Текущий доклад по своей теме Самохин приготовился сделать еще два дня назад, но никак не мог попасть на прием к руководителю «Бурводстроя». Обычно Диана Васильевна сама напоминала о сроках и требовала строгого исполнения; сейчас же сначала перенесла доклад на следующее утро, затем не приняла без объяснения причин, и Самохин два часа просидел в приемной, пока исполнявший обязанности секретаря Баринов не посоветовал ему вернуться на рабочее место.
Судя по всему, в «проектном бюро», как всегда неслышно и почти незаметно, происходил очередной ажиотаж по поводу какого-нибудь очередного открытия, которое в очередной раз на самом деле окажется чьим-то мошенничеством, только весьма искусным. Спрашивать, что происходит, было не принято, да и не у кого: каждый работал автономно в режиме строгой секретности, запрещалось даже входить в чужие комнаты без особой на то причины. Поэтому коллектива, как такового, не существовало, сотрудники не знали друг друга, практически не общались, встречались только в коридоре, да и то редко, поскольку большей частью пребывали в постоянных и длительных командировках. К тому же в «Бурводстрое» существовала нескончаемая и незримая ротация: вдруг ни с того ни с сего появлялся новый человек, а кто-нибудь уже примелькавшийся бесследно исчезал, к примеру, на год и более.
Правда, изредка случалось невольное сближение двух работников, если объединялись темы, однако чаще всего одного потом куда-то переводили, а оставшийся долго не показывался на глаза. Вхожими в любую комнату и подчеркнуто коммуникабельными были только помощник Дианы Васильевны генерал Хлопец и режимник Баринов – ее правая рука, а скорее, глаза, следящие за соблюдением секретности. С его подачи руководителя группы стали называть Леди Ди, прозвищем естественным, почтенным и, как подозревал Самохин, придуманным не без участия самой Дианы Васильевны. И еще Баринов был знаменит вечным серым пиджаком в черную искру, который носил круглый год и, похоже, не одно десятилетие, старомодными нарукавниками и навязшим у всех на зубах изречением, которое расценивалось как девиз «проектного бюро»: «Кто обладает информацией о будущем, тот обладает абсолютной властью».
Работая в столь серьезном учреждении, этот человек в грош не ставил результаты его труда и считал, что только он, допущенный чуть ли не ко всем гостайнам, знает, что произойдет через десять или двадцать лет.
О том, откуда и кто приходит в группу, чем потом занимается и куда исчезает, можно было лишь догадываться или судить по отдельным косвенным замечаниям Хлопца, видимо, человека веселого, разговорчивого и теперь явно скучающего на новом месте службы. Выведенный за штат генерал занимался неким общим руководством и выполнял отдельные поручения Леди Ди, а попросту каждый день, словно доктор, делал обход всех девяти палат сотрудников, разговаривал о погоде, о боксерских поединках профессионалов, футболе, рыбалке, магнитных бурях и птицах.
Опытному контрразведчику этого было достаточно, чтобы определить общее морально-психологическое состояние группы и, в случае необходимости, незаметно повлиять на него. А еще он отвечал за хозяйственную часть, которая сводилась в основном к контролю за единственной уборщицей и техническим состоянием здания, а точнее, борьбе с вездесущими голубями, галками и воронами, неведомым образом попадающими на внутренний чердак режимного объекта.
Дело в том, что три года назад, сразу же после создания, рабочую группу временно разместили в особняке ликвидированного проектного бюро «Бурводстроя» – пустом, гулком и мрачноватом, некогда перестроенном из католического храма, пообещав, что скоро переведут в место, более достойное для структуры Администрации Президента. Вывеска была хорошим прикрытием и так понравилась руководству, что группа получила соответствующее кодовое название. Вроде бы целый год потом искали подходящее здание, пока не решили, что и здесь хорошо, сделали косметический ремонт, сложную систему охраны, сигнализации и оставили навсегда.
Но как бы ни переделывали, ни приспосабливали этот костел, все равно начальник «Бурводстроя» Леди Ди сидела в алтаре, ее помощник и режимник – на клиросах, а сотрудники – в общем зале, разгороженном деревянными переборками с мощнейшей звукоизоляцией. Обжить всю высоту готического храма было невозможно, поэтому сделали дощатые перекрытия, подвесные потолки, а все остальное подкупольное пространство осталось пустым, пыльным и гулким. Сюда никто не заглядывал, если не считать стеклянных глаз охранных видеокамер, датчиков сигнализации и птиц: неведомо как, но на чердак особенно часто попадали галки и голуби, отчего над головами начиналась усиленная эхом птичья свистопляска, от которой не спасала даже двойная шумоизоляция.
В общем-то, никого особенно не волновали воркованье голубей и посвист крыльев – иногда даже было приятно услышать живые звуки в мертвой тишине костела, когда целый день приходится тихо сидеть над бумагами или у компьютерного монитора. Птицы отвлекали от глобальных проблем, умопомрачительных теорий и невеселых аналитических выводов, возвращая к обыкновенной человеческой жизни, и как-то сразу хотелось на свет, на воздух, под ветер или дождь: в комнатах сотрудников не было даже окон…
Однако это сосуществование с птицами, а точнее пыль, возникающая от пересохшего птичьего помета, как и бывает с принцессами, вызывала у Дианы Васильевны сильнейший приступ аллергии, а попросту, насморк и чих. Красноносая, со слезами на глазах и несчастная, она убегала с работы домой и руководила по телефону. Поэтому каждое утро «служба» в храме начиналась с того, что охрана забиралась на чердак и отлавливала, а когда никого не было, то под руководством и при личном участии Хлопца отстреливала птиц, после чего уборщица собирала трупики, мела и пылесосила весь чердак.
После долгой и бесполезной борьбы наконец-то приехали кремлевские верхолазы, допущенные обслуживать секретные объекты, поднялись на крышу и тщательно заделали все дыры, щели и забрали мелкой сеткой вентиляционные отверстия.
С неделю было тихо, Леди Ди успокоилась, но прошлым летом, накануне бури и объявленного по Москве штормового предупреждения, на чердак набилось столько птиц, что охранник с помповым ружьем даже стрелять не стал, отговорился, что, мол, никаких патронов не хватит. Но сам отчего-то был напуганным и подавленно задумчивым.
Вся эта летающая тварь благополучно отсиделась в укрытии, пока над городом бушевал ураган, после чего таким же неведомым образом покинула чердак, оставив после себя горы неистребимого аллергена. Верхолазы вновь обследовали костел от фундамента до готических шпилей, пошатали и замазали раствором подозрительные кирпичи, заменили ненадежную черепицу и не обнаружили ни одного отверстия, сквозь которые проникали либо могли проникнуть даже колибри. Помет убрали, перекрытия обработали каким-то раствором и установили приборы, что на аэродромах отпугивают птиц. Но все равно у Принцессы началась почти нескончаемая аллергия, и теперь Самохин подозревал, что Леди Ди не принимает его из-за очередного приступа и своего непрезентабельного вида.
Не могла она показаться на глаза подданным с красным носом и слезливыми глазами.
Ее фаворит и помощник Хлопец о состоянии здоровья своей госпожи помалкивал, тем более что с некоторых пор их отношения с Самохиным были натянуто-официальными и холодноватыми. У генерала была, пожалуй, самая тяжкая житейская проблема – выдать замуж младшую дочь Алину, которая по большой и страстной любви уже выходила за сына некоего арабского шейха, впоследствии оказавшегося многоженцем и просто богатым мошенником, который с помощью влиятельного генерала проделывал свои дела в Москве. Теперь Хлопец сам искал ей мужа, и в один прекрасный день его выбор пал на Самохина, два года назад ставшего холостяком.
Сергей Николаевич об этом не подозревал, поскольку практически ничего не знал о семейных страстях генерала, напрочь скрытых от постороннего взора, а пристальный интерес к собственной персоне, в том числе и к деталям личной жизни, относил к его служебным обязанностям. Да и сравнивать отношение к себе фаворита было не с чем, возможно, он со всеми разговаривал так и у всех засиживался, отвлекая от работы, поскольку самому делать было нечего.
Как-то раз поздней осенью генерал неожиданно пригласил Самохина к себе на дачу порыбачить с острогой. Удочек, спиннингов и прочих ловушек Самохин не любил, впрочем, как и сам процесс ловли, а тут надо было плыть на лодке ночью вдоль отмелей, с факелом или мощным прожектором, на свет которых перед ледоставом выплывала крупная рыба. Эта рыбалка ему понравилась, и добыча была богатая – девять щук и три десятка налимов вспоминали потом до Нового года, собирались съездить еще раз, теперь на весеннюю, за сомами и попутно пострелять уток и вальдшнепов.
Весной, накануне выезда, Леди Ди ни с того ни с сего, будто бы в качестве лирического отступления, рассказала о драматической судьбе несчастной дочери фаворита, красавицы Алины.
Принцессе нравилось устраивать жизнь своих подданных…
Самохина всю сознательную жизнь учили сопоставлять факты и делать неожиданные выводы, но даже сопоставив их и допустив, что в возрасте тридцати семи лет можно жениться и по расчету, коль нет любви, он не мог представить себя в роли генеральского зятя и мужа бывшей шейхини. И не потому, что у них был совершенно разный образ жизни, другие нравы, привычки и почти неприемлемые условия существования в виде охраны и строго регламентированного поведения; причина состояла в заведомо предвзятом, брезгливом и даже расистском отношении к «невесте», ибо он никогда бы не смог вызвать в себе хоть каких-нибудь приятных чувств, а тем более жить с женщиной, бывшей в гареме у араба. В страстную любовь Алины к коварному мавру Самохин не верил лишь по той причине, что у таких несчастных девочек она возникает почему-то всегда к сынкам шейхов, эмиров, но не к простым бедуинам.
А Хлопец решил, что Сергея Николаевича можно уже знакомить с дочерью, и когда они приехали на рыбалку, туда неожиданно явилась Алина, вдруг захотевшая навестить родителей и заодно посидеть с удочкой на берегу. С самого начала стало ясно, что не сомов позвали ловить, а эту золотую рыбку, у которой после всех судебных передряг остались пентхаус и пакет акций туристической фирмы. Самохин надеялся на профессионализм генерала и не предполагал, что все будет происходить стремительно и откровенно. А портить отношения с ним и Принцессой (они были явно в сговоре) и терять работу так не хотелось, что в какой-то момент поколебались и чувства, и расистские убеждения, касавшиеся их. Тем более что генеральская дочка была хорошенькой, ухоженной, да и сынок шейха не оставил на ней никаких особенных следов, вызывающих омерзение.
По генеральскому плану Сергей Николаевич должен был отчалить вдвоем с Алиной на необитаемый остров, где вечером на куски тухлого мяса хорошо брали сомы, однако претерпевшая неудачный брак дочери несостоявшаяся теща перестраховалась и, на счастье, все испортила. Отозвав кандидата в сторонку, сказала открытым текстом, что его берут в семью из грязи в князи и что будет, если Сергей Николаевич не оправдает надежд.
После развода Самохин жил на съемной квартире, ездил на служебной машине и отлично понимал, что в «Бурводстрой» попал не как ценнейший специалист, а как рабочая лошадка, которую можно и заменить даже на переправе. Он не стал более искушать судьбу, вежливо попрощался с Алиной, с Хлопцем и даже его женой, сослался на неотложные дела в городе и уехал.
В понедельник Сергей Николаевич пришел на работу и начал собирать свои вещички, поджидая, когда Баринов объявит об увольнении, однако до обеда к нему в комнату никто не пришел. Зато в четвертом часу позвонил секретарь и сообщил, что его приглашает Леди Ди с материалами по теме, дабы выслушать текущий доклад – это значило, что изгонять его из храма будет сама Принцесса.
Но произошло невероятное: Диана Васильевна, в то время еще не замечавшая Самохина, как и других вновь прибывших в «Бурводстрой» сотрудников, будто наконец-то разглядела его, снизошла, похвалила за работу и вообще резко изменила к нему отношение – заговорила тогда незнакомым еще томно-чарующим голосом, впервые назвав просто Сережей.
А через несколько дней с обходом к нему заглянул и Хлопец, посмотрел мимо, порассуждал о жаре на улице, о глобальном потеплении климата, о теннисе и собаках, которым сейчас очень тяжко сидеть в квартирах.
Если бы Сергей Николаевич живо не реагировал на температурные изменения, то не почувствовал бы холода, сквозившего в генеральских словах о жаре.
С тех пор прошло более года, по слухам, Алина вышла замуж, на сей раз опять без воли отца, а по любви и страсти, за какого-то московского чеченца, но обида на Самохина у Хлопца так и не прошла, хотя внешне он выглядел прежним скучающе-мудрым заштатником.
– Кажется, я попал в немилость, товарищ генерал, – пожаловался Самохин, когда на третье утро не дождался приглашения Принцессы на текущий доклад. – Сижу и гадаю, за что лишен доступа к престолу?
– Не волнуйтесь, допустят, – многозначительно утешил генерал. – Если хотите, предскажу вам будущее, Сергей Николаевич. Как почетный ясновидящий.
– Хочу.
Хлопец был многословным – значит, дела в «Бурводстрое» клеились и Леди Ди хвалило вышестоящее начальство.
– Судя по положению звезд на небосклоне, – ухмыльнулся он, подняв глаза к потолку, – нас ожидает дальняя дорога. Полагаю, в северо-восточном от столицы направлении. Или в северо-западном?.. Точно не вижу…
– Нас?
– Да, нас. Скажу по секрету, Принцесса посылает в разведку. Я выезжаю первым, сегодня. А вы приготовьтесь как следует, запаситесь приличной одеждой, походное снаряжение можно не брать… В общем, собирайтесь будто не на работу, а в отпуск на Канары.
– Надолго?
– Скажу так, на неопределенный срок. До результата.
– Хотя бы примерно?
– Звезды молчат… Может, год, два…
– Но я не закончил работу по «Каналам», товарищ генерал, – обескураженно проговорил Самохин, улавливая в речи Хлопца тонкую, скрытую мстительность. – Только что получил заключение геофизиков, есть перспективы…
– Вот и доложите Принцессе. Звезды говорят, через три дня и три ночи в тринадцать часов сорок минут Принцесса примет вас и потребует все материалы по вашей «канализации».
– Только через три?.. У меня скоро отпуск, товарищ генерал!
– Зачем вам отпуск, если выпадает совершенно роскошная командировка? – язвительно проговорил Хлопец. – Девственная природа, рыбалка, а тишину нарушают только птицы.
– Не люблю рыбалку, – тупо ответил Самохин, улавливая некие скрытые намеки.
– А заграничные турне? – уже от порога и с издевкой спросил генерал, после чего хлопнул дверью.
Домой в тот день Самохин вернулся в растерзанных чувствах и только вошел в квартиру с желанием искупаться под душем, как зазвенел телефон.
– Сергей Николаевич? – спросил железный женский голос. – Через тридцать минут вам надлежит явиться в приемную Максима Гавриловича. Встреча строго секретная. Надеюсь, понимаете, как следует вести себя?
Допуск к телу адмирала Липового из всего «Бурводстроя» имела только Леди Ди, чем гордилась и что подчеркивала всякий раз, если ее приглашали в Совбез. И это якобы потому, что ходили слухи о симпатиях старика к Принцессе; по какому-нибудь делу он вызывал редко и обычно для того, чтобы сделать разнос, указать на ошибки или поругать с использованием ненормативной лексики. Адмирал был не голубой крови и белой кости, к коим себя причисляли русские морские офицеры, а кажется, способом почкования произошел напрямую от матроса Железняка и получил соответствующую выучку. Все остальные «дети Скрябинской», в том числе Хлопец, говорили об адмирале полушепотом и имели право посмотреть на него лишь издалека, на каком-нибудь совещании или заседании, если еще пригласят.
Максим Гаврилович Липовой был одним из противников существования «проектного бюро», как и режимник Баринов, считая занятие заштатного полковника Скрябинской и ее «незаконнорожденных детей» делом бессмысленным и даже вредным: мало того что дюжина дармоедов висит на шее госбюджета, не принося никакой видимой пользы, но еще дезориентирует своими рекомендациями власть и вводит в заблуждение общество.
Правда, на самом деле исследования многих тем оплачивали коммерческие банки через Хлопца, в обязанности которого входил поиск инвесторов и благотворителей, иначе нечем бы стало платить за дорогие экспертизы, технику, командировки, да и за аренду особняка тоже. Однако по стечению обстоятельств и воле главы Администрации, воспитанный на марксистской философии материалист вынужден был курировать деятельность Леди Ди, по сути, являясь соучредителем «Бурводстроя» и отцом этих самых «незаконнорожденных детей».
Приглашение к нему было неожиданным и ничего хорошего не сулило, поэтому Самохин поехал, как на казнь, испытывая неприятный, даже омерзительный трепет. Ко всему прочему попал в пробку и опоздал на семь минут, так что в приемную входил, словно на плаху. Зрелая женщина-секретарша с милицейской дотошностью проверила документы, приказала сесть на стул, чем еще более усилила натуральный и презренный мандраж. Однако за четверть часа ожидания Самохин «переболел», заранее переволновался, как перед экзаменом, поэтому входил к адмиралу успокоенным и даже в приподнятом настроении.
Максим Гаврилович сидел за совершенно пустым столом, сцепив руки, мрачный и углубленный в себя. Слева от него, на приставной тумбе, громоздилось с десяток телефонов и некоторые из них позванивали наперебой и мелодично, чем-то напоминая весенний лес с птичьими голосами, – адмирал, однако, не обращал на них внимания.
– Садись поближе, – сказал он. – Ты сейчас чем занимаешься?
– Темой, которая проходит у нас под названием «Канализация», – лаконично доложил Самохин.
– Это про что?
– Есть один народный целитель, Наседкин из Коломны, лечит метеоритами…
– Опять шарлатанство! – перебил Липовой. – Не надоело хренотень в ступе толочь?
На такой вопрос можно было не отвечать, поэтому Самохин продолжил:
– Он составил карты земных энергетических каналов, от активности или неактивности которых происходят многие геологические и космические катаклизмы. Но главное, и социальные тоже…
Максим Гаврилович изломал черные брови:
– И что, есть подтверждения?
– Этот целитель сделал расчеты и всегда точно находит метеориты. Причем со звезд, которые ему нужны…
– Что ты мне про звезды? Я про социальные катаклизмы спрашиваю. Какой метеорит в очередной раз пролетит по правительственной физиономии?
– Это трудно сказать…
– Видишь, никто не знает. В потемках живем!
– Но по выводам целителя в 2019 году откроется Полярный канал и начнется взлет России.
– Ого! Хрен и доживешь… до светлых дней. Но ты мне скажи, а почему ученые молчат на эту тему?
– Наши ученые воспитаны на определенных школах, – мягко пояснил Самохин, дабы не трогать марксизма-ленинизма. – Надо изучить это явление. Есть перспективы…
– Не надо! Очередная х…
– Но американцы занимаются каналами, и весьма плотно, – возразил Сергей Николаевич, совсем не испытывая робости.
– Американцы?.. Да они и нейтронной бомбой занимались, чтоб сбить нас с панталыку. – Адмирал встал. – Из каких источников информация про американцев?
– Из закрытых, Максим Гаврилович.
– И давно интересуются?
– С восемьдесят четвертого. По крайней мере, в этом году в Госдеп поступил первый секретный материал по планетарной безопасности. Я читал его несколько месяцев назад. И когда увидел простыни целителя, вспомнил…
– Какие… простыни?
– Карты и схемы. Он рисовал их на ткани. Совпадение потрясающее!
– Выходит, почти двадцатилетнее отставание…
– Это как сказать. Большинство карт и схем Наседкина датированы семьдесят седьмым годом. Он начал раньше американцев.
– Если бы мы с тобой начали…
– Но зато продвинулся намного дальше и глубже. С ним надо работать.
– Да ладно тебе про кудесников!.. Надоели они. По всем статьям сидим в заднице. Везде одна канализация… Ты чувствуешь, куда страна катится?
И на этот вопрос можно было не отвечать.
Липовой сел напротив, глянул исподлобья:
– Все украли, поделили, а куда дальше – ни в зуб ногой. Демократы идеи ищут, мать их! Власть есть, а идей нет – во положение! Все рвутся порулить, хватают штурвал, крутят, а руля-то под кормой и нету! Как ты думаешь, куда вынесет наше безыдейное государство? Правильно, на ближайшие скалы…
Вообще-то адмирала с его убеждениями и вызывающей манерой поведения, казалось бы, на выстрел нельзя было подпускать к государственным структурам, однако после серии провалов, глупейших дилетантских ошибок и откровенного предательства в Совбезе о бывшем начальнике военной разведки Морфлота вспомнили, вытащили его с пенсии и уговорили поработать хотя бы год.
Он честно отслужил год, выполнил свою задачу, плевался, матерился, обзывался, намереваясь уйти, но его повысили в должности, сделав первым заместителем, после чего он уже сам не захотел покидать этот самый секретный кабинет.
– Ты мне вот что скажи, – как-то горько и печально проговорил Липовой. – Среди этой шарлатанской шушеры толковые встречаются? Ну, дельные, что ли? Кто в самом деле соображает, а не юродствует?
– Встречаются…
– Нет. Я серьезно спрашиваю. Не эти, что метеориты собирают, и не те, что бессовестно врут… всякие там ясновидящие… а нормальные, с аналитическими мозгами? Чтоб могли и впрямь прогнозировать будущее?
– Мы, собственно, этим и занимаемся… – начал было Самохин и нарвался на окрик:
– Чем вы занимаетесь?! Дурака валяете за государственный счет…
– Мы ищем таких людей…
– Ну и много нашли? Хрен да маленько… Ты слыхал имя такое… или прозвище – Ящер?
– Не слыхал…
– Вот, а говоришь… Вспомни, может, кто-то называл в разговоре?.. Среди этих шаманов, знахарей… В общем, полудурков?
– Я не слышал такого имени, товарищ адмирал.
– Точно?
– У меня неплохая память…
– Это хорошо, – подобрел адмирал. – Значит, Ящер не из их компании. Но надо бы уточнить еще, провести скрытый опрос… Понимаешь, как важно, если он не из этих?
– Пока не понимаю.
– Сейчас поймешь. – Липовой отчего-то тяжело вздохнул. – Бумаги я получил, еще перед Новым годом. Прогнозы от Ящера… То ли фамилия, то ли кличка… И похоже, он не один, а целая группа… Внимания бы не обратил, вон сколько бумаг приходит… Да этот Ящер расписал все, что произойдет в стране в течение этого года. Вроде как для рекламы, чтобы вызвать интерес, и обещал выдать еще на двенадцать лет вперед, если самого сделают тайным советником президента, а его людей возьмут во властные структуры. Такого информационного шантажиста мы еще тут не видали!
– Скорее, он авантюрист, – предположил Самохин.
– Он пророк, – серьезно сказал Максим Гаврилович. – Хотя говорят, их не бывает. По крайней мере в своем отечестве…
– Бывают душевнобольные.
– В январе мне тоже казалось, бред какой-то, шизофрения, – подхватил адмирал. – Откуда он может знать, например, в какой день и час навернется американский шаттл? А он, гляди, навернулся, и с точностью до минуты, на глазах у всего мира! Какая-то у них там изоляция оторвалась… Представляешь, я об этом еще в январе знал! Мог бы, конечно, предупредить американцев, но кто бы мне поверил, как ты думаешь?
– Никто.
Ответ ему был не нужен.
– Сейчас июль, и за первое полугодие все его предсказания – попадание в десятку на сто процентов!.. Цены на нефть, например, на газ и металл. Поездки президента, краткое содержание конфиденциальных переговоров с немцами, французами… Какие и где самолеты упадут, корабли утонут… Даже потери наших в Чечне. Не те, что сообщают, а реальные, которые мы только знаем. Все совпало. И надо сказать, любопытные советы дает, чтоб избежать терактов в метро, на железных дорогах… Или что нужно, чтоб аварий не было на шахтах… А вот, например, что надо делать, чтоб исправить демографическую ситуацию?
– Наверное, побольше рожать, – для порядка сказал Самохин.
– Не угадал. И многоженства не надо, и бюро услуг по зачатию детей одинокими женщинами… Надо ужесточить закон о правилах содержания домашних животных, кошечек, собачек и прочей нечисти. А то и вовсе запретить их держать в квартирах!
– Где связь?
– Не видишь?.. Но она есть. Любовь к детям перекладывается на всяких там попугайчиков. Ее, этой любви, в каждом человеке есть строго определенный запас. Растратил его на животину, а на детей уже не хватает. Ну и зачем заводить? Потом всю жизнь волноваться, нести ответственность?..
– В этом что-то есть… А почему Ящер обещает прогноз на двенадцать лет? Не на десять, не на двадцать… Дюжина – магическая цифра?
– Он пишет, за двенадцать лет, зная будущее, можно исправить весь мир, привести его в первоначальный, божий вид. Гармонию установить вместо всяких режимов, демократии, коммунизма… И ведь на самом деле, можно, если знаешь наперед, что будет.
– И если эти знания в твоих руках и ни у кого больше нет…
– То-то и оно!.. Как ты думаешь, это чья-то суперразведка?
– Бывают и предсказатели, – скромно возразил Самохин.
– В том-то и дело, бывают… Но заикнись я на Совете про Ящера и предсказания… А хуже того, предложи приблизить его к президентскому кругу, а он ведь такое условие ставит!.. Скажут, из ума выжил, и выпрут. Старость – штука… неизбежная. В общем, сижу, сверяю прогнозы Ящера с действительностью и молчу. А мог бы оракулом стать, если б прислушивались!
Адмирал мрачно рассмеялся и отчего-то покраснел.
– Можно ознакомиться с прогнозами? – осторожно спросил Самохин.
– Нельзя, – отрезал адмирал. – Из соображений безопасности. Твоей, личной. Начитаешься – и понесет тебя… Надо крепкую голову иметь, чтоб такие прогнозы читать. Может, потом и дам, когда они сбудутся… Тебе сказали уже про командировку?
– Намекнули…
– Кто? Скрябинская?
– Генерал Хлопец.
– Вот зараза! – Липовой подскочил. – Ну как тут работать?.. Ладно, поедешь разбираться с жемчугом. Из него какие-то песчинки ковыряют… По некоторым сведениям, для лекарства, что-то вроде эликсира молодости и просветления. – Адмирал усмехнулся. – То ли дурь очередная, то ли уж в самом деле… Я сделал ментам и чекистам заявку на имя Ящер. На любое упоминание, даже самое косвенное… И вот, пожалуйста, пару недель назад мне его выловили в Забавинске. Не самого, конечно, но информация проскочила интересная. Какой-то чудак припер рюкзак драгоценного жемчуга в камнерезку и заставил ковырять из него песок!.. Хрен знает, что делается в мире… Владелец мастерской Власов утверждает, что даже видел этого Ящера. – Адмирал достал папку из стола, полистал. – Пишет, вон, лет под шестьдесят, упитанный, носит армейскую фуражку защитного цвета. Точнее обрисовать не может, Ящер сидел в «Волге» первого выпуска, с козлом… Самое главное, этот Змей Горыныч напрямую связан с жемчугом. Про него тебе Скрябинская расскажет, я ей поручил. В общем, отправляйся в город Забавинск, делай там, что потребует Диана Васильевна. И все время помни: основная твоя задача – установить, что это за центр прогнозирования такой, где находится, что за люди. Я уже делал попытки связаться с ними, но столкнулся с глубокой конспирацией, концов там просто так не найти. Система защиты доступа ко всякой информации о них напоминает систему во внешней разведке, но гораздо изощреннее. Думал, пройдет время, сами начнут искать связи – нет, никаких движений! И тут в Забавинске появляется жемчуг, как бы ненароком всплывает Ящер… Всю жизнь играл в подобные игры, но такого хитросплетения еще не видывал. Может, цену себе набивают?.. Поэтому от тебя требуется тончайшее внимание ко всем, даже незначительным деталям. Если вдруг появится возможность войти с ними в контакт, делать этого не нужно. Постарайся избегать таких ситуаций, даже если они сами начнут предлагать его. Понимаешь, почему? Прежде чем встретиться с этим Ящером, мы должны знать, чем он дышит и есть ли у него за спиной… драконьи крылья. Может, он гад ползучий, а не летающий ящер. И какая-нибудь трехголовая разведка… Докладывать будешь мне лично. Все понятно?
– Не совсем. – От странных, пугающих глубинной неизвестностью предчувствий у Самохина пересохло в горле. – Эта задача… не по моему профилю. Скорее ФСБ…
– ФСБ! – возмутился Липовой. – Они знаешь как мыслят? Если предсказал теракт, значит, связан с боевиками; если сказал, что станут обсуждать два президента на конфиденциальных переговорах – кто-то слил секретную информацию. А указал время и место авиакатастрофы – подложил бомбу! Мне нужны мозги без всяких предубеждений.
– У меня тоже есть свое мнение, пристрастия, – начал было Самохин, но был остановлен тяжелым и неприятным взглядом.
– Мне не нужны твои мнения и пристрастия! Мне нужен трезвомыслящий аналитик и ничего больше. – Адмирал перевел дух, и металл в его голосе пропал. – И прошу тебя особо, никуда не суйся, никаких самостоятельных действий. Все согласовывать со мной! Тебе там помощника приставят, из конторы, обязательно начнет вынюхивать… Смотри, о нашем разговоре ни слова. Никому! В том числе и Скрябинской. Ты выполняешь ее задание, проверяешь, в самом ли деле из песка можно спроворить зелье. И все! Да держись подальше от Хлопца. Связь со мной по этому телефону… Элементарные правила конспирации знаешь?
– Весьма ограниченно, Максим Гаврилович, в пределах своей работы…
– Телефон секретный, но все равно по имени не называй и сам не называйся, я по голосу узнаю. Ну, не доверяю я всей этой современной технике! Вся она прослушивается, кому надо… Можешь говорить иносказательно, все пойму… Да, секретарь выдаст тебе другой аппарат, хитрый. Конечно, лучше бы с маяком, чтоб со спутника было видно. Да ведь теперь и меня заставляют заявки писать, контролируют, везде нос суют. Боятся, как бы я удила не выплюнул…
Он написал номер, но сразу не показал Самохину. Уставился на него и минуту глядел так, словно танковыми гусеницами утюжил.
Прямой взгляд адмирала подавлял, как взгляд профессионального гипнотизера.
– Может, все это тебе неинтересно? – будто спохватился он. – Так сразу и скажи, неволить не стану.
– Интересно… – Самохин растерянно дернул плечом. – Только не знаю, с какой стороны начинать. Слишком мало информации – одно имя…
– Но какое – Ящер! Слышишь, как звучит, аж мороз по коже. А это кое-что значит! По молодости я устанавливал личности и находил людей по одним инициалам. А тут такое редкое, да с такой историей… Это тот самый Ящер, что сидел в шарашке Сиблага и составлял прогнозы для Иосифа Виссарионовича.
– Ого!
– Вот тебе и ого… Я перетряс все закрытые архивы – ни одного прогноза не сохранилось. Кто-то уничтожил даже упоминание об этом Ящере. А он сидел. И составлял. Есть письменное свидетельство одного химика, к сожалению, ныне усопшего… Который отбывал срок в той же шарашке и изобретал ракетное топливо. Они там под номерами сидели, но химик назвал имя предсказателя – Ящер. Или прозвище… И есть вот еще что. – Липовой пошелестел бумагами. – Я когда-то запретил Скрябинской работать с материалами из психушек. Думал, это вообще будет… А сам залез и… В конце пятидесятых туда попали несколько платных агентов из конторы. Посмотрел их истории болезни… Они Хрущеву письма писали, предупреждали, что скоро в Горицкий бор явится земной пророк со своей женой и будто у них должна родиться какая-то ясная дева… В общем, богиня. Вроде полный бред хрущевских времен борьбы с религией, но пророка этого тоже звали Ящер. А за последние сто лет на территории России не было другого человека с таким именем. По крайней мере в архивах…
– Тогда ему должно быть много больше шестидесяти, – заметил Самохин.
– То-то и оно!.. Разобраться надо. Может, для него и делают эликсир молодости… Но у меня предчувствие – это не другой Ящер. Тот! Не может быть два предсказателя с одним именем. Впрочем, кто знает? Вспомнили, например, о настоящем Ящере, объявился самозванец или назвали так группу, центр. Тогда откуда такая точность прогнозов?.. Короче, завтра с утра поезжай в Ликино-Дулево, там живет один из тех самых агентов, кто при Хрущеве в спецпсихушке сидел. Фамилия его Допш, еще в Смерше сексотом работал. Поговори с ним, так сказать, послушай из первых уст. Все его донесения тоже были кем-то уничтожены или изъяты. Сохранилось лишь письмо в ЦК, и то потому, что подшили в историю болезни и забыли. А чтобы он разговорчивее стал, я тебе документы прикрытия сделал, полковника ФСБ… Конечно, можно было бы послать опера из конторы, но я не хочу никого больше посвящать в это дело. Как вернешься, позвони. Нужна будет встреча – встретимся. Не знаю, в каком он состоянии, все-таки возраст, и думаю, из этого смершевца много не вытащить. За девять лет пребывания в медицинском спецучреждении память выскребают до донышка. А у кого еще немного осталось, доживают по старому правилу: больше молчишь, крепче спишь… Удостоверение оставишь себе, может пригодиться в Забавинске. Да гляди, сильно-то им не размахивай. Я тут по своим каналам сейчас проверяю, может, еще где всплывет редкое имечко. Потребуется помощь… или кто-то начнет мешать – докладывай. Возникнут проблемы оперативные – немедленно звони, вместе помаракуем… Люди вон будущее знают, делают зелье молодости и просветления, а ты какой-то канализацией занимаешься!
Бывшему секретному сотруднику Допшу было под восемьдесят, однако на старца он не тянул и оказался в состоянии плачевном: сидел в огромной детской песочнице на даче сына и играл под присмотром платной сиделки. Специальное медучреждение, где лечился старый смершевец, сделало свое дело, однако при этом он не выглядел полным идиотом.
В первый момент Самохин пожалел, что приехал и потерял время, однако сиделка – учительница из Калмыкии, приехавшая на заработки в Москву, развеяла сомнения.
– Ничего, не обращайте внимания. Он, конечно, неадекватен, но больше прикидывается. Мы иногда разговариваем с ним на равных. Эмилий Карлович бывает еще таким философом…
– А как же песочница?..
– Он любит пустыню. Это ему внук сделал мини-Сахару. С ним ведь очень тяжело, все время надо чем-то отвлекать…
– Странно… Он что, жил когда-то в пустыне?
– Да нет вроде… Я точно не знаю.
– Вспоминает что-нибудь из прошлого?
– Прошлым он и живет, как все старики. Детство вспоминает, как на коне катался, войну…
– Имена называет?
– Называет какие-то…
– Что-нибудь о Ящере говорил?
Сиделка пожала плечами:
– Не помню… Вроде не слышала. Я с ним третий месяц сижу, а устала…
Она провела Самохина через двор к песочнице, склонилась к Допшу и крикнула в ухо:
– Эмилий Карлович, к вам пришли!
– А?.. – Он был еще и подслеповатый. – Кто? Где?..
– На самом деле он все слышит и видит, – шепнула сиделка. – Такой характер…
Удостоверение полковника произвело на Допша обратное впечатление: не то что рассказывать что-то, вначале и разговаривать отказался.
– Идите отсюда! – показал он на калитку. – Я вас, б…, видеть не хочу!
И снова встал на коленки с малой саперной лопаткой. Однако при этом заметно разволновался, руки затряслись, блуждающий взгляд отяжелел – реакция на раздражитель была, значит, память утрачена не совсем. Он начал было копать песок, но вдруг заплакал навзрыд, превратившись из ребенка в маленького, жалкого и смертельно обиженного старичка.
Самохин присел на край песочницы и стал пересыпать песок из руки в руку. Сиделка умела утешать старика, заворковала ласково, вытерла платком лицо и подала лопатку:
– Надо сегодня закончить, Эмилий Карлович. Нам еще много копать…
Он же обернулся к Самохину с совершенно осмысленным взглядом:
– Что это вспомнили про меня?
– Да времена изменились. – Разговаривать с ним нужно было, как с нормальным человеком. – Теперь мы возвращаемся к тому, чем вы когда-то занимались…
Допш не утратил способностей к анализу, но его философия была с налетом злости и некой отстраненности.
– Чем же они изменились-то? – с горькой насмешливостью спросил он. – Как сидели наверху безмозглые твари, так и сидят. А внизу – тупая, оголтелая толпа. Теперь у нее еще и другое на уме – деньги, капиталы. Так вообще голову потеряли! Посмотришь, несутся, как больные, ничего уже не видят. Спросить бы их – куда вы, люди? Зачем растрачиваете свою энергию на то, что завтра придется бросить в пыль?
– Но есть люди, которые всерьез занимаются исследованиями непознанного, неразгаданного…
– А зачем? Из любопытства?
– Не только… Ищут выходы из создавшегося положения…
– Ну и зря ищут. От современного человека сейчас ничего не зависит. Все, что он может, это еще больше усугубить свое положение.
Надо было уходить от фатальной темы поближе к письму Допша, адресованному в ЦК КПСС, но Самохин опасался спугнуть его прямыми вопросами.
– Значит, нам нет смысла трепыхаться?
– Вы не способны оценить грядущее. – Бывший смершевский сексот взял лопатку. – Вы привыкли воспринимать будущее, когда оно становится историей. И то не всегда справедливо. Если вам удастся сломать этот стереотип, тогда есть смысл. Однако в этом случае вам грозит психбольница с закрытым режимом.
Он сам выводил на нужную тему.
– Вам удалось сломать стереотип?
– Да, за что и поплатился девятью годами интенсивного лечения. Хотите – трепыхайтесь.
– За что же вас так? – участливо спросил Самохин.
– За что? – Допш копнул сухой, сыпучий песок. – Вот вы говорите, время изменилось… А ну, пойдите и скажите своему начальству, что, выполняя специальное задание, вы провалились под землю. В самом прямом смысле, на глубину примерно в восемьдесят метров. Да еще обнаружили там город из пирамид, который называется Тартарары. И что целый год ходили по нему и искали выход. Вам поверят? Только откровенно?
– В это поверить невозможно…
– Правильно. Сейчас вас просто уволят из органов за профнепригодность или слабое здоровье. А раньше кроме этого поместили бы в лечебное учреждение, чтоб не распространяли вредные слухи. Вот в этом отношении время изменилось.
Песочница и его абсолютно трезвые рассуждения никак уже не сочетались.
– Неужели вы в самом деле проваливались под землю? – осторожно спросил Самохин.
Допш посмотрел на него из-под кустистых и еще черных бровей:
– Слышали, есть такая клятва: чтоб мне сквозь землю провалиться?
– Ну, разумеется…
– А ну, поклянитесь, что пришли ко мне с чистыми помыслами!
– И что же будет?
– Вы сначала поклянитесь!
– Чтоб мне сквозь землю провалиться, – выдавил Самохин, глядя себе под ноги. – Я пришел с чистыми помыслами.
Бывший смершевец почему-то озлился:
– Конечно! Здесь не провалитесь, потому что под вами твердь. А есть места, где лгать нельзя! С чистыми он пришел…
– И где же такие места?
– Пожалуйста, могу указать. В Горицком бору.
– Что-то не слышал про такой бор…
– Как же не слышали? Там еще потом пустыня была, пески. – Допш явно забыл, где это, и растерялся. – Да все знают… Если ложно поклянешься, сразу в Тартарары…
– Это в Московской области?
– Вы что?.. Нет… Погодите, а где же Горицкий бор?
– Тартары – это так Сибирь раньше называлась, – подсказал Самохин.
Он просиял:
– Верно, в Сибири это!
– А в какой области?
– Не знаю… Тогда областей не было… Назывался Западно-Сибирский край.
– Может, там близко река была? – еще раз попробовал навести его Самохин: память у смершевца превратилась в пунктирную линию.
– Река была! – ухватился тот. – Сватья! Большая была, извилистая. По ней еще лес сплавляли!
– Разве есть такая река?
– Сейчас уже нет. – Он что-то вспомнил. – Еще тогда всю песком занесло…
На его лице возникла страдальческая гримаса, и это было единственным, что выдавало глубоко скрытую душевную болезнь. Однако при этом он вроде бы уже созрел, чтоб говорить о сокровенном.
– В своем письме вы писали о некоем пророке, – осторожно начал Самохин, – который должен явиться. Его имя – Ящер…
– В каком письме? – Допш привстал, руки его снова задрожали, лопатка выпала. – Я ничего не писал!
– К нам попало одно ваше письмо, старое, конца шестидесятых… В ЦК КПСС.
– Как это – попало?
– Нашли в вашей истории болезни.
Он расслабленно опустился на песок, лицо заблестело от пота.
– В истории болезни?!
– Да, было подшито…
– Если в истории… Значит, его не читали в ЦК?
– Скорее всего, нет…
– Мне нужно знать точно!
– Это точно, – на свой страх и риск подтвердил Самохин. – Письмо дальше лечащего врача не ушло.
Допш снова схватил лопатку и начал копать песок.
– Что вы знаете о Ящере? – Сергей Николаевич присел рядом с ним. – О котором писали?..
Бывший смершевец счастливо улыбался и рыл землю. Сиделка что-то заподозрила и, приподняв подол, забралась в песочницу.
– Ничего не спрашивайте, сейчас не скажет…
Но Допш на секунду замер и сказал:
– Дева родилась…
Сиделка отняла у него лопатку, повлекла из песочницы, делая какие-то знаки Самохину.
– Эмилий Карлович, вам пора делать укольчик, – заворковала она. – Мы сейчас пойдем домой, поставим укол и поспим…
Он вырвался, проворно перескочил ограждение песочницы и схватил лопатку.
– Вызовите «скорую»! – крикнула сиделка. – Сейчас приступ начнется! Они там знают…
Пока Самохин звонил, Допш пытался зарыться в землю. Сиделка отчаянно висла у него на руках, старалась выкрутить лопатку из его руки и обездвижить смершевца, но он упорно лез головой в песок и нагребал его на себя.
Когда они уже вдвоем распластали жилистого старика на земле и сиделка начала бережно очищать ему глаза и нос, Допш расслабился, засмеялся и заплакал одновременно.
– Плачьте, плачьте, Эмилий Карлович, – уговаривала его измученная сиделка. – Глядишь, слезы вымоют песок…
А он вывернул голову из-под ее рук и еще раз отчетливо произнес:
– Дева родилась! Она все-таки родилась!