Когда Клара поставила на стол чашечки с утренним кофе, Логан уже знал, что полюбил другую женщину. Возникло ощущение полета – не птичьего, когда паришь над землей, распластав крылья, а космического, когда после выхода на орбиту оказываешься в невесомости и падаешь, падаешь…
– Что? – спросила Клара, почувствовав неожиданное отчуждение мужа. – О чем ты сейчас подумал?
– Ни о чем. – Логан провел ладонью по лбу, стирая наваждение. Он действительно ни о чем в тот момент не думал, а ощущение полета исчезло так же быстро, как возникло. Не найдя ответа на вопрос «Что это было?», он положил в кофе на кусочек сахара больше, чем обычно, и едва не расплескал молоко из молочника.
Клара покачала головой и, когда муж положил в кофе еще и дольку лимона, сказала:
– Если тебя беспокоит разговор с Лоусоном, то напрасно. Не вижу повода для волнений.
Логана действительно беспокоил предстоявший разговор с ректором Королевского колледжа. Курс физики бесконтактных измерений входил в программу, несколько лет его читал Кристофер, давний друг Логана, когда-то они вместе работали в группе Квята. Весной Крист скоропостижно скончался, и Логана больше всего мучило, что он не мог поехать на похороны, потому что перезагружался после процесса Бергмана. Логан никогда не преподавал, да и по роду деятельности не мог гарантировать студентам, что проведет без пропусков хотя бы один семестр. Он несколько дней изучал составленные Кристофером программы занятий, что-то меняя, сокращая и дополняя. У него были свои соображения, которые он в свое время не сумел оформить в виде научных публикаций, и теперь, получив возможность изложить публично идеи и решения, выношенные много лет назад, беспокоился, что не сможет сделать это достаточно популярно и адекватно современному состоянию физики бесконтактных измерений, ушедшей, конечно, далеко вперед.
– Я просто задумался, – сказал он, сдерживая раздражение. Клара понимала его настроение порой лучше, чем он сам, ему это не всегда нравилось, а сейчас он и вовсе смутился, представив, что жена могла догадаться о том, что промелькнуло в его сознании.
Не желая продолжать разговор, Логан сбежал в кабинет, опустился в кресло, с шипением принявшее полезную для спины форму, отключил массаж и отогнал неожиданную для него мысль, возникшую неизвестно почему: если существует любовь с первого взгляда, возможна ли любовь-предчувствие?
Покачав головой, будто это движение могло перемешать мысли в его сознании, как перемешиваешь коктейль в стакане, Логан скомандовал компьютеру вывести в оптическое поле видеограмму последней лекции Кристофера и принялся изучать ее, глядя с первого ряда большой аудитории физического факультета.
* * *
От Оксфорда до Кембриджа езды меньше часа, но нужно добавить время на перемещения внутри города и кампуса. Выехал Логан в половине первого, на семидесятом шоссе включил автопилот и вывел на экранное поле утреннюю газету. Что-то мешало сосредоточиться, и Логан позволил себе вспомнить чувство, возникшее во время завтрака.
Другая женщина? Он не любил никого, кроме Клары. В юности ему казалось, что он вообще не способен любить. Сухарь, наука на первом месте, на втором спорт, а девушки… С девушками у него не складывалось, он их не понимал, и, как следствие, они не понимали его. Редкие встречи заканчивались поцелуями в щечку, равнодушными «позвони, может, посидим в кафе», но он не звонил, понимая – верно или неверно, – что получит отказ. Этого он боялся больше всего на свете. Однажды, заглянув к Сэму Кортису, занимавшемуся в их группе теорией бран, увидел стоявшую у окна девушку, чьи удивительные глаза… «Какие глаза? – подумал он тогда. – Она стоит ко мне спиной!» Но он точно знал, что у девушки яркие голубые глаза и взгляд, глубокий, как небо. Он стоял и смотрел, должна же была девушка когда-нибудь отвести взгляд от деревьев и дома напротив, там и смотреть-то было не на что. Девушка обернулась, почувствовав, как Клара потом призналась, сверливший ей спину чужой взгляд, и Логан увидел ее глаза, голубые и глубокие, как небо.
Клара говорила потом, что он повел себя очень решительно, подошел, представился и сразу пригласил на свидание тоном, не предусматривавшим отказа. Он этого не помнил. Сознание и способность видеть не только глаза Клары, вернулись к нему некоторое время спустя – час? два? – когда они сидели в университетском кафе, самом плохом во всем Оксфорде, где кофе брали в автомате, а круассаны были жесткими, будто выпеченными по меньшей мере неделю назад.
О чем они говорили? По словам Клары – сам он не помнил, – Логан очень подробно, рисуя схемы на салфетках, изложил новой знакомой теоретические основы физики квантового сознания и – вот странно! – произвел впечатление. Клара оказалась студенткой медицинского факультета, собиралась стать педиатром, она сказала ему об этом на первом свидании, но он ничего не помнил и очень ее удивил, когда через неделю после знакомства спросил: «Ты учишься или работаешь? Извини, что не поинтересовался раньше».
Подъезжая к Ройстону – до Кембриджа оставалось семь миль, – Логан взял управление на себя, чтобы мягко пройти круг и выехать на шоссе А505, где не было ни одной развязки до самого кампуса. И только оказавшись минуту спустя на Балдок-стрит, главной улице Ройстона, понял, что проехал нужный поворот и теперь, чтобы выехать на шоссе, придется проскочить городок насквозь – с его светофорами и возможными пробками (в городской черте запрещалось поднимать машину даже в нулевой перестроечный эшелон).
Балдок-стрит оказалась даже не городской, а скорее, деревенской улицей, вдоль которой стояли не дома, а длинные, каменные на вид, заборы, из-за которых выглядывали кроны деревьев. Машин было немного, и Логан решил, что проскочит город минут за пять, не потеряв много времени. Почему-то эта мысль вызвала у него не удовлетворение, а странное чувство сожаления о несбывшемся, и Логан размышлял об этом, проезжая мимо заправки, кафе и методистского собора, похожего на перевернутую фелюку.
Следуя маршрутнику, он свернул на Малборн-роуд и, объезжая круговую развязку, увидел справа шпили-поглотители заправки «Элисон». «Пожалуй, – подумал он, – можно подзарядиться, чтобы не стоять в очереди в колледже». Почему в колледже может оказаться очередь на заправку, он в тот момент не подумал – просто свернул, подъехал к стойке и заглушил двигатель. Вышел из машины, чтобы размять ноги, пока девушка в золотистом комбинезоне «Элисона» подсоединяла контакты его «хонды» к клеммам заправщика.
Он подставил лицо теплым осенним лучам, позволив войти в сознание мысли, которая пряталась там с утра и которой он не позволял всплыть. «Господи, – подумал он, – я люблю ее».
Он обернулся на неслышный мысленный призыв и наконец увидел. Женщина стояла, прислонившись к стволу дерева, видимо, лишь в этом году подрубленного садовниками – из земли торчал толстый ствол с тоненькими веточками, похожий на лысого старика. Женщина, как и он, подставила солнцу лицо, глаза ее были закрыты, и она улыбалась своим мыслям. Каштановые волосы падали водопадом и растекались по плечам, а все остальное – одежду, обувь – Логан охватил одним взглядом, поняв, что ничто это не имеет значения.
Женщина была молодой, лет тридцати, и, наверно, кто-нибудь другой не назвал бы ее красивой. Это имело значение?
Должно быть, женщина почувствовала чужой взгляд – она открыла глаза, зажмурилась на мгновение и наконец увидела Логана, смутившегося, отступившего в тень, но не сумевшего отвести взгляда.
Женщина отвернулась: ей не понравилось, что ее пристально разглядывают, – и направилась к машине, стоявшей на мойке.
– Мистер, – позвала Логана девушка в комбинезоне «Элисона», – можете ехать. Вашу карточку, пожалуйста.
Логан протянул свой водительский талон, и только тогда первая мысль шевельнулась в его сознании: «Сейчас она уедет и… все». На этом мысль споткнулась, и что означало для него это «все», он не смог бы ни сказать, ни определить.
«Корвет» выехал с мойки и, блестя на солнце оранжевыми боками, направился в ту же сторону, куда собирался ехать Логан. Сунув оплаченный талон в карман куртки, Логан сел за руль и, вырулив с заправки, поехал по Малборн-роад следом за «корветом», думая о том, что стал бы делать, если бы женщина направилась в противоположную сторону, и что он станет делать, когда она свернет на одну из боковых улочек.
Мигнув тормозными огнями, «корвет» свернул на стоянку, за которой Логан увидел высокое здание из красного кирпича – современную реинкарнацию неуклюжего строения времен королевы Виктории. Три колонны и портик, скрывавший тяжелую дубовую дверь. Над фасадом готической вязью шла надпись «Музей». Музей чего? Художественный? Истории края?
Женщина вышла из машины и, достав из багажника объемистую сумку, наполненную чем-то тяжелым (груз оттягивал ей руку), потащила к входу в музей.
– Разрешите вам помочь? – Логан не помнил, как оказался рядом.
Женщина подняла на него взгляд, и он увидел близко ее глаза. Серые, как и у него. С коричневыми, как у него, точечками.
– Простите? – сказала она и опустила сумку.
– Я только хотел…
– Я поняла… Спасибо.
Они стояли и смотрели друг на друга. Сумка лежала между ними. Солнце скрылось за облаком. Звуки стихли. На улице не было ни души.
– Меня зовут Логан, – сказал он.
Так он представился Кларе тридцать два года назад.
Женщина улыбнулась.
– Редкое имя. А я Эмма. Самое популярное имя в Англии в нынешнем году, читала об этом в «Гардиан».
– Эмма, – повторил он, и на языке остался вкус апельсина. Он растерянно подумал, что не знает, каким должно быть следующее слово. «Позвольте отнести вашу сумку?» Он отнесет, поставит на пол в гулком темном холле и вынужден будет распрощаться. «У вас такой же цвет глаз, как у меня?» Только не эта банальная фраза. Что же тогда…
– За углом я видел кафе, – сказал он. – Если вы не против…
Эмма покачала головой.
– Извините, – сказала она, и в ее голосе Логану послышалось огорчение. Всего лишь послышалось? – Позвольте…
Он все-таки поднял тяжелую сумку и отнес в холл музея, оказавшийся вовсе не темным и мрачным, а, напротив, ярко освещенным солнечными лучами.
– Спасибо, дальше я сама, – сказала Эмма, не двигаясь с места и дожидаясь, пока Логан откланяется и покинет помещение. Так он это, во всяком случае, понял, и понял еще, что не сможет уйти, не узнав, как и где они смогут встретиться.
– Простите, Эмма, – сказал он, – я хотел бы посмотреть ваш музей. Прямо сегодня.
– Боюсь, – покачала головой Эмма, – это невозможно. Мы на реконструкции. Месяца через два…
– Так долго! – вырвалось у него. Он не мог ждать. Здесь и сейчас ему нужно было узнать, где Эмма живет, замужем ли, есть ли у нее дети, что она любит читать, что – смотреть, как проводит свободное время, чем увлекается, видела ли она «Бравых сержантов» и что думает о показанном вчера по ВВС шоу индийских йогов.
– Я буду возвращаться через Ройстон в пятом часу, и, если вы к тому времени освободитесь…
Настойчивость Логана, похоже, скорее забавляла Эмму, чем раздражала. За кого она вообще его принимала? Седой, в отцы ей годится, на ловеласа не похож – так он, во всяком случае, воспринимал себя сам.
– Если вы позвоните в четыре, я буду знать.
– Ваш номер…
– Он есть в справочнике, – она уже удалялась от Логана по коридору, сумка оказалась на колесиках и катилась на поводке, как собачонка. Логан обругал себя за несообразительность: не смог догадаться, что сумку можно катить. Можно представить, что она сейчас о нем думает. Если вообще думает о нем, а не о работе или муже, или детях, или о своих женских делах.
– Но я не знаю…
– Эмма Честер. – Она скрылась за дверью в глубине, и что-то изменилось в освещении – может, кто-то где-то изменил настройку, солнечный свет начал меркнуть, а в стенах под потолком загорелись белые лампы, превратившие холл в стерильное помещение больницы, и Логан поспешил уйти, не сразу найдя выход.
На улице похолодало, солнце скрылось за пришедшей с севера тучей, накрапывал дождь. За несколько минут лето сменилось осенью – обычное дело. Логан поспешил укрыться в машине и посидел минут пять, собираясь с мыслями и пытаясь понять, что это было сейчас, почему он, как мальчишка, стеснялся и, как в юности, не мог найти слова?
Не выезжая со стоянки, он включил справочник и назвал имя и город.
– Эмма Луиза Честер, Ройстон, Даксон-стрит, девятнадцать. – Справочник разговаривал сегодня голосом Мела Хопкинса, телеведущего канала НБМ. – Номер телефона…
Логан включил двигатель и, набирая скорость, поехал в сторону шоссе А505.
* * *
Ректор был настроен благодушно и возражений Логана даже не дослушал.
– Безусловно, студенты в курсе того, что вы можете пропустить какое-то количество занятий. На ваш предполагаемый курс записалось уже около полутора сотен человек.
– Так много студентов интересуется бесконтактными измерениями? Или, скорее, личностью преподавателя?
– И то и другое, сэр, и то и другое.
– Я давно не работаю по бывшей специальности.
– Но вы, безусловно, в курсе новейших разработок, верно? И кто, кроме вас… Уникальное сочетание личного участия в проекте Квята… Практическое применение… Важность для общества…
Логан перестал слушать. Позвонить Эмме сегодня или подождать до завтра? Что, если он позвонит, а она не сможет говорить? Или не захочет? Логан смотрел на ректора, чьи губы шевелились, но видел лицо женщины, которую полюбил утром, когда Клара наливала ему кофе. Если случается любовь с первого взгляда, то почему не быть любви-предощущению? Сейчас он мог признаться самому себе: сворачивая с шоссе в сторону Ройстона, он знал (подсознательно, но какое это имело значение?), что именно там и именно сейчас встретит женщину, о которой подумал утром и полюбил, не видя.
– Наши условия… контракт на два семестра с возможностью продления, если курс будет одобрен… хоть сейчас… Итак, сэр?
– Что? – очнулся Логан. – Простите, я не расслышал последнее…
– Я сказал, что подписать контракт вы можете хоть сейчас, но если вам нужно время на обдумывание, то никаких проблем.
– Пожалуй, я подумаю.
– Конечно, – в голосе ректора прозвучало сожаление. В Королевском колледже не привыкли, чтобы даже ученые с мировыми именами раздумывали, подписать ли контракт с лучшим в мире вузом. Третий год в рейтинге университетов планеты Королевский колледж, ставший официально в 2026 году Королевским университетом, но сохранивший прежнее название, занимал первое место, опередив Гарвард, Йель и Принстон.
– Я перезвоню вам до завтрашнего полудня.
– Буду ждать вашего звонка, – ректор обошел стол и протянул Логану руку.
* * *
Выехав на шоссе и переключив автоводитель на крейсерский режим, Логан оставил, наконец, руль в покое. Если Эмма не ответит…
Изображение появилось на экране прежде, чем возник голос. Эмма стояла у окна, выходившего в заброшенный, как показалось Логану, сад – деревья выглядели неухоженными, ветки росли как хотели, а одна упиралась в оконное стекло, и с нее свисала желтая лента. Лицо Эммы на фоне яркого квадрата окна выглядело темным и плоским.
– Я не помешал? – услышал Логан собственный голос, прозвучавший будто через плохой микрофон, искажавший не столько звуки, сколько интонации.
– Нет. Я тоже о вас думала. – Похоже, фраза вырвалась непроизвольно, и Логану показалось, что Эмма испугалась сказанного.
– Правда? – Логан ощутил себя мальчишкой, пригласившим девочку на танец, и опасавшийся отказа так же сильно, как в детстве боялся остаться один в темной комнате, где оживали игрушки, среди которых был крылатый трехголовый дракон, пыхавший пламенем.
Машина пролетела мимо Ройстона, промелькнувшего слева зеленой полосой с выглядывавшими, будто из-за полосы прибоя, домами с традиционными красными черепичными крышами.
– Нам надо поговорить, миссис Честер. – Как официально, Господи. Сейчас она скажет: «Извините, я занята…»
– Где и когда?
Все так просто? Он назначит время и место, и она придет?
– Кафе «Причуда» в парке на шестнадцатой миле от Оксфорда, где заправка.
Почему там? Он много раз проезжал мимо придорожного кафе, много раз хотел остановиться, ему нравилось причудливое двухэтажное здание, похожее на древний замок, но у него никогда не было времени… может, сейчас…
– В восемь вечера, если вам удобно.
В шесть Клара подаст ужин, к семи они обсудят все, что происходило днем… почти все… Клара сядет смотреть вечернюю программу «Шоу с Голдом», от которой ее не оторвать пятый год, и даже не заметит его отсутствия, он всегда в это время читал в кабинете, лежа в кресле.
– Хорошо. – Эмма подняла руки и жестом, от которого у него кольнуло сердце, поправила прическу. Всего лишь коснулась волос, но что-то изменилось в освещении комнаты, которая была, видимо, ее рабочим кабинетом в музее. Может, солнце зашло за облако, но почему он этого не видел, небо над дорогой было почти безоблачным, тучи рассеялись еще час назад.
Эмма отключила связь так быстро, что он не успел попрощаться, и она не произнесла больше ни слова.
Логан мысленно вернулся к разговору, пытаясь не проанализировать, а ощутить интонации ее голоса и понять настроение, ее ощущение от неожиданного звонка. Кажется, она не была недовольна. Легко согласилась встретиться не просто для того, чтобы быстрее закончить разговор и вернуться к работе, но… что? Показалось ему, или Эмма действительно обрадовалась, когда он позвонил?
Автоводитель долгим звонком сообщил, что через тридцать секунд закончится шоссе А505, и водитель должен будет взять на себя управление перед въездом в Оксфорд. Он и не заметил, как проехал шестьдесят миль и, конечно, миновал «Причуду», а ведь хотел остановиться, почитать меню, выяснить, есть ли удобные столики на вечер.
Не возвращаться же. Сделать заказ он успеет, до дома еще минут пять.
В кафе ответил автомат, и Логан выбрал столик у окна, выходившего в противоположную от шоссе сторону, откуда, как сообщил воркующий женский голос, открывался замечательный вид на холмы Инствуда.
* * *
Они подъехали одновременно – Логан со стороны Оксфорда и Эмма со стороны Кембриджа. Машины на стоянке поставили рядом, вышли, хлопнули дверцами и оказались глаза в глаза, неизвестно где, неизвестно как и неизвестно почему. Причинно-следственные связи рассыпались, испарились, а в той реальности, где оказались Логан и Эмма, время исчезло, поскольку, как Логан был твердо уверен, время вообще создается человеческим сознанием, расставляющим события в нужной последовательности, и если не думать о времени, то его и не будет.
Они смотрели друг на друга, держали друг друга за руки, обнимали за плечи, гладили щеки. Может, все происходило не в такой последовательности, а в обратной, или одновременно, или не происходило вовсе, а только в воображении Логана, но воображаемое для него очень часто становилось реальнее реальности. Он поднес ладонь Эммы к губам и поцеловал, ощутив тонкий, почти неуловимый запах, который сразу узнал – это был запах его мамы, в детстве так пахло его пробуждение, ему пора было в школу, он лежал с закрытыми глазами и ждал, когда появится мамин запах, и на лоб ляжет ее теплая ладонь, такая, как сейчас у Эммы. После этого он, будто заряженный маминой энергией, вскакивал и за пять минут успевал умыться, почистить зубы, сделать зарядку и даже съесть половинку сэндвича – вторая доставалась коту Сэму, ждавшему своей порции с терпением Иова.
Когда оба пришли в себя и оказались способны воспринимать не собственный чувственный мир, а реальный, теплый, облачный, тихий, обыкновенный летний вечер, Эмма, все еще пребывавшая в объятиях Логана, удивленно огляделась и неловко высвободилась, уронив сумочку, которую умудрилась держать в руке, не выпустив даже тогда, когда Логан целовал ее ладони.
– Господи, – пробормотала она. – Что это было?
– Я думаю, – ответил Логан, подняв сумочку, – мы просто пытались понять друг друга. Знаете, как котята, они ведь сначала…
– Да-да, – сравнение с котятами Эмме, похоже, не понравилось, да и Логан подумал, что сказал не совсем то, что принято при таком пока поверхностном знакомстве.
– Знаете, Логан… Я правильно запомнила ваше имя?.. Знаете, мне сейчас показалось, что я маленькая девочка, лежу в кроватке и жду, когда придет папа и поцелует меня перед сном. Он всегда приходил в одно и то же время, после того как по телевизору заканчивались новости. Входил, гасил свет, и оставались только его запах и его ладони. Он поправлял на мне одеяло, наклонялся и целовал в лоб. Я ощущала его запах, это не сравнимо…
Она подумала, что слишком много говорит, и замолчала на середине фразы, Логан хотел спросить ее о матери, но сказал почему-то совсем другое:
– Мой отец никогда меня не целовал. Он считал, что мальчика нужно держать в строгости, иначе из него не вырастет настоящий мужчина. И знаете, Эмма, я до сих пор тоскую по отцовской ласке.
– У вас…
– Сын, и, надеюсь, он не был обделен… Он с женой далеко, в Индии. А у вас…
– Нет. Так сложилось.
Он хотел спросить… Сложилось не само собой, это было их обоюдное решение? Или, может… Но опять сказал совсем другое:
– Эмма, вы не будете против, если мы немного погуляем?
– Конечно! Я хотела предложить то же самое! Давно мечтала погулять вечером по парку, очень люблю поднимать опавшие листья.
– Которые не скоро будут…
– Неважно. Я умею подбирать их даже летом. Вспоминаю, как это было. Лишь бы идти по дорожке…
О чем они говорили, когда бродили сначала вокруг кафе, а потом вышли на тропинку, невидимую со стороны стоянки? Мир сконцентрировался в звуках ее голоса, а своего голоса Логан не слышал, хотя и говорил, говорил… о чем? Когда они вернулись к входу в кафе, ему казалось, что Эмма знает о нем столько, сколько и Кларе не известно, хотя жене он часто рассказывал о детстве, учебе в университете, работе с Квятом.
В кафе было шумно, играла музыка, танцевали, и Логан подумал, что выбрал не самое удачное место. Он даже не знал, хорошо ли здесь готовят. Как-то все не так происходило сегодня в его жизни, и он подумал о Кларе, сидевшей сейчас перед экранным полем. Она не скучала, Кларе никогда не было скучно, а если бы шоу ей не понравилось, она нашла бы массу других занятий. Скорее всего, она и не заглянула в его комнату, полагая, что, если муж не выходит, значит, у него есть на то основания. Они оба уважали право друг друга на приватность, так повелось с давних пор, когда Клара вошла в его комнату и застала мужа за странным занятием: он сидел в кресле, повернув его к стене, и внимательно разглядывал небольшую картинку, размером не больше почтовой открытки, на которой не было ничего, кроме цветных пятен. Логан не услышал, как она вошла, Клара постояла минуту, тихо вышла и никогда больше не спрашивала мужа, что он делает, когда сидит один в кабинете.
Логан вспомнил: это было через полгода после их свадьбы. Он лишь неделей раньше перезагрузился после трудного процесса, первого, в котором ему довелось участвовать. Еще не привыкнув к новому своему существованию, он часто (слишком часто, как понял позднее) уходил в себя, заново переживая и пытаясь вспомнить то, что вспоминать не следовало.
– Эмма, – сказал Логан со стеснением в голосе. – Если вам не очень хочется…
– Нет, – ответила она сразу. – Здесь шумно. Я знаю место потише. В Ройстоне.
– Поехали.
На двух машинах? Логану не хотелось расставаться с Эммой ни на секунду, слишком мало времени было сегодня в их распоряжении, чтобы тратить его на переезды. Похоже, Эмма подумала о том же, потому что покачала головой и посмотрела Логану в глаза, отчего у него перехватило дыхание, а дальше не происходило ничего, потому что мир странным образом растворился в ее взгляде.
Конечно, они никуда не поехали. Вернулись на тропинку, в наступившей темноте Логан по каким-то неощутимым признакам обнаружил стоявшую на отшибе деревянную скамью, они сели и долго разговаривали молча, держась за руки. Состояние, в котором пребывал Логан, он не мог определить никаким известным ему словом.
– Эмма, – сказал он, наконец.
– Логан, – повторила она.
Потом они все-таки поцеловались – видимо, наступил момент, когда это стало необходимо. Губы у Эммы были холодными, и Логан согревал их, как мог, но как же мало он мог…
Он оторвался от ее губ, и она вздохнула, как ему показалось, с облегчением, но не сказать того, что само хотелось сказаться, он не мог, хотя и понимал, что рано, не нужно сейчас говорить, все может закончиться, не начавшись:
– Я люблю тебя, Эмма.
Она провела ладонью по его щеке, приподнялась на цыпочки и поцеловала в лоб, будто не он был старше ее лет на двадцать, а она была его мамой и пришла пожелать сыну спокойной ночи. Ощущение внутреннего спокойствия оказалось таким ошеломляюще сильным, что он не услышал, а почувствовал:
– Я люблю тебя, Логан.
И все вернулось на свои места – в природе и в них самих. Определенность – в чем бы она ни заключалась – придает уверенность. Уверенность возвращает силы жить. И хочется говорить об обыденном, потому что только теперь, когда сказаны определяющие слова, обыденность становится необходимым элементом, и говорить о ней можно, не думая о том, что есть вещи более важные.
– Был сегодня у Лоусона, это ректор Королевского колледжа. Он предложил вести курс лекций по бесконтактным измерениям в физике.
– Очень современная тема, – для гуманитарного ума Эммы слова «бесконтактные измерения» были, скорее всего, просто обозначением темы, о которой время от времени упоминали в новостях.
– Мы увидимся завтра?
– Завтра трудный день. Не знаю, когда я теперь смогу…
– Муж? – вырвалось у него. Эмма ни слова не сказала о муже, Логан не спрашивал, он и о Кларе сказал только, что женат, есть сын.
– Да… То есть и муж тоже. В общем… Нет, завтра не получится.
– У тебя неприятности? – догадался Логан, вслушавшись, наконец, в интонации ее голоса.
– Нет… Может быть. Неважно.
Она прижала его ладони к своим щекам. Логан наклонился, чтобы поцеловать ее, но Эмма отстранилась. Что-то исчезло между ними, а что-то возникло, он не понимал – что, только чувствовал, что не должен ничего спрашивать: все, что Эмма сможет сказать, она скажет сама, иначе разрушится ощущение взаимного доверия. Он помолчал и сказал суховато, но так получилось:
– Я позвоню тебе послезавтра.
На этот раз он был уверен, что в голосе не было вопросительной интонации.
– Можно, я позвоню тебе сама? Или ты… твоя…
– Конечно, позвони!
Добавил, помолчав:
– Позвони часов в десять.
Послезавтра Клара в первой смене, а он до десяти поработает над программой семинаров. И будет свободен до обеда.
На прощание они поцеловались, едва коснувшись губами, – что-то все-таки исчезло в эти минуты в их зародившихся отношениях. Но что-то и возникло. Прочное, как был уверен Логан, и неустранимое. Послезавтра. Недолго ждать. Чуть меньше вечности.
* * *
– Ты уходил? – удивилась Клара, когда он вошел в гостиную, не успев переодеться. Только что закончилось «Шоу с Голдом», и в комнате стоял томный запах французских духов.
– Ездил проветриться. Обнаружил в паре миль от города неплохое кафе. Заходить не стал, но мы могли бы как-нибудь там посидеть.
– В кафе? – Воодушевления в голосе жены Логан не услышал. – В последний раз ты приглашал меня в кафе тридцать лет назад, помнишь? У меня сломался каблук, когда мы танцевали.
Да, и больше они в кафе не ходили. В рестораны тоже. Ему не нравилось, как там кормили, а ей – присутствие людей, мешавших разговору. Может, на самом деле причина была иной – им всегда хотелось уединения: сначала было так много сказать друг другу, а потом уединение стало необходимым из-за его работы. Они и в театре бывали редко, Логан мог назвать все даты и пьесы.
– Ты уже решил, что ответишь на предложение ректора? – спросила Клара.
– Разве я могу отказаться? – рассеянно сказал Логан.
* * *
В восемь утра – Клара еще была дома и слышала разговор – позвонил Уордер и сообщил, что «Свидетель Бенфорд вызывается в Суд восточных графств для ознакомления с рабочими материалами с последующей целью дачи свидетельских показаний по делу Эдварда Хешема».
Как всегда – ожидаемо и неожиданно.
В последний раз Логан был в суде четыре месяца назад, когда рассматривалось дело Дианы Бродски. Милая женщина, киноактриса, подозревалась в убийстве мужа. Улик против нее было достаточно для подозрений, но недостаточно для обвинения. Недостаток улик трактуется в пользу обвиняемого, но в данном случае прокуратура была уверена в том, что именно Диана застрелила мужа, и потому обратилась к Институту Свидетелей. Логан сказал, конечно, свое веское слово. Невиновна. Настоящего убийцу, кажется, не нашли до сих пор. Миссис Бродски повела себя не очень порядочно – Логан не ожидал, что она бросится ему на шею с выражением благодарности, этого и Клара не потерпела бы, но актриса заявила, что все нормальные люди изначально были уверены в ее невиновности, а потому процесс был просто фарсом. О роли Логана она даже не упомянула и не позвонила, чтобы сказать ему «спасибо». Ему это было не нужно, но все равно неприятно. О миссис Бродски он предпочел забыть и фильмы с ее участием не смотрел.
– Хешем? – сказала Клара, когда он отключил связь. – Кажется, он убил собственного начальника. Точно, было несколько дней назад в новостях. А вчера – ни слова. Я еще подумала: наверно, с обвинением у Бишопа не складывается, иначе он выступил бы с заявлением для прессы.
«Как не вовремя», – думал Логан. Эмма позвонит, а он не сможет с ней встретиться. Два дня будут заполнены до предела, потом – суд и перезагрузка…
– Мне поехать с тобой? – спросила Клара.
– Спасибо, милая, я справлюсь.
Сейчас Клара чмокнет его в щеку и прошепчет: «Родной мой, постарайся не принимать это близко к сердцу». В первый раз она сказала так, когда еще не понимала сути его работы, ей казалось, что именно сенсорная перегрузка приводит к драматическому, как она была уверена, результату. Тогда он не стал ничего объяснять, только сказал: «Хорошо, милая, не буду». Объяснил потом. Клара поняла (сначала – не все, но со временем вникла в детали), но все равно отправляла его на судебное слушание словами: «Не принимай близко к сердцу». Эти слова, как и его ответ, стали ритуалом, который за три десятилетия не нарушался и успокаивал обоих, придавая видимость стабильности процессам, которые не могли быть стабильными по определению.
– Я могла бы отвезти тебя в суд, а потом поехать на работу. Меня подменят.
Логан недоуменно посмотрел Кларе в глаза. Что-то произошло? Клара не могла ничего знать об Эмме. Не могла догадаться об их вчерашней встрече. Ее слова… Когда фраза повторяется двадцать шестой раз, начинаешь думать, что она стала такой же обязательной, как сохранение энергии или заряда.
– Спасибо, милая, – повторил он, пытаясь вернуть разговор в обычное русло, – не надо, я справлюсь.
Клара кивнула и отвернулась. Показалось ему, или ее пальцы чуть заметно дрожали? «Неудачный будет день», – подумал он.
Логан никогда прежде не думал о происходивших с ним событиях в категориях удачи или неудачи. Отдав лучшие годы экспериментам в самой сложной области физики, он понимал, как много зависит от внешних условий, но все равно – с самого детства – был убежден, что удача зависит не от случая, а от правильно продуманного плана.
– Не забудь зонт, – не поднимая взгляда, сказала Клара. – После десяти, сказали, будет дождь, а ты в это время как раз доедешь до суда.
Опять не те слова. Клара знала, что зонт лежит у него в машине.
– Не забуду.
Он все же вернул к жизни ритуал, поцеловав жену в губы и ощутив неожиданное сопротивление. Клара отстранилась, но что-то все же заставило ее провести ладонью по его волосам и прошептать:
– Не делай глупостей. Пожалуйста.
* * *
Выехав на шоссе и включив автоводитель, Логан позвонил Эмме. Возможно, если бы Клара промолчала, он не стал бы этого делать, не нарушил бы данное вчера слово, но теперь почему-то почувствовал себя свободным от взятого обязательства и набрал номер. Если Эмма не ответит сразу, то после третьего сигнала он отключит связь.
– Логан, как хорошо, что вы позвонили!
Экранное поле не включилось, и он подумал, что Эмма, возможно, еще в постели. Почему она не хочет, чтобы он ее видел?
– Прошу прощения, я понимаю, что…
– Я хотела вам позвонить и боялась, что в неурочное время вы не сможете ответить…
Он не сразу понял, что в голосе Эммы звучало больше беспокойства, чем радости.
– Я очень хочу вас видеть, Эмма!
– Наверно, я не должна этого говорить, – прозвучало после короткой заминки, – но я тоже хочу вас видеть, Логан.
– Сегодня!
– Боюсь, что… Я потому и хотела вам позвонить, что у меня… Возможно, в ближайшие дни я не смогу…
– Я тоже буду очень занят и понятия не имею, когда освобожусь, – решительно сказал Логан, поняв, что, если не проявить твердость, они так и будут ходить кругами. – Но сегодня еще есть возможность встретиться. Вас устроит время с трех до шести?
– Устроит. Потом… и раньше тоже… тем более завтра… не получится.
– В три. Где-нибудь в Ройстоне?
– Нет, – ответ прозвучал слишком быстро, Эмма не хотела встречаться в Ройстоне. И правильно: замужняя женщина, городок маленький, все друг друга знают. Поэтому он и в Оксфорде не хотел назначать встречу.
– Кембридж вам подходит? – спросила Эмма, и ему показалось, что она прочитала его мысли. – На Хемпсон-стрит я знаю маленькое кафе.
Он знал в Кембридже десятка три маленьких кафе.
– Вы говорите о «Мусагифе»?
Хороший выбор. Недалеко от главной улицы, но в очень тихом квартале, куда днем обычно заглядывали только завсегдатаи, сотрудники расположенного по соседству офиса спутникового телеканала.
К трем он должен успеть. По идее, сегодня предстоит только работа с документами, это обычно отнимает три-четыре часа. А Клара после полудня в госпитале и не станет беспокоить его звонками, зная, что, когда Логан освобождается раньше времени, то звонит сам.
В судебную комнату он вошел в десять, и дежуривший сегодня секретарь суда Хостинг приветствовал его коротким кивком. С Хостингом Логан не смог достичь взаимопонимания – общались они официально, хотя, по идее, могли стать если не друзьями, то хорошими приятелями. Лет тридцать назад, когда Логан еще работал у Квята, Хостинг принимал участие в испытаниях нового для того времени метода судебного разбирательства. Он принадлежал к тому типу людей, кто, несмотря на явные преимущества, все равно относится ко всему новому с предубеждением, не верит в его надежность, хотя и доказанную многократными экспериментами, принимает новое скрепя сердце, в душе оставаясь приверженцем старого, добротного, понимая при этом, что добротное и привычное когда-то тоже было новым, неизвестным.
– Посидите, пожалуйста, мистер Бенфорд, – произнес секретарь с уничтожающей вежливостью, так и не подняв головы от лежавшего перед ним на столе экранного листа, на который выводились служебные документы. – Следователь Корин будет через минуту и введет вас в курс дела.
Корин – это хорошо. С Корином Логан работал шестой раз, и всегда их общение оказывалось успешным. Дважды Логан доказывал, что следователь не прав, и, казалось, Корин должен был, как и Хостинг, испытывать к Логану неприязнь, но этого не происходило. После процесса следователь посещал Логана в больнице, проводил часы у его кровати – так говорила Клара, сидевшая рядом, а порой, по ее словам, оставлявшая мужа на попечение Корина, уходившего лишь тогда, когда у него возникали срочные служебные дела.
Удивительно, подумал Логан, усаживаясь в кресло, как много еще и в полиции, и в прокуратуре, и в суде, об адвокатуре и говорить не приходится, работают со Свидетелями, не веря в их многократно доказанную объективность. Странная вещь – психология. Век назад, когда в космос поднялся человек, его, Логана, прадед, фермер в Южном Сассексе, был убежден, что это шутки сдуревших репортеров, совсем эти люди ума лишились, если говорят такое, чего в природе быть не может. И ведь не то чтобы прадед был религиозным и воображал, будто в небе живут ангелы. Он не верил ни в бога, ни в черта, и в то же время – ни в полеты в космос, ни в то, что премьер-министром Великобритании, владычицы морей, сможет стать человек с черным цветом кожи.
Корин вошел стремительно, он всегда так ходил, даже когда гулял с женой и дочерью по парку. Логан довольно часто их там встречал, выходя пройтись с Кларой. Корин шел так, будто преследовал преступника, а жена с дочерью бежали следом вприпрыжку, но им, видимо, это нравилось – проходя, а точнее, пробегая мимо Логана и Клары, Джессика, жена Корина, успевала сказать что-то о прекрасной погоде и ценах на продукты.
– Начнем? – поздоровавшись, сказал следователь. – После события прошло восемнадцать дней, так что, как вы понимаете, времени у нас в обрез. Процесс нужно подготовить к понедельнику.
Действительно, в обрез. Логан очень не любил, когда процесс – во всяком случае, официальное предъявление обвинения, а именно на этой стадии чаще всего приходилось выступать Свидетелю – затягивался до времени, близкого к времени релаксации. Никто этого не любил, каждый день уменьшал величину доверительного интервала, и адвокаты использовали этот аргумент в тактике защиты. Если Свидетеля вызывала защита, то аналогичный аргумент, естественно, использовало обвинение. В редких случаях на вызове Свидетеля настаивали обе стороны судебного процесса. Но тогда уже суд относился если не с недоверием, то с долей здорового скептицизма к показаниям, полученным за день-два до дедлайна.
– Начнем. – Логан расстегнул воротник рубашки и устроился удобнее; на экранном листе перед ним появилась первая страница, которую надо было сначала прочитать, а потом посмотреть съемку с места происшествия. – Что, собственно, случилось?
– Двадцать девятого июля, – начал Корин, обращая внимание Логана на нужные места в тексте, – в полицию поступил звонок от охранника офиса компании «Кайсер и Хешем», расположенного по адресу: семьдесят два, Олбани-стрит, Кембридж. Это тринадцатиэтажное здание, от соседних отделено с обеих сторон парковыми комплексами. Между восемью и девятью часами утра охранник Дэвид Корвингтон проводил обычный осмотр помещений на одиннадцатом этаже, где располагается названная компания. В кабинете, куда он вошел, поскольку дверь была приоткрыта, охранник сразу увидел лежавшее на полу тело. Лицо мужчины было залито кровью, и потому охранник не сразу узнал Кайсера, одного из совладельцев компании. Пуля попала ему в правую часть лба, ближе к виску. Кайсер умер практически мгновенно. Пистолет лежал рядом с телом. Охранник вызвал полицию и «скорую». Первичное расследование проводил инспектор Бутлер, на место выезжала группа экспертов-криминалистов во главе с Кордатом. Патологоанатом – дежурил в то утро Чедвик, и его репутация вам известна, – установил, что убийство произошло между девятнадцатью и двадцатью одним часом предыдущего вечера. Отпечатков пальцев, годных для отождествления, на пистолете не обнаружено – кроме отпечатков самого Кайсера. Баллистическая экспертиза показала, что Кайсер был убит именно из этого оружия, с расстояния полутора футов, причем не мог произвести этот выстрел сам. Лабораторное исследование не нашло никаких признаков – включая молекулярные метки, микроволокна и все такое прочее – того, что пистолет держал в руках кто бы то ни было еще, кроме самого Кайсера. В кабинете обнаружены отпечатки пальцев и прочие индивидуальные метки четырех человек: самого Кайсера, конечно, а также его компаньона Эдварла Хешема, менеджера компании Стивена Проктора и секретаря Ангелы Бернстайн. Эти трое постоянно общались с Кайсером, присутствие их следов естественно.