Мокрое волшебство - читать онлайн

Глава вторая. Пленница

Нежный розоватый налет новизны лежал на деревянных лопатках, гладкую поверхность зеленых и алых ведерок не уродовали царапины и вмятины, сетки для ловли креветок были такими целыми и пушистыми, какими никогда уже не станут после встречи с водой и песком. Ведерки, лопатки и сетки лежали наверху груды багажа… Ну сами знаете, какого: большие коробки внизу; дорожная сумка, раздувшаяся от пледов и накидок; старый чемодан, сквозь трещину которого видна полосатая подкладка: он прекрасно подходит для того, чтобы положить в него сапоги, непромокаемый мешочек с умывальными принадлежностями и никуда больше не поместившиеся мелочи. В этот старый чемодан почти всегда можно втиснуть мяч, коробку с красками, коробку с мелками и многое другое, что, по словам взрослых, тебе не понадобится до возвращения. А когда в конце путешествия чемодан распакуют, самое худшее, что может случиться – тебе скажут: «Я, вроде, велел тебе этого не брать». Если ты промолчишь, на том все и кончится. Но, скорее всего, в суете распаковки и обустройства твой теннисный мяч или пенал, или что там еще, пройдут незамеченными. Конечно, аквариум в старый чемодан не засунешь (как и пару кроликов или ежа) но в разумных пределах туда можно впихнуть что угодно.

С вещами, которые едут в багажном вагоне, нет особых хлопот. Конечно, их нужно упаковать, перетянуть ремнями, подписать и присматривать за ними на железнодорожной станции, но в остальном крупный багаж ведет себя прилично, самостоятельно и, подобно вашим старшим братьям в колледже, не причиняет своим друзьям ни малейшего беспокойства. Зато младшие члены багажной семьи, вещи, что вы берете с собой в вагон, доставляют много хлопот: связка зонтов и тросточек, клюшки для гольфа, коврики, пальто, корзинка с едой, книги, которые собираешься почитать в поезде, но чаще всего ни разу в них не заглядываешь, газеты (взрослые от них устали и все же не хотят выбрасывать), маленькие сумочки, чемоданчики, портфели, визитницы, шарфы, перчатки…

Дети путешествовали под присмотром тети Энид, всегда обраставшей этими скучными мелочами куда больше, чем мама. В последний миг, когда уже вот-вот должно было подъехать такси, тетя Энид бросилась в лавку на углу и вернулась с четырьмя новыми лопатками, четырьмя новыми ведерками и четырьмя новыми сетками для ловли креветок. Она вручила все это детям как раз вовремя, чтобы добавить покупки к куче мелочей, заполонивших салон.

– Надеюсь, с моей стороны не будет неблагодарностью, если я спрошу, почему она не могла купить их в Бичфилде? – сказала Мавис на вокзале, где дети стояли у горы багажа, пока тетя Энид ходила за билетами.

– Из-за них мы выглядим просто младенцами, – отозвался Фрэнсис.

Он был не прочь воспользоваться деревянной лопаткой в нужное время и в нужном месте, но не хотел, чтобы весь вокзал Ватерлоо заклеймил его как одного из детей, которые отправляются на море с лопаточками и ведерками.

Однако Кэтлин и Бернард были еще достаточно маленькими, чтобы с удовольствием поглаживать гладкие изогнутые лопатки… Пока тетя Энид не вернулась с билетами и не велела, бога ради, надеть перчатки и постараться не выглядеть уличными детьми.

Увы, но первое, что вы должны узнать об этих детях: они не любили свою тетю Энид. К сожалению, так и было. И если вы начнете их осуждать, мне остается только напомнить: вы не знаете тетю Энид.

Последовали короткая, резкая перебранка с носильщиком, торопливый проход по платформе, и дети оказались в безопасности в купе с надписью «ЗАБРОНИРОВАНО» – брошенные в него, так сказать, вместе со всем мелким багажом, который я только что описала. После чего тетя Энид удалилась, чтобы обменяться с носильщиком последними горькими истинами, и дети остались одни.

– Мы снова дышим, – сказала Мавис.

– Еще нет, – ответил Фрэнсис. – Как только она вернется, суматоха начнется снова. Я почти готов не ехать к морю, лишь бы не ехать вместе с ней.

– Но ты же никогда не видел моря, – напомнила Мавис.

– Знаю, – угрюмо буркнул Фрэнсис, – но как посмотрю на все это, – он показал на груду пожитков, разбросанных по сиденьям и полкам, – так и хочется…

Он замолчал, потому что в открытом проеме дверей купе появилась голова в круглой шляпке, очень похожей на шляпку тети Энид. Только это была не тетя Энид: лицо под шляпкой выглядело гораздо моложе и добрее.

– Боюсь, купе забронировано, – сказала владелица шляпки.

– Да, – ответила Кэтлин, – но здесь полно места, если вы захотите войти.

– Не знаю, понравится ли это нашей тетушке, – сказала более осторожная Мавис. – Ну, а нам-то, конечно, понравится, – добавила она, встретившись со взглядом добрых улыбчивых глаз, смотревших из-под полей шляпки, похожей на шляпку тети Энид.

– Я тоже тетя, – сказала леди. – Я собираюсь встретиться на станции со своими племянниками. Поезд ужасно переполнен… Если бы я смогла уговорить вашу тетю… Возможно, в силу того, что мы обе тетушки. Поезд отправится через минуту. У меня нет багажа, который вас побеспокоит… Только одна газета.

Она действительно держала сложенную газету.

– О, пожалуйста, входите, – сказала Кэтлин, тревожно пританцовывая. – Я уверена, что тетя Энид не будет возражать. – Кэтлин всегда надеялась на лучшее. – А то вдруг поезд тронется!

– Ну, если вы считаете, что можно…

И леди бросила свою газету в угол с беззаботным видом, который показался детям очаровательным.

Ее милое лицо приподнялось в продолговатом проеме, нога была уже на подножке, как вдруг она подалась назад и вниз – как будто кто-то ее сдернул.

– Извините, – раздался голос, – но это купе забронировано.

Милое личико леди скрылось, и его место заняло… Ну конечно, лицо тети Энид. Дама исчезла. Тетя Энид наступила Кэтлин на ногу, задела жилетку Бернарда, села – частично на Мавис, частично на Фрэнсиса – и сказала:

– В жизни не видывала такой наглости!

Потом кто-то захлопнул дверь… Поезд задрожал, затрясся, собрался с силами – все мы хорошо знаем, как это происходит – крякнул, фыркнул, засвистел и тронулся. Тетя Энид встала, расставляя вещи на багажной полке, так что дети даже не смогли увидеть, нашла ли та милая дама место в поезде или нет.

– Ну… я думаю… – не удержался Фрэнсис.

– Да неужто? – сказала тетя Энид. – Вот не ожидала, что ты на такое способен.

Расставив как следует вещи на полке, она сделала детям несколько замечаний из-за пустяков и уселась читать книгу мисс Марии Корелли[3]. Дети с несчастным видом переглянулись. Они не могли понять, почему мать отдала их под начало этой неприятнейшей насмешливой тетки.

Конечно, для этого имелась причина. Если ваши родители, обычно добрые и веселые, вдруг делают то, чего вы не можете понять и с трудом можете вынести, не сомневайтесь: у них есть веская причина. В данном случае причина заключалась в том, что только тетя Энид предложила позаботиться о детях в то время, когда все хорошие люди, которые обычно за ними присматривали, заболели гриппом. Кроме того, она была старой бабушкиной подругой. Фрэнсис решил, что бабушка, наверное, или очень странно относилась к выбору друзей, или тетя Энид сильно изменилась со времен своей юности.

И вот она сидит и читает свою скучную книгу.

Детей тоже снабдили книгами: «Эрик, или Тихоня»[4], «Элси, или Маленький огонек», «Храбрая Бесси» и «Изобретательная Изабель» были розданы, как игральные карты, перед выходом из дома. Таскать их с собой было очень хлопотно, а читать – невозможно. Кэтлин и Бернард решили смотреть в окно, а двое старших попытались прочесть газету, по недосмотру оставленную леди в купе.

Так вот, именно с этого момента и начинается все по-настоящему интересное, имеющее отношение к нашей предыстории. Если бы дама случайно не заглянула в купе и не оставила газету, Фрэнсис и Мавис никогда бы ее не прочли, потому что они были из тех детей, которые читают газеты только в самом крайнем случае.

Вам будет нелегко в такое поверить, я и сама не понимаю, почему это должно было случиться, но первое слово, которое они увидели в газете, было «Бичфилд», второе – «на», третье – «море», а пятое – «русалка». Четвертое слово между «море» и «русалка» оказалось «обнаружена».

– Послушай, – сказала Мавис, – давай почитаем.

– Тогда не тяни, ты же все прекрасно видишь, – ответил Фрэнсис, и вот что они вместе прочли:

– Погоди, – сказал Фрэнсис, – тут ничегошеньки о русалке.

– Я же еще не дочитала, – ответила Мавис. – Наверное, сюда напихали всю эту чепуху, чтобы не обидеть Бичфилд. Давай пропустим… «Приятный променад, все современные удобства, в то же время сохраняет свой причудливый…» Что означает «причудливый» и почему они всюду вставляют это слово?

– Вряд ли оно что-то такое означает, – ответил Фрэнсис. – Просто слово, типа «странный» или «изящный». Его всегда пишут в газетах. А-а, вот и про русалку! «Волнение лучше представить, чем описать…» Нет, это про спортивные игры… Ага, вот:

– Что такое «кредит доверия»? – спросила Мавис.

– Да неважно. Думаю, это то, во что ты веришь. Давай дальше, – сказал Фрэнсис.

– Вот и все, – прошептал Фрэнсис и взглянул на тетю Энид. – Смотри, она спит.

Он поманил остальных, и все втиснулись в дальний от дремлющей тетушки конец купе.

– Только послушайте, – сказал Фрэнсис и хриплым шепотом прочел всю статью о русалке.

– Знаете, – заявил Бернард, – очень надеюсь, что это тюлень. Я еще никогда не видел тюленя.

– Надеюсь, ее поймают, – сказала Кэтлин. – Забавно увидеть настоящую живую русалку.

– Если это и вправду живая русалка, очень надеюсь, что ее не поймают, – отозвался Фрэнсис.

– И я тоже, – согласилась Мавис. – Я уверена, что в неволе она умрет.

– Но вот что я скажу: завтра первым же делом пойдем и поищем ее, – предложил Фрэнсис. И задумчиво добавил: – Наверное, Сабрина была кем-то вроде русалки.

– Ты же знаешь – у Сабрины нет хвоста, – напомнила Кэтлин.

– Главное в русалке не хвост, – возразил Фрэнсис. – Главное – она может жить под водой. Если бы все дело было в хвосте, макрели были бы русалками.

– А они, само собой, не русалки, – поддакнула Кэтлин.

– Мне бы хотелось, чтобы нам дали луки и стрелы вместо ведерок и лопаток, – начал Бернард, – тогда мы смогли бы поохотиться на тюленей…

– Или пострелять по русалкам, – подхватила Кэтлин. – Да, это было бы потрясающе.

Не успели Фрэнсис и Мавис заявить, как их потрясла мысль о стрельбе по русалкам, тетя Энид проснулась и забрала у них газету, потому что детям не годится читать газеты. Тетя относилась к тем людям, рядом с которыми никогда нельзя говорить о том, что тебя по-настоящему волнует, а значит, невозможно обсуждать ни тюленей, ни русалок. Похоже, лучше всего было читать «Эрика» и остальные книги. Нелегкое дело.

Но последние два замечания Бернарда и Кэтлин запали в головы старших детей. Вот почему, когда они добрались до Бичфилда, нашли маму и обрадовались ей, а тетя Энид неожиданно уехала тем же поездом к своим настоящим родственникам в Борнмут, Фрэнсис и Мавис больше не говорили малышам о русалках и тюленях, а просто открыто присоединились к хору, который радовался отъезду тети Энид.

– А я думала, она все время будет с нами, – сказала Кэтлин. – О, мамочка, я так рада, что ее не будет!

– Но почему? Разве тебе не нравится тетя Энид? Разве она не добрая?

Все четверо подумали о лопатках, ведерках и сетях для ловли креветок, об «Эрике», «Элси» и других книгах – и сказали:

– Добрая.

– Тогда в чем же дело? – спросила мама.

И дети ничего не смогли ответить. Иногда бывает ужасно трудно рассказать что-то своей маме, как бы сильно ты ее ни любил. Самое лучшее, что смог выдать Фрэнсис, это:

– Ну… понимаешь, мы к ней не привыкли.

А Кэтлин сказала:

– Думаю, она не привыкла быть тетей. Но она была доброй.

И мама, будучи очень умной, больше не задавала вопросов. А еще она сразу отказалась от идеи пригласить тетю Энид погостить в Бичфилде на время каникул, и это прекрасно, потому что если бы тетя Энид не ушла из нашей истории именно сейчас, не было бы никакой истории, из которой можно было бы уйти. А так как теперь она покидает наше повествование, я скажу, что она считала себя очень доброй и имела самые благие намерения.

Фрэнсис и Мавис немного пошептались сразу после чая и еще немного перед сном, но тактично, и младшие этого не заметили.

Съемное жилье оказалось очень хорошим. Дом стоял немного в стороне от города – никакая не вилла, чего все боялись. Наверное, хозяйка решила, что лучше назвать это виллой, хотя на самом деле в доме из сероватого дерева с красной черепичной крышей раньше жил мельник. Поодаль стояла старая мельница, тоже серая и красивая. Нынче ею пользовались не по назначению: в ней просто хранили рыболовные сети, тачки, старые кроличьи клетки, ульи, упряжь, всякий хлам и мешок с кормом для хозяйских кур. Еще там стоял огромный ларь с зерном (такому место в большой конюшне), валялось несколько сломанных стульев и старая деревянная колыбель, в которой не лежали младенцы с тех пор, как мать хозяйки была маленькой девочкой.

Во время любых обычных каникул мельница с ее чудесной коллекцией пригодных для игры симпатичных и странных вещей приобрела бы для детей очарование волшебного дворца, но сейчас все их мысли были заняты русалками. И двое старших решили, что утром первым делом отправятся вдвоем искать русалку.

Мавис и вправду разбудила Фрэнсиса очень рано, они встали и оделись тихо-тихо (с сожалением скажу, что умываться они не стали, потому что вода льется слишком громко). Боюсь, причесались они тоже не очень тщательно. Когда они вышли, на дороге не было ни души, не считая мельничного кота, который ночь напролет где-то шлялся и крался домой очень усталый и пыльный, да птички овсянки, сидящей на дереве в сотне ярдов от дома и повторяющей свое имя снова и снова самодовольно, как все овсянки. Только когда дети подошли к ней вплотную, она нахально помахала им хвостиком и перелетела на соседнее дерево, где принялась все так же громко рассказывать о себе.

Желание найти русалку, должно быть, охватило Фрэнсиса со страшной силой, потому что полностью победило страстное многолетнее желание увидеть море. Прошлой ночью было слишком темно, чтобы разглядеть что-нибудь, кроме мелькающих фасадов домов, мимо которых они мчались. Но теперь, когда они с Мавис в туфлях с резиновой подошвой бесшумно пробежали по песчаной дорожке, а потом завернули за поворот, мальчик увидел огромное бледно-серое нечто, раскинувшееся впереди, освещенное точками красного и золотого огня там, где его касалось солнце.

Фрэнсис остановился.

– Мавис, – сказал он очень странным голосом, – это море.

– Да, – ответила она и тоже остановилась.

– Совсем не то, чего я ожидал.

И он побежал дальше.

– Тебе что, не нравится? – спросила Мавис, устремившись за ним.

– О… нравится… Это не то, что может просто «нравиться».

Когда они добрались до берега, песок и галька были все мокрые, потому что недавно закончился отлив. На берегу было полно камней и оставленных отливом водоемчиков, и ракушек, и улиток, и маленьких желтых моллюсков, похожих на крошечные зернышки индийского маиса, разбросанных среди красных, коричневых и зеленых водорослей.

– А вот это потрясающе! – сказал Фрэнсис. – Потрясающе, если хочешь знать. Я почти жалею, что мы не разбудили остальных. Это кажется не совсем честным.

– Так они уже видели море раньше, – совершенно искренне ответила Мавис, – и вряд ли есть смысл идти искать русалку вчетвером, верно?

– Кроме того, – высказал Фрэнсис ту мысль, которая не покидала их со вчерашнего дня в поезде, – Кэтлин хотела стрелять в русалок, а Бернард считал их тюленями.

Они сели и торопливо стянули обувь и чулки.

– Конечно, – сказал Фрэнсис, – мы ничего не найдем. Это невозможно.

– Ну, судя по всему, ее вполне могли уже найти, – отозвалась Мавис. – Осторожней иди по камням, они ужасно скользкие!

– А то я не знаю, – отозвался Фрэнсис, побежал по узкой полоске песка, отделявшей скалы от гальки, и впервые ступил в Море. Всего лишь в неглубокую зеленовато-белую лужу, но все равно в море.

– Слушай, холодно! – Девочка поджала розовые мокрые пальцы ног. – Не забывай, когда пойдешь…

– А то я не… – повторил Фрэнсис и вдруг шумно плюхнулся в большой прозрачный сверкающий водоем.

– Думаю, теперь надо немедленно возвращаться домой, чтобы ты переоделся, – не без горечи сказала Мавис.

– Чепуха! – Фрэнсис с трудом поднялся и, весь мокрый, вцепился в сестру, чтобы не упасть. – Я совсем сухой… Почти.

– Ты же знаешь, что такое простуда. Весь день сидишь дома или даже лежишь в постели. Не говоря про горчичники и овсянку с маслом. Пошли домой, никогда нам не найти русалку. Здесь слишком ярко, светло и буднично, чтобы случилось что-то вроде волшебства. Пошли домой, ну же.

– Давай доберемся только до конца камней, – настаивал Фрэнсис, – просто чтобы посмотреть, какое все там, где вода становится глубже, и водоросли колышутся – длинные, тонкие, похожие на траву, как на картине с Сабриной.

– Полпути, и ни шагу дальше, – твердо сказала Мавис. – Там опасно… За камнями сразу глубоко – так сказала мама.

И они прошли полпути. Мавис все еще осторожничала, а Фрэнсис, после того как вымок, чуть ли не рисовался своей беззаботностью: какая разница, плюхнется он снова или нет. Это было очень весело. Знаете, каково идти по мягким, пружинящим водорослям или по гладким, как атлас, ленточным водорослям? Знаете, какими острыми бывают моллюски, особенно когда они облеплены маленькими рачками? А наступать на бледно-желтые полушария улиток вполне терпимо.

– А теперь, – сказала Мавис, – возвращаемся. И будем бежать всю дорогу, как только наденем туфли и чулки, чтобы не простудиться.

– Я почти жалею, что мы пришли, – мрачно повернулся к ней Фрэнсис.

– Ты ведь не ожидал, что мы и вправду найдем русалку? – Мавис рассмеялась, хотя на самом деле ее очень злило, что Фрэнсис промок и прервал эту захватывающую утреннюю игру. Но она была хорошей сестрой. – Мы вели себя ужасно глупо. Плюхнуться в водоем, болтать, нести чепуху, бродить туда-сюда вместо того, чтобы прийти сюда при лунном свете, быть очень тихими и серьезными и сказать: «Сабрина прекрасная, меня услышь…».

– Ой… Подожди минутку. Я за что-то зацепился ногой.

Мавис остановилась и взяла брата за руку, чтобы его поддержать, и в этот миг они отчетливо услышали голос, который не принадлежал ни одному из них. Им показалось, что это самый милый голос на свете, и он произнес:

– Спасите ее. Мы умираем в неволе.

Фрэнсис посмотрел вниз и вдруг увидел что-то белое, коричневое и зеленое – оно двигалось и быстро нырнуло под камень, на котором стояла Мавис. Больше ничто не держало его за ногу.

– Ну и ну, – сказал он с глубоким вздохом, полным благоговения и удивления, – ты слышала?

– Конечно, слышала.

– Не могли же мы вдвоем такое напридумывать! Жаль, она не сказала, кого спасать, где и как…

– Как думаешь, чей это был голос? – тихо спросила Мавис.

– Русалки, чей же еще? – отозвался Фрэнсис.

– Значит, волшебство и вправду началось…

– Русалки не волшебные. В них не больше волшебства, чем в летучих рыбах или жирафах.

– Но она появилась, когда ты сказал «Сабрина прекрасная», – возразила Мавис.

– Сабрина не была русалкой, – твердо сказал Фрэнсис. – Бесполезно пытаться сложить кусочки головоломки, которые не подходят друг к другу. Ну, пошли, теперь можно и домой.

– А вдруг была? – настаивала Мавис. – Я имею в виду – русалкой. Вроде лосося, живущего в реках, но спускающегося в море.

– Слушай, я никогда об этом не думал. Вот будет потрясающе, если она окажется настоящей Сабриной, правда? Но которая, по-твоему, из них Сабрина – та, что с нами говорила? Или та, что погибает в неволе и нам нужно ее спасти?

Они уже добрались до берега, и Мавис, поворачивая коричневые чулки правильным концом, оторвала от них взгляд и спросила:

– Думаю, мы не могли оба такое вообразить? Или могли? Разве нет какого-нибудь научного волшебства, которое внушает людям одно и то же, хотя на самом деле все совсем не так? Вроде индийских трюков, когда кажется, что из косточки мгновенно вырастает манго. Дядя Фред рассказывал об этом, помнишь. Такое называется: «Втирай очки кому-нибудь другому».

– Вот что я тебе скажу, – сказал Фрэнсис, торопливо завязывая шнурки, – если мы будем и дальше твердить, будто ничего не было, хотя прекрасно знаем, что было, скоро у нас не останется ни малейшего шанса на волшебство. В книгах тебе разве попадались такие люди? Там все просто говорят: «Да это волшебство!» – и ведут себя так, как и положено вести себя с волшебством. Они не притворяются неуверенными. Такого никакое волшебство не выдержит.

– Тетя Дороти как-то раз сказала, что все волшебство похоже на стеклянную каплю принца Руперта[5], – призналась Мавис. – Если однажды ее разбить, останется только немного пыли.

– А я о чем! Мы всегда чувствовали, что волшебство существует, верно? Ну а теперь, когда мы с ним встретились, не будем глупить и притворяться, что ничего подобного нету. Давай верить в него изо всех сил. Мавис… Давай, а? Если во что-то веришь, оно становится прочнее. Тетя Дороти и об этом говорила, ты же помнишь.

Они встали, уже обутые.

– Расскажем остальным? – спросила Мавис.

– Придется. Промолчать было бы подлостью. Но они не поверят. Мы должны быть, как Кассандра[6], и не возражать.

– Хотелось бы мне знать, кого мы должны спасти, – сказала Мавис.

Фрэнсиса охватило сильное и прекрасное чувство, что они все узнают в свое время. Он не смог бы объяснить, почему так решил, он просто ощущал это. И ответил только:

– Бежим.

И они побежали.

Кэтлин и Бернард встретили их у ворот, пританцовывая от возбуждения и нетерпения.

– Где вы пропадали? – кричали они.

И:

– Что же это такое?

А еще:

– Ой, ты весь мокрый, Фрэнс!

– Там, у моря… Заткнись, я знаю, что я мокрый…

Старший брат вошел и направился по дорожке к дверям.

– Вы могли бы нас позвать, – сказала Кэтлин скорее печально, чем сердито. – Но в любом случае вы кое-что потеряли, уйдя в такую рань без нас.

– Кое-что потеряли? Что же?

– Не услышали великие новости, – ответил Бернард и добавил: – Ага!

– Какие новости?

– Можно подумать, вам интересно! – Бернард, естественно, был раздосадован тем, что его не взяли в первую вылазку каникул. И любой был бы раздосадован, даже ты или я.

– Выкладывай, – сказал Фрэнсис, ухватив Бернарда за ухо.

Бернард завопил, и из окна донесся мамин голос:

– Дети, дети!

– Все в порядке, мамочка. Ну-ка, Мишка[7], не будь юным паршивцем. Какие новости?

– Ты отрываешь мне ухо! – только и ответил Бернард.

– Ладно, – сказал Фрэнсис, – у нас тоже есть новости. Но мы никому не скажем, правда, Мавис?

– Ой, не надо, давайте не будем вредничать в первый же день, – попросила Кэтлин. – А новости вот какие: русалку поймали, и я боюсь, что она умрет в плену, как ты и говорил. А у вас что?

Фрэнсис отпустил ухо Бернарда и повернулся к Мавис.

– Вот, значит, как, – медленно проговорил он. – Кто же ее поймал?

– Люди из цирка. А у вас какие новости? – нетерпеливо спросила Кэтлин.

– После завтрака, – пообещал Фрэнсис. – Да, мама, секундочку! Прошу прощения за ухо, Бернард. Мы вам все расскажем. О, это совсем не то, что вы думаете. Встретимся и все обсудим на мельнице, как только расправимся с завтраком. Согласны? Отлично. Да, мама, идем!

– Значит, должны быть две русалки, – прошептала Мавис Фрэнсису. – Они не могут обе быть Сабриной… Так которая же из них?

– В любом случае одну мы должны спасти, – ответил Фрэнсис с огоньком большого приключения в глазах. – Они умирают в неволе.