Каэль отвернул голову в сторону, чтобы не видеть начала казни, на которой был обязан присутствовать. Исполнение наказания еще не началось, но приятного уже сейчас было мало. Ужас в глазах жертв, их отчаянные мольбы о милости и снисхождении, голодное безумие в зрачках палачей и летящая из оскаленных пастей пена, неясный гул толпы, возбужденной предвкушением отвратного и вместе с тем захватывающего зрелища. Зачем на все это «любоваться»? Не лучше ли, к примеру, внимательно изучить свое отражение в щите стражника, стоящего в паре шагов от тебя и охраняющего то ли зрителей от «содержимого» амфитеатра, где вот-вот прольется кровь и оборвутся жизни, то ли тех, кому предстоит убивать или быть убитым.
Острое зрение перворожденного позволило его обладателю увидеть в начищенном металле высокого жилистого эльфа, облаченного в простую зеленую одежду без украшений. Овальное лицо с правильными чертами выглядело довольно симпатично. Зеленые глаза под длинными ресницами смотрели цепко и умно. Природную бледность кожи подчеркивали искусно выполненные черные татуировки. Рисунки иных цветов смотрелись несколько хуже, но тоже не портили общей картины. Да их не так много и было. Так, пара алых мазков на висках, говоривших о том, что их обладатель – воин, причем не рядовой; небольшая синяя точка в центре лба, показывающая всем, что искусство магии тоже не чуждо ее хозяину, ну и бледно-зеленая метка принадлежности к вассалам лорда-жреца на кончике подбородка. Все остальные знаки были темными. Древние руны, повествующие о смерти в ро́дах матери, лишенной клана, и отсутствии отца, сплетались с символами траура по погибшим начальникам и подчиненным. Весьма многочисленными. Лишь тонкость нанесенных линий уберегала прекрасное лицо Каэля от того, чтобы стать гротескной маской выходца из нижних планов.
Раздался отчаянный крик, наполненный болью и ожиданием неизбежной смерти, впрочем быстро перешедший в едва слышное бульканье. Мужской. Каэль захотел выругаться, но привитая в детстве дисциплина пусть и с немалым трудом, но уберегла перворожденного от прилюдного сквернословия.
«Хотя, – невесело ухмыльнулся про себя эльф, – кто обратит на столь мелкий проступок внимание? Да и в любом случае мне сейчас навредить сложно».
Новая серия криков была куда продолжительней. И громче. Потому что исторгала их глотка женщины, с которой убийца решил немного поиграть. А жертва, к его радости, попалась живучая.
Каэль всерьез задумался, не заткнуть ли ему уши, но потом все же решил этого не делать. Следующие осужденные наверняка умрут быстро. Дети. Долго они не протянут, да и не одобряют жрецы их мучений. Даже если страдают те, кого они самолично приговорили.
Звуки, доносящиеся с арены, подтвердили его предположения. Эльф невольно восстанавливал происходящее на песке, словно видел это своими глазами, которые впились в злополучный щит стражника так, будто хотели расплавить отражающий свет металл. Вот жертву, перепуганную смертью родителей, выталкивают из предназначенных специально для преступников ворот. В руке у нее жалкий нож, скорее всего, тупой и ржавый. А прямо к ней, скалясь перемазанной в крови пастью, идет палач и вестник невиновности в одном лице. Священный белый волк, взращенный жрецами специально для травли преступников и проведения ритуалов. Здоровенная и практически разумная зверюга, вполне пригодная для того, чтобы встать под седло и нести наездника без устали целыми днями. Своеобразный ответ верховым ящерам дроу, в бою добавляющим остроте клинков подземных отродий вечно голодные оскалы. Если волк пощадит обвиняемого, тот вернется к прежней жизни и о его проступке забудут, ведь боги по каким-то своим причинам воспротивились смерти нарушившего закон. А если на песок арены упадет мертвым священный зверь, тогда уж солоно придется обвинителям. Но это бывает редко. С обычным верховым волком справится далеко не каждый воин в полном вооружении и броне. А питомец жрецов благодаря священной магии крупнее собратьев раза в полтора. Выходить на такого с ножом… странно, но мастеров меча на арене за всю ее историю, кажется, не бывало ни разу.
Шум стих. Спустя время, необходимое для успокоения зверя и уборки трупов, над амфитеатром разнесся голос глашатая, объявлявшего о новом наказании. Публичной порке новобранца, посмевшего оспорить приказ командира.
«Смертельных приговоров сегодня больше не будет, – понял Каэль и облегченно вздохнул. Очередная жертва, сапожник, пытавшийся покинуть пределы Древнего леса со своей семьей, но пойманный пограничниками и осужденный на показательную кару жрецами, больше уже никогда не возьмется за свое ремесло. – Жаль мастера, хорошую обувь делал. В детстве были у меня сандалии его работы. Пять лет носил, пока из размера не вырос, а потом обратиться к нему не было возможности, потому как началась учеба в Зеленой страже».
– Знаешь, пойду-ка я, пожалуй, – решил эльф и, сделав два шага в сторону, отдал копье соседу по цепи, служащей дополнительной защитой для того сектора трибун, что облюбовали жрецы и знать.
– Так ведь смена еще только началась… – удивленно раскрыл рот от такого пренебрежения обязанностями новобранец, только-только заступивший на службу. – Это ведь… ну… карцер!
– Для тебя, – хмыкнул Каэль, наконец-то нашедший в наступившем дне хоть что-то хорошее. – А я со вчерашнего дня не служу, просто остался должен одно дежурство в соответствии с расписанием караулов. Но наверное, в связи с увольнением стоять его мне уже и необязательно? Как считаешь?
И, не дожидаясь ответа, ввинтился в боковую улочку и был таков. Комнату в казарме он вправе держать за собой до конца года, а одежда стражника, пусть и без полагающегося по уставу оружия, помогала прокладывать путь в любой толпе. Дорога его пролегала туда, куда простым воинам, да и не очень простым, если на то пошло, она была заказана. В Цитадель Мудрых. Вопреки названию обитель сильнейших волшебников народа перворожденных на неприступную крепость походила слабо. Зеленая изгородь по пояс, приятные глазу белые стены полированного мрамора, а рядом на лужайке несколько начинающих чародеев, медитирующих или просто слоняющихся. Впрочем, не в высоких укреплениях была сила Цитадели, а в искусстве и мастерстве тех, кто жил и обучался тут.
Дверь одного из самых больших и роскошных домов сама собой захлопнулась перед лицом Каэля. И он, выругавшись для разнообразия вслух, потянулся за амулетом-ключом.
– Не подобает осквернять обитель знаний подобными словами, – мягко, но непреклонно прозвучал знакомый голос за спиной эльфа, у которого при распознавании недовольных интонаций рефлекторно заныло место пониже спины.
– Как прикажете, о сиятельнейший и великолепный… – начал он официальное извинение, разворачиваясь, но, прежде чем фраза была закончена, в лицо ему как будто ударил порыв свежего ветра и последние слова услышали уже стены особняка того, к кому Каэль и направлялся.
– В раскаяние твое верю, – солгал ему в лицо эльф, на испещренном морщинами лице которого без труда читалась мудрость столетий. А кто не обладал достаточными навыками в ее распознавании по внешнему виду собеседника, легко мог справиться с подобной задачей при изучении плаща магистра магии, накинутого на плечи. – И все равно не подобает!
– Зачем тебе это нужно было? – помолчав несколько мгновений, спросил бывший стражник.
– О чем речь? – Старый волшебник не только не разгневался на грубый тон, но и демонстративно неумело изобразил полную непричастность к обсуждаемой теме. Если бы чародею понадобилось, то догадаться о лжи без помощи мага-менталиста было бы затруднительно.
– Мое увольнение, – уточнил Каэль. – В этом деле, как говорят варвары, заметны кончики чьих-то длинных ушей. И обладателя их я вижу перед собой!
– Ты слишком много с ними общался и научился непочтительности! – буркнул старик и устало побрел к ближайшему предмету мебели, которым оказалась невысокая кушетка. – Но да. Ты прав. Скажи, в твоей жизни ничего не казалось несколько… странным?
– Да ну как сказать?! – вскричал Каэль, чувства которого, до того старательно сдерживаемые, рванули наружу. – Дай-ка подумать… Все! Начиная от любовной истории молодого чародея и отвергнутой кланом преступницы, ставших моими родителями, и заканчивая тем, что родной дед сломал мне тщательно выстроенную им же самим карьеру! Во имя всех богов и демонов, знал бы ты, чего мне стоило устроиться в столичный гарнизон! Чтоб ты в Бездну провалился, старый хрыч! Знаешь, каково это – терпеть за спиной шепотки и сносить косые взгляды? Знаешь, каково это – когда все считают тебя куском отбросов лишь по причине того, что мать была осуждена за запретную магию, а отец, наплевав на добрую половину традиций, не отрекся от невесты и взял ее в свой дом наложницей, которую, впрочем, так и не решился назвать женой?!
– Не кричи! – тихо, но очень убедительно попросил маг. – Да, любовь моего единственного сына… наделала глупостей. Много. Но в том, в чем ее обвинили, она виновата не была. А церемонию бракосочетания своей властью запретил я, если это тебя так волнует. Сначала надеялся, что отпрыск найдет другую спутницу жизни, а потом… потом осталось только воспитывать внука и искать виновных в гибели его родителей. Но я говорил не о том. Тебя не удивляет, что, несмотря на происхождение, ты смог поступить сначала в Зеленую стражу, а затем перевестись в столичный гарнизон, где намеревался делать карьеру?
– Чей я потомок, знали многие, – пожал плечами Каэль. – Да и потом, после тренировок под руководством чародея, разменявшего восьмую сотню лет, даже самый строгий наставник новобранцев выглядит неопасным и симпатичным, как бешеный волк или саблезубый тигр, например.
– Ну, может, я и был иногда излишне требователен, – с явной неохотой признал магистр магии, – но даже с такой подготовкой сына преступницы не приняли бы в ряды воинов… не окажи ему поддержку некое высокопоставленное лицо.
– А потом это самое лицо сделало так, что сына преступницы вышвырнули оттуда с треском, – зло бросил Каэль. – Да, я знаю, что все твои попытки официально закрепить наше родство провалились. Лорды-жрецы были против. Но… но так-то зачем?!
– Лучше я, чем другие, – развел руками старый эльф. – Наш сюзерен Висфоэль, да будут милостивы к нему предки, погибший незадолго до твоего третьего совершеннолетия, когда можно было совершить нужные ритуалы, хорошо относился ко мне. А вот его сын не желает знать старика, который когда-то давал ему уроки чародейства с применением… несколько грубых методов для лучшего усвоения материала. Еще два правителя не хотят вызывать его неудовольствие по столь ничтожному поводу. Мое же время уходит. Скоро оно закончится совсем. И тогда многие из тех, кому пришлось перейти дорогу нашему роду, вспомнят об одном из лишенных защиты его представителей. Другим родичам ты безразличен. В лучшем случае.
– Что ты имеешь в виду? – От удивления Каэль забыл об обиде, кипевшей в его душе раскаленной лавой и так и норовившей выплеснуться жгучими и, самое главное, обоснованными словами наружу.
– Я стар, – пожал плечами чародей. – И я не архимаг, что мог бы попытаться обмануть смерть. С каждым днем мне все труднее оставаться среди живых. До того момента, как ты лишишься единственной защиты, совсем недолго, и раз уж мой внук так и не успел обезопасить себя собственными достижениями, дело взял в свои руки его дед.
Молодой эльф обескураженно молчал. Мысль о том, что суровый воспитатель, заменивший ему родителей, не вечен, была… странной. Она не желала укладываться в сознании.
– Я знаю, ты давно хочешь покинуть пределы нашей страны, – продолжал магистр магии. – И лишь надежность пограничных кордонов и наложенных при вступлении на службу клятв, которую ты знаешь лучше многих других, останавливает тебя от этого шага. Но есть и официальные способы покинуть государство. Владыкам нужны… шпионы. И ты станешь одним из них. О том, что на эту роль в ближайшем времени не подойдет никто другой, я позаботился, на это моего влияния хватило. По идее, наши родственные узы должны служить гарантом твоей верности, ведь спастись от магии крови почти невозможно. Но других близких живых родичей, кроме дряхлого старика, стоящего одной ногой в могиле, у тебя нет, а потому, убравшись подальше от границ, можешь послать полученные приказы к демонам. А можешь и не посылать: верного слугу вознаградят. Вернуться в Лес не бесправным парией, правда, все равно вряд ли получится, но будешь пожизненно обеспечен денежной и очень опасной работой.
Каэль мог только открывать и закрывать рот, сраженный обрушившимися на него новостями.
– И… что мне делать, ну… потом? – растерянно спросил он у деда.
– Понятия не имею, – вздохнул маг. – Я прожил долгую жизнь, но назвать ее счастливой не могу. Постарайся сделать так, чтобы своим внукам ты не говорил подобное. Куда податься, решай сам. Среди смертных ты будешь одним из первых, но всегда чужим. А тех, кого короткоживущие расы не могут понять целиком и полностью, они рано или поздно пытаются уничтожить. Западный лес беглеца приютит, но наших шпионов, способных испортить жизнь, в нем хватает. Да и не любят там восточных сородичей после некоторых событий. Совсем недавно в далекой пустыне появился еще один Лес, образованный беглецами из какого-то дальнего мира… но… не знаю. Слухи про него ходят разные. Я даже точное название не сумел выяснить. То ли Сумеречный, то ли Новый, то ли Русский… всякое говорят.
– Как-как? – переспросил Каэль.
– Русский, – с готовность повторил маг. – Вроде бы к этому народу принадлежит тамошняя верхушка, включая их лорда-жреца… ой, нет… короля… или вождя? Ну не знаю я, в общем, как там у них правитель называется, но имя его – Михаэль, и он вроде бы высший маг, вернее, шаман. И что-то его связывает с Келеэлем. То ли ученик он его, то ли потомок… неизвестно, но самый могущественный маг мира дал понять, что это молодое государство он будет опекать изо всех сил.
– Да, слышал от торговцев, которых сопровождал в последнем походе, похожие слухи, – признался Каэль, немного подумав и вспомнив сплетни, принесенные из-за пределов Древнего леса, до которых был, впрочем, не большой охотник. – Правда, не придал им значения, решил, что речь идет о какой-то новой затее выжившего из ума пятитысячелетнего архимага.
– Древнейший представитель нашего народа отнюдь не безумен, – покачал головой дед. – Просто его логика и образ мыслей сильно отличаются от привычных нам. Но тем не менее есть закономерности, которых даже он вынужден придерживаться. Высшего мага так просто не воспитать и уж тем более не проконтролировать. А Михаэль доказал, что он один из них, сначала уничтожив заклинанием, очень похожим на известную тебе по хроникам «пелену висельника», целую армию орков, а потом на равных схватившись с правителем Западного леса. Про него никто ничего не слышал и не знал до того дня, когда он во главе нескольких десятков подданных объявился в человеческих землях. А значит, шансы на то, что он обычный инструмент в руках Келеэля, ничтожно малы. Да, у них абсолютно точно союз, в котором, возможно, шаман играет подчиненную роль, но, бесспорно, является силой, с которой считаться придется любому.
– Лорды-жрецы горят желанием узнать про него как можно больше, – понимающе кивнул Каэль. – И твои слова буквально подталкивают меня к тому, чтобы помочь им в этом. Почему? Впрочем, нет, молчи, сам догадаюсь. Хочешь вымолить у них разрешение назвать меня внуком?
Магистр магии скривился.
– Не хочу уходить к предкам последним прямым потомком нашего рода, – сознался он. – В этом случае ушедшие за грань могут встретить меня… неласково. Но это не все. Тебе, после того как покинешь Древний лес, надо прочно где-то закрепиться, чтобы научиться жить во внешнем мире. Краткие вылазки во время охраны наших послов и торговцев – это все-таки не то. Единственное, что абсолютно точно удалось узнать про новый Лес и его эльфов, то, что они принимают изгнанников. Даже дроу. И не ухмыляйся, я не шучу. Есть среди верхушки их государства бывшая жрица Ллос. Ее во время известного тебе инцидента с нашим покойным господином едва не прибили по ошибке, потому и слухов о ней разнеслось раза в два больше, чем о Михаэле и его землях.
– Это… необычно. – На ум молодому перворожденному пришел куда более нецензурный эпитет, но произнести его при старшем родиче, да еще, как выяснилось, умирающем, он не решился. – По крайней мере, среди тех, кто готов на такое, мои метки значения иметь точно не будут. Да и шпионов там, судя по твоей плохой информированности, действительно нет, а значит, я буду первым и довольно высокооплачиваемым. Как думаешь, если направлюсь к ним, мне выделят подъемные?
Спустя пару дней Каэль, связанный по рукам и ногам, с воем и руганью катался по мягкому песку небольшой арены, окруженный тройкой магов, двое из которых были целителями. Боль, терзавшая тело юного эльфа, сделалась невыносимой.
– Терпи, – вздохнул магистр магии, наблюдая за мучениями внука. – Срезание печатей с частью ауры – не самая приятная процедура, но пройти ее ты должен. А иначе первому встречному чародею станет ясно, что ты находишься вне пределов Древнего леса по поручению владык.
Каэль не ответил старику. Был занят. Чудом нашел в песке камешек и теперь грыз его, стараясь заглушить ощущения, вызванные потерей большого куска ауры. Но осколок пробыл в крошащихся от натуги зубах недолго, будучи выдернутым одним целителем при помощи телекинеза.
– И как только преступники такое терпят? – покачал головой второй целитель, менее опытный по причине молодости, наблюдая за мучениями Каэля и накладывая на него заклинание, призванное немного облегчить боль, убрать которую полностью без высшей магии было невозможно.
– У них же обычная клановая символика, – пожал плечами его старший коллега. – А у этого, кроме того, печати командира отряда воинов и боевого мага… были. Это если о наградных знаках умолчать, которых данный индивидуум заработал удивительно много для низкорожденного.
– Да, – продолжал рассуждать вслух юнец, – это понятно, шок от повреждений ауры, вызванных более слабыми травмами, вполне может быть преодолен при помощи больших доз лечебных снадобий или даже просто вина, но как они проводят ритуалы? Среди низших каст магов нет.
– Стихийные, не принятые на обучение по различным причинам, но развившие свой талант до заметного уровня самостоятельно, бывают, – поправил его магистр магии, отодвигая внука мягкой и почти ласковой песчаной волной от бортика арены, о который тот пытался биться головой. – И для первичного обезболивания обычно используется простой удар по голове, а потом бессознательное тело накачивают алхимической смесью, сделанной на основе слабеньких реагентов противоположных стихий. Если доза угадана верно, аура начинает временно деформироваться и преступник может в это время попробовать удрать за пределы охранной магии Леса.
– А если расчеты провели неправильно? – не унимался молодой.
– При передозировке тело и аура получают множество повреждений, что ведет к смерти, а при слишком низкой концентрации эликсиров татуировки при пересечении внутренних или внешних границ исправно подают сигнал, по которому их владельцев легко отследить и догнать, – пожал плечами магистр магии. – Каэль, ты пришел в себя?
Лежащий на песке эльф, чье тело наконец перестала корежить невыносимая боль, что-то промычал в ответ. Сведенные судорогой мышцы ротового аппарата еще не вернулись в норму. Пожалуй, если бы не поддерживающая магия, Древний лес мог бы лишиться одного из новоиспеченных шпионов, умершего при снятии въевшихся за долгие годы в его тело и душу охранных печатей, не позволявших воину и чародею не исполнять прямой приказ своих сюзеренов и сильно затруднявших даже косвенные акты неповиновения.
– М-да, кажется, мы слегка переборщили с легендой, – посмотрев на внука, признал магистр магии. – Если бы какой-нибудь идиот действительно активировал на своей шее одновременно жреческие медальоны из храмов дня и ночи, то ему ее оторвало бы.
– Ну их можно просто держать в руках, – возразил эльфийский лекарь, прежде молчавший. – Шрамы, поражение тканей энергиями и закрытые переломы сейчас организуем. Хм… может, для правдоподобия обрезать пару пальцев и дать с собой одноразовый артефакт с заклятием регенерации?
– Я… тебе… кое… что другое отрежу, – с усилием вытолкнул из пересохшего и сорванного в крике горла Каэль, ни на миг не усомнившийся в том, что чародей не шутит. – Как, по-твоему, с такими ранами через границу перейти?! Да меня первая же стая хищников растерзает!
– Ну если еще дать тебе амулет Матери зверей, то ни одно простое животное будет не страшно, – начал что-то прикидывать лекарь-маг. – В принципе лишний мы найдем, да и друид для его настройки на владельца поблизости имеется…
– А если заодно и дружину с парой тысяч подданных, так я вообще могу назваться князем в изгнании, – зло оскалился подопытный, не желавший ради обладания волшебной побрякушкой жертвовать любимыми конечностями, хоть они и должны были прийти в норму всего через месяц. – И вообще, я на допросе лучше сразу сознаюсь, что мне помогли, выдав якобы недовольного государственным строем чародея-изменника, который на самом деле жрец с трехсотлетним стажем участия в фальшивых заговорах.
– Но так неправильно. – В руках мага блеснул нож, а сам он осторожно ступил на арену. – Да не бойся ты, я обезболю. И отрежу совсем немного. Фаланги две. На мизинце. Он ведь все равно в бою не особо нужен, да?
– Только тронь, и тебе придется отращивать всю руку целиком. – Каэль задергался в веревках. Теперь, когда боль больше не терзала его разум, хорошо тренированный воин с легкостью освободился от не слишком-то умело наложенных волшебниками пут. На его раскрытой ладони воздух понемногу начал собираться в клубок, будто скрученный из тугого ветра, жаждущего вырваться на свободу и способного наградить оказавшегося на его пути как минимум шикарными синяками, а то и парой переломов. Против полноценного чародея, конечно, не очень действенное оружие, но молодой воин, не желавший подвергаться дополнительным «лечебным» процедурам, был рад и такому.
– Ладно, – погасил зарождающийся конфликт магистр магии. – Не будем усугублять. Еще немного, и Каэлю придется переучивать легенду, внося туда эпизод прорыва с боем через кордоны, а это уж точно лишнее. Вещи ты собрал?
– Разумеется. – Внук развеял заклинание, которое с некоторой натяжкой могло сойти за боевое, но с чародея, пожелавшего откромсать ему пару пальцев, настороженного взгляда не сводил. – Зачарованный кожаный доспех из родовой сокровищницы, лук и меч оттуда же, немного золота, твои артефакты… Еду оставил: добыть провиант, если есть стрелы, не проблема. Денег хотелось бы, конечно, взять больше, но ездовой волк по болотам не пройдет, а я не гном, чтобы тащить на спине собственный вес в металле, пусть даже благородном.
– Тогда отправляйся, – решил старый волшебник и, дождавшись, пока юный родич облачится в обмундирование, на голову превосходящее то, что было у него раньше, и глубоко вздохнув, напрягся и открыл врата портала. От взгляда Каэля не укрылось то, с каким трудом деду далось заклинание, а ведь точно такие же чары совсем недавно, в тот день, когда внука магистра магии уволили, давались ему легко. – Окажешься в нескольких сотнях шагов от стен последней заставы, а дальше… ну сам знаешь.
– Прощай! – Молодому эльфу неожиданно захотелось обнять деда, которого он, скорее всего, больше никогда не увидит, но это сбило бы настройки заклинания. И потом, раньше он никогда этого не делал, может, только в глубоком детстве, которого не помнит… а вот как старик его наказывал за малейшую провинность или даже вообще не пойми за что, в памяти Каэля отпечаталось превосходно.
Заклинание заставило слегка зашевелиться волосы по всему телу, и миг спустя юный перворожденный оказался на границе Древнего леса, чаще служащей надежным барьером при попытках ее пересечь в обоих направлениях. Единственным безопасным местом здесь была узенькая дорога с многочисленными кордонами, от которой могущественная магия лордов-жрецов отпугивала разнообразную хищную живность, водившуюся тут в изобилии. Причем никто не скрывал, что чудовища, заселившие непролазные дебри, выведены в массе своей искусственно и любой другой добыче предпочитают двуногую.
– Хищные деревья, колонии жуков-людоедов, стаи бабочек-кровопийц, гигантские волки и рыси, – с тяжким вздохом пробормотал Каэль, закидывая на плечо вещи. – И плюс к ним огромное болото перед людскими землями. Эх, а я так надеялся, что больше по этой клоаке бегать не буду! Столица, конечно, тоже та еще помойка, но там на улицах, по крайней мере, есть булыжные мостовые и нет комаров, за века существования бок о бок с нами приспособившихся к эльфийской магии!
Шагом, больше похожим на бег, воин-маг углубился в лес. Хищников, несмотря на отсутствие защитных амулетов, он особо не боялся, служба в Зеленой страже придала ему уверенности и позволила изучить значительную часть местного бестиария с точки зрения опасности и гастрономии. Питаться собственными запасами, которые, как ни крути, от возраста свежее не становятся, перворожденные жутко не любили, а потому ходили на охоту за дичью во много раз чаще, чем за беглецами из родного государства. А животному, когда в него тычут копьем или стрелами, абсолютно все равно, в чем там его пытается убедить своими чарами изделие друидов, инстинкты берут верх, и оно защищается, как может.
Ровное передвижение Каэля, впрочем, продолжалось недолго. Юный эльф внезапно увидел характерный след, который мог проложить лишь неисправимый горожанин, проламывающийся через кустарник, и встал на него с целеустремленностью гончей. Причем побежал он за своей нежданно-негаданно объявившейся целью с намного большей скоростью, чем можно было ожидать даже от самой лучшей собаки.
«Зачем я это делаю? – ошалело подумал воин-маг, перепрыгивая с запасом лежащее поперек тропинки бревно. То дернулось было за ним, но поняло, что все равно не успеет схватить шуструю добычу, и осталось лежать на прежнем месте, поджидая менее стремительную жертву. Хищные деревья умели ждать. Неспособность передвигаться с места на место очень развивает терпеливость. – Ну догоню я его… нет, все-таки, наверное, их… очень уж много следов, и что дальше? На заставу тащить? Так самого стрелами запросто утыкать могут. Вдруг не станут дожидаться ответа из столицы и решат провести судебную церемонию по минимуму… Да и что еще там ответят по поводу шпиона, меньше дня как вышедшего на самостоятельную работу? Убить тех, кого догоню? Можно, конечно, но зачем? Я, даже когда служил, этим не увлекался и почти всегда давал беглецам уйти, да так в общем-то почти все делали, ведь изгнанники сами определяли свою судьбу, а смерть от руки представителей низших рас может быть куда более мучительна, чем самый суровый приговор. Попросить, чтобы приняли в команду? До этого Сумеречного леса, чем бы он там ни был на самом деле, все равно не меньше года пути, один запросто могу пропасть, а со спутниками шансы на то, что доберусь не туда, так к западным эльфам, куда выше. Вот только то, что раньше я таких, как они, ловил и казнил, написано на моем лице, причем несмываемыми красками. Не поверят, а если поверят, первой же ночью зарежут просто за то, что натерпелись от власти, ведь от хорошей жизни из страны не бегут. И не докажешь, что сам из-за традиций и предрассудков всю жизнь страдал…»
Каэль прервал размышления, почувствовав острый аромат разлитой в воздухе крови. Причем, в этом он мог поклясться, принадлежала она не дикому зверью, сводящему счеты в извечной игре «хищник – жертва», а кому-то из народа перворожденных. Перейдя на шаг и взяв в руки меч – от лука среди тесного переплетения ветвей толку было мало, даже от эльфийского, – он осторожно приблизился к подножию гигантской, в пять охватов, сосны, у которой и разыгралась трагедия. Видимо, группка беглецов выбрала это место для привала, рассчитывая оказаться в относительной безопасности под укрытием толстых сучьев, сквозь которые их не разглядеть птицам-наблюдателям, время от времени запускаемым чародеями Зеленой стражи на облет границ.
– Гнездо лесных паучков, – задумчиво пробормотал начинающий шпион, рассматривая висящие на ветках коконы, очень похожие на тела эльфов, замерших в разных позах и укутанных с ног до головы белым шелком. – У бедняг с наступлением утра, когда эти твари выходят на охоту, не было ни шанса, они даже за оружие взяться не успели… да и нет здесь оружия. Только тряпки какие-то… яркие… полупрозрачные… надеть которые без риска навеки стать изгоем в приличном обществе могла лишь рабыня.
Каэль внимательно осмотрел разбросанные предметы и впал в состояние легкого недоумения. На траве не было ни мечей, ни копий, ни даже луков! Соваться в лесную чащу без оружия… сумасшедшие, конечно, изредка встречаются, но чтобы в одном и том же месте в одно и то же время их набралось сразу шестеро?! Разумеется, оно могло остаться на телах…
Эльф оглядел коконы в поисках подтверждения своей догадки, но ничего даже отдаленно напоминающего колюще-режущие предметы не обнаружил. Зато в копилку странностей угодил такой факт: все жертвы, попавшиеся лесным хищникам, оказались женского пола.
«Ничего не понимаю, – мелькнуло в голове воина-мага, осторожно тронувшего кончиком меча кокон, в котором из-под слоя тонкой материи что-то блестело. На траву упала вещица, сплетенная из алых шелковых полос и кованых золотых деталей, инкрустированных мелкими, но явно драгоценными камнями. Может, у женщин и существовало какое-то название для этого предмета, призванного поддерживать грудь и создавать иллюзию ее увеличения, но Каэль его не знал. Да он и видел-то такие всего пару раз на наложницах высокопоставленных столичных персон, сопровождавших своих господ во время выездов в свет. – Наверное, это все-таки можно считать нагрудником. Очень оригинальным. Во всяком случае, на спину его точно не перевесишь, потому что такие горбы никаким плащом не скрыть. Вот только откуда он здесь взялся?! Как сюда попал гарем аристократа?!»
Сильный порыв ветра колыхнул кроны деревьев, и на голову эльфа свалился лесной паучок с брюшком, раздувшимся от высосанной из своих жертв плоти. Неподвижный. Спящий. Размером всего-то в одну тридцатую ногтя. Выглядел он безобидным и в общем-то почти таковым и являлся, если забыть о десятках тысяч его братьев, что сейчас мирно почивали по всей округе, переваривая сытный завтрак, свою единственную трапезу за сутки, а то и не одни, ведь на охоту эти мелкие хищники, живущие колониями, как муравьи, выходили исключительно в часы рассвета. И как только находили добычу по вкусу, что случалось довольно скоро, парализовали ее мгновенно действующим ядом, заматывали в кокон, облегающий плотнее, чем одежда, после чего сообща втаскивали на ближайшее дерево и начинали поедать. Особым аппетитом эти существа не отличались, отдельная особь могла обойтись без пищи до месяца, да и чтобы насытиться, хватало буквально крошки, но поскольку пауков было очень много, то свежая еда нужна была почти каждый день. Впрочем, если «улов» оказывался удачным, колония не двигалась с места до тех пор, пока продовольственный запас не портился. Отрава, вырабатываемая паучьими челюстями, не убивала добычу, правда, толку от этого было немного и спасшихся насчитывались единицы. В плотно облегающих коконах, мешающих движениям грудной клетки и практически не пропускающих воздух, жертвы, которым «повезло» оказаться съеденными не сразу и не истечь кровью из множественных мелких ранок, попросту задыхались.
– Какая нелепая и страшная смерть, – вздохнул Каэль, переходя на магическое зрение, чтобы убедиться в том, что выживших нет. – Им бы еще жить да… О, сила Леса, она еще дышит!
Одна из пленниц действительно еще не попала в чертоги мертвых. Невероятно, но эльфийка, которая провела в шелковой тюрьме несколько часов, чудом умудрилась не отправиться на встречу с предками.
Инстинкты опередили разум. Раз – и срезанный воздушным лезвием кокон вместе с ветками, к которым он крепился, летит на землю. Два – и мгновенно выросшие у подножия гигантской сосны травы образуют мягкую подушку, чтобы смягчить удар. Три – и острый нож вспарывает паутинный шелк, обнажая жуткое содержимое.
«Совсем недавно эта рабыня, вероятно, была красива», – ошеломленно подумал Каэль, разглядывая жертву лесных хищников, имевшую на лице татуировки, довольно сильно похожие на его собственные. Вот только у Каэля цвета воина и мага были нанесены на черный фон, как и полагалось сыну осужденной преступницы, а у девушки яркие рисунки перечеркивала тонкая паутина неволи. Из одежды на ней имелись зеленая куртка и точно такие же штаны, смахивающие по своему покрою на охотничий костюм высокорожденных леди, в которых те изредка изволили появляться на природе. Впрочем, он был явно великоват для обладательницы и висел на ее плечах, как на манекене в мастерской портного.
– Из касты купцов, продана за долги отца для ночных услад… хм… не знаю обладателя этого символа, но, судя по соседним иероглифам, он вассал одного из личных слуг лорда-жреца Катфаэля. – Каэль прочел символы татуировок и задумался. – Такие в свой дом не станут брать дурнушку. Ну, может, только на хозяйственные работы, но никак не для… этого. Сейчас-то, понятное дело, ею и пьяный орк побрезгует. Все тело, наверняка и под одеждой – лесные пучки проникают под нее с легкостью, – распухло и пожелтело от яда в местах укусов; особенно досталось лицу, уж очень там кожа тонкая и лакомая для хищных насекомых; шевелиться, понятное дело, не может и вряд ли что-то чувствует…
– Добей, – прошептали увеличившиеся почти до карикатурных размеров губы, кожу которых, пошедшую пятнами, маскировал ярко-алый цвет не потекшей, несмотря ни на что, стойкой помады. Глаза незнакомки, с трудом разлепившей набухшие веки, впились в лезвие обнаженного меча со странной смесью ужаса, надежды и облегчения. – Больно, больно, не могу, больно…
Каэль растерялся. Взмахнуть клинком и исполнить просьбу, конечно, несложно, да и удара под парализующим ядом жертве не почувствовать… Стонать от боли и говорить, находясь под его воздействием, ей тоже, мягко говоря, сложновато. Конечно, со временем организм переварит отраву, с момента трагедии не прошло и дня! Впрочем, жертвы лесных паучков обычно долго не живут. Этой же повезло, но, судя по всему, она явно жалеет о милости высших сил к ее персоне. Так подлинно изображать агонию невозможно. Кому, как не ему, вот так же корчившемуся совсем недавно, знать об этом. Да и вообще, несмотря на ранг воина-мага, убивать молодой эльф не любил. Тем более женщин. Хотя пару раз приходилось, но то было в бою, когда беглецы сопротивлялись до последнего и бросались на преследователей, как бешеные звери, и тогда уж было не до раздумий. Или ты, или тебя. Ведь без оружия за границу Древнего леса еще никто не уходил. Никто, кроме этих юных дурочек, что стали добычей лесных хищников.
«Наверное, – решил новоявленный шпион перворожденных, – они полагались на что-то иное. Вероятнее всего, на магию, которую не успели пустить в ход против насекомых. Она же, наверное, и дала возможность выжить этой девушке. Какой-нибудь целительный амулет? Он был бы совсем не лишним… Да, бросать ее, парализованную, в лесу… как-то… неправильно. И лишать жизни очень не хочется, пусть сейчас она и думает, что ее путь окончен, но я-то знаю, что это не так. Ранки от укусов, сколь бы многочисленны они ни были, заживут в течение десяти дней, не оставив и следа. Может, взять с собой? Пара, мужчина и женщина, выглядит куда менее подозрительно, чем одинокий беглец, о какой бы расе ни шла речь».
– Ты способна говорить? – спросил Каэль и принялся творить самое мощное исцеляющее заклинание, на которое был способен. Для этого ему нужно было одной рукой касаться какого-нибудь дерева, а вторую возложить на пациента. В лесу проблемы поиска подходящей растительности не возникало. Каэлю совсем не обязательно нужен был ствол. Ветка для перекачивания чужой жизненной силы тоже годилась. Тем более дерева, под кроной которого могла укрыться маленькая армия какого-нибудь захолустного человеческого королевства. Или гномий хирд. Эти коротышки умудряются в своем боевом строю занимать на удивление мало места, что дает им большое преимущество против стрелковых атак и таранных ударов конной лавы.
Ответа молодой эльф не получил. Незнакомка как заведенная стонала и беспрестанно дергалась. Каэль, уже закончивший заклинание, рукой, в которой переливался светло-алым клубок целительной энергии, дотронулся до девушки, передавая ей забранную у дерева жизненную силу, но тут под курткой жертвы лесных паучков вдруг что-то резко дернулось. Раз, другой, третий… Создавалось полное впечатление, что меж двух грудей, обтянутых тканью, прорезалась третья и теперь ищет путь на волю.
«Какой-то паразит? – Воин-маг, боевые рефлексы которого взяли верх, осознал себя отстоящим от потенциально опасного объекта на десяток шагов, причем лечебные чары его как-то сами собой преобразились в комок испепеляющего пламени. – Но в наших лесах ничего такого не водится. Слава предкам, подобная мерзость – прерогатива исключительно южных джунглей! Но, во имя звезд, что же это?»
Непонятная «опухоль» на теле эльфийки прекратила хаотически метаться и замерла на месте, а потом дорогой костюм, наверняка зачарованный, начал расползаться, как будто на него плеснули кислотой. Странно, но девушка особых признаков недовольства этими метаморфозами не проявила. Все так же стонала от боли.
В душе Каэля тем временем боролись любопытство и желание спалить мерзкую тварь, поселившуюся в теле перворожденной. Неизвестно, что победило бы, но тут воздух огласил очень не характерный для данной местности звук.
– Мяу! – недовольно сказала кошачья голова, вынырнувшая из прорехи. Серый цвет лоснящейся шерсти разбавлял лишь аккуратный белый клин точно под нижней челюстью. Убедившись, что снаружи ничего страшного нет, наружу вылезло все туловище.
– Канамот, – опознал зверя эльф и убрал меч в ножны. – Теперь понятно, почему она выжила. Это ты ее спасла, верно?
– Пчхи, – недовольно произнесло животное и, развернувшись к воину-магу высоко задранным хвостом, стало вылизывать лицо пострадавшей. Там, где проходил шершавый язычок, желтые пятна исчезали вместе с ранками. Но с каждой каплей впитанной отравы блестевшая на солнце шерсть начинала блекнуть.
«Придется помочь зверьку», – решил эльф и снова принялся начитывать исцеляющее заклинание, попутно вспоминая все, что слышал об этом существе, одном из немногих обитателей окраин Древнего леса, который, в виде исключения, не только не враждебен путникам, но и по мере сил старается оберегать все разумное, что попадется ему на глаза.
Полуживотные-полурастения, канамоты были результатом экспериментов лорда-жреца Оберэля, скончавшегося вот уже добрых полторы тысячи лет назад в клыках твари, которая должна была стать шедевром его чародейского искусства. Этот могущественный волшебник задался целью придать ездовым тиграм, древнейшим боевым животным эльфийской расы, врожденные магические свойства и потому проводил немало экспериментов. На кошках. Ибо их старшие собратья стоили так дорого, что даже один из правителей государства перворожденных не решался слишком уж радикально сокращать их поголовье смелыми опытами. Естественно, количество погибших животных измерялось тысячами, и однажды какой-то измененный чарами помет, на котором, судя по всему, отрабатывались конечные результаты, попал на помойку и там умудрился выжить и размножиться. Спросить экспериментатора, случайность это или часть хитроумного плана, оказалось нельзя. Незадолго до того, как этих измененных существ выделили в отдельную группу, его целиком, вместе с душой, сожрала жуткая тварь, в которой бывшего тигра опознали только по надписи на ошейнике, нашедшемся в глубинах покрытой мехом чешуи. В остальном же она была похожа на помесь бродячего хищного цветка-переростка и демона.
Первых канамотов, вероятно, спутали с обычными кошками, на диво дружелюбными и умными. Странно, но тогда никто не обратил внимания, что новые любимцы почти не нуждаются в еде и воротят от нее нос в девяти из десяти случаев. Оберэль был все-таки не только магом, но и правителем, он помнил, во сколько обходится еда для ездового тигра, и задумал решить вопрос капитально. Как именно, никто не знал, но исследования, проводимые уже после его смерти, вскрыли несколько любопытных фактов: оказывается, правитель-чародей каким-то образом сумел придать животным некоторые свойства растений. Под воздействием чар лорда-жреца эти существа оказались обладателями сильных эмпатических способностей, а потому не было ничего удивительного в том, что хозяева для них нашлись очень-очень быстро. И канамоты провели в их домах долгую, длиною в год или даже полтора, счастливую жизнь, за которую у тех исчезла большая часть хронических заболеваний. Метаболизм магически измененных кошек позволял объединять их ауру с аурами других существ и оказывать целительное воздействие. Фактически канамоты превратились в живые лечебные артефакты, причем далеко не самые слабые. Но все имеет свою цену. Пять из десяти котят новой породы рождались бесплодными, а самому старому их представителю, зафиксированному бесстрастными магами-исследователями, на момент естественной смерти почти исполнилось двадцать четыре месяца. А гибель обладателя эмпатического дара – тяжкий удар по окружающим. Сначала никто не понял, что происходит и почему население столицы внезапно начало чахнуть, будто его без перерыва на сон и отдых морил ковен некромантов. Грешили на какое-то мощное проклятие, эпидемию неведомой болезни и даже кару небесную… а все оказалось просто. Умирающие магически измененные кошки передавали часть своих ощущений окружающим. Расплодившихся канамотов немедленно отловили, но уничтожать не стали, решив, что существа они перспективные и надо бы их исследовать. Сколько-нибудь значимых результатов волшебники так и не получили и оставили новый вид на волю матери-природы, высадив уцелевших животных на границе окраинных лесов. Странно, но в насыщенных магией дебрях магически измененные кошки не только не вымерли, но и размножились, по-прежнему не утратив целительных и эмпатических способностей, а также привитого лордом-жрецом дружелюбия к эльфам. Зеленая стража, если среди них оказывались раненые и не было хорошего лекаря, этим даром пользовалась, но находиться рядом канамотам не позволяли и всегда прогоняли прочь. Ведь чем больше приходилось общаться с животными, тем сильнее била по тем, кого они своим недоразвитым разумом записывали в друзья и хозяева, их смерть.
Очевидно, эльфийка, впервые попавшая на природу, не прогнала прибившегося к ней под воздействием инстинктов канамота и даже позволила ему забраться на ночь под одежду, поближе к телу. Это ее и спасло во время атаки паучков. Вероятно, животное как могло отпугивало хищников, по меркам которых являлось несъедобным из-за полурастительного метаболизма, и одновременно лечило девушку, не позволив ей ни умереть от ран, ни задохнуться. Ну а когда Каэль наложил на пострадавшую лечебное заклинание, основная его часть пришлась на измученное борьбой за жизнь новообретенной хозяйки существо и придала ему сил, которое оно теперь тратило на то, чтобы исцелить эльфийку.