Утром Софья проснулась оттого, что её кто-то толкал в бок.
– Вставай, детка, вставай…
– Что случилось, тётя Маша? – переполошилась она.
– Нас ждёт нотариус. – Та бросила на одеяло чистое полотенце. – Умывайся, а я закажу такси.
Несмотря на почтенный возраст, тётя Маша не утратила умения налаживать полезные связи. Она была сметливой старухой, правильно понимала жизнь и тонко чувствовала конъюнктуру межличностных отношений. В былые времена тётя Маша торговала на рынке дефицитным товаром, дружила с товароведами, официантами и парикмахершами. И, судя по рассказам отца, в восьмидесятых числилась в городской «элите».
Как только Софья и тётя Маша вошли в нотариальную контору, их сразу перехватила помощница нотариуса Люба Завялко.
– Придётся вам подождать. Только что позвонили из приёмной Рылькова, с минуты на минуту он приедет сюда.
– Рыльков – отчим Лены? – уточнила Софья.
– Лены Лейбман, – подтвердила Люба Завялко. – Она лет двадцать как утонула.
– Типун тебе на язык! – Тётя Маша метнула на Софью обеспокоенный взгляд и зачастила: – Пропала Лена. Понимаешь? Пропала! Уехала с каким-нибудь парнем за границу да и живёт себе поживает.
– Не надо, тётя Маша… – Софья опустила глаза. – Прошу тебя, не сейчас.
– Сколько лет прошло, пора бы забыть! – категорично произнесла тётя Маша и для чего-то добавила: – А отчим её, Рыльков, теперь у нас – мэр.
– Были знакомы? – полюбопытствовала Люба Завялко.
– Лена – моя бывшая одноклассница, – ответила ей Софья. – Мы с ней дружили.
В приёмную вошёл подтянутый, крепкий парень и широко распахнул дверь. За ним следовал Рыльков – пятидесятилетний худощавый блондин с глубоко посаженными глазами. На нём был модный клетчатый костюм и дорогие ботинки. Как только он появился, приёмная заполнилась начальственной энергетикой.
– Сейчас о вас доложу, – посмотрела на него Люба Завялко и скрылась за дверью.
Рыльков медленно осмотрелся. Заметив Софью, он, кажется, не поверил своим глазам, потом скривился и процедил:
– Не зря говорят – беда одна не приходит…
Из-за двери появилась Люба:
– Заходите, Сергей Сергеевич!
Рыльков и сопровождавший его парень вошли в кабинет нотариуса.
– Когда он женился на Ленкиной мамаше, Илья Ефимович Лейбман всё ему дал: и должность, и квартиру, и зарплату, – прошептала тётя Маша. – Жена, хоть и старше, да с ребёнком, зато папаша – директор.
– Зачем об этом говорить? Я всё хорошо помню, – сказала Софья.
– Утром, когда ты спала, звонила твоя подружка Анька.
– Пашкова?
– Сказала, что заедет за тобой после обеда.
– Дала бы ей мой телефон.
– А я и дала.
Софья посмотрела на часы:
– Успеем закончить до обеда?
– Дело недолгое, – успокоила её тётя Маша.
Всё так и вышло: на оформление договора ушло меньше часа. Выйдя на улицу, тётя Маша облегчённо вздохнула:
– Ну, вот теперь можно помирать.
Софья ждала подругу на скамье у подъезда тёти-Машиного дома. Некогда зелёный двор сильно изменился: кустарники изрослись, часть деревьев спилили, газон закатали в асфальт и заставили автомобилями. Ей вдруг показалось, что все те, кто здесь некогда жил, исчезли вместе с газонами и деревьями.
– Сонька! – из глубины двора к ней шёл высокий темноволосый мужчина. – Не узнаёшь? Вот что Москва с людьми делает! Это же я – Николай!
– Коля?.. – Она поднялась на ноги и побежала навстречу. – Боже мой, какой же ты стал плечистый? И такой взрослый!
– Да, уж, повзрослел! Почти сорок лет.
Встретившись, они обнялись. Уткнувшись в его плечо, Софья со всей очевидностью поняла, как хорошо и счастливо им бы жилось вместе.
– А ведь я всё про тебя знаю, – проговорил Николай. – Про твои успехи, и про карьеру.
– Откуда? – удивилась она.
– Ваньку Коломейцева помнишь? Из десятого «А»?
– Смутно…
– А он тебя помнит и работает, кстати, в твоём офисном центре.
– Почему же ко мне не подошёл?
– Робеет. Говорит, что ты большая начальница.
Они сели на скамейку, и Софья сдержанно рассмеялась:
– Не говори глупости.
– Ванька меня который год к себе на службу зовёт, да всё никак не решусь. Вроде бы и здесь ничего не держит, но ведь и там никто не ждёт.
– Женат? – поинтересовалась она.
– Нет.
– И не был?
– Два года жил с одной девушкой, потом разошлись. Больше не пробовал. – сказал Николай и на глазах посерьёзнел. – Я тебя по делу искал. Позвонил твоей тётушке, и она сказала, что ты сидишь во дворе.
– Откуда знаешь, что я в Камышлове?
– Встретил учителя географии.
– Соколова? Мы ехали с ним в одном автобусе.
– Должен заметить, что ты приехала вовремя.
– Вовремя для чего?
– Для того, чтобы узнать важную новость.
– Ну, говори… – заинтересовалась Софья.
– Этим летом у нас взялись чистить озеро.
– Видела, когда проезжала мимо.
– Во время работ нашли останки Лены Лейбман.
Прикрыв глаза, Софья проронила:
– Я так и думала.
– Да ну? – удивился Николай.
– Когда увидела, что из озера спущена вода, вспомнила про неё.
– При чём здесь вода? Её нашли на чердаке водолазной станции. В связи с благоустройством озера станцию решили снести – она, видишь ли, долго пустовала. Во время осмотра на чердаке нашли почерневшую мумию. По сумочке и обуви провели предварительное опознание.
– Боже… – Софья застыла в ступоре, глядя в одну точку.
– Предстоит анализ ДНК, – вновь заговорил Николай. – Тогда будем знать точно.
– А я думала, что этот кошмар закончился.
– По всему выходит, что нет.
– Ты здесь при чём?
– Работаю следователем.
– Боже мой… – Она и обессиленно уронила руки. – Ещё раз пройти через это…
– Придётся, ничего не поделаешь. После опознания Ленкин дед, небезызвестный тебе Лейбман, приехал к начальнику следственного отдела и в ультимативном тоне приказал отыскать убийцу.
– Он всё ещё директор?
– Уже нет, но он – почётный гражданин Камышлова.
– Что ж раньше не приказывал?
– Раньше она считалась пропавшей. Теперь возбуждено уголовное дело.
– Как она умерла?
– Её задушили.
– Двадцать лет прошло. Откуда узнали?
– Да там какая-то чертовщина… С одной стороны, на чердаке – сквозняки, с другой – жестяная крыша и солнце. Её тело так просушило, что ногти на руках сохранились. Короче, произошла естественная мумификация. Криминалисты говорят, что такое случается.
– Что я должна делать? – спросила Софья.
– Рассказать, как всё было, без протокола и записи.
– В материалах дела есть мои показания. Тогда я сказала правду, но мне никто не поверил.
– Для меня важнее услышать от тебя. – Николай придвинулся ближе и сжал её руки. – Я здесь. Слышишь? Я рядом.
Софья кивнула и, собравшись с мыслями, начала:
– Накануне ночи Ивана Купалы я подвернула ногу. Единственное, что могла, – это лежать.
– Помню…
– Родители уехали на дачу. На улице – лето. Все наши на пляже или на танцах, а я дома одна. Часов в шесть вечера мне позвонила Лена, и я позвала её к себе ночевать.