Работа вышибалы Андрею не то чтобы понравилась, нет, но она не вызывала у него ощущения третьесортности, как когда он работал «кухонным мужиком». Уже неделю он занимал столик в углу обеденного зала, наблюдал за происходящим и отслеживал представляющие опасность объекты. Конфликты случались довольно часто, но к концу первой недели пошли на убыль – Андрей жестко пресекал все попытки побуянить в трактире, и даже заядлые громилы поняли, что с ним лучше не шутить. Ну а как будешь вести себя развязно с человеком, который молча выслушивает оскорбления, а потом вырубает на месте и как кучу падали выкидывает за дверь?
Так что завсегдатаи четко усвоили: устраивать побоища опасно для их здоровья. Словом, жизнь Андрея стала гораздо спокойнее. Ночами он тратил время на то, чтобы обследовать город – пути отхода, удобные места для засад, несколько вариантов того и другого. Целью был главный адепт – Васк.
По городу этот адепт всегда передвигался в сопровождении охраны, и хоть она была слегка прорежена тяжелой рукой монаха, но ее хватило бы, чтобы покрошить целый полк. Кроме охраны рядом с Васком всегда находились несколько исчадий, вооруженных смертельными проклятиями. Кстати сказать, Андрей так и не понял, почему проклятие убитого им исчадия на него не подействовало, он списал это на божественное вмешательство.
В общем, организовать убийство этого монстра было очень непросто. Помог случай – по городу прокатился слух, что Васк осчастливил одного из купцов, взяв в наложницы его старшую дочь пятнадцати лет с очень симпатичным личиком, имевшую неосторожность идти по улице средь белого дня. Отказать исчадию, а тем более адепту мог только идиот, в случае отказа вся семья закончила бы жизнь на жертвенном алтаре, а так – позабавится, может, еще и не совсем покалечит. Зато все остальные живы будут.
А забавляться Васк желал у купца дома, в этом есть особое удовольствие – войти в дом любого человека и взять все что хочешь, даже его детей. А иначе зачем нужна власть?
В общем, дом купца стоял не в таком оживленном месте, как собор, а значит, шансы безнаказанно уйти были выше.
Андрею не составило труда отследить часы посещения адептом осчастливленной семьи. Обычно это было ночью, после того как в полночь заканчивалась черная месса, в которой должен был участвовать каждый адепт, где бы он ни находился. Никто не мешал Андрею примерно в это время выйти минут на пятнадцать, сделать свое дело и вернуться в трактир.
Поздней ночью Андрей выскользнул за дверь и бегом бросился по переулку, который шел перпендикулярно нужному направлению, – чтобы никто, если вдруг заметят, не сопоставил его передвижения и последующие события. Выполнив отвлекающий маневр, он поспешил к дому купца.
На улицах было темно, никакого освещения, кроме света луны, не было предусмотрено – кто будет оплачивать освещение улиц? Богатые люди всегда имеют слуг с факелами, а бедные… ну что бедные, кого волнует, как они ходят? Ну проломит себе башку какой-то сапожник или плотник, и что? Бабы еще нарожают…
Андрею было на руку отсутствие света, тем более что прибывшего к дому купца адепта, окруженного факелоносцами, было видно издалека. Андрей за спиной нес арбалет, прихваченный им заранее и ждавший своего часа в каморке среди барахла. Он приделал к нему лямки, как у рюкзака, и теперь арбалет не бил ему по спине, а плотно лежал между лопаток, как затаившийся смертоносный зверь.
На все передвижения у Андрея ушло минут семь, и вот он уже лежит за пышными кустами отцветшей сирени, густо разросшимися возле забора. Отсюда хорошо был виден находящийся через дорогу дом купца, скучающие гвардейцы адепта, охранявшие карету и следящие, чтобы никто не подходил к ней ближе чем на два метра. Впрочем, подходить было некому – поздняя ночь. В такое время по улице бродят или припозднившиеся гуляки, или поджидающие их грабители.
Адепт вышел минут через десять после того, как Андрей засел в кустах. До кареты было метров семьдесят, и Андрей не сомневался в точности выстрела – он уже отлично натренировался обращаться с арбалетом, тем более что стрельба из этого оружия была очень похожа на стрельбу из винтовки – вот только расстояния другие да звук не тот.
Болт вложен в арбалет, прицел взят… Адепт повернулся, довольно потягиваясь, как сытый кот, и тут ему в висок ударила арбалетная стрела. Адепта отбросило в сторону, как будто по голове ему врезали бейсбольной битой.
Ошеломленные охранники бросились к своему патрону, недоумевая, что же такое случилось. Андрей не стал дожидаться, когда они придут в себя, и, закинув арбалет за спину, дал деру.
Стрел с собой у него было мало – он взял всего две штуки, все равно больше раза выстрелить не удалось бы, а тащить с собой лишнюю тяжесть ни к чему. То, что охранники не сразу поняли, что адепта кто-то застрелил, дало ему совсем не лишние три секунды. Гвардейцы были слишком расслаблены и не верили своим глазам – ну кто может напасть на самого адепта? Кому в голову придет эта дурная мысль? Но пришла.
Первым очухался лейтенант гвардии, высокий светловолосый мужчина, одетый в темный камзол, с внушительной золотой цепью на шее. Несмотря на свой вид опереточного злодея, он не был дураком и быстро сообразил, откуда могла прилететь стрела.
Взревев как тигр, лейтенант показал рукой в сторону кустов, где раньше сидел Андрей, и вся толпа, человек десять, бросилась туда, оставив у кареты труп исчадия и ошеломленного кучера.
За три секунды Андрей успел забежать за угол и все больше увеличивал разрыв между собой и преследователями, которым пришлось разделиться: одни побежали за угол, за Андреем, другие – в противоположную сторону. Стражники не видели его, но других путей отхода просто не было.
Андрей ушел бы вполне безнаказанно, однако на его беду дверь какой-то забегаловки открылась и пробегавший мимо убийца попал в поток света из обеденного зала. Преследователи увидели его фигуру и поднажали.
Задыхаясь от бега, Андрей подумал: «Давно не тренировался, надо бы кроссы почаще делать. Форму теряю. А гвардейцы довольно шустрые… видимо, стараются тренироваться. Или же ярость сил придала… надо или заводить их куда-то и отрываться, или же мочить всех. Иначе я приведу их в трактир. Вот тогда будет взаправду плохо».
Он свернул в переулок, ведущий, как он помнил, в трущобы, к крепостной стене, и, сорвав со спины арбалет, пристроил на него болт.
Первый же попавший в поле зрения стражник схлопотал болт в грудь, и это поумерило прыть преследователей – получить в темноте неизвестно откуда прилетевший смертоносный гостинец никому не хочется.
Андрей усмехнулся: «Почему это, интересно, они раньше об этом не подумали? Ведь ясно, что гнаться за стрелком не так уж и безопасно. Увы, стрел больше нет, а потому сваливать надо поскорее, пока они там менжуются за углом. Надо было все-таки штук пять болтов взять, я бы тогда их всех тут положил. Ну да что теперь жалеть… кто знал, что эти идиоты бросятся в темноту за стрелком. Расслабились, видать, на хозяйских харчах, страх потеряли».
Через пятнадцать минут он уже был в своей каморке. Вся операция заняла гораздо больше времени, чем Андрей планировал, и это его обеспокоило. Такие длительные отлучки могут быть в конце концов замечены, и сложить два и два сможет любой мало-мальски разумный человек.
«Как бы я начал поиски убийцы после этого великого шума? – размышлял Андрей, лежа в кровати. – Я бы пошел по всем трактирам и рынкам, расспрашивал бы всех подряд о чем-то подозрительном, обо всех людях, недавно появившихся в городе. Начал бы с пожара в храме – теперь, после гибели адепта, его уже вряд ли спишут на случайность, значит, будут в первую очередь проверять всех пришлых. Муторная и тяжелая работа? Да ничего подобного. Побольше людей, и они угрозами и силой заставят рассказать обо всем, что происходило последнее время, обо всех подозрительных людях. Тот же конюх точно заложит меня, значит, скоро будут трясти. Утром надо отнести и спрятать у Гнатьева арбалет. И вообще, я слишком привязан к пивной, не пора ли сменить работу? Вот только на что жить? Хотя… есть одна мысль…»
Рано утром Андрей замотал в тряпку арбалет и понес его к Гнатьеву. Шел окольными путями, пройти мимо дома купца не рискнул.
Разбуженный ни свет ни заря Федор долго таращил глаза, ничего не понимая, потом схватил арбалет и утащил в дальнюю комнату со словами: «Подальше положишь, поближе возьмешь!» И ушел досыпать.
Теперь Андрей мог быть спокоен – с убийством его ничто не связывает. Ничто? А то, что его видели при свете из открытой двери трактира гвардейцы? А это ничего не значило – в полутьме, на бегу, при неверном свете что там можно разглядеть? В общем, он успокоился на этот счет.
В трактире было тихо, даже первые постояльцы еще не встали, только на кухне уже начала возиться и громыхать котлами повариха – кто-то же должен накормить завтраком постояльцев. Утреннее время у Андрея было не занято, так что он со спокойной совестью снова улегся спать – ночью удалось поспать только часа два, не больше.
Разбудил его шум – все бегали, суетились, что-то обсуждали… впрочем, понятно что, убийство адепта не могло пройти незамеченным. Андрей встал, оделся и пошел в обеденный зал, на ходу протирая глаза и зевая.
В зале шло горячее обсуждение – люди размахивали руками, перебегали от стола к столу, спорили до хрипоты. Андрей прошел на кухню, налил себе горячего компота, отрезал шмат от окорока и уселся завтракать в углу, как обычно наблюдая за происходящим.
– А что ты думаешь по поводу того, кто убил адепта Васка? – подсел к нему Василий. – Тебе как будто неинтересно! Шум такой в городе, а ты спокойно сидишь и лопаешь!
– А что мне, плакать, что ли? Или радоваться? Я видеть-то его никогда не видал, да и не хочу. Ты-то чего так разволновался?
– Хм… не знаю… странно как-то. Уже давно на исчадий никто не нападал, а тут целый адепт! – Василий недоуменно пожал плечами. – Чем кончится, даже не знаю. После того как какой-то грабитель случайно убил на улице исчадие, спьяну перепутав его с менялой, было большое дознание, много людей закончили жизнь на жертвенном алтаре. А тут – целый адепт! Я даже подумать боюсь, чем это закончится!
Андрей с трудом проглотил кусок, вставший в глотке. Об этом он как-то и не подумал, он судил о деле по меркам Земли – убийство, следствие, находят или не находят убийцу, ну и так далее. А чтобы вот такие массовые репрессии… теперь он понял, почему исчадий не убивают – себе дороже. После их гибели начинаются массовые казни, и люди сами сдают преступника, если он до тех пор не будет пойман. Или не явится с повинной… От нехорошего предчувствия у него защемило сердце.
И нехорошее не заставило себя ждать. К обеду город был перекрыт – никого не впускали и не выпускали через городские ворота, пронесся слух, что ждут армейское соединение, чтобы процедить все население города через сито следствия и найти виновного, а армия нужна для силового решения этого мероприятия на случай бунта.
Люди говорили, что вся семья купца, включая любовницу адепта, была заточена в тюрьму. Это и понятно – возле дома купца совершилось убийство, а он вряд ли был рад, что его дочерью забавляется исчадие, возможно, он и организовал акт мести. Ну а если не он, так все равно сгодится для жертвоприношения – не сумел уберечь адепта, пусть отвечает. Несправедливо? Это как посмотреть. Высшая справедливость – интересы Сагана и его приспешников, а остальное чепуха.
Андрей опять задумался: если последствия смерти адепта так страшны, принесут беду множеству людей – зачем ему убивать исчадий? Может, его миссия совсем не в том? А в чем?
Позавтракав, он потащился к Федору. Каждый день они согласно уговору занимались фехтованием на саблях и мечах. Гнатьев был исключительным фехтовальщиком, возможно, одним из самых лучших фехтовальщиков своего времени. Есть люди обычные, они занимаются обыденными вещами – ходят на рынок, работают в мастерской, обрабатывают поля, но есть люди, которым судьба уготовила иное. Это воины. Их рефлексы гораздо быстрее, чем у остальных людей, – возможно, сигналы по их нервам проходят в несколько раз быстрее. Конечно, многие из таких «мутантов» остаются незамеченными – ну как может проявиться эта способность у зеленщика или кожевника? Но если человек оказался в нужное время в нужном месте, эти способности проявлялись в полном объеме, и тогда возникало что-то феноменальное.
Скорость реакции у Гнатьева была потрясающая – сабля плела в воздухе невероятные кружева, оказываясь в близости от тела Андрея так часто, что он прекрасно понимал: случись настоящий бой с Федором, он бы не выстоял против него и пяти секунд. Стоит заметить, что Андрей и сам был из породы воинов, годы войны и тренировок закалили его и превратили в совершенную машину убийства, но до Федора в фехтовании на длинных клинках ему было очень далеко. Андрей давно уже не встречал людей, которые могли бы ему противостоять на равных, и в рукопашном бою Гнатьев не смог бы устоять против него, но на саблях… на саблях тот был царь и бог.
Сегодня они около часа изучали связки, переходы и стойки, потом столько же времени бились в спарринге, где Федор наставил Андрею синяков, приговаривая: «Ничего, ничего – зато, может, жив останешься, если что!» Потренировавшись, они уселись за стол пить чай.
Федор отхлебнул из глиняной выщербленной чашки, прищурился, глядя на Андрея, и сказал:
– Что сегодня ночью-то сотворил?
– Я адепта завалил.
Федор поперхнулся, долго кашлял, вытирая глаза, и потом сиплым голосом наконец выговорил:
– Ты понимаешь, что натворил? Теперь весь город на уши поставят!
– Ну и поставят… не найдут. Никто не знает, что это я… кроме тебя.
– Намекаешь, что только я могу разболтать? Нет, я не разболтаю. А вот ты наивно думаешь, что кто-то будет вести расследование, искать виновного путем умозаключений. Ничего такого не будет. Будет все очень плохо. Сюда пригонят войско, обложат город и вырежут всех. Если не всех, то большинство. И будут резать до тех пор, пока виновник не найдется или пока не назначат такового. Вот так, Андрей.
Он недоверчиво посмотрел на Федора – неужели это реальный сценарий? И тут же внутренний голос ему сказал: «Реально. Ты забыл, что находишься не на Земле, где правоохранительные органы хотя бы пытаются изобразить видимость расследования, придерживаясь, хоть и формально, каких-то законов. В этом мире такого нет, что хотят, то и сотворят. Вспомни только Влада Цепеша, он же граф Дракула – целыми селениями на кол сажал. Ох, что-то будет…»
В трактир он возвращался озабоченный и угрюмый, автоматически отмечая все, что происходит на улицах. Народ попрятался по щелям, город будто вымер, ожидая неприятностей.
Так продолжалось неделю. Посещаемость трактира упала в разы – посетителей почти не было, не было приезжих, которые снимали комнаты и выпивали, не было купцов и мастеровых, заходящих после рабочего дня промочить горло кружкой пива.