Abitus[1]

ТИРОЛЬ, 1704 ГОД
ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА

Крестьянин повалился лицом в снег и хрипел, не в силах подняться. Удар пришел словно из ниоткуда. Не иначе, противник состоял в сговоре с дьяволом. А может, это сам дьявол явился за ним? Видит Бог, это было бы вполне заслуженно, подумалось крестьянину[2].

Голова гудела. Сквозь шумную пелену он слышал, как завывает ветер в ветвях, хлопает дверь, распахнутая сильным порывом. Как кричат вороны в ненастном небе.

«Падальщики», – подумал крестьянин.

Не спешите улетать, тут будет чем поживиться.

Затем – неторопливые шаги по мерзлой земле. Крестьянин зажмурился, его парализовал страх. Шаги затихли, противник стоял прямо над ним. Гнетущая тишина окутала все вокруг.

Но ненадолго.

– А ты и не чаял снова увидеть меня?

Это голос. Спокойный, уверенный. Крестьянин хорошо его помнил, однако надеялся, что никогда больше его не услышит.

– Ну, хватит валяться!

Крестьянин с трудом перевернулся на спину. Снежные хлопья падали ему на лицо. Он медленно открыл глаза.

И с трудом различил над собой три фигуры: какая-то девушка, старик – и он.

Иоганн Лист.

«Уж лучше бы рогатый», – простонал про себя крестьянин. Затем осторожно сел, потрогал ушибленный затылок, поднял на Иоганна глаза и прищурился.

– Что тебе нужно?

– Мои деньги.

– Какие деньги? – Крестьянин украдкой нашарил короткий железный прут, висевший у него на поясе. – Не понимаю, о чем…

И вновь он был застигнут врасплох, не уловил движения – левую ногу вдруг пронзила резкая боль. Крестьянин, испуганно вскрикнув, увидел нож, вонзенный в бедро, острый, как осиное жало. Он узнал этот клинок с украшенной рукоятью – даже держал его в руках в свое время… Крестьянин потянулся за ним, но противник оказался быстрее: он без труда выдернул нож и приставил к его горлу.

– Нога заживет, горло – нет. Где мои деньги?

Крестьянин зажал рану рукой. Кровь протекала сквозь пальцы и впитывалась в снег. Он всхлипывал, издавая неразборчивые звуки.

Девушка шагнула к Иоганну.

– Это и впрямь так необходимо?

– Поверь мне, если б ты увидела то, что довелось увидеть мне, то потребовала бы его голову… Идите к саням, принесите вещи. Мы с ним скоро закончим.

С этими словами Лист поднял крестьянина за шкирку, точно мелкого щенка, и потащил к двери. Через мгновение они скрылись в полумраке дома.

* * *

Запах старого крестьянского дома сразу ударил в нос – застоявшийся воздух вперемешку с порченой едой и плесенью.

Как тогда, в камерах.

Иоганн невольно скривился.

– Ты хоть раз проветривал эту дыру с тех пор, как я убрался отсюда?

– Зачем? Так хотя бы болезни внутрь не попадут.

Скривившись от боли, крестьянин заковылял быстрее, но Лист снова ухватил за шиворот.

– Не так быстро! Спешка – мать всех пороков.

Крестьянин замедлил шаг и послушно провел Иоганна по грязному коридору с грубо оштукатуренными стенами. Низкий потолок держался на мощных почерневших балках, двери в комнаты были закрыты. Окна, похожие скорее на бойницы, едва пропускали свет. Толстые стены заглушали всякий шум, и было тихо. Слишком тихо, подумал Иоганн. Гнусный запах и темнота навевали мысли о склепе.

Одна из дверей оказалась открыта. Лист заметил в комнате простую кровать, застеленную свежим бельем.

– Ты ждешь гостей?

– Да. Французскую служанку, если ты не против.

Иоганн перехватил нож.

Крестьянин хмуро пожал плечами.

– Раз в пару лет прибывает какой-то священник. Проводит ночь и идет себе дальше, черт его знает куда… Платит хорошо, так что я вопросов не задаю.

– Чтобы кто-то живым ушел с твоего двора, это что-то новое… – Иоганн мрачно улыбнулся. – Не считая меня, конечно.

Крестьянин взглянул на него с недоумением.

– Что ты хочешь этим…

Лист грубо толкнул его в спину.

– Шагай дальше, так хоть врать не придется.

Крестьянин прошел на кухню без окон, где пламя в открытом очаге служило единственным источником света. Стояла нестерпимая вонь. Пол был покрыт навозом и грязью. Повсюду лежали остатки еды и куриные перья. По черным от копоти стенам ползли глубокие трещины.

Крестьянин подошел к очагу, вынул горящую щепку и зажег масляную лампу. Он заметил, как Иоганн оглядел кухню и брезгливо поморщился.

– Что тебе не нравится? Видал места получше?

– Неудивительно, что свинья вроде тебя обитает в такой дыре. Но свинья ты далеко не бедная, верно? – Иоганн пристально смотрел на крестьянина.

– У меня нет денег. Только твои, да и к тем я не притронулся.

Они стояли друг напротив друга, и отсветы пламени плясали по их лицам. Дрова потрескивали в огне, и слышно было, как ветер завывает где-то вдали.

– Зимой их и тратить особо не на что, – заметил Лист и холодно усмехнулся.

– Непростой выдался год, это правда. У меня ни гроша не осталось, вот я и взял твои деньги. Если я их… – крестьянин прокашлялся, чтобы голос не так дрожал. – Если я их верну тебе, мы квиты?

– Там видно будет.

– Но…

– Шагай!

Крестьянин вошел в кладовую, поставил лампу и наклонился к железному кольцу, вделанному в пол. Несколько лежалых буханок хлеба, пара мешков плесневелого картофеля – больше в кладовой ничего не было.

Крестьянин с силой потянул за кольцо и поднял крышку. Взору открылся черный провал. Оттуда тянуло еще более спертым воздухом, и стоптанные ступени уходили во тьму.

– После тебя, – сказал крестьянин.

Иоганн без лишних слов схватил его и толкнул в черную пустоту. Крестьянин скатился по лестнице. Послышался глухой удар и громкий крик – очевидно, он упал на раненую ногу.

«То-то же», – подумал Лист. Затем взял лампу и стал медленно спускаться во тьму.

II

Подвал размером оказался примерно с кухню. Но, в отличие от верхних комнат, здесь царил почти идеальный порядок: глинобитный пол сверкал чистотой, и каменные плиты на стенах были гладкие, словно отполированные. Между плитами был установлен массивный крест из черного глянцевого дерева. В пустой комнате он приковывал к себе все внимание, и ощущалось во всем этом что-то зловещее.

Воздух был сырой и тяжелый, Иоганн едва мог дышать.

Крест был покрыт ржаво-красными брызгами, как и плиты вокруг него. Лист провел по ним рукой, ощутил шероховатости, тонкие борозды – как царапины…

Он медленно повернулся к крестьянину.

– Ты спускал их сюда, прежде чем убить?

– Убить? О чем ты говоришь?

По неуверенной ухмылке Иоганн распознал ложь.

Он почувствовал прилив злости. Перед глазами вспыхнули воспоминания.

Яма, запах разложения…

Рука сама собой стиснула рукоятку ножа.

Глаза убитых, присыпанных прелой листвой. Их молящий, обреченный взгляд…

Иоганн разжал руку. Молниеносным, едва заметным движением он схватил крестьянина за горло и прижал к кресту.

– И ты еще смеешь спрашивать? – прошипел Лист. – Я видел их, видел их всех. В лесу, сваленных в яму!

Крестьянин извивался в его хватке.

– Но я…

– Даже детей! Господи, тебя бы надо прикончить на месте…

– Прошу, не надо. Пожалуйста, не убивай! – просипел крестьянин.

Иоганн еще крепче сжал ему глотку.

– Я убивал людей куда более порядочных. Так с чего бы мне сохранять жизнь тебе?

– Сми… смилуйся… – прохрипел крестьянин.

Лист подумал о тех несчастных, которые умирали здесь, в этой тьме… Пальцы еще глубже впились в горло крестьянина. Тот уже почти не сопротивлялся.

Отпусти. Довольно.

Крестьянин обмяк.

Пусть другие вершат правосудие.

Как всегда, внутренний голос был прав. Иоганн выпустил крестьянина. Тот рухнул на пол и стал судорожно глотать ртом воздух. Лист наклонился к нему.

– Слушай внимательно, ты, жалкий червяк, – процедил он. – Верни мои деньги, и тогда я, возможно, не распну тебя на этом кресте.

Крестьянин кивнул и с трудом поднялся. Затем проковылял к стене, снял одну из каменных плит, запустил руку в проем и вынул мешочек с монетами. Иоганн молча протянул руку, и крестьянин бросил мешочек ему.

Лист поймал его и взвесил в руке.

– Похоже, все на месте.

– Я же говорил тебе. Ну что, мы в расчете?

Крестьянин стоял перед отверстием в стене. Он тяжело дышал и потирал горло. И при этом было что-то неестественное в его искривленной позе. Иоганн сразу понял, в чем дело: крестьянин старался загородить отверстие.

– Посторонись!

Крестьянин не двинулся с места. Тогда Лист шагнул к нему, оттолкнул в сторону и заглянул в отверстие. В тайнике были сложены кошельки и завязанные кожаные мешочки. Иоганн взял один из них: он оказался довольно увесистым. Внутри что-то позвякивало.

Иоганн швырнул его под ноги крестьянину. Мешочек порвался, по полу со звоном рассыпались десятки монет.

– Значит, только меня обокрал? – Лист буравил крестьянина взглядом. Тот опустил глаза.

Они стояли неподвижно, как статуи, в дрожащих отсветах лампы. Гробовая тишина воцарилась в комнате.

– Убирайся, – прошептал наконец Иоганн.

Крестьянин не поверил своему счастью.

– Ты меня отпускаешь?

– Повторять не стану.

– Спасибо тебе, я… – залепетал крестьянин.

– Не спеши с благодарностями.

* * *

Из леса послышался лай. Девушка – она как раз распрягала быка – вскинула голову: из-за деревьев показалась овчарка и, свесив язык, кинулась к ней, стала кувыркаться в снегу.

Девушка потрепала пса за ухом.

– Вит, где ты пропадал?

В этот миг распахнулась дверь крестьянского дома.

Появился Иоганн. Он тащил за собой крестьянина. Вит заложил уши и тихо зарычал. Девушка погладила его, пытаясь успокоить.

Крестьянин высвободился и побежал было прочь, но Лист схватил его за руку.

– Не так быстро, мерзавец. Ты не получишь ни еды, ни одеял. Только то, что на тебе сейчас.

Крестьянин торопливо закивал.

– Кроме башмаков и чулок. Подобно твоим жертвам.

– Но… это же верная смерть, – пролепетал крестьянин, – до следующей деревни несколько дней пути… Я замерзну.

– Положись на Господа. Может, он еще смилуется над тобой. Ты будешь не первым грешником, кого он убережет… Ну, долго мне ждать?

Крестьянин понял, что возражать не имеет смысла, и принялся стаскивать башмаки. Затем заплакал, подполз к Иоганну и обхватил его за ноги.

– Умоляю! Я ведь просто пытался выжить!

У Иоганна лопнуло терпение. Он поднял крестьянина за шиворот и толкнул в сторону леса. Тот упал, быстро вскочил и засеменил по снегу, вскидывая ноги так, словно бежал по раскаленным углям. В следующее мгновение он уже скрылся среди деревьев.

Старик и девушка по-прежнему стояли рядом с быком. От его шкуры, несмотря на обжигающий холод, исходил пар – он целый день тащил по снегу тяжелые сани. Старик погладил его по холке, бык фыркнул.

Девушка повернулась к старику.

– Дедушка, ты что-нибудь понял?

Тот пожал плечами.

– Думаю, Иоганн знает что делает.

Снег перестал идти. Старик отряхнул толстый, дубленый плащ и посмотрел в сумрачное небо, на истерзанные ветром облака. Потом снова взглянул на девушку.

– Скоро стемнеет. Занеси вещи в дом, а я устрою быка.

Он повел быка в сарай. Пес последовал за хозяином.

Девушка подняла узел с вещами и подошла к Иоганну. Он молча обнял ее. Потом показал кошелек с деньгами.

– Этого должно хватить на первое время. Но в подвале есть еще больше. Останемся здесь, переждем холодные дни. Потом двинемся дальше – с деньгами будет легче.

Девушка посмотрела на следы крестьянина. По снегу тянулись брызги крови. Лист не дал ему перевязать рану. Она перевела взгляд на крестьянский дом, на сарай с просевшей крышей. Само это место дышало злом, девушка ясно ощущала его присутствие. Она невольно поежилась.

– Ты, наверное, не собираешься объяснять, что все это значит?

Иоганн молча посмотрел ей в глаза. Она кивнула.

– Тогда пообещай хотя бы, что мы не задержимся здесь дольше, чем необходимо.

– Обещаю. А теперь идем внутрь, пока совсем не замерзли.

III

Лист отодвинул в сторону пустую тарелку. Элизабет улыбнулась.

– Как всегда, не ведаешь страха… Мучную похлебку едой не назовешь, конечно, но ничего другого я не нашла.

Когда они на скорую руку прибрались на кухне, Элизабет попыталась найти что-нибудь съедобное. Но остатки мяса уже завонялись, а овощи по большей части были покрыты плесенью. Так что ей пришлось довольствоваться лежалым картофелем и хлебом.

– Она горячая и густая, – ответил Иоганн. – После блужданий по лесу меня это вполне устраивает. От жесткого мяса и каши из коры уже челюсти сводит.

– Радуйтесь, что мы вообще выбрались, – сказал старик. – Нам повезло, что мы еще живы. В отличие от других.

Повисло молчание. Ветер свистел сквозь щели старого дома. Бревна скрипели, и пламя в очаге вздрагивало от сквозняков.

Старик взглянул на Иоганна.

– Надолго мы здесь?

– Подождем, пока сильные холода не минуют. Дальше нам не уйти. Один я, может, и справился бы, но втроем… – Лист задумчиво почесал шею. – Я отправлюсь на охоту, и у нас будет свежее мясо.

– Уверен, что крестьянин не вернется?

– Более чем, – хмуро подтвердил Иоганн. – Но я закрыл на всякий случай ставни и запер дверь.

– Хорошо.

Старик откинулся на лавке, достал изогнутую трубку и стал неспешно набивать ее. Затем вынул из очага тлеющую щепку и закурил. Кухню наполнил приятный аромат табака и трав.

Вновь повисло молчание. Они мало говорили после того, как оставили деревню. И не упоминали о том, что там случилось. В особенности старик не желал заговаривать о произошедшем.

В конце концов Элизабет прервала молчание:

– Дедушка, я приготовила тебе комнату наверху. Одеял там хватает, а у очага сковорода с углями, чтоб нагреть постель. Во всем доме холодно.

– Спасибо, дитя мое. А вы… где будете спать? – Эта пауза говорила красноречивее слов.

– Внизу есть комната с двумя кроватями. Больше в доме нет ничего пригодного. Сначала нужно убраться в комнатах и по новой затопить печь, – ответила Элизабет и слегка покраснела.

– Две кровати, значит… – По лицу старика скользнула улыбка. Он вытряхнул пепел из трубки и убрал ее в карман. – Правда… – Иоганн и Элизабет вопросительно посмотрели на него. – В такой холод будет куда теплее, если прижаться друг к дружке. Из нужды сотворить добродетель, скажем так. – Старик кашлянул и лукаво улыбнулся. – Доброй ночи, дети мои. И… Иоганн…

– Да?

– Спасибо тебе за то, что вызволил нас. Спасибо за все. – Глаза у него предательски заблестели.

Элизабет кинулась к нему.

– Дедушка…

Старик лишь отмахнулся.

– Все хорошо, дитя. Воспоминания, и только. Не так-то просто расстаться с ними.

– Все наладится, дедушка. Вот увидишь.

Стрик кивнул. Он нагнулся и погладил Вита, который свернулся под столом и мирно спал. Потом взял сковороду с раскаленными углями, поцеловал Элизабет в лоб и вышел.

Иоганн подошел к девушке и обнял ее. Она ответила ему тем же – и мягко поцеловала его.

– Все будет хорошо, Элизабет. Уже скоро.

– Я каждый день молюсь об этом. И за нас.

– Правильно. Потому как от меня ты уже не отделаешься.

Лист ухмыльнулся. Элизабет ткнула его в бок и озорливо улыбнулась.

– Как знать, может, я сама уйду… Кому нужен простой кузнец?

– Строптивая девица… Надо поучить тебя манерам. И лучше не откладывать.

Иоганн заглянул ей в глаза. Элизабет покраснела.

– Я только уберу со стола.

– Это может и подождать.

Он привлек ее к себе. Она не сопротивлялась.

* * *

В комнате стоял промозглый холод. Иоганн и Элизабет быстро скинули одежду и забрались на узкую кровать под одеяла. Лист принес с собой свечу и закрепил ее на подсвечнике у стены. Пламя колебалось от сквозняка и едва разгоняло тьму.

Когда Иоганн обнял ее, Элизабет вдруг почувствовала себя неуверенно. Они занимались любовью лишь раз – в ту ночь, перед тем как мужчины отправились с солдатами в развалины. Та ночь была чудесной, но будет ли и во второй раз так же? Будет ли Иоганн так же любить ее и теперь, когда уже получил то, чего хотел?

Лист, словно угадав сомнения девушки, потерся о ее щеку и начал нежно ласкать ее, целуя грудь, живот, а затем бедра. Элизабет ощутила прилив тепла. Она застонала, и все ее сомнения рассеялись.

* * *

Старик стоял у окна. Мутное стекло было покрыто узором, но все равно сквозь него были видны заснеженный лес и горы, синие и холодные в лунном свете. Снаружи завывал ветер, и казалось, с ним вместе долетали звуки с той стороны гор. Гул голосов, рев пламени, крики…

* * *

Иоганн чувствовал желание Элизабет, и это доставляло ему удовольствие. Она была не похожа на других женщин, которых он знал прежде. Она была чиста, она была умна и красива. Он любил ее, любил в ней все. Ее улыбку, ее изящное тело, ее волосы, в которых переливался свет от свечи…

Они двигались в едином ритме. Все было так легко и естественно, будто они знал друг друга всю жизнь.

* * *

Старик уже не в силах был сдерживать слезы и плакал. На его долю выпало немало испытаний. Непереносимая утрата жены, которую он любил больше жизни. Жестокий сын, который отнял у него все. И страшное прошлое, которое настигло деревню и потребовало дани…

Что за жизнь уготовил ему Господь? Какой уготован ему конец? Будь его воля, он просто уснул бы – теперь, когда Элизабет обрела человека, который пройдет ради нее сквозь пламя.

Слезы иссякли. Старик провел рукой по влажному лицу и задумчиво посмотрел на ладонь, оплетенную, словно паутиной, едва заметными черными линиями.

Огненный жар.

Вот уже несколько дней ему казалось, будто внутри его полыхает огонь.

И он знал этому причину.

* * *

Элизабет прижималась к Иоганну щекой, прижимала его тело к своему. Ей хотелось слиться с ним воедино, без остатка. Она чувствовала, что все совсем не так, как в первый раз. Намного лучше.

Они двигались все быстрее, забывшись в собственном желании.

* * *

Старик сорвал с себя рубашку.

Огненный жар.

В бледном свете луны были видны густые переплетения черных сосудов, которые расползлись за последние дни по груди и теперь пульсировали, точно змеи…

* * *

Иоганн опустился на Элизабет. Она закрыла глаза и прижала его к себе изо всех сил. Прошлое, будущее – все вокруг потеряло значение. Хотелось лишь поймать и удержать это мгновение, чтобы оно длилось вечно…

Пламя свечи мигнуло и погасло.

* * *

Старик понимал, что теперь он один из них. Поэтому ветер доносил до него их голоса, темные и манящие. Неужели он станет таким же, как они, как… его сын?

Жар. Злоба.

Злоба. В последние дни она вызревала в его душе. Сколько времени пройдет еще, прежде чем она овладеет им? Прежде чем пострадают те, кого он любит?

Но так далеко не зайдет.

Он позаботится об этом.

IV

Она с силой ударилась о бревенчатую стену. Пошатнулась, шагнула назад и огляделась. Перед глазами все расплывалось.

Он стоял перед ней: волосы падали на лицо, увитое черными сосудами. Одежда на нем была изорвана, руки в засохшей крови. Он походил скорее на демона преисподней, нежели на человека. Но, кем бы ни был теперь, он вернулся – чтобы забрать свою дочь.

Он медленно шагнул к ней.

Она вскинула руки – нельзя, чтобы он ее схватил. Она должна…

* * *

Элизабет проснулась в поту. Кошмарные видения еще стояли перед глазами, медленно угасая. Потом она услышала тихое дыхание, увидела Иоганна, мирно спящего рядом.

В комнате было темно. Лишь лунный свет тонкими линиями падал на кровать и стены.

Успокойся. Это был просто кошмарный сон.

И далеко не первый с тех пор, как они покинули деревню, – но никогда еще он не казался ей таким реальным. Элизабет как будто слышала голоса жителей и рев пламени, чувствовала запах крови и видела его, как он неумолимо приближается…

Довольно! Это в прошлом, а она должна смотреть в будущее.

Элизабет вдруг поежилась, в комнате царил жуткий холод. В горле пересохло. Девушка решила сходить на кухню, выпить воды. Она осторожно встала, чтобы не разбудить Иоганна, набросила одеяло на плечи и бесшумно вышла.

* * *

В коридоре было темно и тихо. Только ветер свистел снаружи да поскрипывали бревна под его напором.

Элизабет ощупью пробиралась в сторону кухни, как вдруг услышала сверху шум. Она остановилась и прислушалась.

Тихий шорох, словно кто-то царапал пол.

«Мыши», – подумала Элизабет и двинулась дальше. Она прекрасно знала, что бревна в домах жили собственной жизнью, особенно в ненастные ночи.

Снова шорох.

Элизабет замерла.

Что, если в дом пробрался какой-то зверь или, что еще хуже, человек? Ей вспомнилось хитрое, как у хорька, лицо крестьянина, которого Иоганн прогнал в лес. Может, он решил вернуться?

Шорох снова стих.

Элизабет постояла еще мгновение, а потом двинулась дальше. Должно быть, это наваждение, вызванное кошмарами. Неудивительно, что…

Сверху донесся грохот, громкий и вполне реальный.

Элизабет снова замерла. Наверху, кроме дедушки, никого не было. Мысли вихрились в голове девушки: вдруг с ним что-нибудь случилось? В последние дни у него был нездоровый вид. Что, если у него внезапно началась лихорадка и он упал? Ей мигом представился старик, лежащий на холодном полу, неспособный позвать на помощь…

Элизабет пробежала мимо кухни и быстро поднялась по лестнице.

* * *

Едва различимый во мраке дедушка лежал на кровати. Элизабет услышала его дыхание, тяжелое и неспокойное. Она вздохнула с облегчением и затворила дверь.

Коридор утопал в непроглядной тьме. Все двери были заперты. Только одна, у самой лестницы, оказалась чуть приоткрыта. Элизабет могла бы поклясться, что дверь была закрыта, когда она устраивала комнату для дедушки.

Может, это просто сквозняк?

Она прислушалась. Как будто ей в ответ, из темноты донесся шорох, словно кто-то перебрасывал вещи.

Элизабет медленно двинулась к двери. Сердце бешено колотилось в груди, она едва осмеливалась дышать. Еще три шага, два – и вот она перед дверью.

Девушка сделала глубокий вдох, осторожно приоткрыла дверь и заглянула в комнату.

Сквозь маленькое окно в дальней стене падал лунный свет, образуя на полу тень, похожую на огромный крест.

И под этим крестом что-то было… Элизабет присмотрелась, застыла.

И тут на плечо ей легла чья-то рука.

V

Он стоял перед ней. Он стоял перед ней: волосы падали на лицо, увитое черными сосудами…

– Элизабет!

Она закричала и отпрянула. Одежда на нем была изорвана, руки в засохшей крови.

– Это же я, успокойся!

Перед глазами прояснилось. Элизабет поняла, что перед ней стоит Иоганн, а не…

– Иоганн? – проговорила она с трудом. – Обязательно так пугать?

Он взял ее за руку.

– Прости. Я проснулся и забеспокоился.

– Я услышала шум, и потом…

– Не нужно тебе ходить одной в этом доме. Особенно ночью.

Элизабет высвободила руку.

– Что не так с этим местом? И что это такое? – Она показала на пол.

Лист увидел, что в комнате кучей свалена обувь всевозможных размеров. Среди башмаков попадались также заплечные мешки, плащи и прочие предметы, вроде трубок и тростей. Были даже игрушки.

Вещи тех несчастных, которые стали жертвами крестьянина.

Иоганн знал, что происходило в этом доме, видел яму в лесу и камеру в подвале – и все-таки это зрелище потрясло его до глубины души. Одежда и обувь расплывались перед глазами. Ему вдруг привиделось, что пол устилают трупы из ямы, безмолвные и жалкие, в свете луны, под тенью креста…

Внезапно за кучей что-то шевельнулось.

Иоганн мгновенно выхватил нож. Отстранив Элизабет и приложив палец к губам, он стал медленно обходить кучу. В комнате стоял холод, но рука с ножом не дрожала. Еще два шага, еще один…

Из кучи башмаков высунул голову Вит – и уставился на него, свесив язык. Должно быть, он пробрался наверх посреди ночи и разворошил кучу. Лист убрал нож в карман.

– Ко мне, Вит! – произнес он сурово.

Пес заворчал, но послушался. Он потерся о его ногу, заскулил, и что-то выпало у него из пасти. Элизабет наклонилась и подняла маленький сапог, очевидно детский, покрытый темно-красными пятнами.

Ее охватил ужас. Она выронила сапог и схватила Иоганна за руку.

– Что здесь произошло? Скажи мне правду.

Лист задумался, но молчать дальше было бессмысленно.

– Крестьянин, который обокрал меня…

– Да?

– Я был не единственным. Наверное, он уже много лет нападал на людей и… убивал их. В лесу есть яма, полная тел.

Элизабет уставилась на него в ужасе.

– И ты позволил этому чудовищу уйти?

– Пусть Господь рассудит его… или дьявол. К тому же далеко не уйдет – он без обуви и чулок, ему нечего есть. В такой холод я бы дал ему два дня, не больше, а потом ему придется отвечать перед высшими силами.

Элизабет задумалась на мгновение, потом решительно посмотрела ему в глаза.

– Ты поступил правильно, не убив его. Но ты не имел права скрывать от меня то, что происходило в этом доме.

Листу вспомнилась камера в подвале, царапины на стенах.

– Прости.

– Только если утром мы уберемся отсюда. – Элизабет взглянула на кучу обуви, на детский сапог. – Я не останусь здесь ни дня.

– Нам придется. Зима…

– Мы справимся. А уж на санях и с вещами из этого дома – тем более. – Она решительно поджала губы.

Иоганн понял, что возражать бессмысленно. И вполне возможно, что Элизабет права. Лист не был суеверным, но и он чувствовал зло, исходившее от этого места. Дом словно звучал отголосками тех страшных деяний, которые здесь свершались.

– Хорошо. На рассвете мы уйдем отсюда.

Вит гавкнул, словно соглашался.

VI

Утро выдалось ясное. Солнце сверкало на безоблачном небе, и снег на лугах переливался, будто усыпанный бриллиантами.

Они погрузили в сани свои пожитки и съестные припасы, после чего Иоганн запряг быка. Элизабет помогла дедушке залезть в сани, укрыла его одеялом и укуталась сама.

Лист устроился впереди.

– Ничего не забыли?

– Кажется, нет. У нас и вещей-то не так много, – устало проговорил старик, и Элизабет посмотрела на него с тревогой.

Иоганн дернул поводья, и сани пришли в движение. Крестьянский двор остался позади.

* * *

Вопреки опасениям, они продвигались неожиданно быстро. Поначалу ехали вдоль ручья, большей частью покрытого льдом. Снега за ночь выпало не очень много, и сани легко шли по жесткому насту. Дорога была скрыта под снегом, поэтому Иоганн ориентировался по солнцу и мху на деревьях.

Лес начинал сгущаться, и им пришлось замедлиться. Время от времени они давали быку передышку и сами переводили дух. Но долгих привалов не устраивали – со стороны гор задувал пронизывающий ветер и пробирал до самых костей.

Если ветер ненадолго стихал, их окружала тишина. Снег заглушал все звуки, и на глаза не попадалось никаких зверей. Даже вороны не пересекали блеклое небо.

Время шло. Трое путников сливались с тишиной и почти не говорили, скованные всепроникающим холодом. Вит медленно плелся рядом с санями, то и дело оглядывая плотно стоящие деревья и заснеженный подлесок.

* * *

Иоганн потянул поводья, и сани остановились.

Элизабет, задремавшая, несмотря на холод, вскинула голову. Они стояли на краю широкого пастбища. Опускались сумерки. Слабые лучи заходящего солнца скользили по полю и темной кромке леса.

– Почему мы встали? – спросила она.

Лист соскочил с саней.

– Я сейчас.

Он быстрым шагом двинулся через поле. Вит заскулил и вжался в снег.

Дедушка наклонился к Элизабет.

– Ты видишь, что это там, на поле?

Та мотнула головой. Она только и видела, как Иоганн уверенно движется к темному пятну на снегу. И держит руку рядом с правым бедром.

Поближе к ножу.

* * *

Это напомнило Иоганну об одном недавнем случае. Как они с Альбином искали пропавшую корову.

Альбин…

Иоганн невольно стиснул зубы. Он вспомнил, что они сделали с ним тогда, в туманном лесу, прежде чем солдаты с крестьянами отправились к развалинам.

Вспомнил, что стало с ними всеми, когда они пришли в деревню и напали на жителей.

Сосредоточься на настоящем.

Внутренний голос, твердый и непоколебимый. И, как обычно, Иоганн прислушался к нему. Он преодолел последние шаги, отделяющие его от чернеющего пятна на снегу.

Лист понял, что это, и невольно отвернулся, устремил взгляд на горы и темнеющие леса. Потом сглотнул и посмотрел снова.

В снегу, в луже замерзшей крови, лежал человек. Вернее, то, что от него осталось. С костей свисали ошметки плоти и одежды. Искаженное в агонии лицо разодрано в клочья, изгрызенная рука застыла, вытянутая к небу. Последние мольбы о помощи так и остались не услышанными.

Иоганн втянул воздуха полную грудь и склонился над трупом. В первый миг он вздрогнул, а потом мрачно усмехнулся. Ему были знакомы эти штаны и рубашка. Кроме того, на ногах не было башмаков и чулок.

Все-таки высшее правосудие настигло крестьянина.

Лист увидел следы вокруг трупа. Он присмотрелся и побледнел, внезапно осознав, кто исполнил вынесенный Богом приговор.

Иоганн резко развернулся. Закатное солнце чуть слепило, и все вокруг было подернуто розоватым светом.

Он увидел сани, разглядел Элизабет и ее деда.

И стаю волков, которые неслышно крались к ним из леса.

Лист закричал и бросился к ним, хотя понимал, что не успеет.

* * *

Элизабет не понимала, что происходит. Еще секунду назад Иоганн был вполне спокоен, а теперь мчался через поле и размахивал руками.

Неожиданно зарычал Вит. Элизабет обернулась… и замерла.

К ним приближались волки, целая стая; всего несколько шагов отделяли их от саней. Вожак, громадных размеров зверь, изготовился к прыжку. Элизабет вскрикнула. Затем кто-то рванул ее за плечо и прижал к дощатому полу саней.

– Не двигайся! – крикнул дедушка и склонился над ней, чтобы защитить от волков.

В следующий миг вожак прыгнул и, словно куклу, смел старика с саней.

Элизабет выпрямилась, в панике огляделась. Дедушка лежал, извиваясь, рядом с санями. Волк придавил его к снегу.

– Беги! – с трудом произнес старик и захрипел.

Вожак вцепился ему в горло.

Другой волк бросился на Элизабет, прыгнул, разбрызгивая слюну. Девушка машинально вскинула руки. И услышала лай. Вит сшиб волка еще в полете. Они сцепились, покатились по снегу, раздирая друг друга зубами.

Волк был повержен, он хромал и истекал кровью. Вит стоял над ним, оскалив зубы, и шерсть у него на загривке дыбилась. Но в следующий миг на него бросились еще два волка, сгребли его. Пес жалобно взвыл, погребенный под их тушами.

Через пару мгновений он затих.

Элизабет смотрела на все, парализованная ужасом. Волки тем временем бросились на быка. Тот взвился на дыбы и опрокинул сани. Элизабет упала в снег и, оглушенная, уже не могла подняться. Бык ревел от боли, волки рвали его на части.

Кто-то схватил ее и рывком поставил на ноги.

– Уходим! – прокричал Иоганн и потащил ее за собой.

Все еще оцепенелая, Элизабет чувствовала себя как во хмелю. Однако Лист не выпускал ее руки, увлекая прочь от саней. Позади них рычали волки.

Ноги у Элизабет вдруг заплелись, и она упала в снег. Обернулась. Волки оставили быка и развернулись в их сторону. Еще мгновение, и вся стая бросилась в погоню. Вожак был впереди всех: морда перепачкана в крови, в золотистых глазах – алчный блеск.

Иоганн встал, загородив собой Элизабет, сжимая нож в правой руке. Он понимал, что это конец.

Волки были всего в нескольких шагах от них. У Листа перехватило дыхание. Он взглянул на Элизабет, заставил себя улыбнуться.

– Я люблю тебя.

– И я тебя, – она стиснула его руку.

Вожак, казалось, ухмылялся. Он приготовился к прыжку.

Время словно остановилось. Элизабет посмотрела на волков…

Господи, прости нам прегрешения наши.

…на вожака…

И милостиво прими наши души.

…на Иоганна, решительно сжимавшего нож…

Спасибо Тебе за то недолгое время, что я провела с ним.

…и закрыла глаза.

Аминь.

VII

Выстрел громом разнесся над лесом.

Элизабет изумленно распахнула глаза. Вожак лежал в снегу, горячая кровь текла по его шкуре, и в воздух поднимался пар. Остальные волки разбежались и вскоре скрылись среди деревьев.

– Иоганн, что…

Лист показал в сторону от нее.

– Должно быть, им еще что-то нужно от нас.

Через поле к ним приближались двое мужчин. Один из них держал в руке дымящийся мушкет.

* * *

Мужчина с мушкетом остановился прямо напротив них. Роста он был высокого, крупнее Иоганна, и казалось, ничто не могло ускользнуть от его острого, проницательного взгляда. Его спутник держался чуть в стороне, потупив взор. На обоих были кожаные плащи и широкополые шляпы.

– Открытые пространства лучше пересекать под защитой леса. – Незнакомец смерил Иоганна хмурым взглядом.

– Да, конечно, я знаю.

Лист вытер пот со лба. Ему стало не по себе, он чувствовал себя застигнутым врасплох.

Ты что же, перезабыл все, чему научился?

– Вы спасли нам жизнь, – продолжал он, – спасибо вам… брат.

Вместо ответа незнакомец снял шляпу. На голове его была выбрита тонзура. Взгляд его скользнул в сторону саней.

– Вы вдвоем?

Элизабет словно обожгло.

– Дедушка!

Она вскочила и бросилась к саням.

– Стой!

Иоганн кинулся было следом, но монах удержал его.

– Не так быстро, сын мой. Ты еще не ответил на мой вопрос.

* * *

С дрожью в коленях Элизабет склонилась над неподвижным телом дедушки. Волк вцепился ему в горло, но выпустил, когда погнался за ней и Иоганном. Девушка чувствовала, как все внутри сжимается от боли. Снова она опоздала, снова оставила его одного…

Внезапно старик вытянул окровавленную руку и вцепился ей в горло. Ногти впились глубоко в кожу. Элизабет вскрикнула от боли и изумления.

– Якоб! – прохрипел он, захлебываясь кровью. – Я тебя…

Она попыталась вырваться из его хватки.

– Дедушка, нет, это же я…

Казалось, только теперь старик узнал внучку. Искаженные ненавистью черты смягчились.

– Ты, дитя…

В ту же секунду взгляд его остекленел, тело обмякло и застыло.

Элизабет держалась за шею, и по щекам ее текли слезы. Послышались шаги. Подошел Иоганн и осторожно помог ей подняться. Девушка всхлипнула, приникла к нему, и он молча ее обнял.

Сгустились сумерки. Монах дал знак своему спутнику, тот отошел к лесу и стал собирать хворост. Монах тем временем склонился над телом старика и закрыл ему глаза.

– Упокой, Господи, душу его…

Он положил мушкет на сани, раскрыл заплечный мешок, вынул небольшой пузырек, смочил пальцы в прозрачной жидкости и осенил старика крестным знаменем. Затем опустился на колени рядом с телом, и губы его зашевелились в беззвучной молитве.

Элизабет успокоилась. Шея горела, но девушка не обращала внимания на боль. Сложив руки, она обратилась к монаху:

– Спасибо, святой отец, за то, что проводили его.

Монах взглянул на нее, и по лицу его скользнула улыбка.

Его спутник вернулся с охапкой хвороста, разложил все под большим деревом на краю поля и стал разводить костер. И он проявил в этом деле большую сноровку: несколько мгновений, и по веткам уже плясали языки пламени. Мужчина зажег факел и подошел к саням.

Монах между тем завершил молитву. Он хотел уже подняться, но что-то его насторожило, и он снова склонился над телом. Волк разорвал на старике часть одежды. Монах сдвинул в сторону плащ и часть рубашки, так что стала видна грудь покойного.

Иоганн и Элизабет в ужасе смотрели на труп. По всей груди его тянулись, переплетаясь, черные сосуды.

– Нет, – прошептала Элизабет и невольно тронула расцарапанную шею. – Господи, у него же…

– Кто вы? – В голосе монаха звучал лед.

Иоганн и Элизабет обернулись – монах направил на них мушкет.

– Прошу вас, брат, – спокойно проговорил Лист. – Мы не враги вам.

– Спрашиваю еще раз.

– Неплохой у вас мушкет. Необычно для служителя Божьего, но я видел вещи и куда более странные. Правда, не припоминаю, чтобы вы заряжали его после выстрела…

Монах на мгновение задумался, а потом опустил оружие.

– Что ж, ладно, – он положил мушкет на сани. – Будем говорить начистоту. Я – Константин фон Фрайзинг, служу Ордену иезуитов. А это, – он показал на своего спутника, смиренно стоявшего у саней, – Базилиус, мой послушник. Не удивляйтесь его неразговорчивости, он дал обет молчания.

– Меня зовут Иоганн, а это – Элизабет Каррер. Мы из…

– Я знаю, откуда вы, – фон Фрайзинг показал на грудь старика. – Мне уже приходилось видеть такое. Что там произошло?

Элизабет оторопело уставилась на иезуита. В это невозможно было поверить: кто-то за пределами деревни знал о них.

Фон Фрайзинг кивнул, словно прочел ее мысли.

– Именно так, я знаю о болезни. – Он увидел бледное лицо Элизабет, заметил, как она дрожит. – Присядем к костру. Поешьте немного, а потом расскажете мне все.

* * *

Когда Иоганн закончил рассказ, монах некоторое время сидел неподвижно.

– Все мертвы, вся деревня… видит Бог, мы этого не хотели.

– Мы?

Фон Фрайзинг не ответил.

– Они не виноваты, – заявила Элизабет. – Они просто хотели спокойной жизни и чтобы еды хватало. Это все крестьяне, они встали против них. И во главе всех мой отец… – Она сглотнула. – Это все мой отец. Мне иногда казалось, будто в него сам дьявол вселился.

Элизабет легла, положив голову Иоганну на колени. На нее навалилась усталость, и в шее пульсировала боль. Но она не решалась рассказывать об этом и прятала царапины под высоким воротником и волосами.

– Будет тебе, Элизабет, – сказал Иоганн. – Не нужно во всем винить дьявола. Беды случаются и без его участия.

– Что возвращает нас к твоей персоне. – Фон Фрайзинг приподнял брови. – Ты рассказал, как все произошло, но ни словом не обмолвился о себе. Ты явно не из этой деревни – так откуда?

– Я говорил, что я кузнечный подмастерье, и…

– Для кузнеца ты неплохо дрался там, в горах, – и выжил. В отличие от обученных солдат.

– Чему только не научишься в скитаниях…

– Лгать ты, во всяком случае, не научился. – Монах пристально смотрел на Иоганна.

– Я не лгу. Не говорю всей правды, это возможно, – ответил Иоганн. – Как и вы. Что вы здесь делаете? И откуда знаете о деревне и болезни?

Фон Фрайзинг не спешил с ответом.

– Деревенский священник, Кайетан Бихтер, отчитывался перед нами. То есть перед нашим орденом. А я по заданию ордена каждые пять лет посещаю монастырь и встречаюсь с ними. – Он бросил взгляд на Базилиуса. Послушник сидел у костра, молчаливый и неподвижный. – Большего я сказать не могу, да вам и ни к чему это знать.

– И по пути в горы вы ночевали у крестьянина? Его двор в дневном переходе отсюда, так? – спросил Лист.

Иезуит кивнул.

– Он, конечно, проходимец. Но его двор единственный на многие мили вокруг.

– Больше вы у него не заночуете. Этот ваш проходимец лежит в поле. Волки успели им полакомиться.

Фон Фрайзинг посмотрел на поле, но было слишком темно и разглядеть ничего не удалось.

– С чего вдруг? Что ему понадобилось так далеко от двора?

– Он был убийцей. Похоже, Господь в кои-то веки оказался справедлив.

– Не богохульствуй, – резко одернул его монах.

– Он не обидится, – Иоганн глотнул воды из фляги. – Что вы теперь намерены делать?

– После всего, что вы рассказали, я должен вернуться в Вену и доложить все главе ордена. А вы?

Лист взглянул на Элизабет. Девушка забылась беспокойным сном.

– Нам бы убраться из Тироля, и только.

Фон Фрайзинг рассмеялся.

– Шутишь?.. Ты хоть знаешь, что здесь произошло за последнее время?

Иоганн не ответил. Монах подбросил пару веток в огонь.

– Всегда происходит, – продолжал он. – Люди, как хищники, рвут друг друга на куски. Баварских солдат в Тироле нет, но все замерло в ожидании новых сражений. На юге отряды кайзера до сих пор бьются с французами. К северу от нас герцог Мальборо и принц Евгений готовятся к битве против баварцев и их союзников. А швейцарцы, разумеется, заперли границы.

Элизабет застонала во сне, словно у нее что-то болело. Иоганн погладил ее по лбу.

– Мы найдем лазейку, – сказал он негромко.

– У меня к тебе предложение. – Фон Фрайзинг наклонился поближе. – Я неплохо лажу с аббатом нашего монастыря в Инсбруке. Если хотите, могу отвести вас туда. Думаю, вы сможете пробыть там до тех пор, пока вновь не откроют границы.

Лист внимательно посмотрел на монаха.

– Вы весьма великодушны. Могу я узнать почему?

Фон Фрайзинг пожал плечами.

– Я, как и ты, многое повидал. Думаю, я достаточно хорошо знаю людей и смогу определить того, кто достоин помощи.

– В таком случае благодарю вас. Мы с радостью примем предложение.

– Отлично, – сказал монах удовлетворенно. – Не помешало бы и поспать немного, выдвигаться надо рано утром… Не хотелось бы попасть в буран.

Иоганн кивнул.

– Я несу первую вахту.

Фон Фрайзинг завернулся в грубое одеяло и положил мушкет так, чтобы был под рукой. Послушник последовал примеру наставника и лег у костра.

Иоганн некоторое время смотрел на них. Иезуит был не единственный, кто умел распознавать ложь, – Лист разбирался в этом ничуть не хуже. И он знал, что фон Фрайзинг чего-то недоговаривал. И что-то задумывал. Но сейчас это не имело значения – у четверых было больше шансов невредимыми выбраться к долине. А внизу они с Элизабет попробуют отделаться от монаха и его спутника. Идея с монастырем в Инсбруке его нисколько не прельщала. За последние дни Иоганну наперед хватило и монастырей, и подземелий.

* * *

Луна скрылась за облаками. Потрескивал огонь, в отдалении слышался волчий вой. У Элизабет вырвался стон, дыхание стало неспокойным. Лист поправил на ней одеяло и взял за руку. Дыхание ее понемногу выровнялось.

Иоганн с тоской подумал о Мартине Каррере. Старика больше не было с ними. А ведь это он приютил тогда Иоганна – и он, Лист, так и остался перед ним в неоплатном долгу.

Покойся с миром.

Элизабет закашляла и что-то неразборчиво забормотала. Иоганн сжал ее руку.

Мы справимся, Элизабет. Я обещал тебе и сдержу обещание.

Любой ценой.

VIII

– Господи, прими души их…

Перед ними, точно неразлучная пара, высились две наскоро наваленные груды камней. Вит разделил со своим хозяином двадцать лет жизни, и Элизабет решила, что будет правильным, если они и в смерти останутся вместе.

Вырыть могилу в замерзшей земле оказалось не под силу, а камни могли защитить тела от падальщиков. Наскоро сколоченные кресты, торчащие из камней, придавали курганам хоть какое-то подобие могил.

Стояло еще раннее утро, но небо расчистилось, и было не так холодно, как в предыдущие дни. Со стороны гор дул непривычно теплый ветер, и Иоганн с беспокойством поглядывал на заснеженные склоны. Он знал, насколько коварны фёны[3] в этих горах. Они возникали в самый неожиданный момент, и тогда снег становился рыхлым, неустойчивым. Им следовало поторопиться, иначе невредимыми до ближайшей долины им не добраться.

– Аминь… – Фон Фрайзинг не стал затягивать. Он повернулся к Иоганну и Элизабет. – Хотите сказать что-нибудь?

Девушка кивнула.

– Не волнуйтесь, я быстро. Я знаю, что нам нужно уходить… – Она прокашлялась, сделала вдох. – Спасибо тебе, дедушка, за то, что ты всю жизнь оберегал меня, насколько это было в твоих силах… – Голос у нее слегка задрожал. – Ты был мне настоящим отцом, и я молю Господа, чтобы ты обрел покой и дождался меня на небесах. Вместе с Витом.

Она помедлила. Острая боль пронзила шею, и у нее словно сдавило горло.

– И я знаю, что ты никогда не поступал по злому умыслу. Аминь.

Иоганна удивили ее последние слова. Элизабет посмотрела на него, смахнула слезы.

– У меня всё.

Фон Фрайзинг еще раз осенил могилы крестным знаменем, и они двинулись в путь. У всех за спиной были заплечные мешки, куда сложили свертки с мясом убитого быка.

Элизабет оглянулась напоследок. Каменные курганы одиноко выделялись на заснеженном поле. Она проглотила ком в горле, отвернулась и зашагала быстрее.

* * *

– Кратко, но емко. Мне понравилось.

Фон Фрайзинг шагал рядом с Элизабет. В руке у него был длинный, почти в его рост, посох. Мушкет свободно висел за плечом. Иоганн шел впереди, отыскивая дорогу. Базилиус, как всегда безмолвный, замыкал шествие.

– Спасибо, святой отец. Я говорила от сердца.

– Не сомневаюсь, – монах улыбнулся. Потом взглянул на Иоганна, шедшего в некотором отдалении, и посерьезнел. – Ты доверяешь этому человеку?

– Как никому другому, – ответила Элизабет. – Он защищал меня, спас от верной смерти. Он горой стоял за всех нас. – Она сделала паузу. – Я люблю его больше жизни.

– Любовь… – медленно произнес иезуит. – Любовь проходит, только любовь к Господу вечна.

– Если б вы прочли, что писал Иоганн, то отбросили бы все сомнения, святой отец.

На какое-то время повисло молчание, и слышен был только хруст снега под ногами.

– Ты умеешь читать? – спросил фон Фрайзинг.

Элизабет кивнула с гордостью.

– Это он меня научил.

Монах снова взглянул на Листа и вскинул брови.

– Сколько же еще в нем скрытых талантов…

Иоганн между тем остановился, и они вскоре нагнали его. Он с тревогой смотрел на склон впереди. Слева был крутой подъем к горному гребню, а справа склон сбегал в теснину, на дне которой змеился замерзший ручей.

Теплый ветер внезапно усилился, он завывал над долиной и накидывался на четверых путников.

Лист повернулся к фон Фрайзингу, и вид у него был озабоченный.

– Нужно поскорее перебраться на ту сторону. При таком ветре склон ненадежен, но это единственный путь из седловины. Спускаться в теснину слишком опасно.

Иезуит кивнул.

– Тогда не будем терять времени. Держись за мной, Базилиус замыкает.

Не дожидаясь ответа, фон Фрайзинг двинулся вперед. Иоганн хотел его окликнуть, но Элизабет взяла его за руку.

– Не надо, – шепнула она. – Мне кажется, ему можно доверять.

Лист ничего не сказал, но крепче сжал руку Элизабет. Они последовали за монахом. Базилиус, как обычно, шел последним.

* * *

Первую половину склона они преодолели без особых трудностей.

Иоганн вслушивался в каждый их шаг, в завывания ветра и тихое урчание гор.

– Может, нам повезет, – сказал он негромко, – и мы…

В ту же секунду воздух наполнился страшным гулом. Лист вскинул голову и пришел в ужас: склон целиком съехал вниз. Мощная и неотвратимая, на них неслась лавина.

IX

– Назад! Быстро! – проревел Иоганн, развернул Элизабет и толкнул ее вниз, к Базилиусу. – Уведи ее в безопасное место!

Тот послушно потащил Элизабет в сторону, где лавина их не достала бы.

– Иоганн…

Он уже не обращал на нее внимания. Снова посмотрел вверх: фон Фрайзинг отшвырнул мушкет и размашистыми прыжками сбегал по склону. Лист по-прежнему был на пути лавины, но он остался стоять и протянул руку монаху.

Лавина почти настигла иезуита.

– Прыгай! – прокричал Иоганн.

В последний момент фон Фрайзинг оттолкнулся, прыгнул… и ухватился за протянутую руку. Лист резко повернулся и перебросил монаха через себя, прочь от лавины.

Стоял оглушительный гул, земля дрожала под ногами. Иоганн понимал, что ему уже не спастись, что он выжидал слишком долго. «Значит, вот так оно будет, – пронеслось у него в голове, – я…»

Чья-то рука схватила Иоганна за воротник, удержала его и с силой выдернула из снежного месива.

Лавина съехала по склону, увлекая за собой все, что было у нее на пути, и с грохотом разбилась о дно ущелья.

Иоганн посмотрел вверх. Фон Фрайзинг вогнал посох в землю и повис на нем, чтобы дотянуться до Листа и удержать его.

Монах подтянул спасенного вверх. Они упали на снег и какое-то время лежали, переводя дух, глядя на смертоносную просеку, проделанную лавиной. Отдышавшись, Иоганн повернулся к иезуиту.

– Спасибо.

– За что? – удивился фон Фрайзинг. – Это я должен благодарить тебя. Если б не ты, лежать бы мне сейчас под снегом в ущелье.

Лист посмотрел на Элизабет и послушника.

– Я сделал это только ради нее. Она не простила бы меня, если б я позволил святоше погибнуть. – Он ухмыльнулся.

– Не богохульствуй. – Фон Фрайзинг ухмыльнулся в ответ, и оба рассмеялись.

Иоганн протянул иезуиту руку.

– С почином.

– С почином. И… спасибо. Я серьезно. – Монах заглянул ему в глаза.

– Хорошо. Но вы, как-никак, спасли нас от волков. А я не люблю оставаться в долгу, – ответил Лист.

Фон Фрайзинг кивнул.

– Не ты один.

Они встали, отряхнулись и стали спускаться к Элизабет и Базилиусу.

* * *

На дне ущелья было тихо, и ветер туда не добирался. Было слышно, как журчит ручей подо льдом, в котором местами попадались проломы. Внизу царил полумрак, потому как склоны вверху почти смыкались и едва пропускали солнечный свет.

Путники сидели на большом плоском камне у ручья и ели. Их скромная трапеза состояла из старого хлеба и нескольких кусочков сырого мерзлого мяса. Все они были измотаны. Спуск в ущелье, опасный и напряженный, занял у них около часа. Но, после того как обрушился склон, это был их единственный путь.

Фон Фрайзинг наблюдал за Элизабет: она кусала мясо и всякий раз брезгливо морщилась. Монах порылся в заплечном мешке.

– У меня кое-что есть для тебя. – Он достал маленькое сморщенное яблоко и протянул девушке.

– Спасибо, святой отец.

Элизабет надкусила яблоко; оно было кислое и волокнистое, но показалось ей пищей богов.

– А для нас, Иоганн… – фон Фрайзинг вынул из мешка кожаную флягу, – тоже кое-что найдется. Воистину, мы это заслужили. – Он бросил флягу Иоганну. – За Господа нашего, выпей!

– Ну, если это не травяная водка…

Монах вопросительно посмотрел на него, но Лист уже откупорил флягу и сделал большой глоток. Приятная на вкус и довольно крепкая настойка отдавала во рту печеными грушами. Иоганн вернул флягу иезуиту. Тот в изумлении взглянул сначала на него, потом на флягу.

– Воистину, человек, одаренный во всем, – пробормотал он.

Лист открыл было рот, но в тот же миг его обдало жаром. На глазах выступили слезы, голова, казалось, вот-вот разорвется. Иоганн закашлялся и стал хватать ртом воздух. Элизабет похлопала его по спине.

Фон Фрайзинг выглядел удовлетворенным.

– А я уж подумал было… Это пойло свалило Готтхельфа, а я не встречал человека более крепкого.

Он сделал маленький глоток.

– Брат… – просипел Иоганн, чуть отдышавшись.

– Да, сын мой?

– Я начинаю сомневаться, правильно ли поступил, вызволив вас из-под лавины. Человек, который угощает таким дьявольским пойлом…

– А, дьявола от него только вывернуло бы. Это, – фон Фрайзинг похлопал по фляге, – только для людей истинной веры.

Он протянул флягу Базилиусу, но тот молча помотал головой. Монах пожал плечами и убрал флягу обратно в мешок.

– А теперь, когда мы все подкрепились, давайте подумаем, как нам быть. – Иезуит посмотрел на Листа. – А потому неплохо бы знать, кто вы такие.

Иоганн медлил в нерешительности. Монах был прав, а инстинкт подсказывал, что этому человеку можно доверять. Он взглянул на Элизабет, и та кивнула.

Иоганн сделал глубокий вдох.

– Что ж, ладно. Я – Иоганн Лист. Не знаю точно, сколько мне лет и кем были мои родители. Я вырос в монастыре Альтмариенберг, – ему показалось, что фон Фрайзинг вздрогнул при упоминании этого места, – а затем стал подмастерьем у кузнеца. В один прекрасный день меня схватили солдаты и отправили в учебный лагерь, потому что им нужны были люди. Я дрался в пехоте, до недавнего времени в Италии, в армии принца Евгения. Там я присоединился к мятежу против офицеров, которые готовы были отправить на убой целую деревню.

Он сделал паузу.

– Поэтому мы перебили офицеров. Всех.

Кроме одного. Один сбежал. Не забывай. Внутренний голос звучал насмешливо.

– После мятежа я пустился в бега, – продолжал Иоганн. – Потом меня схватили французы, будь они прокляты. Я провел у них примерно год, после чего мне удалось сбежать. И снова я скитался, потому что свои разыскивали меня как дезертира и убийцу, и вот судьба занесла меня в эти горы… – Он взглянул на Элизабет, и на миг лицо его осветилось улыбкой. – А что произошло потом, вы уже знаете.

Фон Фрайзинг кивнул.

– Благодарю за искренность. И рассказал ты хорошо, все по делу, без лишней болтовни. Думаю, мы найдем общий язык… – Он прокашлялся. – Должен признать, поначалу я тебе не доверял. Изначально планировал поместить тебя под стражу в Инсбруке, а потом выяснить, говоришь ли ты правду… У меня есть поручение от высших чинов, и я не должен допустить, чтобы тайна болезни просочилась наружу. – Монах посмотрел на Иоганна и Элизабет. – Теперь я понимаю, что ошибся. Прошу простить меня.

Лист отмахнулся.

– Я на вашем месте поступил бы так же.

Фон Фрайзинг улыбнулся.

– Благодарю. – Он подался вперед. – Что касается дальнейшего продвижения – если у вас нет нормальных бумаг, то это бессмысленно. Вам нужны пропуска, карантинные свидетельства… Без них вам не попасть в крупный город. Не говоря уже о бесчисленных таможенных заставах на пути.

– Я тоже об этом думал, – сказал Лист. – Я знаю одного малого, кто может сделать нам бумаги; он один из лучших в своем деле. Мы с ним были в одном подразделении. Насколько мне известно, сейчас он живет в Леобене.

– Леобен… – повторил фон Фрайзинг. – Это очень кстати.

– Кстати?.. Леобен далеко на востоке, а кругом зима, – возразил Иоганн.

Монах покачал головой.

– Послушай. В Тироле вы оставаться не можете. Дорога на запад закрыта, остается только на восток. Главный тракт проходит через Баварию и Зальцбург, так что она тоже отпадает. А вот Леобен очень даже кстати – если взять южнее и двинуться по Пути святого Иакова, а он также ведет на восток. По пути сможете укрываться в приютах для паломников, убережетесь от патрулей и грабителей. А уж когда раздобудете бумаги, любые дороги будут вам открыты.

Он помолчал немного.

– В Инсбруке я раздобуду вам рясы, и вас примут за паломников. Это самое меньшее, что я могу для вас сделать.

Иоганн задумался на мгновение.

– Звучит неплохо, – сказал он, глядя на иезуита. – Вы очень отзывчивы.

– Не без причины. Хорошо иметь рядом человека, закаленного в боях. Так заметно возрастают шансы живыми вернуться из долгого странствия.

– То есть…

– Именно. Мы идем с вами. Нам нужно попасть в Вену, чтобы доложить обо всем. – Он взглянул на Листа. – Конечно, если вы не против.

Иоганн кивнул.

– Превосходно. – Фон Фрайзинг вновь достал флягу из мешка. – Так выпьем же за это.

Лист закатил глаза.

X

Костер почти догорел. Элизабет и Базилиус спали. Фон Фрайзинг стоял, опершись на посох; была его очередь нести вахту. Все вокруг погрузилось в сон, и только слышно было, как шепчет ветер да журчит ручей. Монах вдохнул холодный воздух и закрыл глаза, пытаясь уловить то, чего не мог увидеть глазами.

Прохладное дуновение по лицу.

Тихое потрескивание сучьев в костре.

Пряный аромат смолы, щекочущий ноздри.

Он любил такие мгновения, когда можно было обдумать прошлое, сосредоточиться на целях и поблагодарить Господа за возможность повидать мир во всем его многообразии.

Наконец фон Фрайзинг перекрестился и произнес вполголоса:

– Omnia Ad Maiorem Dei Gloriam[4].

В этот миг из темноты появился Иоганн и встал рядом.

Некоторое время они стояли в молчании, словно по негласной договоренности разделяя тишину. Потом иезуит взглянул на Листа.

– Ты бы поспал еще немного. Завтра нас ждет долгий путь.

Иоганн не дал себя заговорить.

– Сегодня вы благодарили меня за искренность. Думаю, я заслуживаю того же, вам так не кажется?

– К чему ты клонишь?

– Я говорю о них. Что с ними стало и почему все произошло именно в этой деревне? И для чего вы приходите каждые пять лет?

– На первый твой вопрос я не смогу дать ответа. Что же касается второго… – Фон Фрайзинг задумчиво посмотрел в огонь. – Мой орден, скажем так, желает знать обо всех… – он помолчал, подбирая слово, – проявлениях чуда, происходящих на наших землях. Вот я и путешествую в качестве визитатора всюду, где объявляется пресвятая дева Мария, а люди внезапно исцеляются от недугов или происходит еще что-то, в чем можно усмотреть явное вмешательство Господа.

– Тогда можно предположить, что многие мили вы прошли впустую, – с иронией заметил Иоганн.

– Верно. Но только отчасти. Зачастую человек отправляется куда-то с одной целью, а достигает совершенно другой. И это вовсе не значит, что он потерпел неудачу.

– И так вы узнали об изгоях?

– Мы их никогда так не называли. В записях мой предшественник окрестил их детьми Овена.

Иоганн смутно припоминал о том, что рассказывал им Мартин Каррер. Он говорил, что первые из них родились именно под знаком Овена. Кроме того, его астрологическое начертание служило защитным знаком в деревне. Иоганн встречал этот символ повсюду, даже в долине.

– Что вам известно о них?

Фон Фрайзинг поворошил посохом в костре и промолчал. Потом посмотрел на горную цепь, вершины которой острыми пиками выделялись на фоне звездного неба.

Лист понял, что монах ничего больше не скажет. Он молча отошел и лег рядом с Элизабет.

Прислушался к потрескиванию пламени и журчанию ручья.

Посмотрел на монаха, неподвижно стоявшего у костра.

Было что-то зловещее в его фигуре, освещенной неверными отсветами огня. В памяти всколыхнулись воспоминания.

Ночь. Крики. И один из них сбежал. Не забывай о нем.

И разве можно было забыть? Иоганн ясно видел его перед глазами: вот он протянул руку в их сторону, голос его исполнен ненависти. «Я доберусь до тебя, Лист. Истреблю весь твой проклятый род!»

Голос замолк, Иоганн закрыл глаза. И через несколько мгновений провалился в сон.

XI

Бледный диск луны висел над горами. Было светло, как днем. Долина, леса вокруг, развалины сгоревших домов – все было залито светом.

Она стояла посреди деревенской площади, и они обступили ее кругом и молчали.

Ветер завывал над разрушенной деревней. Но потом и он стих.

Из круга вышел старик и медленно подошел, остановился перед ней. Он стоял почти вплотную.

– Дедушка, – прошептала она.

Он улыбнулся. Но в глазах его была чернота, седые волосы испачканы в крови. Он молча указал на ее шею.

Она вдруг ощутила жжение, почувствовала, как пульсируют черные сосуды вокруг шеи. Ее пронзила жгучая боль – и черные узлы стали расползаться дальше, паутиной оплели все тело…

Она упала на землю, закричала.

– Помогите! Господи, помогите мне!

Но старик и остальные лишь молча смотрели на нее…

* * *

Элизабет проснулась. Дыхание ее сбивалось, и по лицу, несмотря на холод, струился пот. Видение постепенно угасало, уступая место тусклому, затянутому облаками небу.

Остальные сидели у костра. Иоганн поднялся и подошел к ней.

– Ты так крепко спала, я не хотел будить тебя… – Он заметил, какое бледное у нее лицо, увидел испарину на лбу. – Тебе нездоровится?

– Все хорошо, просто… плохой сон, – ответила Элизабет и вздрогнула – так глухо прозвучал ее голос.

Она поднялась, и у нее закружилась голова. Но девушка, не подав виду, стряхнула снег с одеяла и подошла к костру.

Скудный завтрак состоял из хлеба и мяса. Элизабет смогла протолкнуть в себя лишь несколько кусочков.

Фон Фрайзинг встал.

– Надо идти. Вы готовы?

Иоганн и Элизабет кивнули.

Базилиус, как всегда, промолчал.

* * *

На пути из ущелья Элизабет то и дело хваталась за шею. Боль почти утихла, но не ушла совсем, а дремала где-то глубоко внутри.

Ей следовало рассказать Иоганну, но что потом? Что он мог сделать? Что с ней теперь будет?

«Господи, помоги мне и не оставь меня», – взмолилась она беззвучно.

Когда впереди показался выход из ущелья и солнечные лучи пробились сквозь облака, Элизабет подняла ворот плаща и плотнее закутала лицо платком.

XII

Когда они добрались до Инсбрука, солнце стояло уже высоко, и небо прояснилось. При виде города у Элизабет перехватило дыхание. До сих пор она не видела ничего, кроме своей деревни и гор. Заснеженный город раскинулся вдоль реки, покрытой ледяными глыбами. Над рекой нависали мосты, которые служили подступами к мощным стенам, а за ними виднелись колокольни и крыши каменных домов. С севера над городом вздымалась горная цепь, а на юге между утесами лежала долина. Монастырь за городскими стенами придавал этому зрелищу некую завершенность.

– Так… красиво… – Элизабет говорила как завороженная.

Фон Фрайзинг кивнул.

– Красиво, но опасно. Мой монастырь расположен в городе, а стены охраняются. Вам придется дождаться меня где-нибудь в предместье. Я раздобуду одежду и припасы, это займет пару-тройку часов.

– Мы пока погреемся в трактире, – сказал Иоганн.

– Их тоже сторожат. Кругом война, и они всюду ищут шпионов и… дезертиров. – Монах посмотрел на Листа.

– Только не в том трактире, о котором я толкую, – ответил тот и показал на дома к северу от реки.


Дорога, покрытая наледью, взбиралась по правому склону долины. Иоганн вел за собой Элизабет и радовался, что они наконец-то добрались до города. Хотя из ущелья они поднялись еще два дня назад и без особых трудностей, путь по долине Иннталь через метровые сугробы отнял последние силы.

Но холод и снег давали одно неоспоримое преимущество: на дорогах почти никого не было. За все время им встретились лишь несколько торговцев и бродяг. Без солдат, конечно, тоже не обошлось, но от них вовремя удалось скрыться.

Иоганн заметил, что Элизабет еле держится на ногах. Она вдруг поскользнулась на льду, и он едва успел ее подхватить.

– Осталось еще немного. Справишься?

Девушка кивнула.

– Просто устала, мы так долго шли…

Иоганн тревожился за нее. Элизабет переменилась с тех пор, как умер ее дедушка. Лишь бы она не заболела – как бы ужасно это ни звучало, но у них не было на это времени. Лист по-прежнему был в бегах, а без бумаг они представляли собой дичь – как для властей, так и для вербовщиков, которым всегда требовались люди на полях сражений.

– Почти пришли. Там ты сможешь отдохнуть.

* * *

Эта часть города называлась Анбругген, и состояла она из покосившихся деревянных домов, богадельни и церкви. Иоганн слышал также, что этот квартал называли «помойным», а их жителей насмешливо прозвали «навозниками». Здесь селились бедные люди, кому не нашлось места внутри городских стен. Горожане и солдаты без крайней нужды сюда не совались.

Если вначале зрелище крупного города показалось Элизабет величественным, то бедность и грязь этих улиц производили тягостное впечатление. Между ветхими домами тянулись узкие улочки без брусчатки, покрытые замерзшей грязью и нечистотами, всюду попадались кучи отбросов, и, несмотря на холод, по вонючим проулкам пробегали тощие куры и свиньи.

Людей почти не было видно, а те немногие, которые им попадались, одетые в рванье, тупо смотрели себе под ноги. Жизнь особо не баловала обитателей этих улиц, но и тянулась не слишком долго – едва ли кто-то доживал до четвертого десятка.

– Что нам здесь нужно? – спросила измученная Элизабет.

– Места безопаснее здесь не найти. И кроме того, – Иоганн остановился перед большим домом с толстыми оштукатуренными стенами и маленькими окнами, – здесь многим есть что скрывать. Так что никто не болтает.

Элизабет подняла голову. Над входом висели громадные оленьи рога – неизвестно, были они призваны привлекать народ или наводить страх. Дверь была вся в насечках. Лист постучал.

Они подождали немного. Потом одно из окон резко распахнулось, и наружу высунулся растрепанный, уже немолодой мужчина. Он посмотрел на Иоганна и Элизабет.

– Мы закрыты, – проворчал он. – Приходите завтра!

– А усталого кузнеца с Изельталь впустить не хочешь? – спросил Лист.

Мужчина вздрогнул, потом взглянул на них внимательнее. Окно с грохотом захлопнулось. Элизабет вопросительно посмотрела на Иоганна.

– Изельталь?

Через мгновение дверь распахнулась. Перед ними стоял мужчина с широким безобразным шрамом поперек лица. Он уставился на Иоганна… и неожиданно хлопнул его по плечу.

– Иоганн Лист! Вот уж кого не чаял…

– Здравствуй, Людвиг, – осклабился Иоганн.

В проулке послышались шаги. Мужчина отступил в сторону.

– Заходите. Тут и у стен есть уши.

* * *

Они вошли в харчевню. Света не хватало, но Элизабет отметила, что в зале на удивление чисто. На утоптанном полу не было ни соринки, столы и скамьи аккуратно расставлены. Внутри было душно, пахло табаком и шнапсом.

Людвиг подвел их к столу рядом с камином.

– Здесь теплее. Садитесь, я принесу что-нибудь поесть и выпить. Вам это явно не помешает.

Он скрылся за дверью.

Изможденная, Элизабет опустилась на стул.

– Кто это, Иоганн? И почему Изельталь? Ты ведь не оттуда.

– Зато Людвиг оттуда, – ответил Иоганн. – У него был двор в местечке под названием Шлайтен. Однажды, уже в бегах, я спрятался в его сарае. Он обнаружил меня, но, вместо того чтобы сдать солдатам или прикончить, дал мне поесть. Несколько дней я помогал ему по хозяйству, а потом явились мародеры. Тогда-то он и заработал этот шрам на лице.

– Он и вправду ужасный.

– Его брату повезло меньше… Как бы там ни было, я помог ему отбиться, и Людвиг сказал, что я в любое время могу рассчитывать на него, если мне понадобится помощь. В последний раз, когда я был в Инсбруке, до меня дошли слухи о трактирщике из помойного квартала. Говорили, что лицо у него просто загляденье, а клецки он готовит на редкость гадкие. И поскольку это единственный трактир в Анбруггене, я решил попытать удачу… И, как видно, не прогадал.

Довольный, Иоганн откинулся на спинку и сложил руки на животе.

Распахнулась дверь, и вошел Людвиг с подносом в руках. Он принес блюдо с дымящимися клецками, мясом и зеленью и три кружки пива.

– Я как раз собирался поесть. Угощайтесь.

* * *

После еды и неизбежной порции шнапса, который, в сравнении с адским пойлом фон Фрайзинга, показался Иоганну простой водой, мужчины покуривали трубки. Элизабет между тем свернулась на скамье поближе к камину и сразу уснула.

Лист только теперь осознал, до чего изнурен. В трактире стояла тишина, он был сыт, пряный вкус табака щипал язык, и впервые за несколько дней ему удалось согреться. Его стало клонить в сон, но Иоганн живо взял себя в руки. У них было мало времени.

Людвиг вытряхнул трубку.

– Что привело тебя в город, Лист?

– Я тут не задержусь.

– Снова не сидится? Ну, может, так оно и лучше… Тут солдаты на каждом шагу. Куда пойдешь?

– На юг.

Трактирщик почесал голову.

– Но там фронт.

– Мы обогнем его.

– Со святым Иаковом, так? – Людвиг рассмеялся. – Иоганн Лист – паломник, вот до чего мы дожили… Храни нас Господь!

– Может, загляну в Изельталь, – сказал Иоганн. – Мне по пути.

Улыбка на лице трактирщика померкла.

– Твоя семья ведь до сих пор там? – спросил Лист.

Людвиг вздохнул.

– Нет, и уже давно. Жена и дети умерли от лихорадки, и там меня ничто уже не держало. Этот трактир принадлежал родичу моей матери, мы вместе его содержали. А в прошлом году родич помер, и трактир остался за мной… – Он помолчал немного. – И знаешь, что я тебе скажу? Меня все устраивает. Если люди бедны, это еще не значит, что они не хотят жрать. У нас договоренность: я не беру с них много, а они не громят мое заведение. – Он горько рассмеялся. – В Инсбруке не сыскать более тихого трактира.

Они помолчали. Потом Иоганн прервал молчание:

– Мне жаль, что так вышло с твоей женой и детьми.

Трактирщик пожал плечами.

– Они на небесах. А посмотреть, что творится вокруг, так, может, им там даже лучше…

В его голосе не было никаких чувств, но Лист знал, что Людвиг сам не верит своим словам. Он видел, с какой любовью этот человек заботился о своей семье и с каким бесстрашием защищал их от солдат.

Людвиг кивнул на спящую Элизабет.

– Мой тебе совет: отведи ее в такое место, где люди не мрут от эпидемий и тебя не пытаются убить на каждом шагу.

Иоганн едва не рассмеялся.

– Если б ты знал, через что мы прошли…

– Я к тому, что вам следует поспешить. На паломническом тракте, может, и безопасно, но на пути к Бреннеру разве только вшей не обыскивают. К тому же ходят слухи, что вскоре сюда вернутся армии с южного фронта. Тогда уж никому не пройти…

– Мы выходим сегодня же.

– Ты-то выберешься, я не сомневаюсь. А вот она… – Он взглянул на Элизабет.

– Без нее я никуда не пойду, – решительно заявил Иоганн.

Трактирщик рассмеялся.

– Ну ты даешь!.. Тогда береги ее как следует.

В дверь постучали. Лист невольно потянулся к ножу. Это движение не ускользнуло от Людвига. Он положил Иоганну руку на плечо.

– Не волнуйся. Солдаты не стучатся. К тому же тут с прошлого года ни один не показывался. Им, как видно, в крови мараться милее, чем в дерьме.

Он поднялся и пошел открывать.

Иоганн подсел к Элизабет, осторожно потряс ее. Девушка открыла глаза.

– Что, уже уходим? – спросила она, зевнув. – Здесь так хорошо…

– Когда доберемся до Леобена и раздобудем бумаги, сможем отправиться куда угодно, – приободрил ее Лист. – Я ведь обещал тебе.

Они поцеловались. Потом Иоганн испытующе посмотрел на нее.

– Скажи мне правду, что-то не так?

Элизабет помотала головой.

– Просто я очень устала.

– Ты уже который день так говоришь.

Она медлила.

Но прежде чем Элизабет успела ответить, дверь распахнулась. Вошел Людвиг и показал в коридор.

– Там какой-то попик; видно, язык проглотил. Он с вами?

* * *

– Неплохо. Прямо настоящие паломники! – Трактирщик ухмыльнулся.

Иоганн и Элизабет стояли посреди зала и оглядывали друг друга. Рясы, которые принес им Базилиус, вызывали чесотку, как мешки со вшами, но они хотя бы закрывали руки и лица. Путники повязали кожаные пояса и надели широкополые шляпы. Кроме того, Базилиус вручил им по мешку из оленьей кожи и посохи с железными наконечниками, какие были у паломников. Фон Фрайзинг все предусмотрел, отметил Иоганн.

– Этого должно хватить, – сказал он. – Если никто не станет присматриваться… – Затем повернулся к Людвигу и пожал ему руку. – Спасибо за помощь. Как всегда.

– Да брось.

– Сколько я должен?

– Прибереги деньги, они тебе понадобятся. Да и как я могу брать плату с божьего человека? – Трактирщик ухмыльнулся, но потом вновь посерьезнел. – Береги себя. И ее.

– Хорошо.

– Тогда ступайте. Столько попья в трактире навредит репутации!

XIII

Фон Фрайзинг ждал их у реки. Он остался доволен их перевоплощением.

Медлить не стали и сразу двинулись в путь, на юг.

Когда город остался позади, иезуит остановился и обратился к Элизабет:

– У меня кое-что есть для тебя.

Монах порылся в своем свертке – он каждому выдал по такому свертку с хлебом, вяленым мясом и сушеными яблоками – достал небольшую книжку в кожаном переплете и отдал ее Элизабет вместе с графитовым стержнем.

Девушка пролистала книжку, но страницы оказались пустыми. Она растерянно взглянула на иезуита.

– У меня много таких, – пояснил фон Фрайзинг. – Я записываю в них все, что вижу в пути. Вот и решил, что тебе это, возможно, тоже придется по душе. Так ты сможешь упражняться в чтении и письме.

– Спасибо, святой отец, – радостно воскликнула Элизабет. – Я буду писать при любой возможности. – Она лукаво взглянула на Иоганна. – И ты сможешь написать еще какое-нибудь стихотворение.

Фон Фрайзинг явно развеселился.

– Стихотворение?

Лист невольно приосанился и стиснул посох.

– Ей ведь нужно было упражняться. Ну и…

– Конечно, – усмехнулся монах.

* * *

Сначала дорога вытянутыми петлями змеилась по дну ущелья, а дальше углублялась в густой лес. Путевые указатели и межевые камни занесло снегом, но фон Фрайзинг, по всей вероятности, хорошо знал дорогу и уверенно шагал вперед.

Время от времени им попадались деревни и подворья, по большей части сгоревшие и заброшенные.

– Баварцы… – глухим голосом произнес Иоганн.

– Тирольцы ничуть не лучше, – спокойно ответил монах. – Их отряды по ту сторону границы тоже грабили и сжигали.

– Но баварцы напали первыми.

– Одно злодеяние не оправдывает другого.

– Но в Библии сказано иначе, не так ли? – процедил сквозь зубы Лист.

– Я не говорю, что не стал бы обороняться. Но так нам никогда не прервать порочного…

– Иоганн, смотри! – прервала их Элизабет, показав на дорогу.

Впереди было какое-то столпотворение: люди собрались в круг и оживленно спорили о чем-то.

Когда они подошли ближе, стало ясно, что это группа паломников. Иоганн насчитал по меньшей мере пятнадцать человек. Он повернулся к фон Фрайзингу.

– Идите дальше, я сейчас догоню.

* * *

В окружении паломников Лист увидел маленькую лошадь, она была напугана, и никто не мог ее успокоить. Их предводитель, неотесанный мужчина с суровым лицом, хлопотал чуть в стороне и подбирал вещи, вероятно сброшенные лошадью.

– Паломники, тоже мне, даже лошадь успокоить не можете! – проворчал он сердито, собрал бумаги и инструменты для ориентирования и протолкался к лошади. – Все приходится делать самому, – продолжал ворчать мужчина.

Он взял лошадь под уздцы. Животное успокоилось, но стояло припав на одну ногу.

– Если она захромала, надо облегчить ее страдания, – заявил один из паломников.

– Воистину, ты постиг, что значит сострадание к тварям божьим, – съязвил предводитель. – Советую тебе совершить паломничество повторно, причем немедля!

Иоганн шагнул вперед.

– Может, лошади плохо приладили подкову и ей просто больно…

– А вы что же, кузнец, брат? – с недоверием спросил мужчина.

– Скажем так, мне доводилось кое-что видеть.

Лист погладил лошадь по холке. Она тихо фыркнула, но не стала сопротивляться, когда он поднял ей ногу. Стряхнув грязь с копыта, увидел, что гвоздь в подкове забит криво.

– Так я и думал… Держите лошадь покрепче.

– Ну и что, оглохли? – Предводитель первым шагнул к лошади и взялся за поводья. Остальные неуверенно последовали его примеру.

Иоганн вынул нож. Лошадь фыркала и брыкалась, и паломники с трудом ее удерживали. Лист поднял копыто и быстрым движением поддел подкову. Гвоздь упал на землю, и лошадь успокоилась.

– Не следует нагружать ее или ехать на ней верхом, пока подкова не закреплена, – сказал Иоганн, обращаясь к предводителю.

Тот похлопал его по плечу.

– Спасибо, брат. Чем я могу отплатить вам?

– Подкуйте заново лошадь, – ответил Лист.

– На ближайшем дворе, даю слово.

Иоганн заметил на его плаще гребешок святого Иакова.

– Тогда доброго пути.

– Да хранит вас Господь, брат. – Мужчина повернулся к своим паломникам. – Видели? Вот так вершится божий промысел.

Те уставились себе под ноги, никто не проронил ни слова. Предводитель вздохнул и покачал головой.

Иоганн потрепал напоследок лошадь и стал нагонять Элизабет и остальных.

* * *

После обеда они остановились передохнуть. Элизабет устроилась на стволе поваленного дерева, съела немного хлеба и яблоко. Потом вынула книжку, подаренную фон Фрайзингом, и графитовый стержень. Раскрыла первую страницу, осторожно приложила стержень к бумаге и провела линию. Задумалась на секунду и написала:


Элизабет Каррер. Путевые заметки

Подарок святого отца фон Фрайзинга

В память о моем дедушке


Тироль, зима 1704 года.

Наше путешествие продолжается много дней и берет начало с той ужасной ночи, когда я разом лишилась всего, что любила. Спастись со мной смогли только дедушка, Иоганн и Вит, наша собака. Меня до сих пор бросает в дрожь от одной мысли об участи, которая постигла деревню.

И, словно этих испытаний оказалось недостаточно, Господь несколько дней назад забрал у меня дедушку и Вита. Я глубоко скорблю, но в меру сил стараюсь не поддаваться унынию и оставаться сильной. Дорога каждый день сулит нам новые испытания, и я верю в Иоганна и в нашу любовь. Верю, что все закончится хорошо.

Лист подсел к Элизабет. Та быстро закрыла книжку, словно занималась чем-то неподобающим. Он протянул ей флягу.

– Вот, попей, станет лучше.

Девушка молча кивнула и глотнула разбавленного вина. Потом вернула флягу Иоганну.

– Спасибо. – Она посмотрела на дорогу, окаймленную лесами. – Долго мы сегодня будем идти?

Лист посмотрел на небо. Над горами повисли тяжелые тучи, и они не предвещали ничего хорошего.

– Недолго. Погода скоро переменится, – ответил он. – Здесь поблизости есть какое-нибудь укрытие? – спросил он фон Фрайзинга.

– Скоро будет приют, – ответил монах. – Надо только выйти из леса.

– Тогда идем, – сказал Иоганн и помог Элизабет подняться.

* * *

– Почти пришли, – фон Фрайзинг показал вперед.

Они прибавили шагу. Лес понемногу редел, впереди показалась узкая заснеженная долина.

И отряд солдат, перегородивший дорогу.

XIV

– Повернем назад! – спешно произнес Иоганн.

– Поздно, – отозвался фон Фрайзинг. – Они нас видели. Если повернем назад, то лишь навлечем на себя подозрение.

Лист понимал, что иезуит прав. На дороге расположились с дюжину солдат. Они занимали выгодную позицию и могли с легкостью их подстрелить.

Иоганн судорожно соображал на ходу.

– Святой отец, ступайте вперед, – сказал он. – У вас с послушником есть бумаги.

– А как быть с вами? Может, мне удастся убедить их, что вы с нами…

– Слишком подозрительно: у вас бумаги есть, а у нас – нет. Я скажу, что на нас напали и отобрали документы. Может, нам повезет и к паломникам они проявят снисхождение.

– А если нет?

– Придется пробиваться.

Фон Фрайзинг нахмурился.

– Против этой оравы? Немыслимо.

Лист, поджав губы, оттянул монаха в сторону.

– Если нам не поверят, я отвлеку их, чтобы Элизабет смогла сбежать. Пообещайте, что позаботитесь о ней, если со мной что-нибудь случится.

– Конечно. – Иезуит посмотрел Иоганну в глаза, увидел его решимость. – Но что-то мне подсказывает, что твое время еще не пришло. Положись на Господа.

– Брат… – Лист увидел хмурые лица солдат. – Я полагаюсь на Бога, но сомневаюсь, что это мне поможет.

* * *

– Бумаги?

Суровой наружности солдат с обветренным лицом досматривал группу торговцев и крестьян. Его голос пробирал до костей.

Остальные солдаты выглядели измотанными, но вполне боеспособными. На них были потрепанные мундиры, стертые сапоги и гамаши. Но свое оружие они содержали в идеальном порядке, и фитили были наготове. Иоганн понял, что перед ним участники боев, которым в радость отдохнуть несколько дней на заставе.

Рядом с солдатами стояли несколько человек в грубых плащах, с ножами на поясе. Они окидывали взглядом каждого, кто проходил досмотр.

Вербовщики.

При виде них у Иоганна сердце подскочило к самому горлу – не от страха, а от злости. Люди, подобные этим, схватили его тогда и отправили в учебный лагерь. Это они были виновны во всем, что произошло дальше.

Элизабет коснулась его руки.

– Иоганн… – шепнула она в отчаянии.

Лист увидел страх в ее широко раскрытых глазах, и ярость его улеглась.

– Все будет хорошо, доверься мне, – сказал он спокойно.

– А если нас не пропустят?

– Тогда беги к фон Фрайзингу со всех ног. А я задержу их насколько смогу.

– Я тебя не оставлю, ни за что, – заявила девушка, и в ее голосе впервые за несколько дней прозвучала прежняя решимость.

Это была та самая Элизабет, которая вопреки отцовской воле спасла Иоганна и выходила его. Та самая Элизабет, которую он полюбил.

– Нет, ты побежишь. Один из нас должен прорваться. Пообещай мне.

Солдат между тем закончил с торговцами и крестьянами. Он пропустил их и знаком велел фон Фрайзингу и Базилиусу подойти.

– Пообещай мне, Элизабет, – шепотом, с мольбой в голосе повторил Иоганн.

Она помедлила, потом кивнула.

– Если тебя схватят, мы разыщем тебя.

Лист улыбнулся и погладил ее по щеке.

– Не сомневаюсь.

Фон Фрайзинг протянул солдату грамоту монастыря. Тот бегло просмотрел ее и, не сказав ни слова, позволил им пройти. Потом взглянул на Иоганна и Элизабет. Лицо его оставалось бесстрастным.

– Ну, чего встали? Я не собираюсь целый день с вами возиться!

Лист сделал глубокий вдох, и они шагнули к солдату.

Тот смерил Иоганна взглядом.

– Еще один святоша… и откуда же мы?

– Из Испании. Мы паломники святого Иакова.

– Ну-ну… И где же ваши гребешки?

– Потерялись. На нас напали.

– Напали, значит… слишком часто я слышу это в последнее время, – сказал солдат.

Другие солдаты и вербовщики, которые до сих пор обменивались шутками, замолчали и сразу насторожились. У Иоганна заколотилось сердце, в воздухе повисло напряжение.

– А теперь вы направляетесь…

– В Вену.

– В Вену, конечно.

Солдат перевел взгляд на Элизабет, потом снова на Иоганна.

Может, он поверит.

– А где же ваша грамота?

Ну конечно.

Лист медленно запустил правую руку под кожаный плащ, к ножу, а левой удобнее взялся за посох. Ему уже довелось побывать в тюрьме, и он не собирался туда возвращаться. Живым он им не дастся.

Солдат протянул руку.

– Грамоту. Живо.

Его товарищи медленно потянулись за саблями.

Иоганн переводил взгляд с солдат на вербовщиков. Рукоять ножа плотно легла в ладонь.

Так тому и быть.

– Они с нами! – раздался голос у него за спиной.

Иоганн обернулся и не поверил своим глазам: перед ним стоял предводитель паломников. Остальные сбились в кучку за его спиной.

– Вот что бывает, если вечно убегать вперед… Что о вас подумают бравые вояки? – Он достал грамоту. – Я – Буркхарт фон Метц, мы паломники святого Иакова, возвращаемся в Вену.

Солдат бегло просмотрел бумагу, кивнул и отдал Буркхарту. Потом одарил Иоганна хмурым взглядом.

– Почему вы сразу не сказали, что идете с группой? Время у меня не казенное!

Лист молча кивнул в надежде, что солдат не заметит, как он дрожит.

– Ступайте же, ради бога! И поспешите, сегодня ночью будет буря.

Буркхарт жестом поторопил их.

* * *

Они поспешили прочь от заставы. Иоганн и Элизабет шагали рядом с Буркхартом.

– Спасибо, брат, – сказал Иоганн.

– Вы помогли нам прежде. А я считаю, что паломнику всегда следует помогать, какой бы дорогой он ни шел, согласны? – Буркхарт лукаво подмигнул ему.

– Пожалуй, вы правы, – Лист усмехнулся. – Если бы я знал, что вы прославленный Буркхарт фон Метц, то на месте и голыми руками подковал бы вам лошадь.

Тот рассмеялся и показал на лошадь, которую вел под уздцы один из паломников.

– Так что мешает сделать это сейчас?

Поднялся ветер. Буркхарт с тревогой посмотрел на небо.

– Но прежде доберемся до приюта.

XV

Тироль, зима 1704 года


Прошло пять дней с тех пор, как мы встретили Буркхарта фон Метца и его паломников. Идти тяжело, вьюга не прекращается, дороги замело снегом. Холодный ветер находит лазейки даже сквозь плащ и пробирает до костей. Меня одолевает слабость, все тело болит, и мне всегда дурно. Я ненавижу себя за эту слабость, но поделать ничего не могу.

Даже Иоганн и фон Фрайзинг понемногу выбиваются из сил, но Буркхарт гонит всех дальше. Только благодаря ему мы невредимыми перевалили Бреннер. Еще ни разу в жизни я не видела такой бури, какая бушевала там. И не встречала человека более выносливого, чем этот паломник. Но, несмотря на его суровый вид, он чуток и терпелив, особенно со мной. Когда идти не остается сил, он позволяет мне ехать на какой-нибудь из лошадей.

Сейчас мы продвигаемся по тесной долине на восток. Дороги предательски скользкие, это отнимает много времени. Иоганн говорит, что скоро мы окажемся в Восточном Тироле. Он тревожится за меня, но помочь мне не в силах.

Никто не сможет мне помочь.

Я чувствую, как внутри расползаются черные паутинки, медленно, но неумолимо.

Не знаю, долго ли еще смогу скрывать это от других. Если и есть что-то хорошее в затяжных бурях, так это отсутствие солнца. Я прячу кожу, насколько это возможно, но когда с неба падают редкие лучи, они обжигают лицо.

Я стану одной из них.

Хотя мне повезло и болезнь развивается не так быстро. Должно быть, у каждого это происходит по-разному. Моему отцу хватило нескольких часов, чтобы превратиться в чудовище. Другие обитатели монастыря, по всей видимости, могли жить с болезнью. Ну, или выживать…

Иоганн постоянно высматривает солдат, но они почти не попадаются. Мы вообще почти не встречаем людей. И тем не менее постоянно натыкаемся на замерзших. Женщины, дети, старики, бродяги, которые не выдержали и остались лежать в канавах, окоченевшие, замершие в последнем движении. Они как будто усеивают наш путь и безжалостно напоминают мне о дедушке, который лежит в своей холодной могиле – или, по крайней мере, его бренное тело. То и дело мне приходится сдерживать слезы при осознании, что я его никогда больше не увижу. Что его рука никогда уже не погладит меня по щеке, и его слова не принесут утешения.

Я его так любила…

Покойся с миром.

XVI

– Если поспешим, то еще сегодня поспеем к Чертовому мосту, а оттуда и до Линца рукой подать, – сказал Буркхарт. – Там дорога будет легче.

Они втроем – Иоганн, Буркхарт и фон Фрайзинг – шли впереди. За ними ехала верхом Элизабет, закутанная в плащ, и лицо ее невозможно было разглядеть под широкими полями шляпы. За ней следовали остальные паломники. Базилиус замыкал группу – безмолвный, как всегда.

Впервые с тех пор, как они покинули Инсбрук, выдался погожий день. На небе почти не было облаков, и снег переливался в солнечных лучах. Дорога прямой линией тянулась по дну долины, с обеих сторон стиснутой горными цепями.

Иоганн украдкой поглядывал на Буркхарта. Он до сих пор не мог поверить в свое счастье. Встреча с фон Метцем и его группой обеспечила им самую надежную маскировку. Имя этого паломника было овеяно легендами, и с трудом нашелся бы человек, который не знал бы его историю: бесстрашный рыцарь, защищавший Европу во множестве битв, в последний раз – против турков под Веной. Буркхарт устал от сражений и решил целиком посвятить себя служению Богу. С тех пор он не останавливался и по нескольку раз посетил все святые места христианского мира.

Если короли или дворяне желали совершить паломничество, они обращались к отважному и набожному фон Метцу, потому как не было лучшего проводника к святым местам.

Но остальные, как показалось Иоганну, не разделяли великодушия Буркхарта. Не все паломники были довольны решением фон Метца взять попутчиков. Они ничего не говорили, но Лист чувствовал их недоверчивые взгляды. Оставалось только надеяться, что никому не взбредет в голову выдать их на очередной заставе. К счастью, они питали безграничное уважение к Буркхарту и опасались его гнева.

Одно Иоганн знал точно: в случае опасности нечего полагаться на благочестивых паломников, каждый будет спасать собственную шкуру. Он не раз замечал такое за служителями церкви и был рад, что оставались еще такие, как Буркхарт и фон Фрайзинг – божьи воины, стоящие на защите людей.

Иоганн отвлекся от раздумий и оглянулся. Они остались одни – вероятно, это был самый безлюдный отрезок дороги. Снег хрустел под ногами.

Фон Фрайзинг повернулся к Буркхарту.

– Брат фон Метц, какое из мест, что вам довелось посетить, самое святое?

Буркхарт оглядел сверкающий пейзаж.

– Хороший вопрос, брат… Как вам наверняка известно, я побывал почти всюду. Мне веяло в глаза песком пред воротами Иерусалима. Я молился в священных стенах Рима. Но это ничто в сравнении с вечерними сумерками над Сантьяго-де-Компостела, когда последние лучи солнца окрашивают собор кроваво-красным и колокола звонят к вечерней молитве. – Его голос, обычно сдержанный, теперь звучал торжественно. – Портик Славы, золотой полог над усыпальницей с серебряной дароносицей, золотое распятие с частью креста Иисуса – нет ничего подобного этому. – Он повернулся к своим спутникам. – Вы знаете историю этого места?

Фон Фрайзинг кивнул.

– Разумеется. Когда апостола обезглавили, его последователи оставили тело на корабле без команды, который чудесным образом причалил в Испании.

– Красивая легенда, – сдержанно прокомментировал Иоганн.

Буркхарт одарил его суровым взглядом.

– Тысячи верующих видят в этой легенде достаточно оснований, чтобы посетить собор. И в их числе Генрих Лев, Франциск Ассизский и Эль Сид; совершить паломничество к Сантьяго-де-Компостела их побудила эта легенда. Этого оказалось достаточно даже для этих, – он кивнул на свою группу, – благородных людей, которые под моим начало возвращаются теперь в свои замки.

– Вы тоже замаливали свои грехи в Испании? И заплатили за их отпущение? – В голосе Иоганна звучала насмешка.

– Не богохульствуй! – резко ответил Буркхарт.

– Я уже говорил ему об этом, – заметил фон Фрайзинг. – Но полагаю, что с ним это бесполезно. – Он улыбнулся. – Может, так оно и должно быть. Каждый должен найти свою дорогу к Богу.

– Что за вздорные мысли? – спросил Буркхарт. – И от кого я это слышу?

Улыбка на лице иезуита померкла.

– Я проделал немалый путь, и мне многое довелось увидеть. И мне не свойственно узколобие наших покровителей, которые вершат суд из своих кабинетов, и зачастую от их решений больше вреда, чем блага. В первую очередь это касается доминиканцев в Вене, – фон Фрайзинг сердито кашлянул. – Я не желаю сидеть на одной цепи с этими псами Господа[5].

Буркхарт рассмеялся.

– Вот монах по моему вкусу… И как же вам удалось сбежать из кабинета?

Иезуит помедлил.

– Это долгая история…

– Времени у нас достаточно, – сказал фон Метц.

– Боюсь, что нет, – прервал их Иоганн и остановился.

Фон Фрайзинг посмотрел на него.

– Что…

– Тихо! – резко оборвал его Лист.

Монах поднял брови, но ничего больше не сказал.

Буркхарт заметил, что Иоганну не до шуток, и знаком велел группе остановиться. Они стояли на возвышенности; слева склон, поросший лесом, взбирался в гору, а справа был откос, усыпанный крупными булыжниками. Камни лежали так, словно их играючи рассыпали по земле великаны.

– Вы слышите? – негромко спросил Иоганн.

Буркхарт посмотрел на него с недоумением.

– Не понимаю, о чем ты. Кругом тишина.

– Вот именно. Слишком тихо.

Внезапно кто-то захлопал в ладоши, медленно и насмешливо, как будто аплодировал Иоганну. Из-за ближайшего камня появился человек в накидке и с черной повязкой на левом глазу. Из-за других камней стали появляться другие, оборванные, одетые в грубые шкуры. В руках у них были ножи и пистолеты, и они приближались, как стая голодных волков.

XVII

Лист невольно напрягся, но потом почувствовал, как Буркхарт положил ему руку на плечо. Паломник покачал головой.

– Предоставь это мне, я знаю правила игры.

Человек с повязкой между тем подошел к ним и остановился. Он, без сомнения, был главарем. Остальные встали кольцом вокруг группы.

Лицо у главаря было впалое и заросшее. Он посмотрел на Иоганна и ухмыльнулся.

– У этого паломника острый слух и глаз.

– Даже паломнику не помешает бдительность. Не все питают уважение к молитве и набожности, – ответил Буркхарт.

– Воистину, – ответил главарь. – Откуда вы идете?

– Из Испании. Паломничество с покаянием. Тебе и твоим людям это тоже пошло бы на пользу.

Главарь рассмеялся; слова Буркхарта его, по всей видимости, не задели.

– Пустая трата времени, брат, и вы это сами знаете. Но если однажды мы все-таки решимся, нам потребуется порядочная сумма на отпущение грехов. Так что извольте!..

Он протянул раскрытую ладонь. Дружелюбие его было обманчиво, и шутить с этим человеком явно не стоило.

Фон Метц раскрыл мешочек, вынул несколько монет и передал главарю. Тот пересчитал их и кивнул.

– Порядок. – Он окинул взглядом группу, заметил Элизабет, сгорбившуюся в седле. – А с ним что?

– Он болен. Тиф, – ответил Буркхарт.

– Да-да…

Главарь приблизился к Элизабет. Иоганн понимал, что произойдет, если грабители обнаружат среди паломников женщину. Это была стая хищников – пока они держали себя в руках, но стоит им почуять добычу, и они потеряют голову.

Главарь посмотрел на Элизабет. Она невозмутимо ответила на его взгляд.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он насмешливо.

– Оставь его в покое, – твердо произнес Иоганн и шагнул к главарю.

В тот же миг грабители направили на него пистолеты.

Главарь лишь отмахнулся. Его люди опустили оружие. Он снова взглянул на Элизабет, о чем-то подумал, а потом вернулся к Буркхарту.

– Держите своего пса на цепи, – сказал он, не глядя на Иоганна.

Фон Метц кивнул.

– А что до вашего больного, – продолжал главарь, – советую поскорее найти укрытие. Через пару часов будет буря.

Лист поднял голову. Небо было чистое, только над горами повисли легкие облака.

Главарь проследил за его взглядом.

– Можешь мне поверить, пес. Когда у Вальтера чешется культя, ожидай грозы. Даже зимой. Верно я говорю, Вальтер? – крикнул он, глядя на кого-то из своих людей.

Тощий старик показал деревянную ногу и растянул губы в беззубой ухмылке.

– И вы, конечно же, в таком случае готовы посоветовать нам какое-то место. И полагаю, захотите вознаграждения за совет, – произнес Буркхарт.

Главарь пожал плечами.

– Вас никто не принуждает. – Он побарабанил пальцами по рукояти пистолета.

Фон Метц вздохнул и выудил из кошелька еще несколько монет.

– Ну что?

– Двигайтесь дальше, пока долина не сделает изгиб. Там сходите с главной дороги и ступайте по тропе слева. Увидите харчевню. Не из лучших, но этого должно хватить. А теперь – позвольте откланяться.

Главарь изобразил поклон и отступил; его люди поспешили к камням. Через мгновение они скрылись среди деревьев, растущих дальше по склону.

– Это отребье ведет себя как торгаши. Берут мзду за проход и за любой совет, – в сердцах воскликнул Буркхарт. – Но им, по счастью, нужны лишь деньги.

– Неизвестно еще, в какую дыру он нас направил. – Иоганн посмотрел на небо. – А что до грозы, так более наглого вранья я в жизни не слышал.

– Посмотрим… – ответил фон Метц и дал знак двигаться дальше.

* * *

Порывы ветра проносились над долиной, молнии и гром обрушивались на путников, всякий раз заставляя вздрагивать.

– Гроза посреди зимы… Этот твой проходимец в сговоре с дьяволом! – прокричал Иоганн.

Буркхарт лишь рассмеялся. Он вел под уздцы хромающую лошадь, напуганную непогодой.

Это действительно походило на дьявольские происки. Еще недавно стоял холодный, но погожий день, а потом вдруг наползли тучи, да так быстро, словно это были живые существа, пожирающие небо. День превратился в ночь, и разразилась буря такой силы, что путники едва держались на ногах. Элизабет, несмотря на слабость, слезла с лошади и шла рядом с Иоганном, прижавшись к нему. Лист обнял ее и почувствовал, как она дрожит. Он и сам продрог до костей: шел дождь, но капли замерзали еще в воздухе и ветер бил в лицо ледяной крошкой, так что невозможно было открыть глаза.

Буркхарт указал вперед.

– Может, он и проходимец, но не лжец. Смотрите!

Когда очередная молния прорезала тьму, Иоганн увидел вытянутое строение под вековыми елями, согнутыми под порывами ветра.

Харчевня была сложена из массивных бревен. Сквозь единственное открытое окно пробивался свет, остальные окна были закрыты тяжелыми ставнями.

Они бегом преодолели оставшиеся шаги, отделявшие их от харчевни. Иоганн дернул дверь, но она оказалась заперта. Тогда он несколько раз ударил в дверь массивным кольцом и стал ждать. Остальные зябко ежились за его спиной.

Над дверью был прибит расколотый волчий череп; он скалился на путников.

– Многовато здесь волков… – проговорил фон Фрайзинг.

Дверь внезапно распахнулась. Перед ними стоял толстяк в грязной одежде, с масляной лампой в руках. При виде паломников он ухмыльнулся.

– Какая честь для моего заведения… Милости прошу. – Он отступил в сторону.

Ему не пришлось повторять дважды. Путники прошли в темный коридор.

– А ты пристрой лошадей, – велел трактирщик тощему и грязному пареньку, стоявшему рядом. Тот насмешливо отсалютовал и вышел.

Дверь с грохотом захлопнулась.

XVIII

Трактирщик, несмотря на тучность, двигался весьма проворно. Он провел их по тесному коридору и открыл следующую дверь. Музыка стала громче, послышался смех, кто-то хлопал в ладоши.

– Чувствуйте себя как дома, – сказал трактирщик.

Когда они вошли в просторный, скудно освещенный зал, стало так тихо, что можно было услышать звон упавшей иголки. Потолок, и без того низкий, покрылся копотью, и от этого казался еще ниже. Воздух был густой, пахло дымом вперемешку с потом и прогоревшим жиром.

Гости, мужчины и женщины, сидели за длинными столами и молча смотрели на вошедших. Именно такую публику Иоганн и ожидал встретить в заведении вроде этого: женщины с ярко накрашенными губами и впалыми щеками, оборванные нищие, дезертиры, воры и грабители. Весь сброд, какой только можно себе представить.

Трактирщик хлопнул в ладоши и прервал молчание.

– Чего глазеете? Давайте, играйте, танцуйте для благочестивых путников, как и подобает в такую ночь!

Однако никто не последовал его призыву. Люди вновь заговорили, но уже вполголоса.

– А, не обращайте на них внимания. Садитесь там, у камина, погрейтесь, – сказал трактирщик.

Путники последовали его совету и расселись за двумя столами справа от камина.

– Вы голодны?.. Ну, конечно, вы голодны. Что будете? К сожалению, хлеба и воды для столь невзыскательных путников у меня нет, – трактирщик сально ухмыльнулся.

– Ничего, принеси нам мяса и подогретого вина, – распорядился Буркхарт.

– А заплатить вам есть чем?

Фон Метц лишь смерил его взглядом.

Трактирщик развел руками, словно оправдываясь.

– Я просто спросил. Не всегда под одеждой паломников скрывается благочестивый люд.

Какая-то женщина визгливо рассмеялась. Трактирщик ушел на кухню.

Музыканты снова заиграли. Скрипки и флейты наполнили комнату задорной мелодией. Как по команде, люди разом возобновили прерванные разговоры.

Иоганн повернулся к Элизабет.

– Лучший трактир в долине.

Девушка улыбнулась.

– Хватит, чтобы переночевать.

Лист улыбнулся в ответ и оглядел зал. Человек за соседним столом перехватил его взгляд. Он что-то шепнул своему товарищу, оба они поднялись и подошли к столу Иоганна.

Незнакомец смерил Листа насмешливым взглядом. Он чем-то неуловимо напоминал хищную птицу: худой, с мутными голубыми глазами и в черной засаленной одежде.

– Куда держишь путь, паломник?

– В Вену, – спокойно ответил Иоганн.

– Неблизкий путь. Опасный путь, – громко произнес незнакомец. – Вы благополучно прошли долину? Надеюсь, никто не омрачил ваше путешествие?

В зале поднялся смех.

Этот человек действовал Листу на нервы. День выдался долгий, и ему хотелось лишь выпить немного вина и поспать хоть несколько часов.

– Разве что шайка вшивых грабителей. Обычное дело.

Глаза незнакомца сверкнули в сумрачном свете.

– Вшивых! И как у вас язык повернулся… Силас и его люди сгорели бы со стыда, услышь они это.

Иоганн виновато улыбнулся.

– Вы правы, это было неучтиво с моей стороны.

Он понял, что допустил ошибку, и ясно было, чего добивался этот человек. Все в этой харчевне дышало насилием и убийством. Что бы ни случилось, не следовало поддаваться на провокации.

Незнакомец кашлянул Иоганну в лицо.

– Вам повезло, что вы не повстречали Турка и его людей. От них отделаться не так просто, как от Силаса. – Он с вызовом взглянул на Иоганна. – Хочешь, расскажу кое-что про Турка?

Лист не ответил.

Незнакомец огляделся.

– Эта ночь будто создана для историй… Рассказать ему?

Послышался ропот, люди за столами закивали.

– Видишь, народ желает, – сказал незнакомец.

В зале стало тихо.

– Говорят, – начал он рассказ, – что когда-то Турок был простым кожевником. У него была любимая жена, куча детишек, и он вел праведную жизнь. Когда на деревню напали турки, он единственный уцелел; всех остальных повесили в церкви. После этого он скрылся в лесах и каждую ночь пробирался в лагерь к туркам. Там он вырезал сердце всякому, кто попадал в его руки, – живьем, если верить слухам.

Мужчина сделал паузу. Люди ловили каждое его слово, даже те, кто уже знал историю наизусть.

– Но потом и этого стало ему недостаточно. – Он театрально обвел взглядом зал. – Поэтому он начал пожирать вырезанные сердца. Все до единого! Он преследовал турков до самой Вены, пока его наконец не изловили. Несколько лет он провел в плену у турецкого бея, который поклялся пытать его на протяжении всей жизни. Это был сущий ад, но однажды ему удалось сбежать. Он вернулся и собрал вокруг себя самых жестоких людей. И теперь хозяйничает в этих горах и долинах. Никто, кроме его людей, не знает, как он выглядит. Но Турок всегда повязывает на пояс роскошный красный шарф. Говорят, перед побегом он окрасил его кровью жен и детей бея, когда живьем выреза́л их сердца.

По залу прошел ропот.

– Впечатлен, – сказал Иоганн.

Незнакомец побагровел от злости.

– Ты уже покойник, – прошипел он.

В этот миг у Элизабет вырвался стон.

XIX

Все взгляды устремились на нее.

И как ее только угораздило? Но ей словно обожгло шею, и острая боль пронзила все тело, так что она не смогла сдержать стон.

Рассказчик показал на Элизабет.

– Почему твой… – он сделал паузу, – брат не снимет капюшона? Он так брезгует смотреть на нас?

– Он болен, – с нажимом ответил Иоганн.

– Болен? Что у него? Уж не проказа ли?

– Нет, у него тиф.

Незнакомец шагнул к Элизабет.

– Ну да…

Лист встал и загородил ее.

– Не надо, Иоганн, – раздался голос девушки.

Он обернулся: Элизабет сняла капюшон. Лицо у нее было бледное, губы потрескались, в глазах – пустота.

И тем не менее Иоганн видел то, что не укрылось и от других: перед ними была красивая, желанная женщина, и никакая болезнь не могла этого скрыть.

Незнакомец облизнул губы.

– Ой-ой, кто это тут у нас?

Он шагнул к Элизабет, но Лист удержал его за плечо.

– Даже не думай! Предупреждаю.

– Ну и что ты мне…

Этого было достаточно. Иоганн схватил его и резким движением повалил на пол. Незнакомец заорал в бешенстве, но Лист придавил противника коленом и приставил к горлу нож, который неведомо откуда появился у него в руке.

Его приятель тоже выхватил нож, но он явно недооценил фон Фрайзинга. Иезуит мгновенно оказался на ногах. Его посох со свистом рассек воздух, и в следующий миг нападавший лежал на полу и стонал.

– Спокойно, сын мой, – произнес монах.

Все – и паломники, и местные, – затаив дыхание, наблюдали за происходящим.

Иоганн прижал лезвие к горлу незнакомца.

– Мы проведем тут лишь одну ночь, а утром уйдем. Оно того не стоит, ясно?

Мужчина одарил Листа свирепым взглядом, но кивнул.

Буркхарт дал знак паломникам. Они поднялись и направились к двери. В эту самую минуту трактирщик и его помощник принесли еду.

– Сударь, у вас есть сарай, где можно было бы переночевать? – спросил фон Метц.

– Но стоить будет как в комнатах.

– Не важно. Многовато буйных голов под этой крышей… Принеси еду в сарай. Мы заночуем там, если ты не возражаешь.

* * *

Паломники лежали на соломе, только фон Фрайзинг и Буркхарт сидели на низких скамейках у дверей и вполголоса разговаривали. Все перекусили, объедки лежали в корыте для свиней.

Элизабет легла чуть в стороне от других. Иоганн укрыл ее своим плащом и огляделся. Паломники уже спали, как и лошади. В сарае было спокойно, и только снаружи неустанно завывал ветер.

– Прости, это по моей вине мы вынуждены ночевать здесь, – проговорила Элизабет хриплым голосом.

– Не думай об этом. В Леобене я отведу тебя к цирюльнику, – с нежностью ответил Иоганн и вытер пот с ее лба.

– Сомневаюсь, что цирюльник мне поможет.

– Поможет, конечно. А теперь спи, тебе надо отдохнуть.

Лист поцеловал ее в лоб и оставался рядом, пока Элизабет не уснула.

– Она спит? – спросил Буркхарт, когда Иоганн подсел к ним.

– Да.

– Что с ней в действительности? – Паломник перебирал в руках четки.

– Ей пришлось кое-что пережить.

– Как и всем нам… – Он не сводил с Иоганна глаз. – Вам повезло, что вы встретили меня, не так ли?

Лист понимал, куда клонит Буркхарт. Он кивнул.

– Но и мне хотелось бы знать, кого я взял под свое начало, – продолжал фон Метц, глядя на фон Фрайзинга. – Ты иезуит, я знаю твоего настоятеля, и монастырь в Вене мне знаком. Ты, видится мне, верный служитель Бога, хоть и не совсем обычный, как я прежде убедился в харчевне. Но в нынешние времена Богу нужны солдаты; кому, как не мне, это знать. А ты… – он повернулся к Иоганну. – Кто ты такой? Говори правду, или дальше вы пойдете одни.

Лист помедлил в нерешительности. Чем больше народу знало о нем правду, тем выше была вероятность, что он попадется. Однако Иоганн чувствовал, что этому человеку можно довериться.

Придется довериться…