20 февраля. Меня разбудила симпатичная проводница с рыжим боб-каре. Я дочитала "Хроники заводной птицы" Мураками, слезла с верхней полки, сходила в туалет, пока его не закрыли на сан зону. Туалет очень долго был занят – минут пятнадцать. Девушка мыла там голову. Я же не успела зайти, как в дверь стали ломиться.
Сесть было некуда. Внизу в боковой и купейной части ехали три пожилые женщины. Все спали. В следующем отсеке ехали два деда, которые не затыкались всю дорогу. Я спустила рюкзак, используя голову в качестве точки опоры. Собрала свой огромный багаж: спортивная сумка, ноутбук в чехле, пакет, женская сумка на плечо. Со всем этим дотащилась до остановки, где села в автобус 69. Открыли только центральную дверь. Я встала в нишу в центре салона. Кондуктор, почему-то в фирменной куртке с нашивкой "Почта России" неторопливо прошел по рядам, собирая мелочь за проезд. Все платят наличкой. Никаких карт или проездных. Проезд стоит 22 рубля.
Въехала, точнее, вляпалась в Омск. Путь в центр по одной прямой улице занял пятьдесят минут. Всего шесть остановок. Пробки адские. Таких пробок нет даже в Москве. С другой стороны, куда спешить, если ты в Омске?
Несмотря на разгар дня, город погружен в сумерки, будто сейчас пять-шесть часов вечера. Небо закрыто плотным куполом дыма, сквозь который не пробиваются лучи солнца. Фонари горят круглосуточно, машины не ездят без дальнего света фар. Дышать трудно.
Город задыхается от транспорта. Омску позарез нужно метро или хотя бы скоростной трамвай. От скуки считаю маршрутки на встречной полосе. У остановки "Площадь Ленина" столпились шесть маршруток, через десять метров куча уже из девяти микроавтобусов. На остановках никто не заходит и не выходит. Водитель чуть тормозит, открывает дверь и тут же закрывает. Не успел приготовиться к выходу – сам виноват. Людей в салоне почти нет.
Дороги лучше не стали. Даже асфальта не видно под слоем коричневой грязи, размазанной колесами бесчисленных машин.
Вывеска "Омские продукты" наполовину перекрыта другой, как наспех сшитое лоскутное одеяло. Реклама – с опечатками и ошибками. Крупные белые буквы окаймляют синюю крышу автобуса.
На самом деле больно и грустно смотреть на всё это. Хочется сжечь Омск, не из жестокости, а из чувства гуманности и сострадания, и построить нормальный город. Хочется кричать от боли и плакать навзрыд. Единственное развлечение здесь – считать, сколько раз захотелось умереть по дороге домой. Я видела много мест, много городов. Даже на суровом Урале жить лучше. До слёз жаль город и людей, которые тут вынуждены доживать.
Из автобуса я попала в сугроб, и пришлось волей-неволей, со всеми баулами, преодолевать снежное препятствие. Пока шла до дома, никто не вызвался мне помочь. Все только глазели, как на чудо инопланетное.
Открыла дверь подъезда. За дверью оказался мужчина, который никак не хотел отходить в сторону, даже когда я его об этом попросила. А я стою с тяжелыми сумками. За мной вошла очень пьяная плохо одетая женщина, похожая на бомжа – моя соседка. Поднимаясь по лестнице, она орала: “Суки ебАные! Пидара-а-сы-ы! Бля-ядь!” Для меня это было шоком. Да, я успела отвыкнуть от омского хамства, ругани и злости. После культурного Петербурга, где даже пошлют интеллигентно, меня коробило.
Распаковала вещи. Зачем мне столько барахла?
Окно закрыто жалюзи и завешано плотными шторами. Я открыла его и наткнулась на металлический лист, загораживающий обзор. В Омске люди закрывают окна плотно, чтобы не видеть грязный, замызганный город снаружи, и не слышать доносящихся с улицы матерных криков. Я закрыла окно и включила свет. Выходить из комнаты нет ни желания, ни нужды.