Если бы сегодня пришлось описать жизнь взрослых, которая существовала всегда и была оправданна сама по себе, без потребности в объяснениях, мы бы оказались в затруднении. Можно сказать так: взрослые сами определяли, кто они есть и какими должны быть все остальные. Нет никакой необходимости, чтобы кто-то другой обосновывал их существование и приклеивал на них этикетки, давал определения или выносил суждения. История человечества всегда была взрослоцентричной.
Простить все самим себе и почти ничего собственным детям – большое преимущество, которое «опыт» предоставляет людям.
Эту трагическую правду показал шведский писатель Стиг Дагерман в книге «Обжегшийся ребенок»[9], в которой Бенгт, двадцатилетний главный герой, в письме самому себе пишет: «Прийти к тому, чтобы простить все самим себе и почти ничего собственным детям, – большое преимущество, которое опыт предоставляет людям. То, что родители называют опытом, – попытка, до циничного успешная, отрицать все, что было удивительно чистого, правильного и настоящего в их юности».
Так было до тех пор, пока взрослые не оказались в очевидном кризисе. Он стал результатом психологических, социальных, экономических и исторических потрясений, которые в последние десятилетия подвергли их опасности и заставили усомниться, что роль взрослых – быть осью, вокруг которой вращается все человеческое существование.
Мне дороги дети и их удивительная душевная красота. Но детство не всегда прекрасно. Оно может быть несправедливым и несчастным. Вы оказываетесь в нем, независимо от собственных желаний, словно бросая монетку в надежде выиграть в лотерею, – вы рождаетесь в тех обстоятельствах и той семье, которые вам достались. Писательница Фланнери О'Коннор беспощадно права, говоря, что любой, кто пережил свое детство, имеет достаточно информации о жизни и готов смело встретить ее оставшуюся часть. Я считаю, что чем подросток старше, тем лучше, но также знаю, что редко когда можно чувствовать себя хуже, чем в плюс-минус шестнадцать лет. Это не такая уж завидная фаза развития, если она затягивается.
С другой стороны, взрослая жизнь – она, безусловно, не лишена боли и несправедливости, – на мой взгляд, представляет собой зенит, наивысшую точку жизненного пути, которая дает тем, кто ее достигает, возможность жить в полной мере, самостоятельно принимать решения и пожинать их плоды.
Или, по крайней мере, так оно в теории.
Взросление должно представлять собой нечто желанное.
Не слишком торопясь вступить в эту пору, молодые люди, однако, должны стремиться к этому. Да, они будут вынуждены попрощаться с беззаботностью, но взамен они обретут власть, то есть получат возможность поступать, как считают нужным, и привилегию не спрашивать разрешения.
В моем понимании быть взрослым – значит достичь того этапа своей жизни, когда разрешения ты спрашиваешь только у самого себя.
Однако я постоянно нахожу доказательства: никто не хочет становиться взрослым. Причин этому несколько, и я назову первую: у нас нет достоверных описаний взрослой жизни. А как можно стать кем-то, если ты не знаешь, что именно этот кто-то собой представляет? Трудно стремиться к цели, когда не знаешь, на каком расстоянии от нее находишься, какого цвета ленточку нужно будет перерезать, после какого сверхчеловеческого усилия последует напиток с минеральными солями и облегчение. Как понять, что ты стал взрослым, если даты рождения в паспорте уже недостаточно? Как определить, кто действительно взрослый, если нас радуют самостоятельные и ответственные дети (!) и если это мы, а не подростки, поливаем оскорблениями в социальных сетях людей, заходя с фейковых аккаунтов, в то время как подростки, наблюдая за этим, закатывают глаза?
На мой взгляд, причина, по которой нам не хватает ясности в вопросах зрелости, не столько в том, что мы не знаем, кто такие взрослые. Мы не понимаем, куда они пропали. А если взрослые перестали быть взрослыми, транслируется негативная реклама взросления. Ее посыл: даже взрослые теперь не заинтересованы в том, чтобы быть взрослыми.
Но тогда… кто же такие взрослые сегодня?
Я провела дома небольшой антинаучный опрос, задав вопрос: кто такие взрослые?
Для Аньезе, которой десять с половиной лет, взрослые – это те, кому уже исполнилось восемнадцать. Взрослые – это совершеннолетние. Ее мнение поразило меня проницательностью: она имеет в виду юридическую ответственность. Это отвечает не на все вопросы, но видение Аньезе имеет смысл. Интересно, откуда она это взяла? Она говорит, что слышала об этом от меня.
Дельфина, которой еще не исполнилось восьми, заявила, что взрослые – это мамы и папы.
Этот ответ умиляет, и я нахожу разницу в развитии девочек очень интересной. Моя младшая дочь фактически заявляет, что взрослая – это я. Для нее по-прежнему преобладает эмоциональное значение фигур, имеющих для нее жизненную важность, – до такой степени, что это первый приходящий ей в голову весомый ответ почти на любой вопрос.
Мой муж Кристиано, ему сорок семь, ответил мне, что взрослые – это люди, которые берут на себя ответственность, и его ответ особенно полезен для моих целей.
С эволюционной и психологической точки зрения это убедительно: ответственность прямо пропорциональна взрослению и росту, и субъект не может считаться вполне взрослым, если он не берет на себя ответственность.
Именно по этой причине мы говорим о некоторых людях (взрослых по паспорту), что они инфантильны или незрелы. Это происходит, когда мы сталкиваемся с историей о ком-то, кто, как нам рассказывают, постоянно ведет себя недобросовестно и неблагоразумно. Иными словами, не принимает на себя обязанности, которые, согласно Оксфордскому словарю, подразумевают соответствие принятой на себя роли или поведению, поскольку предполагают согласие с любыми последствиями, особенно с точки зрения моральных или юридических наказаний (тут Аньезе ухмыльнулась бы исподтишка).
Ответственность прямо пропорциональна взрослению. Субъект не может считаться взрослым, если не берет на себя ответственность. Поэтому мы говорим о некоторых взрослых, что они инфантильны или незрелы.
Я расширила выборку, спросив у своих подписчиков в соцсетях: кто для вас взрослые? Этот метод исследования не принесет мне признания статистиков, но из двухсот пятидесяти тысяч человек, читающих меня, за несколько минут ответили сотни. Прошу поверить на слово, не вдаваясь в цифры и проценты, что основная часть отвечала примерно так же, как мой муж. Люди написали, что взрослость равняется способности принимать на себя ответственность, при этом перечисляли и дополнительные качества: самостоятельность, способность делать выбор, независимость, готовность заботиться о других и справляться со своим прошлым.
Однако для меня вопрос усложняется: что делать с исключениями? По-другому: являюсь ли я взрослым только в том случае, если всегда отвечаю за себя и свои поступки? Думаю, что нет, иначе вместо зрелого субъекта мы рискуем оказаться человеком, живущим по принуждению; навязчивым, следующим стереотипам индивидуумом, признающим только жизнь без непредвиденных событий, сюрпризов, отклонений от маршрута, препятствий и так далее и тому подобное.
И опять же, что делать, если взрослый человек подписал (более или менее символично) договор о принятии на себя ответственности, с которым он вступает в противоречие? Перестает ли человек быть взрослым, если, например, решив прожить всю жизнь с одним партнером, он влюбляется в другого? Некоторые отвечают утвердительно, мол, речь в таком случае идет о подростковом или безответственном поведении, особенно если в союзе родились дети. Но можно сказать прямо противоположное: с готовностью встречая лицом к лицу новые события в его жизни, этот человек демонстрирует мужество, уважение и ответственность за свои чувства и чувства других людей – то, что мы назвали бы взрослым поведением.
Я бы сказала, что цифры говорят сами за себя. Каждые пять минут в Италии подается заявление о расторжении брака, в целом 267 заявлений в день. С 2010 по 2019 год число разводов увеличилось на 11 %[10]. Так что же, все эти люди, которые каждый день подают на развод, более или менее взрослые?
Мало того, я даже не знаю, можно ли считать действительным этот критерий, чтобы понять, кто такие взрослые.
Согласно учебникам, от взрослого ожидалось бы следующее:
• он произвел на свет потомство (но в наши дни не стоит ли считать более взрослыми людей, которые тоже хотят ребенка, но сделали иной выбор в этом агонизирующем, перенаселенном мире, где на всех не хватает ресурсов, где существуют дети, лишенные биологической семьи и живущие в детских домах?);
• отделился от семьи, в которой родился (но с учетом хромающей социальной и семейной политики и родителей, которые живут все дольше и дольше, сколько вы знаете людей, которые действительно перерезали пуповину?);
• у него есть более или менее стабильная работа, благодаря которой он может обеспечить собственные потребности и, возможно, потребности людей, от него зависящих (начиная с кризиса 2008 года комментарии здесь кажутся мне даже излишними);
• инвестировал в стабильные и, по словам Вилли Пазини[11], когда он говорит о здоровых отношениях, взаимные, близкие и устремленные в будущее[12] отношения (боюсь, это вступает в противоречие с данными о разводах и исследованиями психологов на тему измен, падения либидо, полового воздержания; достаточно сказать, что для психоанализа полная зрелость связана с достижением половой зрелости);
• он активен и вносит свой вклад в общество, в котором живет во взаимозависимости с другими (боюсь, на самом деле это касается не всех; в качестве примера приведу фильм «Не смотрите наверх»[13], шедевр Адама Маккея 2021 года, в котором население мира, столкнувшись с надвигающейся на планету опасностью, реагирует легкомысленно, эгоистично и жадно, пробуждая в зрителях такие мысли: во-первых, Леонардо Ди Каприо, как всегда, лучший, во-вторых, черт возьми, мы действительно такие и есть!).
Взрослые люди, находясь у руля своей жизни, своей семьи, учреждений, правительства, долгое время не позволяли никому управлять собой. Их статус власти (производственная, исполнительная, экономическая, эмоциональная, юридическая, индивидуальная, коллективная), если суммировать, заключался в обретении свободы и возможности делать то, что они хотели, – и этого было достаточно, чтобы не задавать себе других вопросов и не терпеть никаких просьб со стороны.
Однако оказывается, что это описание недостаточно, неудовлетворительно и нерепрезентативно.
Мы начали спрашивать себя, что значит быть взрослым сегодня, потому что настоящий вопрос, на который мы хотим получить ответ, заключается в том, как стать взрослым в наши дни.
Что делает взрослый человек в двадцатые годы нового века? Взрослый больше не занимается воспитанием своего потомства (если оно у него есть) – оно воспитывает себя само. Потомству предоставляется возможность поступать как вздумается, по принципу «лишь бы дитя не плакало», чтобы взрослому не приходилось терпеть нытье из-за установленных границ и правил.
Взрослый перестал олицетворять собой порядок. Я как-то присутствовала на совещании, где женщина задала говорящему вопрос и начала смеяться и болтать с людьми, сидящими рядом, не выслушав ни единого слова из ответа.
Взрослый теперь ни в чем не уверен и, следовательно, не может быть заслуживающим доверия источником информации для более молодого поколения, поскольку, как пишет Розелла Посторино[14] в своей прекрасной книге «Я, мой отец и муравьи», по мере увеличения доступности информации приумножается скептицизм, а не знание.
У взрослого теперь нет униформы, включающей дресс-код, список предпочтений, а также набор правил поведения, которые проводят границу и отделяют его от более молодых. Зачастую он подражает таким же молодым, как он сам, и вместо того, чтобы снобистски дистанцироваться от них, считает их товарищами по команде, к которой он никогда не переставал принадлежать (на днях моя клиентка отозвалась о коллеге своего сына как о мальчике, а ему, должно быть, лет пятьдесят – пятьдесят пять).
В 2016 году психоаналитик Массимо Амманити[15] в книге «Подростковая семья»[16] ввел термин взрослок (взрослый + подросток). Он пишет: «Психологию подростков исследовали неоднократно, начиная с книг Стэнли Холла, но мир молодых людей (до тридцати лет) так и представляет собой черный ящик. Этому возрасту все еще свойственны поиск идентичности, подростковая неуравновешенность, отчуждение, ощущение нахождения между двух огней: миром взрослых и пубертатом. Эти молодые люди производят впечатление жизни в состоянии стабильной нестабильности, словно они не выбрали еще для себя направление, в котором собираются двигаться. Они продолжают грязнуть в тысячах предложений и проектов, видимо не отдавая себе отчета в том, что их время уходит… Они оторваны от реальности, нетерпимы к любым ограничениям и не желают ни от чего отказываться, поскольку ожидают маловероятной развязки, благодаря которой в их жизни все устроится».
Мне не нужны пояснения к этому портрету молодых людей.
Я окончила университет в 2003 году, защитив диплом о появлении young adulthood[17] – об этом тогда мало кто слышал. Исходя из моего опыта, «взрослостковость», выделенная Амманити, должна быть расположена дальше по шкале фаз развития и относиться больше к собственно взрослым, чем к молодым.
Мы больше не можем наблюдать за молодыми взрослыми и изображать их так, как это делалось до сих пор. Неудивительно, ведь так их изображали именно взрослые.
Так кто же такие взрослые? Сегодня взрослые – это люди, оказавшиеся в затруднительном положении. Эти субъекты антропологии так и не созрели и бесконечно продлили фазу взросления, которая превратилась в образ жизни и фактически в постоянный кризис. Но их стиль – делать вид, что ничего не происходит, вести себя как голый король, попавший на званый прием.
А в это время разворачиваются кризисы – экономический, энергетический, экологический, правительственный, психологический, климатический, кризис ценностей, брака, подростков, молодежи, рынка занятости. Об этом твердят повсюду и во всевозможных вариациях. Эта тема не только не представляет собой табу, но и, кажется, почти успокаивает и помогает найти оправдание: если есть кризис, можно во всем винить именно его. Кризис – ответ почти на любой вопрос, он всегда готов прийти на помощь. Однако все эти формы кризиса помогают отвлечься от внутреннего кризиса на внешний.
В моей работе это свойственно тем, кто чувствует себя хуже всех.
Дебора, одна из участниц моего опроса в соцсети о своем отношении к взрослым, ответила удивительным образом: «Взрослые существуют, пока ты маленький. Затем они постепенно исчезают и вымирают, и в какой-то момент ты начинаешь задаваться вопросом: а существовали ли они вообще когда-нибудь?»
В рубрике, которую я веду по вторникам в соцсетях, проявился один из кризисов взрослости. Подписчица спросила, в каком возрасте можно отпускать сына на улицу одного. Я не знала, сколько лет ее сыну, почему возник этот вопрос, почему она сама не может на него ответить, какие примеры видит вокруг, каким был ее личный опыт в детстве, говорила ли она об этом со своим мужем, и если да, то в каких выражениях, о чем просил сам ребенок, – и решила, что отвечу ей с точки зрения закона. В нашей стране этот возраст устанавливается с четырнадцати лет. Если родитель отпустит одного на улицу ребенка, который еще не достиг четырнадцати, это будет квалифицировано как оставление несовершеннолетнего без присмотра.
Последовавшее за этим шокировало и меня, и моих подписчиков. Многие осознали, что доверяли своих годовалых детей дедушке, а он оставлял их дома одних, чтобы сходить в кофейню. Вверяли двухлетних детей пятилетнему брату, пока маме нужно было быстренько съездить в офис. Оставляли чад спать в гостиничных номерах, пока сами ужинали в ресторане. Малыши ночевали одни в машине, пока их отец, который развелся с их матерью и с которым они должны были проводить выходные, пропускал по бокалу пива с друзьями.
В тот день мои подписчики в соцсетях разделились. Одна половина возмущалась (были и родители, но большинство были чьими-то детьми), другая ополчилась… на меня. По их словам, я:
• преувеличивала;
• занималась терроризмом;
• имела плохое представление о том, как устроена жизнь в маленьких городках (примечание: я живу с семьей в месте, население которого не насчитывает и тринадцати тысяч душ, – уж точно не мегаполис);
• не понимаю, что дети становятся самостоятельными, когда мы подвергаем их опасности (?!);
• не осознаю, что матери тоже работают (!!!);
• возможно, я не в курсе, что во втором классе дети одни возвращаются в пустой дом и сами себе готовят обед…
…И ничего, прекрасно выросли.
Я в этом не уверена. У меня есть клиенты, которые в восемь лет меняли подгузники новорожденным братьям и сестрам, укачивали, давали им бутылочку, проверив, нужной ли она температуры, – потому что отец их в это время находился неизвестно где, а мать говорила, что помогать по дому – их обязанность. Если затем им и удалось познакомиться с другими моделями семьи, более уважительно относящимися к детству, как к младенцам, так и к восьмилеткам, они со временем оказывались в длительной терапии, где им приходилось идти через глубокие трансформации, чтобы переписать сценарий своей жизни.