Как утверждал великий пролетарский писатель Горький, лицо – зеркало души. Но познакомься Алексей Максимович с Жорой, он бы подобного не заявил. Да, иногда состояние души Георгия по выражению лица угадать не сложно. Но бывают моменты, когда, посмотрев на моего друга, сразу и не поймешь, то ли женился, то ли зарезал кого. Такая, вот, в глазах бездонная глубина. Не донырнешь. Впрочем, для сыщика высокого класса, каковым Георгий является, это, несомненно, достоинство.
Вот с таким замутненным зеркалом души и заглядывает ко мне коллега в настоящую секунду. Времени – десять утра по Москве, только что закончилась сходка у Шишкина, где шеф ознакомил нас с происшествиями за прошедшие сутки и снял стружку за леность и нерадивость. Последнее он делает всегда, мы привыкли, не спорим и не оправдываемся. Жора плотно прикрывает за собой дверь, присаживается и, помявшись секунду-другую, задумчиво начинает:
– Слушай-ка, Андрюхин, тут такое дело…
– Сколько?
– Чего, сколько?
– Сколько надо? Имей в виду, у меня с собой червонец.
– Какой червонец? Не надо мне никакого червонца… Тут покруче делишки… Я посоветоваться хочу, как быть.
– Влип куда-то опять?
– Я никогда еще никуда не влипал, – обижается Жора, – внедрился позавчера. Нечаянно.
Это сурово. Серьезные люди годами внедриться не могут, а тут – нечаянно. Впрочем, послушаем.
– Я, короче, в вечер дежурил. По графику. Все спокойно было, ни одной заявки. Без пяти двенадцать, зашел в дежурку, пушку сдать, ну и откланяться. Мне, сам знаешь, на электричку, главное, успеть, иначе пешком по шпалам…
Жора обитает в пригороде, проблема с транспортом для него злободневна
– Пушку сдал, только на порог, как вдруг тетка лопоухая заявляется. Сумку, мол, рванули в парадной! С деньгами. Мелочевка, в общем, но пришлось остаться. И, самое обидное, опустили ее аж в прошлый понедельник! Она неделю терзалась, идти в ментуру, не идти, наконец, решилась. На ночь глядя, блин. Пока ее опросил, пока уговорил, что все ей померещилось, а сумку она потеряла, часа полтора прошло. Как домой добираться? В отделе оставаться? Нельзя, ты ж мою Ленку знаешь… Потом хрен отмажешься, она в последнее время меня к собственной тени ревнует. Михалыч дежурную тачку не дал, она одна на всю территорию, понять можно. Выхожу, короче, из отдела, под окнами джипарь стоит. Видел, гроб на колесах, десятиместный?
– Видел. Изъятый, что ли?
– Пока не изъятый, хозяина на десять суток прикрыли за какие-то грехи, но если выпустят – тачку вернуть придется. А пока возле отдела поставили, чтобы не угнали. Я и прикинул, чего вхолостую стоит?
– Ты на нем и укатил.
– Ну да. Ключ у Михалыча взял и погнал. Хороший агрегат, жрет, правда, многовато. Только из города выехал, смотрю, два орла на обочине голосуют. Тормознул. Лишняя сотня не помешает. А ночью можно и по двойному тарифу. Куда, спрашиваю? Отвечают, мол, груз надо перевезти. С полтонны где-то. Как раз в джипарь войдет. Рядом тут, километров десять. Пятьсот «рябчиков» предложили. Я накинул, сторговались за семьсот. Посадил их, поехали. А рожи-то у хлопцев, будь здоров, увидишь, не забудешь. Семейка Адамсов. Питекантропы отдыхают. Я, если честно, уже по дороге струхнул, а ну удавку накинут, а у меня ни ствола, ни дубины. На трассе кричи, не кричи, а ксиву им показывать, сам понимаешь, только дразнить… Лучше, думаю, упредить.
– А куда ехать то?
– Да по пути. Рядом с моим домом. В двух кварталах.
Жора взял с моего стола сигареты, прикурил и продолжил.
– Ну, и давай им байду грузить, дескать, я пацан крутой, в команде местной работаю, вот джипарь братва подарила на именины. Те сидят, слушают, не шевелятся. Я дальше. Команда у нас крутая, весь город держит, пахан авторитетный, чуть не по-нашему, сразу – пулю… А за своих пацанов врага из под земли достанет…
– Слышал бы Шишкин.
– Да мне не до чести мундира было. Кассетку вставил в маг, там блатота оказалась, песни про зону, как раз в тему. Так с музычкой до места и доехали. Они в адрес пошли и давай оттуда коробки какие-то выносить. Полный джип натолкали. Только странно как-то они грузили. Машину не у подъезда попросили поставить, а за углом, на пустыре. Минут двадцать бегали туда-сюда. Потом на другой конец города покатили. На самом деле, не так далеко, у нас городок то – за полчаса пешком обойти можно. Приехали, разгрузились. В обычный дом, на первый этаж таскали. Я не помогал, просто сидел курил, мол, нормальные пацаны такой туфтой не занимаются. Потом мне тонну отстегнули и отвалили. Я домой. Вот такие дела.
– То есть ты при деньгах?
– Деньги на долги ушли. Тебе, кстати, полтаху вернул вчера. Из этих.
– А при чем здесь внедрение?
– Да, при том…, – Жора смущенно трет подбородок, – ты сегодняшнюю информацию внимательно слушал?
Я, если честно, слушал невнимательно, поглощенный мыслями о женщинах и водке. Шутка. О Родине.
– Конечно… И что там такого?
– Склад в моем городке обнесли. Связали сторожа под стволом и оргтехнику вынесли на тысяч двести зеленых… Врубился?
Врубился. Тут и второклассник врубится.
– То есть, ты там и был?
– Точно. Угадал. Я ж говорю, они мне сразу не понравились. Рожи нехорошие.
– Да, Георгий, не ожидал, – я вылезаю из-за стола и подхожу к окну, – паршивое дело, трибуналом пахнет. Это, Жор, не внедрение, это соучастие в форме пособничества. Стыдно. Ты б еще на шухере постоял.
– Так может, поедем, и их тормознем. Адрес-то есть, куда они коробки таскали. Я запомнил.
– Задержать не сложно. А ты не боишься, что они тебя же и загрузят. Мол, за тонну баксов договорились перевезти ворованный товар. Михалыч подтвердит, что ты брал джип. Все остальные подтвердят, что ты неожиданно раздал долги…
– И ты тоже?
– Я не буду, так и быть.
– Но я же не знал, что в коробках, и откуда они.
– А они, скажут, что знал! Хором скажут. Два – один в их пользу. Хрен отмажешься, особенно нынче, в разгар борьбы с коррупцией и олигархами. Проведут промеж вами очную ставку, и поедешь ты, страшно подумать, куда.
– И чего делать? Плюнуть и забыть?
– Дело твое, только вдруг их возьмут, и они начнут кукарекать, особенно про то, какой ты крутой пацан и какой у тебя замечательный пахан. Джип-то приметный, найти не сложно.
Жора берет вторую сигарету и жадно затягивается.
– И что ты посоветуешь?
– Тут только один выход. До конца играть… Чтоб отдел собственной безопасности, прокуратура и вышестоящее начальство действительно поверило, что это была оперативная разработка, и ты действительно внедрился в банду под видом водилы. Жора – внедрюк. Нет – внедрило.
Георгий на секунду-другую задумывается, потом согласно кивает.
– Ты прав… Есть у меня идея. Сегодня же и займемся. У тебя время есть?
– А я-то тебе зачем?
– Прикроешь…
– Скажи, Жор, ты Родину любишь?
– Люблю. Кто ж ее не любит?
– А как ее из кризиса вывести, знаешь?
– Знаю. В три шага.
– Серьезно? Не поделишься?
Загорается зеленый, Жора рвет с места, словно Шумахер, на первой передаче разгоняясь до полтинника.
– Первое – увеличить зарплату милиции.
– Ну, пожалуй, соглашусь.
– Второе – увеличить зарплату милиции.
– А-а-а-а… Берусь угадать третье.
– Не угадаешь. Третье – проконтролировать, чтобы были выполнены два первых пункта. И наказать виновных.
– Ты думаешь, Родина выйдет после этого из кризиса?
– Не сомневаюсь. Милиция покончит с преступностью, олигархи вернут ворованные бабки, экономика возродиться, народ начнет зарабатывать, и мы станем мировой державой. Все просто.
Жора сворачивает на пригородную трассу, прибавляет газку, перестроившись в левый ряд. Джип хорош, на таком не стыдно и в свет выехать. Жоре, вероятно, надоели разговоры о Родине, он врубает магнитофон, салон наполняется лирическими нотами блатного шансона. Не снижая скорости, мы проскакиваем пост ГИБДД, и оказываемся за чертой города. Минут через двадцать будем у цели.
У небольшой развилки мой наблюдательный глаз замечает ментовский «Жигуль», притаившийся в кустах. «Жигуль» выдает себя включенными мигалками, которые видно минимум за версту. В машине никого нет, рядом тоже.
– Странно, – я киваю на «Жигули», – если это засада, то зачем включены мигалки. А если не засада, то где менты?
– Да он уже месяц тут стоит, – спокойно отвечает Жора, – там мотора нет.
– Как нет? – тупо спрашиваю я.
– Ты развилку видал? Это дорога на дачу нового зама начальника Главка.
– И что?
– Он когда должность получил, велел сюда пост поставить. Тачку с нарядом. Чтоб бандюги и шушура всякая знала, сюда соваться нельзя. Объект охраняется. Типа пугала огородного. А лишних тачек у нас, сам знаешь, днем с огнем. Вот шеф автохозяйства и вывернулся. Взял списанный «Жигуль» без движка, мигалку повесил, подкрасил и на буксире сюда притащил. Раз в сутки водила приезжает, аккумулятор менять, чтоб мигалка не сдохла.
– А наряд?
– Наряд первых три дня стоял, потом плюнули, решили, что к тачке и так никто не подойдет, кому она без мотора нужна. Ну, и сняли. В общем, ничего, только бомжи иногда в ней ночуют, когда дождь…
Н-да… Все-таки, пора, пора спасать Родину, пора. Давно назрело…
Остаток пути мы проводим в молчании. Погодка сегодня ничего, солнышко местами посвечивает. Верю, ждет нас удача.
– Все, это здесь, – Жора заруливает на поребрик возле трехэтажного домишки и глушит движок.
– Не ошибаешься?
– Не ошибаюсь. Вотчина. Ты в разговор без нужды не встревай, есть у меня чего им сказать. Пошли.
Мы передергиваем затворы, покидаем джип и идем в квартиру на первом этаже упомянутого дома. Кто не понял, ту самую, куда ночные знакомые Жоры выгружали коробки. Предварительно напарник брякнул в паспортный стол и выяснил, что прописана в адресе бабуля восьмидесяти двух лет. Из чего напрашивался вывод, что пацаны снимают эту хату и скорей всего, залетные, то есть не местные. Маловероятно, что хозяйка верховодит бандой в столь почтенном возрасте. Хотя, всякое, конечно, бывает…
Георгий уверенно жмет звонок, не отпуская его до тех пор, пока тяжелый баритон осторожно не спрашивает: «Хто?»
– Свои. В окошко выгляни.
Напротив окон гордо, словно крейсер «Аврора», замер наш джип. Секунд через двадцать ключ поворачивается в замке, дверь распахивается и перед нами возникает улыбчатая физиономия первого питекантропа – жилистого мужчинки лет тридцати от роду.
– Здорово, кореш, – Жора сверкает позолоченной коронкой и переступает порог, – узнал?
– Узнал, – кореш пропускает нас внутрь, продолжая лыбиться.
Из комнаты появляется второй Жорин попутчик. Да, лицом он тоже не вышел, общаться с таким лучше через пуленепробиваемое стекло. Тем более, что в правой руке у него зажат обрез системы Мосина, слегка подпорченный ржавчиной. Обрез плохо сочетается с ярко-бордовым шелковым халатом, в который облачен субъект. Особенно учитывая, что халат женский.
– Это свои, – сообщает первый второму, по-прежнему улыбаясь.
Я приглядываюсь и понимаю в чем секрет его улыбки. У него просто лицо такое. Зеркало души. Открытое и приветливое. Как врезали чем-то тяжелым, так и осталось.
Второй не опуская обреза, проводит тщательный фейс-контроль и, узнав знакомые черты Жориного лица, удовлетворительно хмыкает.
Георгий, не дожидаясь приглашения, по-хозяйски проходит в комнату, я, естественно, за ним. Никакой прописанной старушкой не пахнет, зато в наличии коробки с оргтехникой, аккуратно составленные в углу, рядом с корявым диваном времен пролетарской диктатуры. В противоположном углу горкой свалены какие-то шмотки – шубы, кожаные куртки, дамские сапожки… И, в принципе, можно хоть сейчас кричать: «Руки в гору!», но у напарника иные планы. Он присаживается на бабушкин диван и оттопыренным мизинцем указывает питекантропам на меня.