«Наш Боинг начинает снижение. Просим пристегнуть ремни безопасности».
Монотонный голос бортпроводника, звучащий из динамика прямо над головой, обрывает мой сон. Нехотя прощаюсь с Дедом, который снова был главным его героем.
Открываю глаза, убираю шумоподавляющие наушники, вдыхаю тугой запах кожаных кресел бизнес-класса, поднимаю шторку иллюминатора, убираю планшет с задачами на день и накидываю на себя авиаремень.
Люблю самолеты, они давно стали частью моей жизни. С первых полётов я их принял, как уютное место, где тебе ничего не остаётся, как только погрузиться в мягкий рокот самолетного сердца, да еще слушать свое – собственное.
Здесь та тишина, в которой я особенно продуктивно работаю, особенно глубоко сплю или осознанно и планомерно разбираю рабочие планы и бизнес-задачи. Здесь нет шанса у телефонов и планшетов. Они молчат. Здесь не сбивают с мыслей звонки и суетливые разговоры.
Слежу в круглое отверстие иллюминатора, как на меня надвигается гигантский человеческий улей, раскинувшийся далеко за горизонт. Улей-«океан деловых возможностей» и улей-«кладбище нежных надежд».
Город-пасть, Город-набитое брюхо, Город-офис. Город-чудовище, чьё тело распласталось на километры, чтобы подмигивать и завлекать с земли небесных путешественников миллиардами своих хитрых глаз-фонарей.
За что он так любит меня? Не знаю. Это не взаимно. Я не чувствую к нему ничего, кроме сдержанной благодарности за путь, которым иду сейчас.
Много лет назад, перед тем как навсегда уехать из старого дома, я навестил тетку. После смерти родителей, когда Дед взял надо мной опекунство, её было невозможно заманить в гости даже на великие праздники. Но, как только я начал зарабатывать, тетка и её семья переменились в своём отношении ко мне и сразу вспомнили о нашем родстве. Я соглашался на их общество только ради деда.
Хотя он никогда не был в восторге от их, к счастью, редких визитов. В такие дни дед был напускно капризен, ворчлив и несносен. Не давал вставлять ни одного слова своим, как он их называл «горе-внучкам» и младшей дочери. Дед резвился от души и выливал на их головы добрую порцию своего сарказма. Я сразу раскусил эти стариковские выходки. А когда тётка пыталась возмутиться, Дед «включал» великовозрастную деменцию и делал невинное лицо.
Он говорил много, но всегда в точку и всегда что-то справедливое, полезное или глубокое.
Мои дела шли в гору, и, вместе с ними, визиты родственников становились всё чаще. Они стали захаживать то с просьбами помочь расширить их жилплощадь, то с требованием открыть им бизнес, то с откровенными претензиями, что, мол, не стыдно ли мне, крохобору, богатеть, видя, как они прозябают…
Дед говорил в таких случаях: «Славка, запомни! Никогда не давай рыбу. Если хочешь помочь человеку – давай удочку», – и постоянно со вздохом добавлял: «…А эти-то, эти еще проявят свое нутро…»
Так и вышло.
Пока я занимался похоронами, единственные близкие люди, без моего ведома, утащили в своё логово документы и всё, что осталось от деда.
Перед отъездом попросил тетку вернуть мне хотя бы ненужные им, но самые ценные для меня дедовские вещи: дневники, несколько его картин, планы дома и сада. Дородная тётка, растекшись в самой лицемерной улыбке, тут же предложила подписать договор дарения завещанного мне имущества в обмен на «очень ценную память об отце и деде».
Помню, как она суетливо вытерла руки о грязный фартук, открыла ящик ближайшего к ней стола и достала уже заботливо распечатанные и заверенные документы. Оставалось только расписаться.
Как же остро я почувствовал мощь надвигающейся свободы и так же пронзительно-явно увидел алчность единственных родных мне по крови людей. Эти ощущения пронеслись как холод по позвоночнику, я даже вздрогнул.
– Ты чего, племянничек? Не хочешь подписывать? – лживая натянутая улыбка застыла не лице тетки: – Ну так зря, зря! Мы своего все равно добьёмся: и в суд можем сходить, и завещание обжаловать, мы-то по родству первые идём. А папа, – она накрыла мясистым пальцем имя деда в документе, – он ведь всегда очень странным был, очень странным, – она сделала ударение на этом слове и покрутила пальцем у виска: – Да, это любой в нашем городке подтвердит, под старость-то он так и совсем уже ослабел умом.
С этими последними словами, тётка многозначительно поднимает свой когтистый палец, словно пытаясь мне пригрозить.
Это дед-то – слабоумный!? Да как они могут так говорить! Меня передёргивает, как от удара током.
– Славочка, может водички? – тетка напрягается и начинает егозить: – Ты подпиши, вот сразу планы заберёшь, раз они тебе так нужны, а эти дневники его никому не интересны. Они где-то в коробках зарыты. Славочка, да не смотри ты так! – она немного краснеет от моего пристального уничтожающего взгляда: – Мы что, не люди что ли? Всё в коробки аккуратно сложили. Найдём мы твои ценные тетрадки. Придешь, отдадим.
– Не смейте о Деде так говорить, – взрываюсь и почти кричу ей в лицо. Ставлю подпись и – с ней – точку в этом отвратительном диалоге.
– Планы дома и сада отдавайте сейчас, а за его дневником и вещами заеду позже. Позвоните мне сразу, как найдёте.
Ушёл быстро, не сказав родственникам больше ни одного слова. Так же быстро покинул город. Звонка не дождался, а увидеть их и услышать снова мне не хватило духа. Планы теперь со мной, но вот заехать и забрать остальное не смог.
Шасси самолета касаются взлётной полосы. Достаю из кармана телефон и меняю авиарежим на обычный. Сеть появляется быстрее, чем мне хотелось бы, экран тут же начинает мигать, выплевывая на меня набравшиеся за время полета сообщения.
Пролистываю сверху вниз: здесь и письма от поставщиков, и вопросы клиентов, с которыми назначена встреча на завтра, и работники с вопросами о проекте, и собственник торгового центра с уточнением об оплате офиса и, конечно, Игорь, мой закадычный друг и бизнес-партнёр.
Пробежав глазами по текстам, решаю, что всем отпишусь и отзвонюсь чуть позже, только Игорю надо ответить сразу.
Не люблю голосовые сообщения. Согласитесь, не самый удобный формат делового общения, но Игорь упорно общается через них. Иногда он записывает их на конференции, на свидании, находясь в клубе или на рабочем объекте. Шум рабочих, крики разгорячённых «наяд», грохот оборудования, звон бокалов и бутылок… чего только не услышишь на заднем плане во время прослушивания.
«Славян – писать это долго. А наговорить – это быстро. А быстро – это время. А время – это деньги. Точка!»
Диджитал-этикет неизвестен моему компаньону, но он считает это своим конкурентным преимуществом. Да, такой вид общения один из его многочисленных недостатков, но с этим недостатком я мирюсь.
Вздохнув, нажимаю нужную кнопку и прижимаю телефон к уху: «Славян, я уже весь кофе выпил, где ты там? Стою на платной парковке… Поторопись, денежка капает!» – он зазывающе присвистывает и продолжает: «Ты не представляешь, сколько сегодня планов! Короче, я забил нам мягкую зону в «Ангелах и демонах». Там такая горячая тема сегодня! Судя по всему, там будет рой скучающих принцесс», – дальше слышится шум кофе-машины, шуршание, женские голоса и голос Игоря:
«О-о-о-о, какие принцессы! А вы прилетаете или улетаете? Позвольте представиться – принц на белом коне. Замечу – щедрый принц! Что будут принцессы? Капучино, латте, танцевать?» – не обрывая голосовое, Игорь не умолкает ни на секунду, заигрывая с девушками.
Выходя из самолета, слышу в трубке сдержанное хихиканье и обрывки фраз. Девушки смущаются, и Игоря уже не остановить: «… А я друга встречаю, он у меня южный принц, совсем не местный, может, покажете нам достопримечательности, или мы вам их покажем, по ситуации? Да?.. Согласны?..»
Смеясь, выключаю сообщение, не дослушав даже до половины, и захожу в здание аэропорта.
Мой благополучный и любвеобильный друг родился и вырос здесь, истинный сын Матери Городов. Он всегда расслаблен, вальяжен, но в нужные моменты может собраться и решить любой форс-мажор. Одним словом, пройдоха и везунчик. Он всеяден, любопытен, и, как и все, кто родился в большом городе, безалаберен, но сообразителен.
Глаза сразу находят Игоря. Он стоит спиной ко мне, в светлом бархатном пиджаке, модных джинсах и с кожаным кейсом в руках. В компании двух длинноногих дам.
Останавливаюсь в раздумье: а стоит ли вообще к ним подходить?
В мыслях «галочками» всплывают планы на завтрашний день: ранний подъем, встреча, бизнес-ланч с клиентом, выезд на объект, снова встреча…
Но тут Игорь оборачивается, словно почувствовав мой взгляд.
– Наконец-то! – всплеснув руками, он, не церемонясь, вскрикивает на весь аэропорт: – А мы с принцессами тебя уже заждались! Идёмте скорее, карета у дворца!
Первый день наполнен торжеством одеваний в то, что раньше грезилось только в самых глянцевых цветных снах.
Всё похоже на свежеиспечённые облака. Воздушные одеяния пронзительного белого и серебристого цветов.
Чувствую себя звездой в межоблачном пространстве. Вокруг колдуют сразу две феи в тонких перчатках. На мои робкие «давайте я сама» сказано тоном, не терпящим никаких возражений: – Это та коллекция, которую можно трогать только в перчатках. Стойте, вы сами не справитесь!
И я стою, накрываемая слой за слоем самыми нежными хрустящими и элегантными одеждами. Нет, я не девушка-звезда. Я девушка-«гламурная капуста».
– А можно не надевать на меня сразу столько всего?
– А можно вы будете молча выполнять свою работу? – резко отвечает мне старший администратор, но тут же добавляет, пытаясь скорректировать грубость: – У вас интересная внешность, на вас можно показать сложные, многослойные луки.
Молчу. Молчу. В «луки» – так в «луки».
Потерплю. Это временно, а уж если покажу себя хорошо, то и работу предложат серьёзную.
Вспомнила нравоучительный тон Инессы Витальевны:
«Ну что ж, раз вы внутренне готовы к любой работе, приступите прямо завтра. В вас есть все задатки: внешность, такт, ум, образование, манеры… Но пока у вас нет главного – понимания стиля, маневренности в знании брендов, нет насмотренности.
Для вас будет проверка и стажировка. Это идеальная возможность для вас почувствовать нашу философию, пропитаться высоким люксом, нам же это даст возможность оценить ваши таланты, которые могут послужить процветанию компании».
Вот так, сухо и по факту. Но это большой город и это тяжелый «люкс». Тяжёлый. Но Морегрина не надорвётся.
Оплата, как сказали мне, достойная. Да и потом, я же об этом и мечтала. Быть в самом красивом месте в самой красивой одежде в самом дорогом для меня городе.
Две феи-одевальщицы наконец-то отходят. В зеркале незнакомая девушка с огненно-рыжими волосами, забранными в высокий гладкий хвост, и с ободком, сплошь состоящим из переливающихся камней, жемчуга и цветов.
Красивая и завораживающая, как будто изнутри светят самые мощные софиты.
Стою в белоснежной воздушной блузе из плотного кружева с рукавами-буфами, под ней шёлковый топ с тонкими лямками, поверх неё серебристый сарафан-корсет.
На руках кружевные митенки. На шее мерцает нитка перламутрового жемчуга. На руке висит сумка-зависть. Сумка-мечта.
Я облизнула пересохшие от волнения губы.
Незнакомая и невероятная. Не могу оторвать взгляд от её больших серых глаз, которые сверкают, как те камни, которые украшают голову, а какое красивое лицо с высокими скулами!
Работа мечты!
А ведь я так любила бродить по магазинам и примерять всевозможные наряды. Но чтобы вот так, надеть всё лучшее сразу, причём в хорошем смысле этого выражения?
Мечты, а вы ведь сбываетесь.
Одевание в живого манекена длится не меньше, чем стояние живого манекена. Эти два с половиной часа кажутся мне вечностью.
Как новичку в этой работе, мне разрешают почаще, чем остальным, менять позы и простоять первый день всего-то два с половиной часа с небольшими перерывами.
И вот они – последние тридцать минут моего великого стояния.
Если бы кто-то сказал ещё месяц назад, что я устану от шелка, жемчуга, туфель и сумок – символизирующих самый высокий стиль, то этот кто-то услышал бы моё уничтожающее «вы в своём уме?».
Пробую изменить позу на сидячую. Две мои партнерши по витрине принимают это без энтузиазма (им-то пришлось встать во весь рост), но соглашаются.
Сидеть удобнее. Даже можно разглядывать асфальт и торопящиеся ноги счастливых жителей Матери Городов. Ноги, каблуки, ботинки, ноги. А вот чей-то мокрый хвост!
– А ты откуда здесь взялся, Пёсель?
Аккуратно, не двигая головой, смотрю по сторонам и еле слышно произношу ему через стекло, как будто он может услышать:
– Как ты меня нашёл, дворняга?
Дворняга виляет хвостом и пытается дотянуться до стекла своим мокрым грязным носом.
– Малыш, ну что ж, жди. Сегодня будет тебе пир. Посиди тихо, я скоро выйду.
И Пёсель, услышав меня, перестаёт прыгать, послушно прислоняется к мраморному фасаду и ждёт.
Не открывая глаз, шарю тяжелой рукой в поисках орущего телефона. Он издаёт какие-то новые барабанные дроби и дикие вопли.
Странно, но у меня на будильнике стоит мягкая мелодия – соната Моцарта. Почему сегодня сонату Моцарта играют на барабанах?
Нарастающие звуки пробираются под кожу головы, тормошат и раздражают. Этот яростный бубен, иначе не назовёшь, напрочь срывает занавес сновидений и швыряет в лицо мысли, заготовленные на сегодня еще со вчерашнего утра.
Пальцы пытаются найти телефон, но никак не могут его обнаружить. Спустя мгновение понимаю, что музыка совсем незнакомая, а значит… Окончательно прихожу в себя и подпрыгиваю на кровати.
Нет, это не кровать! Обнаруживаю себя на неразложенном диване.
Осматриваюсь.
Просторный лофт. Внутри него высокие потолки с трубами, нарочито грубо обёрнутыми серебряной фольгой; огромные зеркала в искусственно-ржавом металле; незнакомая грубая мебель из состаренного массива; металлические чёрные колонны подпирают серый, изрытый бетонными трещинами потолок. Огромные обнажённые женщины с хищными ртами, блудливые фурии, смотрят на меня с матовых стен, подмигивают и язвительно шепчут:
«Дружочек, а ты открой шторы, ты уже всё проспал, сладкий дружочек!»
Посреди комнаты на пухлом массажном кресле, развалившись, спит Игорь. Телефон лежит на широком подлокотнике, дребезжит и мигает так же ехидно, как и многочисленные женщины на постерах.
Солнце играет на всех глянцевых поверхностях огромной модной холостяцкой берлоги.
– Солнце… Твою ж мать! – вскрикиваю, подскочив на ноги, и ору: – Игорь!
Переорав его будильник, подлетаю, смотрю время и нахожу подтверждение своему опасению.
– Э-э-э… Ты что творишь? – протягивает он сквозь сон, в ответ на мои вопли о том, что «всё летит к едрене фене».
В недрах дивана нахожу свой телефон: он разряжен в ноль и смотрит на меня безжизненным экраном.
– Сколько времени? Ты видел, сколько времени?! – я готов порвать в хлам этого развалившегося ловеласа.
Игорь резко садится, хватает свой орущий гаджет, смотрит на экран и выкатывает ошалевшие глаза:
– Восемь… Славян, мы что? Мы проспали?! Это провал! – Игорь смотрит на меня, словно я сейчас достану из помятых джинсов машину времени и телепортирую нас в офис: – Это провал, – повторяет он: – Что делать??? Встреча через час!
Хватаюсь за голову и тру виски до отрезвляющей боли.
– Ну что за человек! На кону такой проект, такие сложные клиенты! Я твердил тебе вчера: сворачиваемся! Нет же: «я ещё не всех девочек потискал», «я ещё не весь виски в баре вылакал»! – танком с бронезащитой прохожусь по своему компаньону и не сдерживаюсь в выражениях: – Натискался? Нажрался? Теперь всё может улететь к едрене фене. Нам доверили целый комплекс, я попросил просто завести будильник!
Припоминаю ему всё: и излишние возлияния, и излишнюю любвеобильность и словоохотливость. Все. Распахиваю шторы.
– Черт! Игорь, мы где вообще?!
Заискивающим тоном заслуженно обиженного ребёнка Игорь пытается реабилитироваться.
– Ага, значит, про девочек и виски он помнит, а куда его, расклеившегося, друг привёз, не помнит. Слав, ты чего? Это моя квартира!
Хватаюсь за голову, судя по его вечным опозданиям и оправданиям, эта квартира от нашего офиса в часе езды, да и то, если повезёт и мониторы навигаторов не скалятся сплошь пульсирующими линиями пробок.
– Быстро звони Фае, пусть займёт клиентов в офисе. Пусть кофе не жалеет, предлагает почитать договора, покажет им нашу презентацию, даст полистать портфолио, устроит им экскурсию по всему офису… да, ёлки, Игорь, придумай что-нибудь! Главное, не отпустить их, – спускаю на друга всех полканов, хотя обычно себе этого не позволяю.
– Слав, да не ори ты уже! Как будто я за это сделку не бился, – вчера ещё такой бархатный павлин, Игорь сейчас мечется по своей квартире с видом той же птицы, но с уже хорошо пощипанным хвостом.
– Не ори, говорю! Что сделано, то сделано. Всё исправим! Фая всё разрулит. Она же лучший секретарь. Она же суперсекретарь!
Одной рукой он звонит в офис, другой поднимает с пола мой пиджак и футболку: – Одевайся пулей, – вещи метко летят прямо в меня.
Выдохнув, набрасываю футболку и несвежий пиджак, вижу мятое отражение в зеркале и нервно сбрасываю его с себя.
Вот именно за это я и согласился на деловое предложение Игоря много лет тому назад. В нём есть то, чего мне всегда не хватало – талант мгновенно находить выход из самого сложного положения. Этот коренастый, всегда модно стриженный блондин невысокого роста никогда не раскисает. Как и сейчас.
В его голове мгновенно рождается план по спасению нашего тонущего корабля. Залпом выдав Фае задание, он с ловкостью продавца в магазине одежды, вытаскивает из закромов гигантского зеркального шкафа две вешалки с костюмами.
– Чтоб ты делал без меня? – говорит он, приложив ко мне одну из вешалок.
– Без тебя я бы уже был на встрече и подписал ещё один выгодный для компании контракт, – отвечаю я зло и вырываю из его рук шерстяной пиджак глубокого графитового оттенка.
Игорь не сопротивляется. Для себя он, конечно же, уже выбрал свой любимый гламурный бархатный вариант.
– А проще варианта для деловой встречи у тебя, конечно, нет? – кидаю я ему, оценивая очередную бархатную тряпку.
Забыл отметить, что этот Дон-Жуан любит не только женщин и виски, ещё две его страсти – это дорогие тачки и бархатные пиджаки. Я часто подтруниваю над ним: «Если бы понты светились, то Игорь не включал бы в своей квартире свет никогда».
Не обращая никакого внимания на мои испепеляющие взгляды, он отрывает с бархатного пиджака бирку зубами. Черный квадрат с узнаваемым лого из двух золотых букв отлетает в сторону и падает прямо мне под ноги.
– В «попроще» я как придурок, – он надевает часы, засовывает в карман портмоне и ключи от новенького авто: – Это ты у нас, Славочка, дамский любимчик, даже в застиранном ширпотребе будешь выглядеть – огонь.
– Закрыли тему! – прерываю тираду друга: – Игорь, по коням и погнали.
Вечно здесь так – гонишь, не высыпаешься, снова гонишь.
Каждый раз одно и то же – замкнутый круг. И ты на предельной скорости. Поглощающая тебя яростная воронка не принимает никаких сопротивлений. Она засасывает в свою сердцевину. Вырваться из нее можно только схватившись обеими руками за меняющих ход жизни бумажных птиц – билеты на поезд или самолёт.
Я прилетел – значит, буду здесь и телом и мыслями, прямо в гуще событий, в моменте, в этой самой минуте, в своём успешном деле!
Ну что, Город-пасть, снова здравствуй!
Всю ночь шёл дождь. Долго не могу уснуть. Не знаю, что этому причина. Или шум дождя или неизвестного происхождения странные звуки на кухне, похожие на разговоры шёпотом. Они снова вернулись.
Периодически встаю, прохожу на кухню, включаю свет, прислушиваюсь, но нет, это не соседи и не люди за окном.
Едва уловимые голоса, как будто живут внутри комнаты. Словно какие-то невидимые призраки издалека разговаривают, спорят и иногда смеются. Может, это всё-таки какие-то соседи сверху? Мне немного жутковато, но я решаю списать все на расшатавшиеся от переезда нервы.
Спустя час дождь расходится не на шутку и перекрывает грохотом о подоконник все другие звуки. Это успокаивает.
Ранний подъём, но день не задаётся с рассвета.
Совершенно непроснувшаяся, спешно умываюсь и быстро запрыгиваю в одежду. Варю кофе. Несу допивать его и, споткнувшись, роняю кружку. Кофе проливается прямо на плащ.
Выскакиваю из подъезда и цепляюсь каблуком за высокий порог.
Вдобавок ко всему, чёрный вредный соседский Барри как будто ждёт меня и перебегает дорогу перед самым носом.
Не буду возвращаться. Чушь какая!
Вот и высокая парадная дверь, над которой высокомерно возвышается «Premier boutique. WOW VIP».
Всего-то на пять минут опоздала. Спешно заскакиваю в бутик и сразу запинаюсь о недовольный взгляд Инесса Витальевны.
– Морегрина, наши сотрудники приходят на работу за час до начала работы, а не на пять минут позже. Учтите, это первый и последний раз! – летит в меня ледяной тон.
– Извините, далеко живу, не рассчитала, – мямлю оправдывающимся робким голосом.
– Я не спрашивала вас, на каком расстоянии от места работы вы живёте. Научитесь не посвящать всех в подробности вашей жизни. Когда закрывается эта дверь изнутри, мы все говорим о стиле, о моде, о том, в каких цветах выполнены последние коллекции всех подиумов, о клиентах и об их требованиях и желаниях, о высоких чеках. Вы услышали среди перечисленного тему «Кто и где живёт»?
– Нет! – чеканю я.
– Вот и хорошо, что вы отлично слышите. Хотя нет, и на эти темы мы говорим, если это касается места проведения показов или места жительства топовых дизайнеров. Кстати, в их гениальнейшие свежие творения вчера вы и были одеты. Хочу заметить: да, мне понравилось, как вы отработали. Но всё перечеркнуло ваше сегодняшнее опоздание.
Выдав мне полный разнос, Инесса Витальевна отворачивается и направляется к входной двери. Протягивая руку к металлической наполированной ручке, она резко оборачивается к девушкам, мгновенно надевшим улыбки, и громко произносит:
– Наряжайте кукол побыстрее. Мы сегодня и так задержались.
Она права, думаю, уже стоя на своем рабочем месте и глядя в одну точку. А ведь мы все, как куклы, стоим на витрине жизни.
Вот и ты, лохматый. Опять пришёл. Снизу на меня, высунув язык, влюбленно смотрит бродяга.
Мне так хочется выйти и погладить это одинокое создание. Мы разговариваем только взглядами:
– Пёсель, ты голодный?
– Да, очень, хозяйка!
– Можешь подождать, пока я выйду?
– Я готов ждать тебя вечно, добрая приносительница сарделек, ты теперь моя хозяйка.
– Вечно не надо, а вот ещё два часа – да.
– Два часа. О, я готов ждать вечность! А сардельки будут, хозяйка?
– Вас собак не разберёшь. Ну, вечность, так вечность. Жди!
– А сардельки будут?
– Будут тебе сардельки, только не прыгай на стекло, балбес. Тебя сейчас прогонят.
Обезумевший от предвкушения обнимашек и сарделек, бездомный пёс прыгает на витрину и оставляет на ней следы от мокрых лап. Конечно, охранник не может этого не заметить.
– Стой, прекрати, хватит, – тихо пшикаю я: – Тебя сейчас прогонят!
Я уже вижу, как над Пёселем нависает наш сторож-громила.
Немое кино, которое разворачивается по ту сторону витрины на моих глазах, становится невыносимо гадким.
Охранник пытается прогнать собаку. Всё тщетно. Голодному псу обещали сардельки, и он не планирует даже сдвинуться с места. Спустя пять минут, начинаю различать бранные слова сквозь витринное стекло, и вот настаёт момент, когда упитанный мужчина пускает в ход палку.
Мои лицо и руки становятся горячими от подступившего жара. Щемящее чувство жалости. Марина внутри меня уже готова выскочить из бутика и прекратить этот ужас. Разбить витрину. Сорваться на помощь к хвостатому бедолаге!
Но Морегрина и что-то ещё внутри останавливают и укладывают все порывы на лопатки.
Морегрина верна убеждениям и амбициям, она не позволит мимолётным событиям изменить ход своей судьбы.
Она помнит про ту, пока ещё робкую и едва заметную дорогу, в новое будущее, о которой сказала незнакомая книга:
«…Держи листья и цветы мечты по ветру. Лови эфиры шансов. Дерзай. И мечта вынесет тебя на орбиту, где смелые восторженные и упрямые кормят с ладони звёзды. Держись своей мечты!»
Закрываю глаза. Не могу сдвинуться с места, но и видеть этого не могу. На кону стоит мечта. Прости, Пёсель.
Но Пёсель отчаянно лает, охранник все более рьяно кричит и… Хлопки… Эти страшные хлопки. Я понимаю, что бедолагу прогоняют дубинкой, и, чувствуя на щеках горячие слезы, внутренне прошу, чтобы пёс убегал.
Тишина! Открываю глаза.
Громила-страж замер, а над побитым псом склоняется брюнет в джинсах и сером пиджаке. Незнакомый мужчина бережно берет пса на руки и несет в наспех припаркованную сияющую иномарку.
Сосредотачиваю всё своё внимание на этой сцене. Что же дальше? Сердце вот-вот вырвется из груди, и я побегу вслед за ними.
Незнакомец словно слышит, как я трогаю рукой стекло и тихо произношу: «Пёсель, пусть тебе повезёт». Он резко поворачивается, делает несколько шагов назад, что-то требуя от охранника.
Звон дверного колокольчика оглашает, что пристыженный блюститель порядка вернулся. С опущенными плечами и поникшим взглядом, он занимает своё место внутри бутика. Я же не отрываю глаз от мужчины с собакой:
«Ты точно добрый человек, иначе быть не может», – теплю я надежду. Но там, где есть ангелы, всегда появляются и демоны.
Из-за руля выскакивает другой, коренастый пижон в черном пиджаке. Размашисто жестикулируя, он что-то торопливо говорит первому и перегораживает ему путь к задней двери авто.
На моё счастье, высокий брюнет непреклонен. Он настойчиво отодвигает собеседника плечом, аккуратно погружая побитого пса на заднее сиденье машины. Ногой закрывает дверь и бросает в лицо своему попутчику что-то резкое. Блондин в бархате хватается за голову, показывает на часы, корчится и ещё активней жестикулирует.
Вся сцена так красноречива, что я почти слышу, что они говорят.
Ещё пара минут, оба незнакомца садятся в машину и, сорвавшись с места, увозят хвостатого бродягу в неведомые мне дали Матери Городов.
«Прощай, Пёсель. Пусть у тебя будет счастливая судьба. Надеюсь, ты в отличие от меня, не станешь заложником золотой клетки. Уверена, не станешь! Ведь тебя спас добрый человек – другой так бы не поступил!»
Игорь ведет машину агрессивно. Он лихач по жизни.
Уже пару раз превысил скорость и чуть не сбил голубей, объезжая пробки через дворы.
– Рули аккуратней, – отвечая на рабочие письма с телефона, краем глаза слежу за дорогой, и, когда из-под колес пулей выпрыскивается фонтаном серая голубиная стая, бросаю на друга строгий взгляд.
– Ой, Славян, некогда аккуратничать. Уже опаздываем по полной, – Игорь раздраженно цокает: – Одними ободранными голубями больше, одними меньше.
– Сказал, едь аккуратно, – говорю холодно, снова погружаясь в работу.
– Вот забери свою тачку из гаража – рули и командуй! А я, между прочим, за этот проект тоже бился с тремя конкурентами. Пока ты загорал на югах. Чуть «Клёны» не увели договор. И заметь, это я выторговал день встречи! Договорился еле-еле, если тебе интересно, сначала предложил четверг – у них саммит, потом вторник – у них выставка, только утро понедельника свободное, и вот все через…
Слушая про значимость Игоря вполуха, я вношу правки в дела, проверяю бухгалтерию, смотрю отчеты.
Вдруг, тихо дзынькнув, на экране появляется сообщение от Фаи. Открываю его сразу.
Фая – намного больше, чем секретарь. Верная, бессменная, сообразительная, она не делает ошибок, ничего не забывает и никогда не пишет просто так.
«Villa dreams уже волнуются и о чём-то нервно перешёптываются», – читаю её сообщение.
Моментально уловив подтекст, пишу: «Так волнуются или нервничают?»
«Именно волнуются, но и нервничают», – ответ прилетает тут же.
«Фаечка, будь золотом, постарайся услышать, о чем они там шепчутся», – пишу я и добавляю ряд смайлов – сложенных в молитве рук.
«Ок», – дзынькает телефон.
Отрываю взгляд от экрана и задумчиво прохожусь глазами по плывущей за окном центральной улице.
Что-то здесь не так: мысленно возвращаюсь ко всем переговорам с «Villa dreams». Договор выгоден им намного больше, чем нам, так с чего бы этим ребятам волноваться?
Уступили им по всем фронтам, чтобы только взять этот проект в своё портфолио.
Это же такой козырь на перспективу – умный коттеджный посёлок премиум-класса на берегу реки!
Новое сообщение прилетает быстрее, чем я рассчитывал.
Фая пишет: «Говорят про какой-то новый закон. Подозревают, что вы решили перепроверить их».
А вот это уже интересно. Мысленно перебираю все готовые к подписанию бумаги и всю информацию, которую удалось найти по застройщику и подрядчикам этого посёлка.
– Игорь, а ты всю информацию добыл по «Villa dreams»?
– Да вроде всю!
– «Вроде» или всю? А наши юристы смотрели, искали?
– Слав, ну ты чего, уже на договор вышли. Сейчас-то уже смысл об этом говорить?
– Нет, нет, нет… что-то тут не то… Будем разбираться! Нужно срочно поговорить с юристами и бухгалтерией.
Мы уже в самом центре. Движение здесь не такое быстрое, как хочет Игорь.
– Да чтоб тебя, куда ты прёшь, баран! – сигналя очередному нерасторопному водителю, Игорь разбрасывает брань направо и налево. Пытаюсь абстрагироваться от мельтешащих, как назойливые насекомые, мыслей.
Мой плавающий от витрины к витрине взгляд, вдруг спотыкается о невероятно реалистичных манекенов, украшающих одну из модных «стекляшек» и человека в форме и фуражке охранника. Подаюсь вперёд, чтобы лучше разглядеть происходящее.
– Ты смотри, что он творит?! Гад! – я кричу человеку, который замахиваясь палкой, прогоняет от витрины грязную лохматую собаку.
– Значит, нагадил этот пёс там, где не положено. Чего орёшь-то тут. Как будто он тебя услышит.
– Тормози, – резко перебиваю равнодушно рассуждающего Игоря.
– Ты что, сдурел?! – взрывается он.
– Тормози, давай!
– Слав, ты чего творишь! Офонарел! Мы и так опаздываем!
– Тормози, сказал! – хватаю руль и почти кричу в ответ.
Как только машина с визгом замирает на обочине, выскакиваю на тротуар.
Чем мог не угодить дворовый пес? Как он заслужил такое наказание?!
Гадил на крыльце? Укусил клиента? Налаял на этого идиота в форме? Сжавшаяся в комок несчастная псина распласталась на асфальте и пытается отлаиваться.
Её тощее лохматое тело подрагивает, одно ухо неестественно прижато к голове.
– Эй ты, живодёр, а ну прекращай мучить мою собаку!
Шагаю быстро и размашисто, кричу ему таким угрожающим тоном, что охранник невольно останавливает расправу и переключает внимание на меня.
Наши глаза встречаются.
– Это ваша собака?
– Да, это моя собака! – уже остановившись возле пса, говорю резко и тихо, сдерживая желание вырвать из рук этого увальня палку и по нему же ею и пройтись.
Молодой отъевшийся живодёр в форме, явно забывший о жалости, нервно сглатывает и ошарашено осматривает меня с ног до головы.
– Это точно ваша собака? Вы уверены? Это же грязная д-д-дворняга, – запинаясь, говорит он.
Наклонившись, беру пса на руки.
– Это. Моя. Грязная. Дворняга, – чётко произношу каждое слово.
– И-и-извините, – мямлит охранник и чешет затылок под фуражкой.
Спешу забрать хвостатого страдальца. Теплый испуганный пес всем телом прижимается ко мне, поскуливает и прячет холодный нос в складки шерстяного пиджака.
– Не хнычь! Подлечим!
Его жалобное скуление, словно плач страдающего ребёнка, откликается во мне, как эхо в горах. Также скулило моё сердце, осознав потерю Деда.
Дед! Мысль, как луч света разрезает темноту моего многолетнего полного одиночества.
– Так, псина! Твоё будущее решено. Будем жить вместе!
Теперь, когда бездомная дворняга уже принята в члены моей семьи, я не могу допустить, чтобы кто-то вот так поступал с родным существом. Резко разворачиваюсь к ещё стоящему позади меня на тротуаре охраннику.
– Что передо мной-то извиняешься? – со злостью киваю на побитое создание.
Брови охранника подскакивают вверх. На миг он задумывается, стоит ли просить прощения у собаки, но я держу его взглядом так яростно и крепко, что выбора не остается.
– Извини, пёс, погорячился, – хмуро бубнит он, глядя на тяжело дышащий шерстяной ком.
– Нормально скажи! – говорю громче: – Бодро, с огоньком, так же, как ты его бил!
Потупив взгляд, охранник снова нервно сглатывает и, перемявшись с ноги на ногу, произносит: – Уважаемый пес, извините, уж не знал, что вы из породистых и домашних.
– Благодарим! – бросаю я, и, развернувшись, тороплюсь обратно.
Высунув морду из складок, пес урчит, не церемонясь, облизывает мою щеку шершавым языком и как будто пытается выглянуть мне за спину.
– Боишься, что охранник догонит?
Оглядываюсь, охранника и след простыл, но вдруг вижу, как один из манекенов, стоящий за стеклом витрины, под которой бедную псину избивали, машет рукой. Пёс, издаёт слабый, протяжный звук и с шумом выдыхает воздух.
– Псина, да у тебя там есть подружка? Что ж она тебя не спасла?
К шуму проезжающих машин и монотонному рокоту города добавляется резкий крик Игоря. Он выскакивает из сверкающего белого седана, краснеет и орет что-то про кожаные сидения, про шерсть и блох, про стоимость машины, про то, что лучше вообще без друзей, чем с такими, как я…
– Слав, ты не охренел ли спасателя тут из себя строить! Я уже извёлся. Фая иззвонилась! Поехали, – он тыкает в мохнатого и резко добавляет: – Этого блохастого пса никуда не повезу!
Не дав закончить тираду, плечом отодвигаю его с дороги, открываю заднюю дверь авто и кладу пса. Черные бусины глаз смотрят добро и преданно из смешных кругов-ободков вокруг них – по пять копеек глаза, как сказали бы раньше.
Смешно тряхнув мордой, пес поджимает лапы под себя и смирно ложится, как будто обещая бережно отнестись к кожаному салону машины своих спасителей.
– Ну, всё теперь, мохнатый, закончилась твоя бездомная жизнь.
Бросаю ему твёрдо и сажусь за руль авто Игоря, не обращая внимание на его вопли.
– Ты не повезёшь пса, тогда я сам его повезу. Ты как, с нами?
Когда мы с Игорем искали место под офис, главными критериями отбора были близость к центру и хорошая квадратура. На этом короткий список требований заканчивался. О большем мы и мечтать не могли.
У всех начинающих бизнесменов большие амбиции и большие планы, но далеко не у всех большие возможности. В нашем случае, были только неприлично огромные амбиции.
Часто, мечтая о будущем в моей съёмной квартире, мы смеялись, что похожи на двух суперменов: мы одиноки, молоды, бесстрашны и обладаем суперспособностями.
Супермен Слава обладал суперспособностью творить и создавать красоту из любого хаоса. У супермена Игоря была суперспособность продавать и пробивать любые стены, двери и возражения.
У нас была молодость, страсть, энергия, злость, и нас обожала самая капризная женщина – Удача.
В тот год торгово-офисный центр «Грозный» только сдался, собственник был другом моего постоянного заказчика, и, на наше счастье, ему нужны были услуги такой компании, как наша.