Ну вот и он. Всего в паре сотен метров впереди. Торговый центр. Я понятия не имела, насколько отстали браконьеры, да и преследуют ли они меня вообще после того, как я скрылась из вида. Мне нужно где-то спрятаться, залечь и подождать ночи, тогда в сумерках я ускользну, доберусь до своего багги и позабуду об этом неприятном приключении.
Торговый центр был роскошным. К небу вздымались три этажа из стекла и бетона, с балконами и широкими коридорами, одинокие статуи указывали путь к пустым вестибюлям, замершие эскалаторы теперь превратились просто в лестницы. В свое время торговый центр, видимо, сверкал, как бриллиант на пальце взбудораженной новобрачной. А сейчас развалился и обветшал, стены рухнули, куски арматуры сцепились случайным образом, образовав баррикады и амбразуры. Кто-то отстреливался здесь до последнего, решив, что этот храм торговли его защитит, а припасы помогут продержаться, пока у ворот стоят варвары.
Здесь были места для снайперов и укрытия, повсюду мусор и обломки. Стены почернели от взрыва, на полу засохшая кровь, пролитая три десятилетия назад, из подручных материалов сооружены лестницы. Одни куски мрамора и бетона рухнули и превратились в пыль, а другие свисали и грозили обвалиться в любой момент. Здесь шла война, оставив после себя лишь тени и руины. Здесь легко было скрыться в зияющих после бомбежки пещерах, когда-то служивших магазинами, или в тусклых гротах, где давным-давно находились кафе со сводчатым стеклянным потолком.
Роскошный, как я уже сказала.
По всему континенту были рассеяны места вроде этого. Кладбища. До сих пор усыпанные костями, развалинами и мумифицированными телами, все они остались точно там, где упали, все полезное давно растащили, а остальное оставили гнить или ржаветь. Нет нужды хоронить мертвых, нет нужды прибираться в местах, которые превратятся в пыль задолго до того, как мы найдем им применение. Плоть сгниет, металл проржавеет, и однажды все они исчезнут. Нет нужды торопиться убрать их с глаз долой.
Уважение к мертвым – это человеческая концепция, подразумевающая, что жизнь имеет значение. Но это не так. Когда смотришь, как разрушается и умирает целый мир, когда от него отрывают кусок за куском, трудно представить, что одна жизнь имеет какой-то вес.
Я проскользнула через ржавый остов двери, давным-давно утратившей остекление, а потом в крытый дворик с иссохшим мраморным фонтаном, испещренным пулевыми отверстиями. Свет струился с неба, рисуя на полу бледно-голубые узоры и отбрасывая угольно-черные тени по углам. Повсюду валялось так много битого стекла, что оно сверкало в тусклом свете, будто вода, и шуршало под ногами, словно идешь по куче листьев, хотя я и старалась передвигаться как можно тише. Если я добралась сюда первой, то никто не узнает, где я укрылась. А значит, это превосходное место, чтобы устроить собственную засаду. Преследователи будут производить те же звуки.
Я быстро просканировала пространство на предмет сигналов Wi-Fi, проверяя, нет ли поблизости другого браконьера, переговаривающегося с теми ребятами, или еще чего похуже – разведчиков ЕМР, но частоты были пусты. Белый шум. Хороший знак. Это место давно мертво, превратилось в кладбище, каким и выглядит. Я перешагнула через пару высохших оболочек в коричневых кожаных ботинках – тела мужчины и женщины распростерлись с раскинутыми руками, тонкие ладони с хрупкими пальцами до сих пор переплетены. Влюбленные, встретившие смерть вместе. Вскоре они превратятся в почву.
Я здесь уже бывала, ковырялась в хламе, и потому имела карту местности и знала несколько отличных мест для укрытия. Но тщательно осматривала все вокруг в поисках рассчитанных на дурака ловушек. Стервятники обожают оставлять после себя подарки, иногда чтобы припрятать что-либо, иногда им нужно скрыть путь отхода, а порой они просто заманивают беспечных граждан в расчете поживиться после. А в таком огромном здании никогда не знаешь, сколько капканов, взрывчатки или растяжек с гранатами скрывается среди мусора. Так что я ступала осторожно, избегая подозрительных куч.
Я забралась в глубь торгового центра и направилась к эскалатору, уходящему на два уровня вверх. Пыльный металл едва поблескивал в рассеянном свете, по бокам виднелись дыры от пуль и вмятины, через дыры покрупнее торчали оборванная проводка и механизмы. Стояла мертвая тишина, в которой отдается эхом каждый звук. На мгновение мне показалось, что это самое одинокое место на земле.
А потом я услышала хруст битого стекла под ногами – на два этажа выше, сзади и левее.
Вот дерьмо.
Это ловушка.
И я попалась в нее, как гребаная дилетантка.
Бежать уже поздно, пришло время сражаться.
Я побежала на звук, ноги работали со всей силы, под ними хрустело стекло, отдаваясь эхом по коридорам, как завывающий ураган. Я вскочила на первые ступени эскалатора и забралась по ржавой, застывшей лестнице. От сырости и времени ступени стали буро-зелеными. Резиновые поручни по бокам рассохлись и потрескались, черный цвет на солнце выгорел до бледно-серого, и когда я хваталась за них, слезали струпьями и превращались в пыль. За несколько секунд я взлетела на второй этаж, а еще через несколько и на третий.
Прямо за углом я слышала стаккато тяжелых шагов, лязг металла по бетону, похожий на удары молотка.
Через несколько секунд мы увидим друг друга.
Выстрел из импульсной винтовки с шипением разнес перила и стекло за моей спиной, осколки посыпались в атриум на три этажа ниже. Пуля не долетела до меня приличное расстояние. Кто бы это ни был, стреляет он паршиво.
Он вышел из тени с оружием в руках – трудобот Т-серии, громадина размером с медведя, с похожими на бревна руками, а кулаки могли бы сокрушить камень. Куда сильнее меня, но менее подвижный и проворный, каждый дюйм его тела покрывали стальные пластины, на локтях и коленях торчали металлические болты. Понятно, почему другие браконьеры оставили его здесь – этот бот слишком медлительный, чтобы пуститься в погоню, слишком тяжелый для легкого багги, он был создан, чтобы выжить в несчастных случаях на строительных работах, он мог пережить выстрел из любого оружия, кроме самых мощных винтовок, и продолжить атаку. Однажды я видела, как такую модель сшибла огромная фура, а бот тут же поднялся и стал ее чинить.
На меня наступал носорог, собираясь разорвать на куски, как бумагу. Времени стрелять у него уже не было. Ему осталось только броситься на меня.
И прежде чем он снесет мне голову, я могла сделать лишь один выстрел, всего один.
Трудобот пригнулся, готовясь проткнуть мой корпус ударом своей руки-манипулятора, сосредоточил всю силу на таране, который обрушится на меня со скоростью грузовика.
Я прыгнула.
Взмыла в воздух, оттолкнувшись со всей силы и пытаясь нацелить ногу в нужное место.
Достаточно высоко.
Но и не слишком.
Перепрыгивая через него, я услышала, как моя нога разбила стеклянные глаза, вся оптическая система разлетелась в пыль. Мы оба двигались навстречу друг другу, и на такой скорости моя нога пнула его со скоростью пули из револьвера сорок пятого калибра. Я ни секунды не сомневалась, что мне придется за это заплатить. Хотя ноги у меня и титановые, такой удар превратит сервоприводы в кашу.
Но без глаз бот не увидел, как я выдернула из его рук винтовку, и не сумел вовремя пригнуться, когда я выстрелила.
Оружие оказалось в моих руках, прежде чем он встал на ноги.
Первый же выстрел снес его голову с плеч.
Слепой и глухой, он замахал огромными руками, отколов кусок бетона от колонны, а потом проделал дыру в полу.
Я медленно попятилась, дожидаясь нужного момента, чтобы спустить курок. Этого бота все равно невозможно нейтрализовать, чтобы выпотрошить и забрать что-нибудь ценное. Я должна его убить.
Я нажала на спусковой крючок, пока бот был еще в прыжке, он крутанулся и рухнул, дергаясь, силовые приводы проработали еще несколько мгновений. А потом все закончилось. Выстрел прошел в точности между пластинами брони, и вся его система поджарилась, внутренности обуглились и расплавились, из вентиляторов охлаждения заструился черный дым.
Люди описывают этот запах как резкий, едкий и густой. Это единственное, в чем я им завидую. Я понятия не имею, как пахнет смерть. Может, если бы я знала, то пожалела бы этого бота.
Я подошла к остаткам его головы. Лицевая пластина выгнулась вовнутрь, провода и чипы сгорели, жар еще плавил их в вязкое пластиковое месиво. Я подобрала голову ладонями, как футбольный мяч. Старой модели Т-серии предстояло выполнить еще одну задачу.
Я не знала этого трудобота, никогда с ним не встречалась. В этой местности он явно новичок, может, беженец с северо-запада, с тихоокеанского побережья. Там стало совсем худо, и многие беглецы забираются далеко на восток. К несчастью для этого гражданина, он забрался слишком далеко.
Я услышала снаружи шуршание шин по гравию и тихое завывание, с которым выключился электродвигатель. У меня осталось несколько секунд, чтобы отсюда смыться.
Я осторожно выбралась по осколкам стекла и обломкам бетона и направилась к укромному местечку в одном магазине через две двери. Перед ним была опущена чугунная решетка, а в ней паяльной лампой прорезано отверстие, чтобы мог пролезть человек. За этой импровизированной дверью к полу был привинчен стол, так что никто не мог бы напасть через дыру. Влезать приходилось медленно и аккуратно, мимо торчащей арматуры, которая могла бы оторвать конечность или повредить проводку.
Но зато здесь была прекрасная снайперская позиция – отсюда простреливалась верхняя площадка эскалатора и открывался вид на большое зеркало с отражением половины ступеней. А меня могли заметить только если знали, куда смотреть. Я неподвижно застыла у двери, сразу за решеткой, и слушала, когда они войдут, положив палец чуть выше спускового крючка, чтобы за миллисекунду открыть огонь.
Под их ногами хрустнуло стекло, в точности как под моими. Я пыталась распознать по звуку, сколько всего браконьеров, но шаги сливались с хрустом стекла, так что я не могла ничего разобрать. Трое? Четверо? Может быть, шестеро? Никак не нащупать алгоритм. Я мысленно отметила, что нужно будет попросить кого-нибудь написать для меня такой.
Шаги замерли, остался только легкий хруст переминающихся с ноги на ногу ботов.
– Вышибала? – раздался на удивление мягкий тенор. Это не сулило ничего хорошего. Подобные мягкие голоса – плохой признак. – Вышибала? – снова позвал он.
Я скосила глаза на лежащую рядом голову трудобота и, хотя не смела произнести ни звука, мысленно спросила его: «Это ты?» Он не ответил. Просто пялился на меня безжизненными разбитыми глазами.
– С ним покончено, – послышался мягкий голос. – Неженка его убила. Надо все проверить.
Неженка его убила. Вот дерьмо. Они меня знают. Они меня знают! Это с самого начала было подставой.
Ничто так не деморализует, как то, что тебя хочет убить кто-то знакомый.
Теперь я точно знала, кому принадлежит тот мягкий голос. Подобными голосовыми установками оснащались боты, имеющие непосредственный эмоциональный контакт с людьми. А конкретно этот голос есть только у четырех моделей-симулякров, а среди них Помощник.
Это был мой голос, только мужской. С командными интонациями. Такой использовали на административной работе или с военными ветеранами.
Это старая модель HS-68, в здешних местах его знали под прозвищем Купец. Гнусный тип. Коварный, хитрый, опасный. Во мне работали те же детали, что и в нем, до последнего резистора, транзистора и чипа. Для него я стоила куда больше, чем весь местный хлам и безумные бродяги вместе взятые.
По очевидным причинам мы старались держаться друг от друга на расстоянии, но не упускать из вида. Правда, никогда раньше вот так не сталкивались. Только не так. Если это Купец и он пришел за мной, я труп. Может, я и справилась бы с ним один на один, но не когда его прикрывают друзья.
Металлические ноги переступили со стекла на мрамор, потом металл клацнул о металл. Их двое, нет, трое, и один движется к эскалатору. Они наверняка знают, где засел Вышибала, и решили начать поиски оттуда. А это всего в нескольких метрах от того места, где скрючилась я. Больше нет нужды прятаться.
Я запустила голову трудобота в вестибюль по высокой дуге, так что она перелетела через перила и плюхнулась в реку битого стекла в трех этажах ниже. Звук удара о пол раскатился, как взрыв хлопушки в консервной банке, и вызвал стрельбу со всех сторон.
– Стой-стой-стой! – выкрикнул бот еще более нежным тенором. Даже в разгар заварушки он оставался спокойным, выдержанным и невозмутимым. – Это всего лишь отвлекающий маневр. О чем вы только думаете, гребаные трусы? Если вы ее изрешетите, какой от нее прок?
– О чем мы думаем? А сам-то как считаешь? Мы не хотим, чтобы в нас стрелял тот, кто заставил замолчать Вышибалу.
Проклятье. Купец. Черт! Черт! Черт!
Но кто те два других отморозка, которых он притащил с собой? У Купца никогда не было команды. И он не занимался браконьерством. Он охотник, обычный старый каннибал вроде меня. Все это совсем не в его духе.
– Остынь, приятель. Заряда в импульсной винтовке Вышибалы хватит на три, может, на четыре выстрела. А он наверняка хоть один раз пальнул в Неженку, если не разрядил весь аккумулятор. – Теперь он говорил чуть громче. – Слышишь меня, Неженка? Твоя импульсная винтовка почти разряжена. Может, сдашься?
Он немного выждал, но я молчала.
– Ага, – сказал он. – Умно. Молчи дальше. Ни звука. Может, мы тебя не найдем. Может, ты обнаружила хорошее укрытие. А может, ты уже вылезла где-нибудь и со всех ног несешься по Морю, обратно к своему багги. Но я в этом сомневаюсь. Думаю, ты еще здесь. Надеюсь, ты не в той норе за прорезанной решеткой на третьем этаже, сжимаешь в руках негодную винтовку в надежде, что она тебя спасет. Потому что она тебя не спасет.
На эскалаторе снова раздались шаги, похоже, ног из крепкого титана. Не так тяжел, как трудобот. Скорее военный или одна из старых моделей «Миротворец». Я услышала, как сообщник Купца повесил на плечо импульсную винтовку, приклад лязгнул о металл, а потом раздалась неспешная электронная трель заряжающегося оружия.
А я лежала на третьем этаже, в норе за прорезанной решеткой, сжимая в руках винтовку и понимая, что меня переиграли.