел на меня, и кончики его ушей снова стали ярко-красными. Но выглядел таким же милым, как и в прошлый раз, и я была рада, что в этот раз в неловкой ситуации оказался он, а не я. Впрочем, это не отменяло того, что я выгуливаю собак, одетая в платье и туфли на каблуках, что – уверена – выглядело более чем странно.
– Привет, – сказала я. – Приятно…
Но я оборвала фразу на полуслове, и он покраснел и смущенно улыбнулся. Я поняла, что слишком откровенно на него таращусь, и отвела взгляд. Иметь такие милые ямочки на щеках стоило бы запретить законодательно.
– Вы что, знакомы? – поинтересовалась Майя, широко улыбаясь.
– Нет, – ответила я.
– Да, – кивнул он одновременно со мной.
Повисла неловкая пауза, и я уже собиралась ее прервать и все объяснить: в конце концов, это не займет много времени, и мы сможем продолжить просто выгуливать собак, – но тут парень заговорил:
– Мы, то есть… пару дней назад Берти убежал, и его спасла… – он многозначительно умолк, и я поняла, что он ждет, пока я скажу свое имя.
– Энди, – вставила я и покачала головой, увидев, что Майя впечатлена. – Ничего страшного там не было.
– Вообще-то было, – с жаром возразил парень, обращаясь, впрочем, больше к асфальту под ногами, чем к нам. – У меня были бы большие проблемы, если бы с ним что-нибудь случилось.
– Значит, Берти, вот как? – Майя наклонилась и почесала его за ухом. – Приятно познакомиться, дружище.
– А я Кларк, – сказал парень.
Я посмотрела на него, пытаясь вспомнить, встречала ли раньше кого-то с таким именем. Оно рождало множество ассоциаций, вызывая картинки с темноволосыми репортерами, ведущими двойную жизнь, и симпатичными кинозвездами на черно-белых снимках. Кларк. Я решила, что имя ему подходит, и только потом поняла, что так думать довольно смешно, потому что я его совсем не знаю.
– Ты вроде бы сказала, что не живешь в этом районе, – сказал он с волнением.
– Так и есть, – подтвердила я, глядя на Джаспера и пытаясь мысленно внушить ему, что сейчас самое время встать и снова куда-нибудь пойти, но он зевнул и почесал у себя за ухом задней лапой. – Дело в том, что… – я набрала в грудь воздуха, собираясь ему все объяснить, но тут поняла, что не знаю, что сказать. Не говорить же, что я на собеседовании по поводу работы, которая мне даже не нужна?
Когда пауза начала превращаться в неловкую, вмешалась Майя:
– Мы выгуливаем этих ребят.
– Значит, вы… ну в смысле, вы занимаетесь выгулом собак? – спросил Кларк, сложив руки на груди, а потом снова убрав их. – Или они все ваши?
На этот раз на нем была другая футболка, но тоже со слоганом. Там было нарисовано нечто вроде английской телефонной будки, только синей, на которой была табличка: «Доктор на месте». Для меня это имело примерно столько же смысла, сколько и предыдущая надпись, однако я подозревала, что Бри и Том поняли бы.
– Первое предположение верно, – сказала Майя, и я была порядком удивлена: не ожидала от нее такого официального тона: он плохо сочетался с неформальным образом. – «Присмотр за животными Дейва и Майи». Я Майя.
– Ух ты, – сказал Кларк и снова принялся возиться с поводком – Берти взбрело в голову вдруг побежать за мопсом.
– Попробуй сделать петлю, – сказала Майя, поднимая свое запястье для демонстрации. – Так ты сможешь крепче держать поводок.
– Спасибо, – ответил парень, последовав ее совету и затем поправив очки. – У меня не так уж много опыта… в обращении с собаками.
Джаспер внезапно вскочил, глядя куда-то через дорогу. Я ничего особенного не заметила, поэтому решила, что ему что-то привиделось. Впрочем, взяла поводок покрепче – просто на всякий случай.
– Нам пора идти, – сказала Майя, улыбаясь, и произвела звук, изображавший нечто среднее между цоканьем и чмоканьем. Все три ее собаки сразу вскочили. – До новых встреч, – весело сказала она и направилась вместе с собаками дальше по улице.
Кларк посмотрел на меня, и я на секунду взглянула в его глаза, и сразу отвернулась. В обычных обстоятельствах я бы, пожалуй, с ним пофлиртовала или, по крайней мере, общалась бы законченными фразами, как нормальный человек. Правда, в обычных обстоятельствах я бы не выгуливала собак в нарядном платье и не болталась без дела, не имея ни малейшего понятия, чем буду заниматься все лето. Я знала, что, пока не разберусь с этим, мне будет не до флирта со случайными собаководами, каким бы симпатичными они ни были.
Так что я просто ему кивнула, подергала поводок Джаспера, мы повернулись и пошли прочь. И хотя я прямо-таки спиной чувствовала его взгляд, но не позволила себе обернуться и даже посмотреть в сторону Кларка.
– Выгул собак? – удивленно спросила Тоби. – Ну, в смысле, настоящих собак?
– Да, настоящих, живых собак, – ответила я, оглядываясь по сторонам. Мы были во дворе музея, здесь все было в мраморе, росли пальмы и тихо журчал фонтан. – Я тоже удивилась.
Когда Майя спросила, согласна ли я на эту работу, я всего секунду поколебалась, прежде чем сказать «да». Когда мы распрощались с Кларком и Берти, то погуляли еще минут двадцать, и потом я наконец сдалась, сняла туфли, взяла их в руки и пошла по тротуару босиком. Майя, не говоря ни слова, передала мне остальные поводки, и наконец, все четыре собаки оказались у меня в руках. Она по-прежнему оставалась веселой, подбадривала меня, хотя мне казалось, что полное отсутствие у меня опыта в обращении с собаками просто бросается в глаза.
Я поразилась тому, как спокойно прошла оставшаяся часть прогулки, когда собаки сделали все необходимое и обнюхали каждое доступное дерево. Мы просто шли в тишине, а солнце грело мои плечи и руки. Я вдруг подумала, что была настолько сосредоточена на том, чтобы с собаками ничего не случилось, – а это было непросто, ведь то и дело мимо проезжали машины, пробегали белки и встречались другие собаки, – что у меня попросту не осталось времени думать о собственных проблемах. И оказалось, что отдохнуть некоторое время от своих мыслей даже очень приятно.
Тоби, кажется, была рада видеть меня живой и невредимой. Когда она полностью убедилась, что я в порядке, то начала жаловаться, как ей скучно. День был довольно спокойный, и поскольку она еще не выучила текст экскурсии и не могла ее проводить, то просто бродила вокруг, осваиваясь и запоминая, где какие картины и скульптуры находятся.
– Ну так, – сказала Тоби, склонив голову и глядя на меня, – значит, это настоящий сервис по выгулу собак?
– Ха-ха, – рассмеялась я, разглядывая саму себя. Я переобулась в шлепанцы, но пока была в платье – это проще, чем ехать домой переодеваться. Кроме того, его все равно следует сдать в химчистку.
– Мне нравится, – сказала она и широким жестом указала на меня: – Энди Дог-Уокер, выгуливатель собак.
Ничего подобного не приходило мне в голову до этого момента, и я застонала:
– О нет! Звучит как в твоих романтических комедиях.
– Вот не надо про романтические комедии.
Я оглядела дворик музея, размышляя, как бы сменить тему, пока Тоби не начала в очередной раз в красках расписывать «Неспящих в Сиэтле».
– Не хочешь провести мне экскурсию?
Тоби ухмыльнулась и поправила синий пиджак. Я заметила, что на одном из лацканов вышита буква «П».
– С удовольствием, – сказала она самым мрачным и серьезным тоном, и я прикусила губу, чтобы сдержать смех. – Следуйте за мной, мисс.
Я пошла за ней через дворик внутрь здания музея, прогоняя волну нахлынувших воспоминаний. Я очень хорошо знала музей Пирса, так что и сама могла бы вести экскурсии. Моя мама была художницей и годами на волонтерской основе вела здесь кружок рисования для детей. Я много времени проводила в музее, слушая лекции по искусствоведению и введению в скульптуру или присутствуя на занятиях по созданию орнаментов по выходным.
Мне всегда казалось несправедливым, что я была напрочь лишена способностей к рисованию, а мама могла создавать целые миры всего лишь при помощи карандаша и листа бумаги или небольшого кусочка глины. Я наблюдала, как она превращает маленькие квадратики бумаги в журавлей, которые могут летать, а пластиковую упаковку с пузырьками – в бегемотов. Мама была волшебницей, которая знала, что в обыкновенной скрепке живет единорог и только и ждет, чтобы его выпустили на волю. В нашем старом сельском доме повсюду висели ее картины в рамах; к тому же она разрисовывала любые подходящие поверхности и постоянно делала сюжетные зарисовки во время телефонных разговоров: из-под ее карандаша выходили кролики, пьющие пиво в компании огнедышащего дракона, которое им разливал медведь гризли. По стенам моей комнаты гонялись друг за другом маленькие розовые мыши. А на одной из стен плясали абстрактные линии, которые превращались то в волны, то в город, то снова в волны, которые, в свою очередь, переходили в линии, а потом исчезали. Глядя на этот рисунок рядом с ее кроватью, я никогда не переставала думать: был ли он там с самого начала (просто я заметила его, только когда мама заболела) или она нарисовала его, узнав свой диагноз? И хотя она больше всего гордилась своими парадными картинами в рамах, думая о ее творчестве, я всегда в первую очередь вспоминала эти рисунки на стенах в нашем старом доме. То, что отец не сказал о переезде, – из лагеря меня сразу привезли в наш новый дом в Стенвиче – лишило меня возможности посмотреть на них в последний раз. Еще раз взглянуть на стыдливого медведя, выглядывавшего из-за угла в кабинете. Он был там всегда, и мне не приходило в голову изучить его более подробно: я не предполагала, что однажды к нему просто не вернусь.
Я не была в музее Пирса несколько лет, но его экспозиция практически не поменялась. Музей был небольшим – от центрального дворика расходились во все стороны всего пять галерей. Здесь хранилась коллекция Мэри Энн Пирс, собирательницы, которая, к крайнему негодованию своих наследников, пожертвовала всю собранную за долгие годы коллекцию городу Стенвичу вместе с внушительной суммой денег на строительство музея. Они с моей мамой дружили, и миссис Пирс умерла через год после нее. Помню ее на маминых похоронах: я тогда еще думала, что это мама должна была прийти на похороны миссис Пирс, а не наоборот.
В музее мне нравилась его эклектичность. Миссис Пирс попросту собирала те работы, которые ей нравились, так что это было довольно бессистемно. Здесь выставлялось много работ импрессионистов, некоторое количество средневековых гобеленов, современная скульптура и немного древнеримской. Но каким-то образом все это уживалось рядом.
– А здесь, – сказала Тоби, жестами указывая направление, и я поняла, что совершенно не слушала ее все это время, – находится галерея современного искусства…
– Продолжайте, – ответила я тем же серьезным тоном, и мы вошли в помещение последней галереи. Парень в таком же пиджаке опирался на стену, загораживая описание работы Марка Ротко, и, увидев нас, резко выпрямился и вынул из уха белый наушник.
– Привет, – сказал он, бегло поглядев на меня и снова переводя взгляд на Тоби. – Как дела?
– Нормально, – пожала плечами подруга, даже не взглянув на него. – Все спокойно.
– Да уж, – ответил он немного громче, явно желая продолжить разговор, хотя Тоби уже прошла мимо.
– Он довольно симпатичный, – сказала я вполголоса, незаметно оглядываясь, чтобы убедиться в этом. У него, как и у Тоби, были светло-русые волосы и голубые глаза. При его высоком росте он хорошо бы смотрелся рядом с Тоби, даже если бы та надела каблуки.
– Грегори? – удивленно переспросила Тоби. – Ну да, наверное.
Я открыла рот, чтобы продолжить говорить об этом, но посмотрела на стену перед собой и остановилась как вкопанная.
Тоби прошла еще несколько шагов, прежде чем осознала, что я за ней не иду, подошла ко мне и встала рядом. Мы несколько минут молча смотрели на картину, пока я пыталась справиться с комом в горле.
Полотно занимало почти всю стену. Я смотрела на него, жадно ловя каждую деталь, словно никогда раньше его не видела, хотя в действительности это была самая знакомая мне картина, и не только в музее Пирса, но и вообще в мире. На ней было ночное поле: высокая трава, дикие цветы, а над головой – звездопад. В левом нижнем углу – двенадцатилетняя я лежала на спине с вытянутой вверх рукой и глядела в небо. Картина была невероятно реалистичной – это и сейчас бросалось в глаза. Можно было разглядеть порванный и завязанный в узел шнурок на желтом «конверсе» (моя любимая обувь в том году). Небольшую дырку на кармашке сарафана (он до сих пор висел в шкафу, хотя я выросла из него несколько лет назад). Неровную челку (которую я сама себе подрезала, разозлившись, что она лезет в глаза). Единственное, что было мне незнакомо, – это выражение лица: блаженное, улыбающееся чему-то за пределами рамы.
Поскольку большая часть картины была так детально проработана, сердце замирало всякий раз, когда я вела глазами по холсту направо, туда, где детали постепенно исчезали, уступая место карандашному наброску на белом холсте.
Наконец я посмотрела на подпись, висевшую на стене, и сглотнула.
«Звезды падают на Александру. Молли Уокер. Не закончено».
Тоби обняла меня за плечи и сжала:
– Это очень хорошая картина, Энди, – тихо сказала она. – Твоя мама была бы рада, что она оказалась здесь.
Я кивнула, не найдя подходящих слов. Конечно, она была бы рада. Ее работа выставлена в одном помещении с картинами Ротко, Джексона Поллока, Джорджии О’Кифф! Миссис Пирс купила ее через два дня после похорон. Тогда я подумала: могло ли что-нибудь измениться, если бы она сделала это раньше? Может быть, это заставило бы маму продержаться подольше, закончить ее, если бы она знала, что работа окажется в музее…
Усилием воли я отвернулась, заставив себя больше не думать об этом. Прошло уже пять лет, и я давно перестала скорбеть. Не нужно снова ворошить прошлое. Но все равно я позволила себе немного опереться на Тоби, и она снова приобняла меня, и я почувствовала себя счастливой оттого, что подруга все понимает без слов.
Выйдя из музея, я пошла в библиотеку и села там на полу, разложив вокруг себя руководства по обращению с собаками: времени на подготовку было не так уж и много, поэтому надо углубиться в проблему максимально. Пусть меня ожидала не самая лучшая летняя подработка, это вовсе не означало, что ее не надо выполнять хорошо. Закончив изучать брошюры по собаководству, я направилась в отдел биографий.
Идя вдоль полок, я добралась до буквы «У» и остановилась перед автобиографией отца. Давненько меня тут не было, но сегодня, под впечатлением от увиденной картины, я оказалась в единственном месте, где есть ответы на самые неожиданные вопросы.
Конечно, в кабинете отца тоже была эта книга, впрочем, как и в его квартире в Вашингтоне. Но читать ее дома, сидя с тяжелым томом в твердой обложке на коленях, – означало, что я этим занимаюсь вполне осознанно. Поэтому я решила ознакомиться с ней здесь.
Книга была написана, когда мама была еще здорова, все шло хорошо, и публикация издания задумывалась к ближайшим выборам – но к выходу книги все изменилось.
Я листала страницы, ненадолго останавливаясь на фотографиях: отец в начальной школе, с гладко зачесанными волосами и без передних зубов; школьный выпускной; родители в молодости, обнимают друг друга, мама в футболке с надписью «С Канзасом тоже не связывайтесь!», ее длинные волосы в беспорядке – пока наконец не добралась до нужного места. Абзац, который я искала, был в самом низу страницы, и я прочла его от начала до конца, хотя знала наизусть.
Мы с моей дочерью Энди очень близки, и я горжусь этим. Я понял, что отношения не возникают сами по себе просто потому, что у вас родились дети. Над отношениями нужно работать, уделять им достаточно внимания, посвящать время тому, чтобы лучше узнать своих детей. Я люблю свою дочь, и для меня в мире нет ничего более важного, чем семья.
Я смотрела на эти слова, пытаясь побороть подступающие слезы. Когда я впервые прочла их четыре года назад, то разозлилась, но теперь у меня было ощущение, что я попросту не понимаю их смысла, хотя они говорят обо мне. Эту книгу вполне можно поставить на полку с фантастикой: настолько она отражает нашу нынешнюю жизнь. Но я возвращалась сюда и снова и снова перечитывала этот фрагмент, словно антрополог в поисках потерянной цивилизации, когда-то существовавшей, но теперь лежащей в руинах и практически забытой.
Стоя в очереди за пожилым мужчиной, читавшим толстую книгу в мягкой обложке, я переминалась с ноги на ногу, а потом из любопытства решила взглянуть, что у него в руках. Он посмотрел на меня, и я отступила на шаг, смущенная тем, что настолько откровенно заглядывала незнакомцу через плечо. Он повернул книгу обложкой ко мне, и я увидела, что это фэнтези.
– Вы читали это произведение? – спросил он.
– Нет, – сразу ответила я, потому что уже забыла, когда в последний раз брала в руки книгу, разве что по школьной программе. Но из вежливости присмотрелась и прочитала крупный шрифт на обложке – «Извлечение двоих». Ниже помещалось изображение двух скрещенных мечей и корона над ними. А имя автора, C. Б. Маккаллистер, было еще крупнее, чем название.
– Точно нет, – ответила я вежливым тоном, не предполагавшим однако продолжение разговора.
Мужчина потряс головой и шумно вздохнул:
– И не начинайте, – сердито сказал он. – Этот автор даже серию закончить не может, заставляет нас, читателей, годами дожидаться продолжения.
– Вот как, – кивнув, я выдала свой фирменный, вежливый, но не располагающий к общению ответ.
А потом начала что-то припоминать. Кажется, я уже где-то видела это название, и вроде бы недавно в самолете мне попадалась экранизация этой книги, весьма неплохая, она имела продолжение, и, кажется, предполагался целый сериал, но автор якобы не закончил серию. Поскольку мне не особенно понравился фильм, я о нем практически забыла. Но этот человек, похоже, отнесся к данной истории гораздо серьезнее. Сочувствую.
Мужчина кивнул. «Чертов молокосос!» – пробормотал он, подходя к стойке.
Я сдержала улыбку. Автору могло быть лет сорок-пятьдесят, но, видимо, для человека возраста моего собеседника все, кто младше, попадали в упомянутый разряд. Впрочем, опусы в жанре фэнтези не были в списке моих приоритетов, поэтому его проблема мало меня волновала. Очередь продвинулась вперед, и я положила свои книги на стойку.
Через полчаса я вернулась домой: руки были заняты стопкой книг и коробкой пиццы из моей любимой пиццерии. Выходя из библиотеки, я получила сообщение от Палмер с предложением поужинать у них. Во время учебы я ужинала у Олденов как минимум раз в неделю. Но, стоя в лучах закатного солнца, ощутила в ногах такую усталость, да и мозоли, которые я натерла, выгуливая собак в туфлях на каблуках, болели. Поэтому решила, что больше всего мне сейчас хочется взять еды на вынос, снять наконец это платье и развалиться на диване, уставившись в какую-нибудь ужасную телепередачу.
Я свалила книги на тумбочку в прихожей и пошла в кухню с пиццей, но остановилась в дверном проеме. Дверца холодильника была открыта, и я несколько секунд смотрела на нее, пытаясь понять, что происходит. А когда дверца захлопнулась, за ней оказался мой отец с недовольным лицом.
– Ой, – отец удивился не меньше моего. – Энди, привет. Не ожидал тебя увидеть.
– Я тебя тоже, – улыбнулась я, водружая коробку на стойку в центре кухни, вокруг которой стояли табуреты. Здесь я обычно и ужинала, если не смотрела телевизор.
Вчера мы вообще не виделись: я весь день провела в попытках найти работу, а отец весь день провел в кабинете.
Сейчас же он хмурился, глядя на меня, словно пытался понять, что не так.
– Когда ты едешь на программу?
Я почувствовала, как во мне поднимается волна раздражения, но подавила ее. Если уж мой отец забыл о том, что я вообще еду на программу, то стоит ли удивляться, что дату начала он тоже не помнит? Хотя он прекрасно запоминал любые случайные факты о своих крупнейших жертвователях.
– Должна была еще вчера, – сказала я. – Но… в общем, я не еду.
– Не едешь? – переспросил отец, удивленно глядя на меня. – Как это?
Я сделала глубокий вдох, обдумывая порядок ответа. Начну с телефонного звонка, потом расскажу про доктора Риццоли и закончу хорошей новостью о том, что нашла работу.
– Почему в холодильнике нет еды? – вдруг спросил отец, снова открывая дверцу и заглядывая внутрь с тем же недовольным выражением лица.
Я ничего не ответила и ждала, пока он вспомнит, что задал мне вопрос и еще не получил ответа. Но вместо этого отец захлопнул дверцу, открыл морозилку, потом опять открыл холодильную камеру и уставился внутрь.
– Ни молока, ни хлеба, ни фруктов…
Я слышала в его голосе все большее раздражение, и поняла: он совершенно забыл про мою программу и переключился на другую тему. Я, конечно, могла его перебить и рассказать, по чьей вине не еду, но отмела эту идею, не успев даже открыть рот: не собираюсь выпрашивать у отцы хоть толику внимания.
– Ну, – наконец произнесла я, отвечая на его последний вопрос, который, по-видимому, был самым важным, – Джой время от времени что-то покупала… Я же обычно покупаю то, что нужно мне.
На самом деле наш холодильник практически всегда был полупустым. Я ела примерно четыре продукта, так что проблема голода обычно передо мной не стояла. Набрав в грудь воздуха, я размышляла, сказать ли отцу, что он достаточно взрослый, чтобы самостоятельно делать покупки. Но через мгновение решила, что, возможно, это не так. В квартире в Вашингтоне была экономка, и армия стажеров и помощников, которые наверняка следили за тем, чтобы он ни в чем не нуждался.
– Пожалуй, куплю что-нибудь попозже, – сказал отец самому себе и закрыл холодильник. Затем снова с удивлением посмотрел на меня, нахмурив брови, словно пытаясь что-то сообразить. – Так значит, ты поедешь на какую-то другую программу? Или останешься здесь на лето?
– Других программ нет, так что… останусь здесь.
Как только я это произнесла, меня накрыло осознание произошедшего. Я была настолько увлечена поисками работы и попыткой выработать хотя бы некое подобие плана, что даже не задумывалась о том, что случилось: я все лето проведу дома вместе с отцом.
Он моргнул:
– Вот как. – И я подумала, не пришел ли он, как и я, в ужас от произошедшего, ведь это было не то, к чему мы оба привыкли. – Ну, это будет довольно мило.
Я кивнула, не желая поддерживать беседу. Правда, на секунду задумалась, не рассказать ли ему, как провела день: выгуливала собак, устраивалась на работу, увидела мамину картину, читала его книгу… Но даже вообразить не могла, как это сделаю. Словно наша непринужденная беседа была сродни попытке представить Землю без гравитации.
Взяв в руки коробку с пиццей, я вдруг засомневалась, так ли хорош мой первоначальный план – валяться и есть на диване. Я повернулась, чтобы взять тарелку, остановилась и пошла обратно к стойке – как раз в тот момент, когда отец опять открыл холодильник и снова его закрыл. Испытывая неловкость, мы были похожи на плохих актеров, одновременно забывших мизансцену, – как это произошло с Томом в прошлом году, на одном из особенно неудачных показов «Чайки». Наконец я обошла отца, взяла тарелку и положила на нее два куска пиццы. Оставаться на кухне дольше становилось невыносимо, так как наш вымученный диалог красноречиво свидетельствовал о том, что нам нечего сказать друг другу. И впереди у нас целое лето.
– Если хочешь, возьми пиццы, – сказала я через плечо, поднимаясь вверх по лестнице и перешагивая через две ступеньки.
Уже наверху я посмотрела вниз. Отец по-прежнему стоял в кухне и с высоты казался маленьким и растерянным в своем собственном доме. Я вошла в комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. В моей голове крутился один вопрос: как мы собираемся пережить это лето?
Тамсин яростно посмотрела на своего брата, развалившегося в кресле на противоположном конце стола и уплетавшего засахаренные фрукты. Это было так похоже на Джека – пропадать где-то целый год, занимаясь бог знает чем (хотя, к сожалению, Тамсин была осведомлена о его похождениях, и даже больше, чем хотела бы, – менестрели даже складывали песни о наиболее вопиющих бесчинствах: вчера утром на конюшне слуга напевал одну из таких, и потом она крутилась в голове у Тамсин почти весь день), а потом вернуться, как ни в чем не бывало, и ожидать всеобщего ликования.
– Что? – сказал он, широко улыбаясь.
Тамсин была уверена, что эта улыбка могла покорить любую служанку в трактире на южном побережье – прямо-таки сама невинность и очарование. Но на нее она не действовала, и Джек, похоже, тоже это понял – улыбка погасла, и он забросил кусочек фрукта себе в рот, поймав его на лету.
– На этот раз ты собираешься остаться? – спросила она, складывая руки на груди.
Честно говоря, девушка и сама не знала, какой ответ хочет услышать.
– Я нужен своему королевству, – отвечал Джек, приподняв бровь. – Кроме того, меня могли в любой момент попросить покинуть Риверделл. В достаточно грубой форме, доложу я тебе.
– Я управляла королевством, пока ты отсутствовал, – сказала она, стараясь говорить спокойно. – И…
– И ты отлично справилась, – саркастичным тоном заметил парень. – Но теперь я вернулся. Ты свободна и можешь опять заняться вышиванием.
Тамсин глубоко вздохнула, намереваясь все ему высказать, но вдруг сообразила, что ей только что предложили. Свободу. Она улыбнулась, встала из-за стола и направилась к двери – все быстрее и быстрее, под конец почти бегом.
– Э-э-э… Там? – вслед ей крикнул Джек, но она не остановилась, даже не обернулась.
Она направлялась в лес, на то самое место, где в последний раз видела Древнего.
Ей были нужны ответы.