Не могу сказать, как долго это будет продолжаться. В плане нашего взаимодействия до безмолвного обоюдного приятия друг друга; и что из этого впоследствии выйдет, и как далеко зайдёт, – это не столь важно; это относительно, и мне ни к чему знать всей правды. Хотя знаешь, дорогая, я всё предвидел; ты просто должна это учесть. До или после в моём понимании не существует, но существенно импонирует твоё нынешнее «Я», способное к анализу и самоотверженности в отношении любой бури «мною» созидаемой, обрушивающейся в тотчас в лице непредвиденного нисшедшего обстоятельства, – целью «поработить». Не бойся никогда ничего мною сказанного. Оно не кусается. Хоть и выглядело злобным. В моём сердце с некоторых пор нет того самого неосознанного намерения, склонного к расторжению “отрады младенчества” и “нынешнего Я”. Ибо я давно победил, превозмогши над смыслами о всевозможной свободе, идущей за. Мне ни к чему хвастать, все слова говорят за себя. Ребёнок... Он не мог злиться, ввиду, что не умел; капризы я перерос, посему перед тобой нечто иная, более совершенная модель, раннее добровольно обрётшая себя на муки, но лишь во имя нынешнего неколебимо-безмятежного, где ты, дорогая, ещё не осознающая, что тебя ждёт, – искомый смысл моего дальнейшего этапа прозрения. Ведь я стремился прежде не туда, куда ты могла подумать. Или подумаешь позже… В моём мире нет того, что пребывая витало в твоём каждый день.
Я буду учить тебя всему, что знал; и ты будешь, вероятно, сопротивляться, думая как иначе; и что возможно я спятил, – эта мысль посетит тебя первой. Уж лучше бы это, наверное, было именно так. Но, увы. Я всегда в здравии, совершенстве, в себе с собой, в непредсказуемой гармонии центростремительно-уравновешивающей силы, – наблюдаю, позволяя собою играться, одурманивать и манипулировать. Я всегда буду на шаг впереди. Всегда. Но лишь во имя тебя, и твоего грядущего часа из разряда ослепительной небосклона. Ведь я всё предвидел, не забывай. И чтобы между нами не случилось, – знай я всё равно люблю тебя; не скажу, что вечно, до гроба, забвения; ибо понятия о непостижимом, грядущем беспросветно-относительны. И наверняка не так, как ты могла подумать. Ведь вряд ли прежде ты сталкивалась с таким инопланетным «чудоносцем» как я, и вероятнее всего ещё была не готова узнать той правды, чья неумолимо неслась, сокрушая фундамент прежнего мироздания, в ком ты выросши, витала по сей день. Но знай, я все равно тебя люблю. И та любовь далеко не аккурат материнской, хотя её жизнь зарождалась именно ЗДЕСЬ.
Именно здесь, где смыслы ни к чему. Именно там, чего ты пока не видела, но вероятно, в скором времени пронявши, поймёшь; ощутив всю несметную «сокрушительную» силу единства, питавшего все остальные сердца чувством, не конгениальным к лежавшему в основе обыденного представления. Первичность непостижима; но твой образ… знай! Он олицетворял её в полной ослепительной, несопоставимой к воображению мере. И прежде, я всё же попытаюсь погрузить тебя в этот «вымышленный» мир виртуозного странствия, вымощенный собственными усилиями непомерного устремления раннее. Я не буду «многословничать» – это слово «спонтанно» для тебя. И прежде скажу, что каждое слово, что прежде писано от моего имени во имя тебя. Это не лесть, или прочее, лежавшее в основе понимания о первом впечатлении, или ином, созданным для головокружительно-обворожительного эффекта, с последующим «ничего». Нет. Это иное. И почему всё во имя тебя ты узнаешь позднее. Возможно тогда, когда этому наступит час. Возможно прежде. Возможно никогда. Но… вероятно это тоже не важно; ибо тот, кто должен, ОН знал какой в том смысл прежде, чем кто-либо остальной, идущий к глубинному пониманию сути, мною так усердно поощряемо-восхваляемой.
Ибо наверняка проще восхвалять то, что априори недоказуемо, чем руководствоваться здравым смыслом, питая мгновение «здесь и сейчас». Но кому нужна, скажи, кому нужна эта «здравая чушь», благодаря которой весь мир рушится на глазах? Кому ты поверишь? Им? Или мне? Ведь они, уверяю, будут постоянно пытаться тебя убедить в том, чего на самом деле нет. Своём мнении к окружающему тебя обстоятельству. Твоём якобы не верном выборе. И даже не по отношению ко мне. Я здесь не причём. Они, общество… будут постоянно пытаться выбить тебя из колеи отрадно-безмятежно-искреннего, детского, тобой, в отличии от них, неподавленного состояния. Ведь они давно «мертвы». И просто существуют, не подозревая о том какая на самом деле эта сила. Непомерного единства. Которая и притянула меня к тебе; или наоборот; это опять же не важно.
Я просто хочу сказать, что даже если ты веришь, что всё неслучайно – это ничего не доказывает. Безусловно, с точки зрения чего-то усреднённого всё относительно и закономерно. Но… дорогая! Не верь только этому. Не верь. Градирующий что-то на плюс или минус, случайное или неслучайное заведомо обречён; ибо ум враг обстоятельства. И если тебе будет проще, то утвержу сразу, – да, волшебство существует. И такое, каким ты не могла себе вообразить, при всём многообразии нынешних форм, описывающих его искромётную суть. И оно не ты. И не я. И не между нами. Хотя отчасти, его тонкая грань распростёрто опоясывала горизонт зримого следствия, и всё же была отчасти зримой «в особые дни» нашего обоюдного безрассудства. Безумства. Для всего того, житейского мира есть «особое» оправдание моего не вымышленного представления о волшебстве; но каким бы оно не было убедительным со стороны несведущих, оно по-прежнему обычное, обыденное, в сравнении тем необъятным следствии, неподдающимся высшему слогу, несметной власти чьего я обязан. Истинное волшебство оно иное, но есть. Просто знай. Верь мне. Всегда. Я никогда не стану шутить над тем, что с некоторых пор является неотъемлемой частью меня. Но не мной.