Утром родители уехали по своим делам, оставив мне сообщение:
Дорогая, доброе утро!
Обязательно сходите с Патрисом в университет, узнайте, как ему действовать и чем ты можешь помочь. Мы с папой поговорили и решили его оставить у нас, а то будет как-то некрасиво, если мы начнем требовать его переселить из-за бюрократической ошибки. Давай попробуем показать ему наше дружелюбие и влюбить его в Москву.
Будем вечером. Обед в холодильнике.
Целуем!
Вот так новость! Они, значит, решили! А меня спросить забыли. Какие же они у меня непостоянные. Вчера папа хотел во что бы то ни стало избавиться от Патриса, а сегодня я уже должна влюбить его в Москву. А больше они ничего не хотят? Может, мне самой организовать его киновечер, чтобы он получил отличную оценку за свою практику?
Злая на весь мир, я пошла делать завтрак. Но на кухне уже хозяйничал Патрис. Я почему-то дико застеснялась своего вида и побежала в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок. Когда я умылась, поправила прическу и переоделась, уже немного смелее вернулась на кухню.
– Доброе утро, Патрис!
Он стоял у плиты босиком, в серых шортах и белой футболке, испачканный мукой, напевая себе под нос какую-то песенку. По кухне расплывался аромат свежей выпечки и кофе.
– Bonjour! – Патрис улыбнулся и в этот раз даже не испугался. – Садись к столу, сейчас будем употреблять завтрак.
– Можно сказать просто завтракать, – поправила я. – А что ты такое готовишь?
– Я пеку оладьи. И Вероник Львовн дала мне баночку конфитюра из черной смородины.
– Звучит аппетитно, – сказала я, и мы замолчали. А что еще сказать? Я не могла понять, злюсь я на него за вчерашнее или нет. Говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Не знаю, так это или нет, но путь к моему прощению точно можно заслужить вкусной едой. А что у Патриса получается что-то вкусное, было точно – от сладкого запаха оладий в моем животе предательски заурчало.
– Извини, что я тут хозяйничаю, – сказал Патрис, разливая кофе по кружкам. – И извини, что я вчера повел себя как дуралей.
– Дуралей? – я засмеялась.
– Да. Это неправильно?
– Правильно, просто я давно не слышала этого слова. Оно какое-то старое.
– Напомню, меня изначально языку учили бабушка с дедушкой, поэтому у меня тоже речь немного «старая», – Патрис улыбнулся и наконец-то поставил передо мной тарелку с горячими оладьями. – Можешь называть меня дедом. Верно сказал?
– Ладно, прощаю тебя, grand-père!
И что самое интересное, у меня правда не осталось на него никакого зла. Да, он придурок. Но очаровательный. Он так мило ест, поставив одну ногу на стул и накручивая свою кудряшку на палец руки. А еще он смешно морщит нос, чтобы приподнять спустившиеся очки. В этом есть что-то детское и наивное. Даже не хочется ему мстить. Но… что-нибудь придумаю.
А какие у него получились оладьи! Просто божественные. По секрету, даже у мамы и Ба такие вкусные не получаются. Мне захотелось стереть себе память, чтобы снова испытать эмоции от первого укуса. Это вообще законно – так готовить? Ему нужно быть поваром.
Какая она смешная! И так забавно ест: похожа на маленького хомячка, который пытается всю еду спрятать за щеками. С ней на свиданиях, наверное, очень легко и комфортно. Еще ни разу не встречал девушку, которая при парне готова есть в расслабленном состоянии.
И мне повезло, что за чашку кофе и порцию оладий она простила меня. Договариваться с ней точно будет легко. Но и обижать я ее больше не буду. Нам нужно месяц еще как-то прожить вместе. И все-таки она очень милая…
Нет, нет, нет!
– Ты отлично готовишь. Спасибо большое! Это было вкусно. – Обессиленная, но довольная, я отодвинула тарелку. Интересно, кому-то еда дает энергию? Лично мне, после того как я вкусно поем, всегда хочется спать. В прошлой жизни я, наверное, была коалой, которая спит большую часть суток.
– Думаю, было вкусно из-за конфитюра Вероник Львовн, – скромно ответил Патрис. – Я не совсем хороший повар. Очень часто мои блюда выходят никудышными.
– Ты опять заговорил как дедушка, – засмеялась я. – Но я вообще готовлю очень средне. Такой завтрак у меня никогда не получится. Давай так: с тебя еда, с меня мытье посуды.
– Целый месяц?
– Целый месяц!
– Договорились! Ненавижу мыть посуду. Даже загружать в посудомойку.
– Вот и отлично! – Хоть какая-то польза будет от него. Но если он все так вкусно готовит, то мне точно придется идти на шопинг за одеждой побольше.
– А мы сегодня пойдем в университет?
– Не очень хочется, но мне нужно показать, что ты живой.
– А были моменты, что приезжий студент мог не дожить до посещения университета?
– Вообще, таких моментов не было, но вчера могло случиться! – Я подмигнула и выскочила из кухни.
Солнце решило сделать небольшой перерыв и спряталось за облаками – на улице стало возможно дышать. Не знаю почему, но мне захотелось немного принарядиться – я выбрала джинсы с высокой посадкой, серый кроп-топ, серый пиджак и завершила образ милыми зелеными сережками. Если уже и идти с высоким французом по улице, то не хочется выглядеть как школьница в шортах. А вот француз как раз решил не запариваться, как мне сначала показалось, надел просто джинсы, свободную футболку и нацепил на руку несколько браслетов. Но его духи, в которых он как минимум принял ванну, говорят о другом. Dandy!
Когда мы с Патрисом зашли в лифт, то кабина показалась уже, чем обычно. Не знаю, с чем это связано, но вполне может быть, что это из-за оладий или от дыхания Патриса, которое я чувствовала на своих волосах. А может быть, от запаха его парфюма. Сладковатый, с нотками ванили. Он так ему подходит. Из-за этих мыслей мне безумно захотелось выскочить и побежать куда глаза глядят. Главное, подальше от него. Хотя я в балетках, а он в кроссовках. Преимущество на его стороне – он точно меня догнал бы. Хотя зачем ему это? К счастью, мучение было недолгим, я вырвалась на свободу из тесного пространства.
– Тебе плохое самочувствие? – учтиво спросил Патрис.
– Правильно говорить: «Ты плохо себя чувствуешь», – огрызнулась я, но быстро постаралась исправиться и соврала: – Прости, просто не очень люблю замкнутые пространства.
До метро мы шли не разговаривая, но я изредка посматривала на Патриса, когда замечала восхищенные взгляды проходящих девушек. А он и правда симпатичный. И это бесит. Сам Патрис не обращал ни на кого внимания, а просто восхищался всем вокруг: трамваями, домами, шумом машин, зелеными деревьями.
– Это обычная станция, – сказала я, когда мы спустились в метро «Университет». – Я тебе потом покажу красивую, которая исполняет желания студентов.
– Только студентов? А остальные люди не могут загадывать желания?
– Ну, это же не волшебная лампа джинна, – съязвила я. – Там скульптура собаки. По традиции к ней ездят студенты перед сессией.
– Ты тоже ездил?
– Ездила, – поправила я и засмущалась. – Меня подруга очень просила.
– C’est magnifique! Я хочу там побывать и загадать желание.
Эта станция метро мне всегда казалось обычной, но Патрис с таким восхищением ее рассматривал, что я начала думать, полицейские его в чем-то заподозрили.
– Просто потрясающе! У вас все так продумано! Есть помощники, люди так спокойно ходят.
– Сейчас лето и не час пик. Зимой тут ад.
– Тебе надо побывать в Парижском метро – вот там настоящий ад. Люди никогда так спокойно не заходят и не выходят из вагона. Мы почему-то выбегаем.
До университета мы шли, разговаривая на французском о погоде. Люблю эту дорогу. Люблю свой университет. Еще с пятого класса мечтала в нем учиться, поэтому всегда брала себе дополнительные занятия в школе и не возражала против репетиторов и олимпиад, благодаря которым и смогла поступить на бюджет без экзаменов. И только через несколько месяцев после начала учебы поняла, что люди немного странно реагируют на его название, придумывая разные истории моего поступления. Поэтому я решила, что не буду говорить название вуза, так проще.
– Вы уронили небоскреб? – пошутил Патрис, когда мы подошли к зданию.
– Ха-ха-ха, – проговорила я. – Это самая популярная шутка.
– О! С женихом пришла? – Дядя Вова отвлекся от книги моего отца. – А я тут детективчиком балуюсь. Неплохо, кстати.
– Не женихом, а подопечным. Нянечка я его на ближайший месяц.
– Не слишком ли он большой для няни? – дядя Володя засмеялся.
– Дядь Володь, посмотрите его в списке – Патрис Котийяр.
– Есть такой! Тогда шуруйте в деканат.
– Я вообще не понял, что он сказал, – смущаясь, произнес Патрис.
– Вот и хорошо.
Секретарша Катя утопала в кресле, играя в телефоне, не повернув даже голову к нам:
– Сегодня не приемный день!
– Я «француженку» привезла.
– Ой! Мм-м-м… Таяна Александрова? – Катя испугалась и почти подскочила в кресле.
– Bonjour, Madame!
– Заполните, пожалуйста, бумаги, – секретарша протянула Патрису какой-то бланк и зашептала: – Прости, пожалуйста! Я не знала, что Патрис – это мужское имя! Думала, одну певицу известную так зовут… А ее зовут Патрисия… Короче, влетело мне от ректора, от твоего папы. Думала – уволят. Дали испытательный срок. Ты, пожалуйста, не отказывайся от него. Он выглядит вполне адекватным. На убийцу или маньяка не похож… Ничего такой. Была бы я помладше…
– Вы тоже прекрасно выглядите, – улыбнулся Патрис, отвлекаясь от бланка.
– Он говорит по-русски? – Катя от волнения еще раз подскочила в своем кресле. А я… Я была чрезвычайно довольна этой маленькой местью. Катя за меня сама себе отомстила.
– Так, – Катя заговорила строгим тоном и одернула блузку. – Через два дня жду вас снова. Нужно между студентами распределить мероприятия. Кстати, Савелий Михайлович сказал, что вы уедете на дачу. Прошу звонить и отчитываться в деканат. Все, не задерживайте, у меня много работы.
Мы с Патрисом переглянулись, усмехнувшись, и вышли из кабинета.
– Кажется, она наговорила немного лишнего, да?
– Еще как! – ответила я, не скрывая удовольствия. – Поехали смотреть собаку, исполняющую желания?
И мы поехали на станцию «Площадь Революции». Хорошая же идея – начать знакомство с Москвой с загадывания желания? Потертые золотой нос и лапа собаки очень вдохновили Патриса. Я пересказала ему историю, которую мне рассказала Алина, пытаясь убедить поехать тереть нос перед первой зимней сессией, что эту традицию завели студенты в далеком 1938 году. Потереть нос – успешно сдать сессию. Потереть лапу – на счастье.
Патрис не выпускал телефон из рук, фотографируя все вокруг.
– А можно загадать желание? – спросил он.
– Кто тебя может остановить?
– Никто! – Патрис звонко засмеялся. – А ты загадаешь желание?
Загадать желание… Что же я хочу? Кажется, я человек, который не знает, что можно для себя загадать. Каждый свой день рождения я ничего конкретного не прошу, когда задуваю свечи на торте. Просто что-то обтекаемое. Например, чтобы животные не болели; чтобы у родителей все было хорошо; чтобы у Ба все цветы на даче выросли; чтобы Алина была счастлива. А для себя? Для себя ничего не желаю. Кажется, я человек, у которого все есть. Все. Кроме любви. Может быть, загадать себе любовь? Да ну, глупость какая.
Патрис потер собаке лапу и протянул мне руку:
– Загадай! Смелее!
Я дотронулась до руки Патриса, и меня словно ударило током: рука была холодная от прикосновения к железному памятнику. И мягкая. Я отдернула руку и приложила к лапе. «Пусть все будет хорошо», – прошептала я. Нет, не то. «Пусть в мире будет больше любви». Ладно, сдаюсь. «Пусть у меня будет то, что сделает меня счастливой». Я не знаю, что сделает меня счастливой… Может быть, это и правда будет любовь?
– У тебя такое лицо было… Мучительное. Ты пыталась вспомнить какую-нибудь теорему?
Придурок.
– Я пыталась заставить себя не пихнуть тебя под поезд.
– А вы, мадам, очень кровожадны.
– Пойдем уже дальше, пока я добрая и готова тебе показать что-то еще, кроме метро.
Летняя Москва потрясающая! Я сама иногда люблю бродить по городу, словно турист, который впервые приехал в город. Старинные улочки, маленькие кафешки, большие книжные магазины, величественные здания, истории. В Москве есть все, что нужно человеку для жизни. Кроме моря. Было бы море, я никогда из города не выбиралась бы.
От Площади Революции медленным шагом мы шли к Красной площади, рассматривая все достопримечательности. Патрис продолжал фотографировать все на своем пути.
– Я теперь понимаю своих бабушку и дедушку, – Патрис остановился около Большого театра и заговорил со мной по-французски: – Это очень красиво! Ты была в этом театре?
– Была, хоть и не так часто, как хотелось бы. Мы с Алиной стараемся ходить на разные спектакли. Но в Большой мечтаем попасть на «Щелкунчика». Билеты на него почти нереально достать.
– А что тебе нравится из классики? Прости, я побуду немного дедом. Город вдохновляет на мысли о классических произведениях. Мне почему-то даже захотелось почитать Notre-Dame de Paris.
– В школе мы много классики читали, но почему-то больше всего меня зацепила повесть Тургенева «Первая любовь». Она такая… разбивающая сердце. Слышал о ней?
Патрис внимательно на меня посмотрел, немного прищурив глаза.
– О Тургеневе я много слышал и читал роман «Отцы и дети». Обещаю, прочитаю и «Первую любовь». Окей, пойдем дальше, а то ты стала грустной от моих вопросов. – Патрис потянул меня за руку, а я снова почувствовала, будто меня легонько ударило током.
Красная площадь вызвала у Патриса бурю эмоций. Он фотографировал все вокруг: здания, людей, брусчатку. Как ребенок, бегал от одной точки к другой. И мне с большим трудом удалось уговорить его не фотографироваться с человеком в образе Ленина. А потом еще с бóльшим трудом – отказаться от посещения мавзолея. Не знаю почему, но мне было немного страшно туда идти.
После часа осмотра ВСЕГО мы наконец-то купили бургеры, картошку фри и колу. Уютно расположившись на газоне в Александровском саду, я с блаженством вытянула ноги.
– Ты слишком активный! – я перешла на русский язык.
– Прости, это моя проблема во всех путешествиях – я на все смотрю через фотографии. Мне нравится ловить моменты. Так я лучше погружаюсь в окружающее пространство.
– А я наоборот редко фотографирую, все стараюсь «запомнить глазами». Покажешь потом фотки? Хочу посмотреть, как ты видишь Москву.
– Хорошо, – Патрис немного смутился. – Давай устроим это после вечернего приема?
– Вечернего приема? Ты имеешь в виду ужин? У тебя опять включился дед, – я засмеялась оттого, что Патрис немного покраснел.
– Кажется, ты была неправа, твой французский сильнее моего русского. Я говорю как дед, а ты – как писательница.
– Но тоже немолодая?
– Да, которая немного младше деда, – Патрис кинул в меня палочкой картошки.
И в этом жесте была такая простота и легкость, что я опять засмеялась, хотя ненавижу, когда играют с едой. Это все воспитание Ба. Когда мы с Алиной пытались поиграть во время обеда, например, кидая друг другу в рот ягоды, то молниеносно получали полотенцем по рукам. «Еще один бросок, и я сама вас кину через забор», – после такого предупреждения желание играть с едой пропадало надолго. А Патрис сделал это так беззаботно. Только Марлону Брандо было позволено играть с едой. Ба Патриса, конечно, переучит. И прочитает лекцию о взрослении. «Взросление – это долгий процесс. Он вообще может быть бесконечным. Но это не значит, что можно себя вести как папуасы». А я, как и положено Катастрофе, перевернула на себя кетчуп. Соус маленькими красными капельками растекался по топу, но я решила не обращать внимание на это. Кажется, я становлюсь дурочкой.