Я живу один, в скромной съёмной квартире, вполне претендующей на звание холостяцкой. Жена у меня есть, но с приставкой «бывшая», я говорил. Типичная ситуация для копа из киношного боевика, но и в жизни, как видите, такое случается. Большинство моих коллег к такому стереотипу не стоят даже близко – у всех семьи и по трое-четверо детей. Даже у безносого Поттера. Что ж, кто-то должен быть и таким, как я, иначе как верить полицейским боевикам, в которых главные герои именно такие. На первом месте у нас работа, всё остальное потом. Что касается личной жизни – она всегда в руинах, и это неудивительно. Пересмотрите «Крепкий орешек» или «Смертельное оружие», в конце концов.
Мою бывшую зовут Кэрол, и у нас есть четырёхлетняя дочка Кэтти. Мы ненавидим друг друга, я имею в виду себя и Кэрол, и никогда не упускаем возможности друг другу об этом напомнить.
Телефон, снова поставленный на полную громкость, затрезвонил, когда я выруливал на трассу.
– Где ты?! Я звонила раз десять!
Голос Кэрол не спутаешь ни с чем. Словно по коридорному паркету передвигают тяжёлый, набитый под завязку шкаф.
– Я почти тут, – ответил я спокойно. – Не надо повышать голос.
На самом деле ехать мне было ещё добрых полчаса. Понять не могу, как договорённость о нашей встрече вылетела у меня из головы.
– Надо выполнять то, о чём договорились, и повышать голос не будет причины!..
Яда, вложенного в это совершенно лишнее нравоучение, хватит на все серпентарии Штатов. Я как-то погуглил ради развлечения – их сто четыре. Да, Кэрол, если что, герпетолог. Специалистка по змеям. И это подходит ей, вы не представляете как! Я же, признаюсь, до чёртиков боюсь этих тварей. Крайне трудно было скрывать это от Кэрол, когда мы были женаты. О месте её работы я узнал, когда уже крепко в неё втюрился.
– У меня работа, Кэрол, – ответил я терпеливо. – Просто напоминаю это тебе, живущей на заплату, которую мне за неё платят.
Пауза. Я во время неё улыбаюсь, потому что знаю, чем она вызвана. Кэрол в это время закатывает глаза и, скрежеща зубами, набирает в грудь воздуха, чтобы взорваться.
– Ты будешь меня попрекать деньгами, Флинн?! Серьёзно? Ты…
– Я подъезжаю. Поговорим позже.
Нет большего удовольствия, чем повесить трубку в тот момент, когда Кэрол пытается утопить тебя в своём яде. Отличная защита. Которая работает, правда, только по телефону. При разговоре лицом к лицу она бы меня так просто не отпустила.
Когда-то мне это даже нравилось. Я имею в виду такие отношения с Кэрол. Я кайфовал от того, что рядом со мной сильная личность, которая может не согласиться с тобой и даже поставить тебя на место. В ней была сила и независимость – те качества, которые я ценю в людях вообще. А что до разных взглядов на некоторые вещи… На самом деле это было не особенно важно. Я любил её и готов был мириться со многим. Почти со всем.
Почти.
Мы расстались давно, я плачу Кэрол алименты, а также время от времени добавляю кое-что сверху, когда позволяют обстоятельства. По своей воле. Но, когда обстоятельства не позволяют, у Кэрол начинаются вопросы, как будто я обязан платить больше, чем это установил закон. Сейчас, правда, вопрос был не в этом. Кэрол орала на меня потому, что я опаздывал на день рождения собственной матери. Мы договорились, что приедем к ней вместе, но я, тупоголовый идиот, умудрился напрочь об этом забыть.
Почему мы не вместе, несмотря на совершенное чудо, которое должно бы связывать нас надёжней самых крепких цепей – нашей дочери, в которой мы оба души не чаем? Всё очень просто. Мы по очереди предали друг друга. Оба. Теперь нам нечего делать вместе. Такое у меня мнение, и Кэрол его разделяет целиком и полностью.
Я очень хотел детей, но Кэрол, прекрасно зная это, предав все наши договорённости, все мои надежды, мою искренность и откровенность, и любовь к ней, как оказалось, втихаря принимала противозачаточное. Я узнал об этом случайно, найдя в её сумочке рецепт. Да и не просто рецепт, а, сука, продлённый! То, что Кэтти живёт теперь с ней, а мне разрешено её видеть только в установленное время и на установленный судом срок, лишь добавляет в нашу историю глупости и несправедливости.
Я не гуляка, в смысле холостяцких похождений. Жена лейтенанта – исключение, вышедшее к тому же мне боком. Я был зол на Кэрол за предательство, моя карьера сыпалась к чертям. Жена лейтенанта просто подвернулась под руку, и я отомстил, спьяну решив, что имею на это право. Когда же, после конфликта с лейтенантом, это вышло наружу, Кэрол одновременно сообщила мне две новости: что беременна и что подаёт на развод. Не знаю, как это вышло, то ли таблетки не сработали, то ли она не аккуратно их принимала, но в любом случае через семь с небольшим месяцев она родила Кэтти. Меня же в то время уже официально перевели в Z. Я насмерть рассорился с Кэрол и почти не говорил с матерью, вставшей на её сторону. Я хотел забрать у жены Кэтти, и до сих пор не понимаю, в чём был не прав. Кэрол сама отказывалась давать ей жизнь и лгала по этому поводу не единожды. Но суд решил по-другому. Моя измена, а заодно и волчья характеристика, которую мне дали на любимой работе, сыграли роль. Мать приложила огромные усилия, чтобы нас помирить. Но впустую. Не знаю, что на этот счёт думает Кэрол, мне плевать, но точно знаю, что думаю сам. Давать второй шанс тому, кто тебя предал, нельзя. Это моё мнение. Я же, в свою очередь, не прошу второго шанса у Кэрол – так что не говорите мне, что я в чём-то с ней нечестен.
Телефон снова трезвонит.
– Да, Кэрол?
– Мы не можем больше ждать, мне надо ехать.
Это чертовски плохо. Я рассчитывал увидеться с дочкой. Именно ради неё, по большому счёту, я и мчусь сейчас по этой грёбаной трассе, нарушая сразу несколько законов штата.
– Кэрол, постой! Я уже близко. Это пять минут…
Теперь она бросает трубку. Сука. Какая же она всё-таки сука!
Ладно, я сам виноват. Я действительно опоздал почти на час. Надеюсь, она всё-таки дождётся меня и даст возможность пообщаться с Кэтти. Хотя бы несколько минут.
Кэрол видится с моей матерью гораздо чаше, чем я, её сын. На это есть причины. Мама умерла два месяца назад и теперь жила в доме для Z-престарелых. И я ещё ни разу не навестил её там. Кэрол и так готова была сожрать меня за это, я постоянно придумывал разного рода отмазки, но сегодня, в день рождения мамы, отступать было некуда. Как я мог забыть, что мы договорились встретиться… Если бы не срочный вызов на работу, я бы, наверное, вспомнил.
Мама, Кэрол и Кэтти. Вот и вся моя семья. Отец ушёл из семьи, когда я был ещё малышом и, честно говоря, я не помню, как он выглядит даже приблизительно. Ещё у меня был старший брат Ричард. Вот его я помню отлично, лучше, чем кого-либо другого. Его лицо как будто застыло перед моими глазами навечно. А голос до сих пор звучит в ушах. А вопрос, как так вышло, что он покинул нас, навсегда застрял у меня в сердце, как острая, без конца причиняющая боль заноза.
У меня есть присказка «это моё мнение». Как привычка, уж не знаю, дурная или нет. Я знаю массу людей без своего мнения, и не меньше тех, у кого оно есть, но кто держит его при себе, если выражаться культурно, или засунув в самое тёмное место собственной сраки, если говорить, как я думаю на самом деле. Людей же, которые открыто говорят то, что думают, я, если поразмыслить, почти не знаю. Мой старший брат – вот кто точно был таким. Таким, каким не стать не только мне, вообще никому. Я не припомню ни разу, чтобы Ричард пошёл на попятную, чего-то испугался или поступил как-то нечестно ради собственной выгоды.
Я гордился им и боготворил его.
И он покончил с собой.
Что могло заставить брата так поступить – для меня загадка. Я пытаюсь её решить почти каждый день.
Мой брат, самый сильный из всех людей, которых я когда-либо знал, застрелился в своей комнате, не оставив никакой записки, объясняющей, почему он это сделал.
Наверное, вы уже поняли, как я отношусь к ресургентам. Но тут, в случае, когда это касается родных и близких, думаю, надо пояснить дополнительно. Несмотря на то, что брат не оставил себе шанса на возвращение, выстрелив в голову из охотничьего ружья, к чертям разрушив мозг, я ходил на его могилу не единожды, проверяя грунт. Естественно, напрасно. Даже если бы он выстрелил в сердце, стопроцентных гарантий не было. Сейчас это знают все, тогда это только начинали изучать. Подсчитано, что доля вернувшихся составляет не более 80 процентов и зависит эта цифра от целого ряда факторов. Полгода года своего детства я прожил в глупой, ничем не оправданной надежде, что брат всё ещё может вернуться ко мне. Не выдержав, я раскопал его могилу. Он лежал в гробу, мертвей некуда, и не собирался воскресать. Да и вернись он тогда с того света, даже с заново отросшей башкой, он был бы в крайне плачевном состоянии. Шесть месяцев в земле – это шесть месяцев. Это сейчас мертвецов кладут в специальные вентилируемые капсулы и ежедневно от пяток до макушки протирают не дающими гнить растворами. Воскресай не хочу! Если ты погиб не в транспортной катастрофе, с переломами конечностей, то сохраниться до ресургенции в полном порядке легче лёгкого. К чему я веду… Я не люблю зомби ещё и поэтому. Особенно, если ресургент из моего контингента – тупого, необразованного, жадного и незаконопослушного. Это не их вина, но каждый раз я задаю себе вопрос: почему они, а не Ричард?
Лучше бы этого сраного вируса не было вообще. Это моё мнение.
Я въехал на парковку дома престарелых «Второй рассвет Z» с вряд ли разрешённой тут скоростью. Я вылез из машины и, вертя головой, с надеждой осмотрелся, но либо Кэрол поменяла свою вечную, раздражавшую меня своим слишком салатовым цветом «хонду» на что-то другое, либо трубка была повешена не просто так.
Пройдя через ворота, я отправился к основному зданию, но в нерешительности остановился. Мама вполне могла сейчас быть не там, а, например, в парке. Он был довольно большим, набитым настраивающей на благостное увядание зелени, и занимал всё пространство между въездными воротами и самим домом престарелых – со всеми своими выкрашенными белым скамеечками и отрафареченными контрастной розовой плиткой прогулочными дорожками.
– Вы кого-то ищете? – просипел вдруг кто-то у самого моего уха.
Это был один из старичков-ресургентов, в изобилии шаркающих по тротуарным дорожкам. Лет ему было не знаю сколько, но судя по густому седому мху, украшавшему его уши как снаружи, так и изнутри, порядочно.
Не ожидая большой пользы, я назвал имя и фамилию матери. К удивлению, это помогло. Зомбарь с готовностью подсказал, где её искать.
– Лора была с семьёй в зимнем саду! Это рядом со столовой. Я вам покажу, мистер.
Для своего возраста передвигался старик довольно бойко, и буквально через пару минут я увидел мать. Она была одна, сидела на скамеечке в окружении разросшихся розовых кустов и смотрела вдаль. Я окликнул её и подошёл.
– Джереми… – услышал я дрожащий, почти незнакомый голос. – Ты приехал…
Я знаю, от каких слов она удержалась: «наконец-то» или «всё-таки». Признаю, я долго собирался с духом, чтобы увидеть её здесь. Чтобы увидеть её вообще.
– Да, мама. Я тут. С днём рождения!
Я вручил ей купленные по дороге цветы, приобнял и поцеловал воздух рядом с её щекой.
– Что Кэрол? Всё-таки меня не дождалась? – я постарался, чтобы вопрос не прозвучал зло.
– Она только что уехала, Джереми. Развлекала меня целый час, – мать улыбнулась, вспомнив. – Ты знал, что её пригласили преподавать? Она такая молодец…
Ну уж нет. Слушать про то, какая Кэрол перспективная и многообещающая я не собирался. Особенно после того, что она только что вытворила.
– А Кэтти такая умница!.. – продолжала умиляться мать. – И такая же красавица, как Кэрол. Кстати… Она осталась тебя дожидаться. Кэтти! Папа приехал!
Вот это была приятная новость! Мысленно я даже чертыхнулся – сам на себя. Зря наговорил на бывшую, какие бы отношения между нами ни были.
Кэтти с разбегу воткнулась в подставленные мной объятия и крепко обняла меня за шею. Она действительно была похожа на мать – такая же кудрявая большеглазая красотка, с неповторимыми ямочками на щёчках и обаятельнейшим курносым носом.
– Папочка! Мама подарила мне леопардового геккона!
– Ух ты! Круто! – я был на седьмом небе от счастья.
– Вот он! Смотри!
Я не успел отпрянуть. Кэтти сунула мне под самый нос что-то влажно-липкое – оно даже коснулось моего подбородка! Машинально я схватил это рукой и мне пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не заорать и не стряхнуть эту гадость с ладони на асфальт, чтобы тут же раздавить каблуком. Боже мой, какая мерзость!
– Боже мой, какая прелесть! – пропел я самым сладеньким голоском, на который только был способен.
– Тебе правда нравится?
– Ну ещё бы! Возьми-ка его обратно, детка, и положи в банку или что-там у тебя… Он, наверное, очень утомился и хочет спать.
Я осторожно перегрузил проклятую тварь в пищевой пластиковый контейнер с листьями салата на дне, который Кэтти вытащила из своего розового рюкзачка.
– Его зовут Мэгги. Я носила его в туалет, чтобы дать попить и охладить под водичкой.
Женское имя геккона меня смутило гораздо меньше, чем само его присутствие в такой опасной для моей нервной системы близости. Зазвонил телефон.
Кэрол.
– Ты уже доехал?
– Да. Спасибо, что оставила Кэтти.
– Мне не очень удобно ехать за ней обратно. Завезёшь её ко мне на работу?
– Нет проблем. С радостью.
Проблемы, конечно, были. Работала Кэрол в серпентарии Нью-Йоркского зоопарка, естественно, битком набитом гадами всех видов, что ползают по нашей планете. Я бывал там пару раз и при одном только воспоминании у меня, взрослого мужчины, копа, работающего в самых опасных городских кварталах, делались ватными ноги, и по всему телу вставали на дыбы волоски.
Но признаться в этом Кэрол? Размечталась!
Пока Кэтти носилась по парку с контейнером Мэгги, показывая его престарелым зомби и обслуживающему их персоналу, я поговорил с матерью, присев к ней на скамеечку.
– Как ты тут устроилась? – спросил я, чтобы слушать, а не рассказывать самому.
– Нормально, Джереми, – ответила мама. – Почти не отличается от того места, в котором я умерла. Только санитары из ресургентов. Ну и соседки с соседями тоже.
Последний год мама прожила в пансионе для обычных престарелых, с тем же названием только без приставки Z. Дом, в котором мы когда-то жили всей семьёй, всё это время стоял пустой. Мама не могла там больше оставаться одна, за ней нужен был уход. Я, конечно, навещал её, но переехать насовсем не мог. Переезд в пансионат хорошего уровня, а проверил я его досконально, был наилучшим выходом. Там она и скончалась. И, воскреснув через четыре дня, переехала сюда. Так делали многие, процедура была давно отработана и чаще всего оформлялась одним договором.
Мама подробно рассказала о том, как живёт, постоянно заглядывая мне в глаза. Я же избегал смотреть на неё, и просто слушал, кивая и изредка вставляя в паузы ничего не значащие междометия.
– Мне тут хорошо, Джереми. Единственное… не хватает вас. Тебя особенно, сынок. Я очень тебя люблю.
Она в который раз посмотрела на меня. В этот раз у меня хватило мужества не отвести взгляд. В её мёртвых глазах я увидел страх. Не дожидаясь, пока он захлестнёт и меня тоже, я обнял её и произнёс:
– Я тоже, мама. Я тоже люблю тебя. Так же, как и раньше.
Я врал. Я не чувствовал в этой момент никакой любви. Я любил её живой. Сейчас же она была мертва. Но… Зачем ей об этом знать?
– Джереми, я хотела поговорить с тобой насчёт дома, – сказала мама.
– Мы это обсуждали, – напомнил я. – Я не буду там жить. Отдай его Кэрол, если хочешь.
– Она тоже отказалась, – ответила мама. – Сказала, что не хочет ещё сильнее осложнять ваши отношения.
Надо же! Куда тут сильнее, действительно.
– Джереми, я говорю о том, – пояснила мама, – что хочу его продать, и отдать тебе деньги. Ну, кроме тех, что уйдут на моё содержание здесь.
Это было хорошей мыслью. В нашем семейном доме я не поселился бы никогда, это точно. Расходы же на «Второй рассвет Z» были мне хоть и по карману, но с немалым трудом, если честно.
– Как скажешь, мама. Спасибо, – я искренне поблагодарил её.
Мы немного поговорили о том, что делать с домом. Мне пришлось пообещать, что я заеду туда в ближайшее время и, как сумею, подготовлю к продаже.
– Я очень хочу, чтобы вы помирились с Кэрол., – не удержалась всё-таки мать от любимой темы. – Сынок, прошу тебя. Ради Кэтти, в конце концов. Вы оба могли бы…
– Мне пора ехать, – сказал я, для убедительности взглянув на часы на телефоне.
Я поднялся. Мама успела поймать меня за рукав.
– Джереми…
– Что, мам?
Она смотрела мне в глаза, отвести взгляд было просто невозможно.
– Ты не бросишь меня здесь?
– Мам…
– Я очень люблю тебя, сынок, – повторила мама то, что говорила совсем недавно. – Очень сильно тебя люблю!
Надо признать, случается, что правым оказывается даже такой ублюдок как Уильям Поттер. Есть ситуации, когда своё мнение стоит засунуть в задницу.
– Я тоже тебя люблю, мама, – повторил и я. – Всё будет хорошо.
Она улыбнулась. Пользуясь тем, что разговор можно прервать на позитивном моменте, я ещё раз её обнял и подозвал Кэтти, чтобы она тоже могла попрощаться.